Летопись Серого Ордена – 1 Аркан волков

Глава 13

Брат Полынь разговаривал с лошадью по имени Семен, громогласным мужчиной с выражением лица настолько флегматичным, что походил на статую, а мажордом всячески пытался быть полезным.

— Семен работает в имении четыре года и провел обмены в этом году, — рассказывал Стефан. - Он знает указанное место встречи, знает процедуру обмена, а также известен стороне продавца в лицо, поэтому не вызовет никаких подозрений. Осмелюсь посоветовать его как лучшего кандидата.

— Прекрасно, — Самойло обратился к коневоду: — Виз должен быть готов завтра к югу.

– Завтра? Туда ехать два дня беременной кобылой. Что там делать еще трое суток?

— Да, завтра, — характерник вернулся к Стефану: — Нам нужно еды на неделю для десяти персон.

– Немедленно сообщу кухню, – поклонился управляющий.

– Слышите меня? Говорю, что мы рано приедем, - вмешался Семен. – Можно еще три дня подождать.

– Слышу, Семен. Лишние дни нам понадобятся, потому отправляемся завтра.

- Как прикажете, - не спорил коневод.

Кныш вышел из конюшен и чуть не врезался в Чернововку, который весь разговор простоял у входа.

- Подслушиваешь, брат? – спросил Кныш.

– Нет, – выпалил Северин. — То есть я слышал разговор, но нечаянно.

— Это называется подслушиванием. Какое у тебя дело?

— Хочу доложить, что мы успешно выполнили приказ по поводу отдыха и готовы идти дальше, — отчитывался Северин.

— Оно что, — Самойло едва улыбнулся. – А ваши ранения?

— Почти зажили. Это мелочи, — махнул рукой Северин, хотя нога все еще болела. — Брат Павлин гораздо важнее.

— Что ж, — кивнул Кныш после кратких раздумий. — У меня были сомнения, но если вы сами хотите, то готовьтесь в путь. Догони того усердного мажордома и скажи, пусть пищу готовят на четырнадцать персон.

- Будет исполнено!

Северин развернулся и готов был броситься вдогонку, как Самойло окликнул его.

- Еще одно, брат.

– Слушаю?

- Мои приказы выполнять безоговорочно. Ватаге так и перескажи, — интонации назначенного напомнили Игоря Чернововка. – Понятно?

- Полностью.

Филипп сидел на ступеньках, играл на варгане, Ярема закинул ноги на скамейку напротив, Игнат горечерева разлегся на перилах и смотрел на потолок. Благую весть о разрешении брата Полина встретили радостным шумом.

— Последнее чаепитие в беседке-засранке, — хлопнул в ладоши Игнат. – Как она мне опостылела. И дворец этот ненавижу!

— Трудно не согласиться, братец, — Ярема сосредоточенно вычищал ножом слой из трубки. — Очень неуютно ночевать в комнате, из которой вынесли тебя без сознания.

— Как думаешь, сколько людей понадобилось, чтобы побороть твой вес? – спросил Игнат.

- Не меньше трех.

Северин вспомнил, как колени прижимают грудь, давят из них воздух, а к лицу прижимается ядовитая ткань, и от воспоминания спиной пробежали сироты.

Филипп заиграл снова. Дрожащая мелодия неслась в небо, разлеталась над лабиринтом, растворялась в прохладном воздухе.

— Надо и дримбу купить, — решил Бойко. — Как плату за октябрь заберу, так и куплю.

— А добро, что ты с охотников собрал? - спросил Филипп, на мгновение оторвавшись.

— Это Орисе на ожерелье.

Над беседкой прошуршала небольшая серая ворона, сделала круг, залетела внутрь и уселась на стол, обведя компанию черными жемчужинами внимательных глаз.

- Вот нахал! Лети отсюда, – Ярема махнул рукой.

Ворона одарила шляхтича пренебрежительным взглядом, перевела глаза на Северина, каркнула и подпрыгнула к нему.

- Что-то принесло, - заметил Филипп.

Удивленный Северин снял небольшой кусок бумаги, завернутый вокруг птичьей лапы. Ворона крякнула второй раз, схватила со стола печень и улетела прочь.

- Воронья почта? — Игнат подскочил. - Как голубиная?

– Нет, – Ярема продул трубку. — Почтальонские птицы научены летать от здания к зданию. А эта прилетела именно к Щезнику. Видел? Только одна известная мне организация пользуется таким средством связи.

- Секретный клуб шляхтичей?

— Ковен, — ответил Ярема и забил очищенную трубку табаком с коноплей.

В послании чернели два коротких слова. Северин перечитал их несколько раз, покрутил заметку так и эдак, но больше в ней ничего не было.

— То есть такие птички могут найти кого угодно и где? — не унимался Игнат.

– Насколько мне известно – да, – Яровой осторожно прибил зелье большим пальцем.

- Малыш, ты же шляхтич, а не ведьмак, откуда тебе столько известно?

— У мамуньо широкого круга подруг, — ответил Ярема и разжег трубку.

— То есть, если их попросить относить мои письма конфетке напрямую, — глаза Гната уставились. — Чтобы Орися получала их лично, а не через ящик института...

— Ты баньки не таращи, потому что выпадут, — добавил шляхтич. — Сомневаюсь, что Ковен будет работать тебе за почтальонов.

— Вот ведьмы, — расстроился Игнат и перевел внимание на утихшего Чернововку. — Что там пишут, Щезник?

