Летопись Серого Ордена – 1 Аркан волков

Глава 7

Здесь билось сердце леса – древнего, темного, рожденного задолго до рода человеческого. Тропинка вилась неуверенной струйкой, которая, казалось, порвется, как только отведешь от нее взгляд, и потом не отыскать выхода между гигантских деревьев, чьи корни раскинулись покрытыми мхом клетками, а кроны сплелись так густо, что солнечный свет с трудом пробивался сквозь них, падая сквозь них чащи, где не осмеливались петь даже самые дерзкие птицы.

По этой тропинке волхвы ходили более восьми сотен лет, чтобы отнести дары лесному Владыке, и сероманцы стали первыми, кто нарушил это вековое правило.

Северин ни словом не решался тревожить тишину этого места. Он даже дышал едва слышно, ступая по заросли как по величественному древнему храму во время невидимой сакральной мистерии, полный ощущения собственной излишности, словно он маленький пришел в дома великанов.

Подумалось, что даже мавка не смогла бы вывести его отсюда, если бы лес сам не захотел.

Жертвенный камень, большой и плоский, покрывали темные потеки. Не менее десятка сильных мужчин приложило сил, чтобы привлечь сюда этого громоздкого валуна. На камне не было надписей или символов, только разлеглись украшенные травами огненные туши овец и кур, а между ними изобиловали рожью вперемешку с медовыми сотами. От мяса отводило тяжелым смрадом. Вереницы муравьев тянулись к камню, методично собирая к муравейнику все съедобное. На маленьких рабочих с интересом поглядывал уже знакомый волчье-проводник, лежавший слева от алтаря. На появление характерников он поднял голову из лап и вопросительно склонил ее.

— Передай Владыке, что мы хотим с ним встретиться, — сказал Захар.

Волк внимательно посмотрел на него, словно запоминая, и скрылся в чаще.

Из книги «О созданиях из-за порога» Джура не припоминал никого, кто бы именовался Властелином леса. Возможно, здешние так называли лешего? Если да, то их ждал непростой разговор.

Характерники стояли в тишине долго, не решаясь ни присесть, ни заговорить, обмениваясь только взглядами и жестами. Теперь они играли в чужую игру, в которой не знали правил, и держались как можно осмотрительнее.

Властитель леса явился тихо и бесшумно. Травы стелились перед когтистым продвижением, ветки отскакивали, деревья расходились с его дороги. Северин никогда в жизни не видел такого грозного, причудливого и одновременно прекрасного создания. Обладатель леса был коренастый, вдвое больше человека, с лапами до земли, мощным туловищем из разнообразных витых ветвей, росших прямо из него. На голове размахнул рогами грандиозный лосячий череп, пожелтевший и треснувший, в левом углу цветут первоцветы, а на правом лежало небольшое птичье гнездо. В глазницах черепа ярко полыхало призрачное зеленое сияние.

Властелин леса остановился за камнем, в нескольких шагах от характерников, и уперся лапами о землю. Повел головой и замер.

– Спасибо, что отозвался на наш зов, Владыка, – поздоровался Захар, осторожно подбирая слова.

— Я буду разговаривать с тобой, целованный ним.

Скрипящий низкий голос раздался прямо в ушах. Существо подняло лапу — большую, как лопата, ладонь с закрученными острыми когтями — и указала на Северина.

— Мы... — продолжил Захар.

- Молчи, старина, - Властелин повернул череп к нему, зрачки угрожающе сверкнули. — Разговор между щенком и мной.

Северин испугался, шел сюда исключительно сопровождением Захара. А теперь должен говорить за весь поселок!

— Владыка... Это мой учитель, — учтиво сказал джура. – Я думаю, он скажет лучше меня.

— Собственного ума нет? — оборвал его леший.

- Есть, - возмутился Северин.

- Он тебе отец?

- Нет...

— Радуйся, старый. Ибо первым, кого убьет этот щенок, будет его отец, — леший кивнул на Северина. — Когда придет время... Как я убил своего.

Его глазницы вспыхнули так ярко, что Северина ослепило зеленым.

— Говори, зачем звали, целованный ним.

– Мы пришли просить за людей поселка, – джура набрал как можно больше воздуха. — Они говорят, что Повелитель леса перестал принимать их дары и не отвечает. Они не понимают, за что попали в немилость. Они просили нас прийти в надежде на твой ответ.

– И ты боялся, что твой учитель скажет это как-нибудь иначе? — леший покачал рогами. - Странный щенок. Так слушай мое слово для людей. Я – новый Властелин. Мне не нужен мусор.

Он махнул лапой, и смрадная груда с шорохом улетела из камня в чащу.

- Люди лишние. Они не нужны в лесу... Но вы пришли просить за них. Полулюди, полуволки. Те, что видели Потусторонний мир. Друзья Гаада. Я принимаю ваше покровительство, — леший поднял левую лапу. — Слушайте мое слово для людей. Новый Властелин леса должен получить достойный подарок. Иначе лишним в моем лесу не жить.

– Под достойным подарком, – Северин колебался несколько секунд. - Имеется в виду человеческая жизнь?

- Нет, целованный молчанием. Для первого подношения новому Властелину этого недостаточно, — создание закачалось черепом, касаясь рогами ветвей деревьев. — Человеческая жизнь слишком проста. А вот жизнь полуволка будет хорошим подарком. Я заберу его в свое пастбище, где он станет настоящим волком. Да.

Несколько секунд леший молчал.

— А если этого не получу, то и жизни поселка придет конец. Вернется лес, деревья заберут свое, человеческими костями зверь будет играть.

По этим словам Властелин леса развернулся. За спиной он тащил длинный мохнатый хвост. И через мгновение деревья сомкнулись за рогатой почвой.

Муравьи, исчезнувшие на время разговора, снова выползли, засуетились, разыскивая припасы среди остатков на камне.

Северин глубоко выдохнул и поднял взор на Захара.

— Молодец, казачье, — подбодрил учитель.

Слова его прозвучали неуверенно.

— Когда он сказал, что первым, кого я убью, будет мой отец... Это действительно подразумевалось? — джура не хотел, чтобы в его голосе прозвучал испуг. — Это такая шутка? В книге я читал, что лешие любят шутить над людьми...

— Не знаю, Северин, — покачал головой Захар. — Я не из шалаша двухвостых. И видел лешего впервые в жизни.

— Как нам теперь поступить... Что будем делать с требованием?

Они двинулись назад к поселку тоненькой тропинкой. Через несколько минут Захар ответил:

– Мне нужно подумать.

— Если люди узнают это условие... Они не выпустят нас!

— Аскольд когда-то спас мою жизнь, Северин. Я не смею замолчать их шанс на спасение.

Остальные дороги они провели в тишине.

Аскольд ждал у самой границы деревьев, расхаживал нетерпеливо, опираясь на узловатую костыль.

— Повелитель услышал, воины-волки?

– Да. Но это не тот Властелин леса, которого вы уважали, Аскольд. Он убил старика и занял его место.

– Но он отозвался? — волхв широко открыл глаза. - Каким было слово Властелина?

— Я должен обдумать ответ перед тем, как рассказать тебе. Подождешь несколько часов?

— Да, Аскольд будет ждать! Несколько часов – ничто. Спасибо, вои-волки!

Старик обрадовался, его лицо даже помолодело от надежды. Северину стало плохо.

Захар двинулся подальше от них, набивая трубку. Волхв провел его взглядом, а затем обратился к Северину:

— Аскольд никогда не видел Властелина леса. С юношеских лет оставлял ему дары и уходил... Расскажи, какой он.

— А вы расскажете, как ваша деревня здесь оказалась?

Аскольд неожиданно усмехнулся. Несколько зубов не хватало.

– Мы живем здесь долго, очень долго! Вся земля покрыта пеплом наших предков. Они убегали сюда от креста.

— Вы говорите о крещении святого Владимира?