– Она просит прощения, – ответил Северин растерянно.

– Кто? — удивился Ярема. - Ведьма? К которой ты... Да ну!

— Наверное, ты прав, Эней, — сказал Чернововк. – Я ничего не понимаю в женщинах.

– Никто не понимает, – махнул рукой Игнат. — Ты сильно не расстраивайся, потому что все равно не поймешь. Слушай, если уж такая оказия, а можешь ее спросить, сможет ли она пересылать мои...

– Нет.

— Нехороший ты человек, брат, — покачал головой Игнат. — И зачем я тебя учу сабельного боя?

– Зачем она написала? Не понимаю, – Северин встал и копнул столбик беседки. — То тыквы даст, то прощения...

- Одно из двух: или ей плохо от того, как она повелась, или ей чего-то от тебя надо, - отозвался Филипп.

– Или все вместе, – добавил Ярема.

- Ты простишь? – поинтересовался Игнат.

- Не знаю, - ответил Чернововк. — За последние недели она прямо из головы выскочила. Я даже не упоминал ее.

- Да-да, - Гнат глубокомысленно накрутил селедку вокруг уха. - Так она тебе безразлична?

– Не знаю, – ответил Северин. – Пойду вещи соберу.

На самом деле он просто ушел от разговора.

Послание Лины вскочило, выбило из состояния мрачной готовности к худшему, и это раздражало. Какого черта она о нем вспомнила? Все, что Лина хотела сказать, было сказано, зачем месяц спустя извиняться? Что мешало сделать это тогда, когда оно имело значение? И что ему теперь с этим извинением делать?

Чернововк распихал вещи по саквам, после чего понял, что делать ему теперь нечего. Возвращаться в беседку не хотелось. Чтобы упустить время и уйти от лишних мыслей, он засел за давно нечитаемую монгольскую книжечку легенд. Захар не уставал утолить, что знание языка нужно постоянно питать, как костер подкармливают хворостом, иначе он сгорает и остается именно уголь. За книгой Северин уснул.

После завтрака в поместье прибыли два казначея — содержать дворец под контролем Ордена и подготовить документы в многочисленные учреждения с правильными формулировками произошедшего в имении инцидента.

Шаркань приветствовал хозяина счастливым ржанием. Северин заходил к нему каждый день с каким-нибудь гостином, но сегодня вместо еды держал упряжь и саквы, чему жеребец радовался неистово.

— Да-да, друг, — юноша успокаивающе погладил коня по холке. — Я тоже засиделся.

В ноге выстреливали боли, но постоянные перевязки и относительное спокойствие пошли на пользу: рана не кровила, не беспокоила при ходьбе, напоминала о себе только при определенных усилиях, например, когда он садился верхом.

Перед главной лестницей дворца кипело. Ватага назначенцев, Семен с помощниками у телеги, Катря и второй контрразведчик, пара казначейских, и все это под несколькими десятками взглядов из окон.

Двое назначенцев в сопровождении Стефана вынесли тяжелый сундук и поставили его к телеге, отчего смысл ее красноречино звякнул. Служки начали сносить продукты, вскоре ящик исчез под запасом провианта.

— Куда это вы собрались, малыши? — подъехала к шайке Катя.

После похорон Вишняка они почти не виделись.

- Вместе с вами едем, - ответил Северин как можно вежливее, потому что остальные ответить не рискнули.

– То есть напросились нам на шее, – сказала Катя.

— Почему ты так с нами разговариваешь? — не сдержался Северин и тут же пожалел.

Да что со мной происходит? – отчаянно подумал юноша.

Игнат сокрушенно покачал головой. Катя приблизилась, укусила Чернововка ледяным взглядом и прошипела:

– Не нравится, как я говорю? Попробуй уткнуть мне язык.

Северин отвел глаза, признавая поражение. Катя сплюнула под копыта Шарканя и уехала к назначенцам.

- Какая муха тебя лягнула? – спросил Ярема. – Не стоит с ней так разговаривать!

Чернововк пробормотал несколько непристойных слов. Настроение, и без того не самое лучшее, упало еще ниже.

Когда провиант был загружен, Самойло пожал руки казначеям и запрыгнул на коня. Вместе с другим назначенцем он ехал первым, затем следовала пара контрразведки, телеги, ватага молодых часовых и остальные назначенцы.

Отряд не успел двинуться, как из аллеи во дворец ворвался всадник.

— Кто из вас Самойло Кныш? - Спросил он, переводя дыхание.

Конь под ним тяжело дышал и дрожал — гнали его нещадно.

– А это еще кто такой? – спросил Игнат.

После короткого разговора с Самойлом процессия отправилась дальше, а неизвестный всадник подъехал к юношам. У него был худой, с большими залысинами, длинные обвисшие усы и голубые, почти прозрачные глаза. Северин вспомнил его по Буде.

– Мирон Деригора, – представился характерник.

- Учитель брата Павла, - сказал Филипп.

– А вы его ватага? Я услышал весть и примчался сюда. Когда вернулся от османов и узнал об исчезновении моего болвана, пусть ему Мамай помогает, где бы он сейчас ни был... Примчался. Как-нибудь помогу! Благодаря небу, что брат Полын все понял и разрешил остаться. Потому что я ехал без согласований, без приказов, просто вслепую.

Он ладонью вытер пот с лица, перевел дыхание и огляделся.

- Впервые вижу такой большой отряд со времен Волчьей войны. Ох, братия, надерем мы сраки тем подонкам, Богом клянусь, надерем!

* * *

Отряд, которого Мирон Деригора не видел со времен Волчьей войны, не мог не привлечь лишнего внимания, что, учитывая таинственность задачи, было крайне нежелательно — поэтому для путешествия Самойло выбрал забытые окольные пути, где не встречалось ни души. Мало кто из местных знал о существовании тех дорог, но характерный атлас помнил все.

Переезд забрал долгих три с половиной дня. Движению постоянно что-то мешало: дорогу перекрывали поваленные деревья, в глубоких ямах воз рисковал остаться навсегда, иногда дорога исчезала, и характерникам по несколько часов приходилось толкать по колени в грязи через раскисшее поле. Надо отдать должное Семену: телеги подготовили отлично, новые колеса легко проворачивались на оси, иначе путники имели все шансы погрязнуть в тине на веки вечные.

— Обожаю волчью тропу, — сказал Игнат, тщетно пытаясь отдернуть грязь с шеи. — Несколько дней назад ночуешь во дворце, а сегодня уже по уши в дерьме. На зубах хрустит.

- Пельку стулы, - грянула Катя. — Скулишь, как девчонка!

Пристыженный Игнат умолк, а Ярема посмотрел на Катрю влюбленными глазами. Филипп пожал плечами, тщательно вытер руки и достал одну из книг, которую прихватил из библиотеки Яструбиного имения.

За эти три дня Северин несколько раз ловил на себе задорный взгляд Катри, но не отвечал на него. Только новых ссор сейчас не хватало! Чернововк решил: если они почти добрались до Савки, то такие мелочи нужно не считаться.

Ночью лагерь охраняли парами в три смены. Однажды Северину выпало дежурство с одним из назначенцев. Подбрасывая хворост к костру, мужчина сказал:

– Жаль, что твой отец больше не с нами.

Чернововк внимательно вгляделся в его лицо.

— Ты был на похоронах… Прости, брат. Я тогда не присматривался.

- Да ничего. Я – брат Луч.

- Брат Щезник.

Характерники пожали руки и на том разговор кончился: назначенцы не любили лишний раз открывать рот.

Мирон Деригора оказался совсем не тем мрачным типом из рассказов Савки — скорее он был веселым мужчиной, но потеря бывшего джуры очень сказалась на нем. С шайкой он держался дружески, охотно болтал с каждым желающим, а особенно с Яремой. Северину показалось, что таким образом Мирон пытается скрыться от мыслей о судьбе Савки.

Свинцовое небо и красные закаты обещали вскоре первый снег; ночлег без пары слоев теплой одежды обещал простуду. Захар в такое время переставал останавливаться под небом и переходил на ночлег по корчмам и гостеприимным дворам.

Северин сомневался, есть ли здесь хотя бы одна корчма в окрестностях нескольких миль. Для встречи им назначили пустынное место недалеко от земель Изумрудной Орды, где поздней осенью никого, кроме защитников границы, не появлялось.

Новый лагерь по приказу Кныша разбили в лесу.

- К месту обмена еще миля, - сообщил Семен, чью лысую голову украшала теплая меховая шапка.

– Именно поэтому станем здесь.

Извозчик молча пошел распрягать коней. Он всегда слушался приказов и помогал при необходимости, но старался избегать разговоров с сероманцами, держался в стороне от их компании и даже ночевал отдельно на телеге, между мешками провианта.

— Помнишь это место? — спросил коневода Самойло.

– На память не жалуюсь.

— Откуда приезжал телегу продавцов? Или он тебя уже ждал?

– Нет, это я его всегда жду, – Семен почесал затылок, натертый шапкой. — Я за два часа до встречи столбичу на месте, потому что так мажордом приказывает: мол, лучше прибыть заря. А тот навстречу мне идет от границы. Шеляги показали, повозками обменялись и разъехались в разные стороны, вот и вся встреча, ни тебе добрый день, ни до свидания.

– Ясно. Часовые остаются здесь и устраивают лагерь. Разведчик, – Кныш кивнул Мирону Деригори, – за главного. Лагерь покидать запрещаю. Остальные за мной.

Назначенцы и контрразведчики поехали дальше.

– Куда это они? – поинтересовался Семен.

– Проверят место, – ответил Мирон. — Тщательно изучат вокруг земли и выберут лучшее место для наблюдения. И попытаются найти места вероятных засад.

- Засаду?

- Всевозможное может быть.

Семен принялся помогать Яреме с костром и ужином, а другие характерники собирали хворост.

Уже завтра, – думал Северин, – уже завтра они увидят Савку и уволят его. Лишь бы с Павлом все было хорошо! Чтобы с ним ничего не сделали... Ибо если мажордом не ошибался по состоянию пленных, которых привозили в поместье...

Нет, все будет хорошо, повторял себе Чернововк, Савка из другого теста. Всё будет хорошо. Они еще посмеются на этом случае за кружкой пива в кабаке.

Игнат воевал с ветхим деревом и Северин пришел на помощь, размышляя над тем, будет ли смысл заехать в Соломию, если его назначат часовым к какому-нибудь паланку неподалеку от Старых Садов.

Вот чертова Лина! Смутила его покой. Чернововк усилием воли выбросил ведьму из мыслей, но пришла синеглазая Катря. И за что же ему такое несчастье?

Северин дергался и умышленно забился о маленького пня.

- С тобой все хорошо? - спросил Филипп.

- Как в сказке, - ответил Северин, прыгая на одной ноге, и шептал все брани, которые выучил от Игната.