– Да, он! Владимир-гонитель! — волхв нахмурился. — Предки жили вместе с христианами. Каждый молился, кому желал. Владимир приказал поставить храм в честь богов... Но спустя несколько лет разрушил его. Наши боги стали неудобными для князя. Мешали! Не говорили, что мы все рабы от рождения, что грешны вовек, что должны извечно искупить и терпеть какие-либо издевательства судьбы...

Аскольд вбивал гневные слова костылем в землю. По его рассказу они дошли до капища, где шесть грозных идолов из тусклого потрескавшегося дерева созерцали мир пустыми глазами. Старик поклонился, с уважением назвав имя каждого:

– Перун. Хорс. Стрибог. Дажбог. Симаргл. Мокошь. Наши боги. Ты слыхал эти имена?

– Слышал.

В Саломеи он даже читал о них.

— Значит, память все еще жива. Аскольд рад! Наши предки оставили нам богов и мы защищаем их. А они ограждают нас.

Однако не спешили защитить от произвола лешего, подумал Северин.

— Византийская вера была княжеским утешением... Единственный бог — единственная власть, остальное должно клониться, — слова волхва звучали болью. – Вера любви! Вера смирения. Подставь щеку и склоны колено. Смешно! Сами они не спешили подставлять щеки под удары, нет, они только поучали других, а сами возились мечами и мстили за каждую смерть. Их лживые проповеди не затуманили головы. Наши предки не хотели разводиться с родными богами. Ибо кем они были без них? Никем, потерянным народом. Поэтому они сражались, они противились, но они проиграли.

Голос Аскольда дрожал, на старческих глазах выступили слезы, словно сами видели, как уничтожают топорами древние капища, как пылают порубленные на занозы поверженные идолы, как людей под крики и насилие копьями сгоняют в реку, где уже ждут попы с крестами.

— Не желали жить среди церквей, не желали видеть развалины капищ, не желали идти в воды Днепра принимать распятого бога, — продолжал старик. — Верные предки создали поселение под согласие Властелина леса. Это великая тайна. Мало, очень мало ее знает. Некоторые воины стали преданными друзьями и желанными гостями. Как твое имя, отрок?

– Северин.

— Поклянись, что никогда не изменишь нашей тайне, отроку.

— Клянусь, Аскольд. Ваша тайна в безопасности со мной.

— Ты тоже христианин?

– Меня крестили после рождения.

Волхв кивнул.

– Выбрали бога за тебя.

Живот Северина громко напомнил о себе. Юноша не ел с самого утра, а уже начинало вечереть.

– Аскольд накормит. Ты расскажешь о Властелине леса.

Старик повел джуру в свой дом. Все стены здесь были завешены ароматными вениками сушеных трав, стол загроможден книгами, берестяными свитками и вощеными дощечками, покрытыми архаической кириллицей. Дом охраняли двое юношей, а третий сидел у печки, на которой под одеялами лежал бледный Максим. Аскольд отпустил помощника взмахом руки. Молодой человек бросил на джуру быстрый взгляд и вышел.

– Растет смена Аскольда. Каждый из побегов отмечен богом. Мокошь. Стрибог. Перун. Один из трех станет волхвом. Перед смертью Аскольд коснется избранного, прошепчет на уши слова... И тот станет новым Аскольдом.

Старик достал из печи ужин в горшке.

– Когда-то мы тоже были волками. Волхв. Волк. Одно нутро! Но мы многое потеряли. Знания забыли. Сила исчезла. Расскажи о Властелине леса, отрока.

Пока Северин утолял голод жарким, рассказывая о леше, Аскольд промыл рану Вдовиченко и наложил чистую ткань с целебными мазями. Максим несколько раз глухо стонал, не приходя в сознание.

– Он молод, глубоко спит. Выздоровеет.

Северин закончил ужин и свой рассказ про лешего, с любопытством рассмотрел книги Аскольда. Все очень старые и древние, вероятно, подарки от нечастых гостей.

— Неужели никто из вас не хотел выбраться за пределы селения? Посмотреть на мир за лесом, например, – поинтересовался джура.

Волхв покряхтел и потер бороду.