Остальные отряды вернулись в сумерки, когда ужин приготовили, а хворост был собран на ночь вперед.

— Разведка прошла хорошо, — Кныш умел разговаривать и есть уху одновременно. – Мы нашли несколько хороших тайников, но они стоят непотревоженными. Может быть, с их стороны действительно будет один человек без дополнительного сопровождения.

Семен удивленно посмотрел на него.

— Обмен должен состояться в десять утра, — продолжал Самойло. — Так что подъем перед рассветом. Пищи бросаем здесь, в телеге должен остаться только сундук с деньгами. Мы будем наблюдать за обменом с удобного места.

Он указал ложкой на Семена.

– Что останется тебе неизвестным, чтобы ты не высказал его неосторожным взглядом.

- Как прикажете.

— При обмене веди себя как обычно. Если он что-нибудь заподозрит, то убьет тебя.

– Я всегда веду себя как всегда, – ответил Семен и пожал плечами. – Зачем меня убивать?

Северин не мог заснуть, вслушиваясь в потрескивание костра и дыхание рыцарей вокруг. Уже через несколько часов они увидят Савку... Неужели наконец этот поиск подойдет к концу?

Утром лагерь бросили без охраны. Если звери растрепают продовольствие, то небольшая потеря, решил Самойло.

Ехали сосредоточенные и молчаливые. Северин почувствовал, как напряжение передалось Шарканю, и тот шел в ногу с другими лошадьми, не пытаясь уйти, как он любил вытворять утром. Филипп натянул маску к переносице и его дыхание вырывалось из-под ткани небольшими облачками пара. Ярема крутил в руках трубку, но даже не пытался набить ее зельем. Мирон дергал обвисшие усы.

Встреча должна была состояться в развесистом овраге, возле большого, в два человеческих роста, неизвестной откуда взявшейся каменной глыбы.

На прощание Самойло выдал извозчику фальшивого гроша и снова повторил все приказы по поведению, а тот послушно кивал.

– Ну, с Богом, – сказал Кныш.

Семен перекрестился и двинулся на телегу. Тяжелый сундук с сотней дукачей удалились, а характерники поехали к месту наблюдения. Его ночного знакомца, брата Луча, нигде не было видно. Северин отважился спросить о нем Кныша.

— Есть отдельная задача, — отрубил брат Полын.

Назначенцы нашли площадку на возвышенности среди деревьев, где овраг и место обмена виднелись как на ладони, а самих наблюдателей заметить было трудно. Характерники привязали лошадей неподалеку, подошли к обрыву и замерли между деревьями. С обрыва наблюдали, как тележка не спеша катилась по дороге, удалялась, пока не замерла у камня.

Оставалось два часа.

Время тянулось сгустившейся смолой. Северину хотелось мерить землю шагами, ноги чесались, но все стояли без движения, и он стоял вместе с ними. Хотелось обменяться мыслями с братьями, но все мочали, и он тоже сохранял тишину. Чтобы как-то себя занять, Северин непрерывно вертел в пальцах древнего таляра.

Через час на горизонте степи грохнуло пятнышко. Сердце Чернововка забилось быстрее: это ехал телегу. Ребра монеты больно вонзились в ладонь, но Северин того не замечал и продолжал сжимать кулак. В той далекой, как игрушечной тележке, везли брата Павла. Северин оглянулся на Деригору: тот смотрел вперед, словно сокол на добычу, и нервно подергивал себя за усы.

Телега приближалась медленно, как сонная муха, и, казалось, ехал не менее трех часов, пока не замер рядом с глыбой. Извозчик, скрывавшийся под плащом с капюшоном, спешился, Семен пошел на встречу. Оба обменялись рукопожатиями (был ли обмен монетами?) и потом неизвестный что-то сказал Семену. После этого запрыгнул на телегу со сундуком, и уехал, откуда явился. Семен не медлил и двинулся назад.

Обмен состоялся удачно.

Северину хотелось кричать от счастья, но характерники молча ждали несколько минут, пока неизвестный не уедет дальше, а затем бросились к лошадям и неслись без всякого порядка. Семен не успел остановить телегу, как Мирон и молодая ватага уже роились вокруг большого деревянного сундука с плоской крышкой. В досках зияло несколько дыр для воздуха, а закрывал сундук большой замок, ключ от которого висел рядом.

Замок дважды щелкнул и улетел на дорогу. Укрытие открыли.

Оттуда повеяло спертым воздухом со смрадом мочи. В сундуке лежал скрученный юноша, весь в запеченной крови. На обнаженной голове змеились многочисленные свежие шрамы, страшными отметинами покрывали истощенный торс, на руках и ногах не хватало ногтей. Из одежды был только черес с тремя скобами.

– Савка, – сказал Мирон хрипло и юноша в сундуке вздрогнул.

Он осторожно повернул распухшее лицо, напоминавшее страшную маску.

Это был не Савка. Он не мог быть. Северин не хотел верить, что так можно исказить человека.

– Что тот сказал при обмене? — спросил Кныш Семена.

— Сказал, что в этот раз они переборщили, — извозчик вернул характерщику фальшивого гроша. – Поэтому в следующий раз будет скидка в пятьдесят монет.

Мирон помог Савке сесть. Его тело было неестественно худым, как мешок с костями. Савка двигался послушно, смотрел перед собой безразличным взглядом, изредка моргая.

- Брат Павлин, - позвал Северин осторожно. – Слышишь меня?

Молчание.

«Братья, можете гордиться: в вашей шайке едет будущий герой многочисленных кобзарских дум, приключенческих книг и всемирно известных трагедий! Большая честь, между прочим».

Чернововк почувствовал клубок в глотке.

— Эй, братец! Мы нашли тебя, — позвал было Ярема, но тут же отвернулся и заплакал.

Брат Павлин продолжал сидеть без движения. На его ладонях Северин увидел сквозные раны, словно Савку несколько раз распинали на кресте.

– Ты выиграл свое заведение, – Игнат пытался поймать отсутствующий взгляд Деригоры. — Слышишь, Павлин? Отдам тебе всю месячную плату, только скажи хоть что-нибудь! Да хоть две платы! Слышишь?

Последние два слова он произнес смешным высоким голосом, но Катя, о чудо, ничего не сказала. И Савка ничего не сказал.

- Брат, - Филипп осторожно взял его за плечо, словно оно было из тонкого фарфора. – Это я, брат Цицерон. Узнаешь меня?

Из Савкиного рта медленно покатилась слюна.

Северин задрожал. Сделавшие это не имели права на жизнь. А если они творили то же с другими несчастными... Если бы не Вишняк, Северин и другие братья стали одними из них.

Мирон Деригора легко, осторожно провел пальцами по шрамам на голове Савки. Из его глаз покатились слезы, а брат Павлин только опустил безразличный взгляд под ноги.

Длительное подавленное молчание, пока Кныш не сказал:

— Брат Луч преследует продавца. Мы следуем за ним. Семен вместе с Мироном и часовыми заберут провиант из лагеря и вернутся в поместье. Ждите там.

Северин только подумал, как Бойко уже выпалил:

— Брат Полынь! — Игнат даже трясся. — Честью клянусь, что нарушу приказ и за вами поеду!

Катя зашипела лесной кошкой, а Самойло удивленно приподнял бровь.

– Посмотрите, что они с ним сделали! С нашим братом, – Бойко сжал кулаки. - Возвращаться? И Я готов нагою их сердца вырвать! Прошу вас! Позвольте ехать, хоть сабли вам точить, хоть коней поить, хоть сапоги чистить буду! Если за Павла не отомстим, то какие мы после того братья?

Ярема сжал ныряльщика и стал налево Гната, а Филипп направо. Северин присоединился к братьям и добавил:

– Мы не хотим нарушать приказ. Поэтому просим нас не отсылать.

Самойло смотрел на них с сомнением.

— Брат Полынь, ребята едут, — вдруг вмешался Мирон. – Я Савку заберу. Нам сопутствующие не нужны. Пусть ребята с вами уезжают.

Кныш принимал решение быстро.

- Хорошо, - кивнул Самойло. - По коням! Вторым волком пойдет брат Рогач.

Один из назначенцев принялся раздеваться. Катя подошла к Игнату и сказала ему на ухо несколько слов, от которых Игнат покрылся красными пятнами.

Северин смотрел на человека, когда-то бывшего Савкой, — перемолотого страшными пытками, равнодушного ко всему вокруг — понимает ли он, где находится? Помнит ли себя? Узнает ли их когда-нибудь?

– Пусть Мамай помогает, братья, – распрощался Мирон.

— Мы отомстим за тебя, Павлин, — крикнул Игнат.

И за тебя, и за других, добавил мысленно Северин.

Савка смотрел мимо них вдаль. Мирон осторожно вытер слюну с его подбородка, набросил на юношу свою опанчу. Савка не шелохнулся.

Мирон махнул рукой в последний раз. Телега исчезла в лесу. Брат Рогач превратился в пепелого волка и уверенно повел отряд по дороге, а затем по всем перепутьям и перекресткам.

- Что значит "второй волк"? – спросил Северин.

- Метод слежки, - ответил Филипп. — Первый волк преследует цель, а второй волк ведет группу по следам первого. Позволяет не потерять цель и одновременно не подойти к ней близко.

После этого ватага молчала.

О чем говорить? Об ужасах, исказивших веселого Павла на этот окровавленный человеческий облик? О уродах, которые могли такое делать?

Оно не нуждалось в словах. Единственное, что имело смысл – месть.

Кони брата Луча и брата Рогача с их вещами послушно трюхали вместе с другими. Надо будет так Шарканя научить, подумал Северин, но забыл об этом. Перед глазами стоял брат Павлин и беспомощная слюна на его подбородке.

Характерники ехали часа два, преследуя волка, пока Самойло не объявил:

- Сейчас мы незаконно пересечем границу с Изумрудной Ордой, - его палец указал на таможенную колонку. - Ответственность за нарушение беру на себя.

И, не останавливаясь, характерники поехали дальше.

- Граница? - прошептал Ярема. – И где пограничники?

- Где золотых швырнули, - мрачно ответил Игнат. — А то ты не знаешь, как дела делаются.

Северин впервые попал за границу.

Земли Изумрудной Орды встретили безлюдью. Когда-то здесь стояло Московское царство, не устоявшее под нашествиями возрожденной Орды, превратившись в очередной улус. Молодой Гетманат выстоял — по легендам, благодаря жизни четырех Мамаевых джур, которые вместе защищали границу.

Вскоре вернулся брат Луч.

— Нашел их логово, — спешно сообщил характерник, опрокинувшись на человека. — Собираются в дорогу, могут разъехаться в разные стороны через несколько часов. Насчитал двадцать солдат.

- Обратные?