— Конечно, хотели. В каждом поколении юноши мечтают. И хотя это строго запрещено, редкие храбрецы решались убежать... ни один не вернулся. А остальные, — старые глаза затуманились. — Были обязанности! Должны были учиться. Вели за собой, лечили и оберегали... Покинуть поселок? Это было бы изменой и живым, и мертвым.

– Понятно, – Северин поймал горечь в его голосе.

– Расскажи, как там… в большом мире, – попросил Аскольд.

Северин неспешно, объясняя волхву незнакомые слова и имена, рассказал о жизни Украинского Гетманата, о городах и селах, о праздниках и традициях, о железных дорогах и цеппелинах, о Двуморском Союзе и Изумрудной Орде, а старик слушал его восторженно, словно дитя слушает сказочника.

Настал вечер. Поселок оставался удивительно тихим. Северин привык, что в это время исполняются шумом ветчины, с вечерниц доносится девичье пение, неподалеку смеются парни, громко сплетничают соседки... А тут было тихо, даже собаки не врали. Поселок-призрак, поселок-тайна, живой обломок прошлого. Сколько лет проживет их секрет?

Аскольд поблагодарил за рассказы, в сопровождении помощников зажег на капище светочи у подножия идолов, отпустил юношей домой, а сам улегся спать. Захария не возвращался.

О чем думает учитель? Выбор невелик — либо уезжать немедленно, либо выполнить приказ Властелина леса. Третьего не дано.

Северин на цыпочках приблизился к печке. Максим глубоко спал. Белые волосы, белые брови, капли пота на лбу и висках, спокойное ровное дыхание. Чернововк думал о нем, как о своем давно потерянном друге, и не мог думать иначе. Даже если судьба развела их... Разве можно так просто отдать его на растерзание лесной рогатой почваре? Если бы не Рокош, они бы до сих пор были друзьями. И мама была жива. И отец бы... Северин тряхнул головой и заставил себя прекратить. Он давно понял, что от предположений, в которых жизнь пошла по-другому, становится только хуже.

Не дождавшись учителя, Джура лег спать. Уснул он мгновенно, потому что почти не спал минувшей ночью, а пестрый день — засада, потаенный поселок, леший, сказки волхва — показался очень длинным. Северин спал крепко и без сновидений.

Захар вернулся вместе с солнцем. Под его глазами набухли темные круги, от чего характерник выглядел старым и уставшим.

– Айда. Пора завершить дело.

Аскольд выслушал их внимательно. Сгорбился, услышав о подарке. Спросил тихо:

— И что вы решили, воины?

– Отдадим нашего раненого, – ответил так же тихо Захар.

Северин посмотрел на него с удивлением. Волхв тоже встрепенулся, хлопнул глазами, на лице прошла улыбка.

— Вы... Аскольд не знает, как благодарить! Вы отдаете одного из своих... Ради нас!

– Просто дайте ноши, – остановил его характерник. — Хочу быстро это кончить.

Волхв позвал помощников, которые с первой росой выросли на дежурстве у дома. Максим не пришел в себя ни когда его переложили с кровати на носилки, ни когда понесли в жертвенный камень. Видимо, Аскольд напоследок изрядно накачал его зельями. Характерники осторожно поставили носилки с Максимом на жертвенный камень, отошли и избегали смотреть друг на друга.

Северин закусил нижнюю губу и неотрывно смотрел на второго детства. Он не протестовал против решения учителя, но оно казалось ему неправильным. Стоит ли старый долг такого Захара? Можно ли так просто отдавать обморочного человека потустороннему чудовищу?

Обладатель леса беззвучно прыгнул сверху, словно пришел по кронам деревьев, не сломав ни одной ветки, не встревожив ни одного листа. Едко-зеленые глазницы уперлись в раненого, грозная фигура замерла, как хищник перед нападением.

— Вижу, вижу, — послышался шепот и изогнутая когтя содрала с раненого коцик.

Леший осторожно поднял тело обеими ладонями, в которых Максим казался маленьким и высушенным. Глазки черепа ярко засияли. Северину показалось, будто Властелин леса дует на добычу с головы до ног. Очертания Максима размылись, побежали рябью, превратились в звери.