— Похожи на недобитков Свободной Стаи.

Ярема скрипнул зубами. Игнат выругался. Кныш раздумывал несколько секунд и приказал:

— Будем готовиться к бою.

* * *

Мало кто знал о существовании той хижины: заброшенная дорога обходила другую сторону холма, поэтому ни одному путнику, которого здесь случалось немного, не приходило в голову сойти с пути и объехать холм в поисках убежища. Старый перехлестнутый сруб стоял у подножия, прислонившись к земле стеной, рядом наклонились древние конюшни. Неподалеку торчал неприметный характерный дуб, ветки которого постоянно рубили и потому они казались мало для своего ствола, словно детские руки на взрослом мужчине.

В конюшнях теснились кони, возле дома стояли груженые повозки, а несколько десятков мужчин устроили толоку вокруг пустого — делили клад из сундука Борцеховского. Шум и брань слышались за милю. Лучшего случая нападения нельзя было ждать.

Катя предложила заскочить кавалерийским нападением, но Кныш не согласился: похитители могли опрокинуться и растекться волками во все стороны. Он считал, что первая атака должна была быть неожиданной и как можно более смертельной, после чего нужно сковать остатки вражеских сил боем и не дать им никакого шанса на побег.

По приказу брата Полины характерники зарядили пистоли и ружья. Филипп и тавриец по контрразведке проверили тетивы. Северин дважды убедился, что его шар серебряный (видимо, это останется его привычкой до конца дней).

После подготовки все, кроме часовых, разделись — Северин старался не таращиться на Катрю, сбросившую одежду без намека на застенчивость, — спрятали вещи по саквам, набросили на голые тела опанчи и начали движение. Приближались к хранилищу похитителей против ветра, чтобы не проявить себя запахами; за командой слезли с лошадей и дальше ползли на брюхах, пока Самойло не приказал остановиться.

- Цельсь.

Характерники вставали на колено; Северин взял на мушку толпу возле телеги. Это вам за Савку.

– Огонь!

Гром залпа разорвал степную тишину, свистнули стрелы и у хижины раздалось несколько пронзительных криков. Когда пороховое облако развеяло, полем мчалось восемь волков, а рядом ватники остались только отброшенные опанчи и разряженное оружие.

Толпа у телеги попадала судьбы, некоторые не шевелились. Пока Ярема, Игнат и Северин перезаряжали пистоли, Филипп выпустил еще две стрелы: земляк из контрразведки одолжил ему свой арсенал с серебряными наконечниками.

Выжившие после залпа вскочили на землю волками и с рычанием бросились в бой.

– Я приведу коней, – сказал Игнат и помчался назад.

Перед началом битвы Самойло строго-настрого запретил им лезть в ближний бой.

– Разорвут, – лаконично объяснил характерник. — После первого залпа внимательно следите за полем боя. Как кто попытается убежать, стреляйте. Никто не должен вырваться!

Кныш помолчал и добавил:

— Если нас положат, бегите. Это приказ.

Северин зарядил пистоля, но нового выстрела не производил — в такой передряге не разберешь, где свой, а где чужой. Руки его едва дрожали от напряжения, хотя издалека битва казалась не более чем громкой суетой в пыли.

Игнат вернулся со скакунами.

– Надо подъехать поближе, – заметил Филипп. — Если кто-нибудь будет бежать за холм, то мы не заметим.

Ватага осторожно приблизилась. Северин сжал пистоля, готовый стрелять. Какая-то сумасшедшая его часть хотела обернуться и броситься в гущу, по телу пробегало бешенство, от которого стучали зубы. Он слышал странный зов, похожий на голос...

До боя!

Конечно, Северин остался в седле.

Никто не убегал: кипела волчья грызня, слышалось ржание ошалевших лошадей, вздымалась пыль. Разобрать, что там происходит и кто побеждает, было невозможно.

Время растянулось. Северину казалось, что прошло не менее получаса, хотя битва бушевала всего несколько минут. Ватага напряженно наблюдала, пытаясь увидеть, на чьей стороне преимущество, и тут из дома грохнул выстрел. Филипп мгновенно поднял лук, прицелился и послал впившуюся над окошком стрелу, откуда расплылся пороховой дым.

- Сейчас достану, - сказал Олефир.

Он положил следующую стрелу, натянул тетиву, сделал поправку на ветер, слегка прикусил нижнюю губу, прицелился и второй выстрел выбил его из седла. Бахмат встревоженно заржал, лук таврийца выпустил стрелу в небо и упал рядом с владельцем.

Игнат прыгнул первым, Ярема бросился за лекарством. Пуля попала Филиппу под мышку, у сердца, где быстро расцветало кровавое пятно, а тавриец только бормотал.

— Уберите... стрелка... немедленно... уберите...

Третий шар чиркнул у уха Яремы и вместо него упала кобыла.

– Офелия! — вскричал шляхтич, падая на колени.

Враг стрелял так быстро, словно перезаряжал ружье мыслью; каждое мгновение промедление грозило смертью.

- Щезник! – закричал Игнат. Отчаяние в его голосе вырвало Чернововка из странного оцепенения, с которым он созерцал рану таврийца.

Северин вскочил на землю.

Нож. Кровь. Тень. Городок.

Северин побежал по рассохшей земле Потустороннего мира, не отвлекаясь на глухую боль в левом бедре, мчался как можно скорее сквозь тишину, и слышал только звук собственных шагов. Ладонь сжимала рукоятку пистоля. Он знал, что должен сделать.

Насчитав пятьдесят шагов, он перепрыгнул назад; на мгновение замер, потому что какофония битвы ударила по ушам, на глаз измерил оставшийся путь; вернулся в Потусторонний мир и снова помчался вперед; главное – не ошибиться с расчетом.

Второй скачок вернул его к самому дому, когда из окошка раздался очередной выстрел. Северин инстинктивно пригнулся, на него выскочил окровавленный волк, левый глаз повис на ниточке мышц, но хищник только яростно щелкнул клыками и бросился к другому волку, а характерник перенесся к Потойбичу в третий раз.

Мысли лихорадило: выживите, выживите, не дайте себя убить, я быстро...

Он отсчитал десять шагов и коснулся изрезанного пальца тени, не думая, что произойдет, если он ошибся.

В хате было темно. В раненое бедро словно сунули ржавого гвоздя, но Северин этого не замечал: перед окном мужчина готовился к новому выстрелу, а рядом с ним прижались десять ружей — секрет быстрой стрельбы. Чернововк поднял пистолет.

Стрелец услышал это движение и обернулся, когда пуля влетела ему в висок. Он взмахнул руками, выпустил оружие, задел в падении остальное оружие, и ружья падали, как домино.

Это за Марко.

Северин огляделся. Убедившись, что он один, осторожно проверил тело — мертвое навеки — отбросил засов и выглянул за дверь. На дворе бурлила битва, выходить туда было опрометчиво, и будто в подтверждение раздался пронзительный визг. Кто-то мучительно умирал.

Ему нужна тень. Чернововк нашел свечу и зажег ее только с третьей попытки: руки тряслись. Ломаная черная тень упала на стену, задрожала вместе с огоньком, приглашая к себе. Северин попытался, отзовется ли она, ведь тень всегда лежала на земле. Но отозвалась: забелела, пробежала по мостику, и Чернововк бросился по знакомой дороге к шайке.

- Стрельца нет! – радостно сообщил он.

Гната не хватало, а его вещи и сабли валялись на земле.

– Где Эней?

Ярема держал голову бледного Филиппа на руках и заботился о его ране. Руки у него были в крови.

– Побежал за волком. Туда, – шляхтич махнул на восток.

Чернововк откинул разряженного пистолета и запрыгнул на Шарканя, который стоял над телом Офелии и тыкался носом в ее голову, пытаясь расшевелить подругу.

Северин никогда не ездил так быстро, даже во время гонки в корчму. Если сейчас упасть, костей не соберешь.

Волки не отбежали далеко, и Чернововк сразу сожалел, что не захватил заряженный пистолет. Бой почти завершился: темный волк прижимался к земле, а серый с желтым брюхом пытался вцепиться ему в горло.

– Не занимай! - заорал Северин.

Серый отвлекся, вернулся к всаднику и помчался навстречу. Его клыки скользнули по груди коня, Шаркань заржал от боли, ударил копытами, но только рассек воздух. Северин скатился на землю и выхватил нож.

Хищник бросился на юношу, почти вскочил ему на спину, но добыча вдруг исчезла, растворившись в воздухе прямо перед носом. Волк ударил лапами землю, удивленно потряс холкой, втянул носом воздух, обернулся - и серебряное лезвие вошло ему в горло.

Это при всех остальных.

Он выдернул нож. Хищник закрыл глаза, заточился и умер, так и не поняв, что произошло. Серое тело задрожало и начало последнее превращение.

Северин вытер лезвие о землю и бросился к Игнату, раскинувшемуся в человеческом облике. У него было несколько больших рваных ран, откуда лилась кровь.

- Жив?

– Холера, – сплюнул Игнат. — Он меня в больное плечо грызнул... А потом еще по лапе и по животу...

— Не двигайся.

Северин остановил кровотечение волшебством и вернулся в Шаркань. Тот гневно ржав: клыки оставили на нем несколько царапин. Чара на коне сработала хорошо.

— Хороший мальчик, умник, лучший в мире... Ты молодец, — успокоил Северин жеребчик. - Повезешь нас обоих, медленно, тихонько...

Шаркань скосил глаза на мертвого из банды угонщиков и подвинулся дальше от него. Северин помог Игнату встать и осторожно, под плечо, подвел к жеребцу.

- Запрыгивай. Если будет тяжело сидеть, то ложись ему прямо на шею. Я поддержу.

Игнат кивнул и тяжело закинул себя на крупы, застонав от боли. Северин сел за ним.

- Этот стрелок, - сказал Игнат.

- Нет больше стрелка.

— Мы ели землю... Этот пробег... Я промазал и за ним... Варган?

- Жив. Держись!

Больше Гната на разговоры не хватило и он наклонился на шею Шарканя. Северин лихорадочно думал, что делать по возвращении: Олефир и Бойко тяжело ранены, Ярема потерял кобылу, и это только в считанные минуты. Надолго ли их еще хватит? Но сколько возможных беглецов они уронили?

Но бой кончился. У Яремы и Филиппа стояли Самойло, Катря и второй контрразведчик, занимавшийся раной Олефира.

К Северину мигом подлетела Бойко и вместе они осторожно спустили Гната на землю.

— Я... ладно... только царапины, — пробормотал Игнат, увидев сестру.

- Заткнись, - сказала она ласково. — Просто стулья писок!

Она погладила его лоб, осторожно закрутила селедку вокруг уха, на что Игнат ответил слабой улыбкой. Контрразведчик закончил с Филиппом и передвинулся к слобожанину.