– Белый, – голос прозвучал довольно. — Достойный подарок, хоть и поцарапан. Я принимаю его.

Властитель леса перевел Максима на правую ладонь, а левой провел по волчьей спине. От этого хищник дернулся, открыл глаза и замер, словно загипнотизированный зелеными глазницами.

- Здоровый и полный сил. Беги, присоединяйся к стае! Теперь ты среди своих.

Леший медленно поставил волка на землю, тот покачал головой, осторожно переступил с лапы на лапу, зарычал и махнул в чащу, даже не оглядываясь.

- Хорошо, - Властелин леса обратил череп к характерникам. – Слушайте мое слово. Через год на этой лужайке должен стоять человек, не старше двадцати зим. И так будет из года в год. Тогда будет царить мир. Он будет жить, пока будут надлежащие подарки.

Не дожидаясь ответа, леший присел и прыгнул вверх — за кроны деревьев, без звука, только хвост промелькнул.

Северин поднял косичку. Он еще сохранял тепло Максима тела. Джура в порыве бросил его на землю и топнул ногой.

— Черт! Мне отвратительно от того, что мы натворили.

- Мне тоже, Северин, - Захар набил трубку.

— Я думаю, что мы зря так поступили.

Старый характерник вздохнул и протер ладонями зажженные глаза.

— А чтобы ты делал дальше с Максимом? Вот он пришел в себя. Выздоровел. Вспомнил тебя. Он знает, что отец твой убил его брата и что ты сам стрелял в него. Что дальше, Северин?

– Я не знаю.

– А я знаю, – учитель закурил и устало сел на камень. — Ты должен осознать, что, несмотря на воспоминания о давней дружбе, кто-то из вас должен умереть. Я бы не разрешил, чтобы умер мой джура. Но вместо убийства мы спасли жизнь твоего бывшего друга, а вместе с ним целый поселок.

Северин рассмеялся.

- Спасли жизнь? Он превратился в волка навсегда! Спасли поселок? Но они теперь будут каждый год приносить человеческую жертву этому рогатому богу! Да, теперь я чувствую себя настоящим героем.

— Уйми сарказм, казачье, — ледяным голосом отрубил Захар. — Представлял ли ты, что все произойдет как в кобзарских думах? Так не бывает в жизни. Тем более на волчьей тропе.

Северин не ответил. Слова разбежались. Он уже не знал, чего действительно хочет.

– Решение принял я, а не ты, – сказал характерник. – Мой крест. Я его унесу.

— Учитель... И всегда будет так тяжело?

- Всегда.

- Такова наша тропа?

Захар кивнул.

— Такова наша тропа.

* * *

Это было жалкое существование.

Он сходил с ума от скуки и хотел есть, даже грыз кляп от безысходности. Разминал мышцы, считал секунды, зачитывал заученные когда-то тексты, а когда уставал, то вслушивался в стены, надеясь услышать приближение всадника. Но оттуда доносился только шепот леса.

Размышления об отце, шайке, Савке не лепились в кучу и рассыпались. Иногда он всматривался в одно место много минут подряд, без всякого мнения, без движения, пока какой-то звук не выдергивал его из отупевшего оцепенения. Когда Ярослава приходила напоить его, он, проглатывая воду, жадно всматривался в нее, пытаясь разглядеть и запомнить больше всего безделушек, которые можно вспомнить потом. Когда Ярослава шла, он представлял себе, о чем она думает, как ждет Игоря и готовится к встрече с ним... Раз или два он пытался рассказать ей правду о Максиме, но сквозь кляп было слышно лишь неразборчивое мычание.

Он спал отрывками, просыпаясь от малейшего шороха и любого движения, которое катилось болью скованными конечностями.

Он не понял, что происходит, когда Ярослава разрезала веревку между лодыжками, подвела на ноги и медленно вывела в соседнюю комнату. Северин покидал клетку чулана таким счастливым, что, должно быть, улыбался. Он не был в этом уверен, потому что не чувствовал мышц лица.

Ноги едва слушались, колени сгибались под тяжестью тела, а каждый шаг стоил больших усилий. Ярослава терпеливо уводила его, придерживая за плечи.

Старая хижина пряталась в сосновом лесу. Не знаю, кто и когда здесь жил — плетень давно завалился, колодец порос травой, дорогу заняли кусты и молодые деревца. Северин с удовольствием вдыхал свежий хвойный воздух.

В трех десятках шагов от хижины возвышался характерный дуб. Яра посадила пленника на сырую землю, привалив спиной к стволу, показала серебряный шар и показательно зарядила пистолет. Северин намек понял и кивнул. Ноги больно напухли, посинели на месте веревки. Он протянул ей связанные руки, но Ярослава покачала головой.

Луна побледнела, почти растворившись посреди серого одеяла облаков. Холодный воздух жадно откусывал тепло его тела. Час назад Северин обмочился и поэтому ногам было влажно, противно и еще холоднее.

Яра куталась в плотный плащ. Распустившиеся светлые волосы, обмороженные сединой, рассыпались по спине. Ноги ее были босыми, роса блестела на пальцах ног. Женщина ждала, всматриваясь в тропинку между деревьями. Рука сжимала пистолет, как последнюю надежду, а на тыльной стороне ладони крови свежий порез.

Они ждали, пока первые лучи солнца не вынырнули из-за горизонта.

На старую дорогу выехал всадник. ехал не спеша, как на прогулке. Приблизился так, что можно было разглядеть доспехи коня, остановился, сбросил капюшон и вскочил на землю. Сердце Северина радостно подпрыгнуло.

– Стой там, где стоишь! – крикнула Яра, поднимая оружие.

– Я долго гонялся за именем, – прорычал Игорь. — А имя позвало меня.

— Выполняй приказы и твой сын будет жить, — нацелился пистолет на Северина.

Отец бросил на него взгляд, словно взглянул на насекомое.

— Медленно, десницей, брось все оружие ко мне, — приказала Ярослава.

Северин наблюдал, как отец выполнил приказ: на землю полетел первый пиштоль, второй, большой серебряный нож, два меньших ножа и стальная сабля, которая никому из присутствующих не могла повредить.

Ярослава ногой отбросила оружие к дубу — так близко, что Северин мог достать его.

– Сделай несколько шагов ко мне, чтобы я разглядела твое лицо.

Игорь стоял, не сдвинувшись с места.

Ярослава снова подняла руку, дуло пистоля указало на Северина.

Игорь медленно сделал шесть шагов. Она внимательно разглядела его. Скривилась брезгливо.

– Твои глаза пусты.

Игорь молчал.

– Отвечай, – ее голос вздрогнул. – Где Максим?

– Его нет среди мира людей.

Он уклонился от прямого ответа.

– Где Максим?!

На бледных щеках Ярославы проступил румянец, как от лихорадки. Ее почтальон смотрел на Северина.

– Странно, что ты нашла дуба Святослава и не нашла Максима, – ответил Игорь. – Я убил его через пару миль в лесу. Не могу утверждать, что смерть была быстрой и безболезненной.

Он врал, намеренно дразнил ее. Зачем?

Показалось, что Ярослав сейчас выстрелит. Рука с пистолетом задрожала, Северин зажмурился, но женщина овладела собой.

— Когда-то ты видел сыновей моих на руках и даровал им игрушки... А потом собственноручно убил. Ты смотрел им в глаза, Игорь? – она начала говорить тихо, но сорвалась на крик. – Что ты при этом чувствовал?

Игорь молчал. На его челюстях играли желваки.

- Урод! Упиваешься ненавистью, провозгласив убийство смыслом жизни! Ладен убить даже собственного крестника! Твои руки в крови невинных...

Отец сделал то, чего Северин никогда не видел и чего ждал меньше всего – улыбнулся. Его улыбка была скупой и некрасивой, как звериный вышир.

Он медленно скинул сапоги.