Чернововк глубоко вдохнул, провел ладонью по лицу, после чего понял, что Катя перед ним совершенно голая. Она замерла над братом, словно скифская амазонка после битвы, покрытая кровью, стройная и могучая, и Северин невольно восхищался ею. Между небольшой острой груди чернела татуировка, которую было не разглядеть из-за лоскутов меха, спину между лопаток прогрызли шрамы. Девушка обернулась, поймала его взгляд, долгое время оба смотрели друг другу в глаза... она шагнула и поцеловала Северина в губы. Он почувствовал железный привкус крови.

– Спасибо, – сказала Катя и вернулась к Игнату.

Северин еще несколько секунд не мог понять, что только случилось. Осторожно коснулся губ пальцами. Не померещилось.

Ярема горевал возле застреленной кобылы. Он держал ее голову, ласково поглаживал и плакал, приговаривая:

- Офелия... Моя бедная Офелия...

Северин двинулся было к нему, как от дома послышалось:

- Здесь скрылся последний! Жив! Сюда!

— Щезник, за мной, — скомандовал Кныш. — Остальные остаются здесь.

Чернововк бросился вдогонку брату Полину.

Перед домом было пусто, в конюшнях тоже, и они забежали внутрь домика. Мертвый стрелок лежал у окна, но взгляд Северина приковала дверь, которую он не заметил. Очевидно, они были спрятаны за ковром, висевшим на стене, а он даже внимания не обратил...

Длинный влажный коридор спускался вниз, глубоко под холм, и характерники забежали в большой тусклый зал. На земляных стенах коптели несколько факелов. Северин успел разглядеть каменный стол, покрытый темными подтеками, многочисленные полые полки и шкафы, а за ними играть с цепями и кандалами.

У стенки назначенцы окружили последнего угонщика. Вжавшись спиной в угол, он дрожал, и рука с пистолетом тряслась вместе с ним. Дуло дергалось с одного характерника на другого.

– Не подходить! Не подходить! — визжал человек, брызгая слюной. – Богом клянусь! Не подходите!

- Успокойся, - сказал Самойло, приближаясь с поднятыми руками. — Никто тебе не причинит вреда. Положи пистоля и мы спокойно поговорим.

И как ему удается сдерживаться, подумал Северин. От мысли, что этот тщедушный тип погубил Савку, хотелось воткнуть нож ему в сердце.

– Нет! Нет! Вы не понимаете, – мужчина перевел пистолета на Самойла.

– Ты нам объяснишь, – мягко продолжал Кныш и медленно поднял руки. – Видишь? Я безоружный. Мы тебя выслушаем и поймем. Обещаю.

- Нет, - истерически взвизгнул тщедушный, - не поймете! В Ордене ни черта не понимают… И никогда не понимали! А мы искали выход! Стремились свободы! Сбросить, разбить оковы! Для всех!

— Да, разумеется...

– Нет! Не понимаете! Никогда не понимали, — его глаза перескакивали от характерщика к характернику. – Если я сдамся, вы не станете слушать!

За Савку мы тебя на ремни порежем, подумал Северин. Мало кого он так ненавидел, как этого тщедушного в те секунды. Вдруг мужчина посмотрел на него, глаза в глаза, и поймал его мысль.

– Для вас я враг, – глухо сказал он. — А мы делали это... Пачкали руки... Ради вашей и нашей свободы.

Он приставил дуло к виску, закрыл глаза, завизжал пронзительно и нажал крючок. Стеной разбрызгались мозги. Самойло выругался, Северин отвернулся.

- Это был последний, - сказал брат Луч и ноги его подкосились: у него было несколько тяжелых рваных ранений, как у Игната.

Другие назначенцы бросились на помощь — все, кроме брата Полины, смотревшего на остатки последнего противника с каменным лицом, в свете факелов казалось, что шрам на его лице оживает и дергается.

- Какие будут приказы? – устало спросил Северин.

— Зови контрразведку сюда, пусть перенесут раненых, — распорядился Самойло. – А ты собери всех коней и наши вещи. Их тоже сюда.

– Слушаюсь, брат.

На пути с подземелья походка Северина замедлилась. Он шел, опираясь рукой на стену. Ненависть вдруг исчезла, словно выгорела через мгновение, оставив после себя тяжелый пепел.

На дворе было тихо. Кровь из истерзанных тел поила землю, паря в воздухе, в изорванной плоти белели кости, из растроганных требух тяжело воняло дерьмом. Крук, начавший пир на одном из тел, осторожно посмотрел на Северина, решил, что угрозы тот не представляет, и вернулся к выклеванию глаз — спешил пороскошествовать до того, как налетят другие крылатые братья.

Живот Чернововка снова сжато, на языке расплылась горечь. В пылу битвы он перенесся на грань своих чувств, где насилие и смерть были такими же естественными, как сломанные во время урагана деревья, но молнии боя стихли - и за его пределом не было ничего, кроме безграничной, немой, черной пустоты. Может, отец погрузился в нее так глубоко, что никогда не мог вернуться, даже если бы действительно этого желал. Кто знает...

Северин двинулся между окровавленных тел, вымучил несколько шагов, а затем, обессиленный, упал на колени и тихо застонал. Отчаяние накрыло его, словно он взобрался на высокую гору, чтобы увидеть, что это был только пригорок, откуда нет возврата, а настоящая гора виднеется далеко впереди, и верхушка ее теряется между облаками.