— Проклятый убийца! Зовешь ренегатами других, когда сам стал чудовищем! Ты не человек, – кричала Ярослава. — Бешеный зверь, желающий только смерти! Твой список не окончится никогда! Ведь иначе ты не будешь иметь смысл существовать...

Игорь расстегнул скобы и откинул черес. Медленно, словно неохотно, сбросил опанчу и рубашку. Его жилистый торс кружили многочисленные шрамы.

– Но я закончу все сейчас. Хотя ценой собственной жизни. Ты его все равно уничтожил. Я твоя смерть!

Она перевела почтальон, почти не целясь, и грянул выстрел.

Игорь упал, а женщина бросилась вперед, срывая плащ и растирая кровь на губах. Под плащом она была без одежды, в прыжке линии ее тела изменились, утончались, обросли мехом. На землю вскочила серая серая волчица.

На нее бросился большой черный волк с белым холкой. Левая передняя лапа приподняла его, атака получилась неуклюжей. Волчица уклонилась, волк восстановил равновесие, щелкнул клыками. Хищники выросли, зарычали, закружились по кругу.

Ранение мешало волку, отвлекало внимание и сковывало движения. Он был больше и крепче соперницы, но не успевал за ее скоростью. Волчица напрыгивала, рвала, рвала и молниеносно отступала, не давая никакого шанса для контратаки.

Внимание Северина отвлекло блеск луча на ноже отца, лежавшего неподалеку. Молодой человек осторожно вытянул ногу... Далеко. Тогда он завалился на бок и пополз дождевым червем.

Волк зарычал, попытался напасть, но из-за раненой лапы его атаки не представляли угрозы. Он напомнил хромой призрак и каждое нападение возвращалось пропущенным ударом.

Затерпевшие ледяные руки не держали нож. Он даже пальцы сжать не мог! Северин зажал рукоять ножа между пятками, лезвием вверх, и начал пилить веревку между запястьями.

Вынужденный постоянно обороняться, волк волчком вертелся на месте, постоянно огрызался, но волчица вела это сражение, не теряя инициативы ни на мгновение. Она яростно рычала, а черный мех проникал кровью.

Веревки подвергались медленно. Слабость от нервного истощения, отсутствующего питания и долгого обездвижения сказывались. Северин мог бы перерезать эти путы гораздо быстрее, если... Если бы.

Кровь капала на траву, смешивалась с росой. Когти выдирали грудки сырой земли. Волк тяжело проглатывал воздух и старался уклоняться, постоянно отступая. Он не успевал: волчица настаивала без остановки, ее писок был вымазан его кровью. Волк слаб на глазах.

Веревка затрещала.

Волчица напала, волк отпрыгнул, но раненая лапа не выдержала. Он неуклюже простерся на животе, открыв холку для роковой атаки. Волчица бросилась вперед.

Веревка разорвалась. Северин пошевелил пальцами, медленно растер болезненные синяки на запястьях. В некоторых местах кожа воспламенилась и начала нарывать.

Вдруг волк рванул навстречу. Через мгновение глаза волчицы наполнились осознанием коварного приема, она попыталась увернуться, но было слишком поздно – она летела прямо в ловушку. Клыки вгрызлись в серую шею.

Северин охнул.

Тело волчицы упало, завизжало, щелкнуло лапами, пытаясь отбросить врага. Но клыки держали крепко. Ее лапы беспомощно срывали траву и разбрасывали землю вокруг, затем движения замедлились, дергались беспомощно и беспорядочно, с глотки донеслось скомление. Волк дернул пастью несколько раз, затем несколько шагов протянул соперницу за шею, пока ее квиление не умолкло.

Северин обалдел. Тело Ярославы задрожало, разозлилось, началось последнее превращение.

Игорь Чернововк убил много людей, чтобы проиграть в битве один на один. Он охотился годами и никто не отдавал своей жизни без ожесточенного боя. Ярослава, вероятно, стала одним из его самых сложных испытаний, но даже несмотря на ранения опыт и взвешенность возобладали над материнским отчаянием и жаждой мести.

Игорь Чернововк всегда побеждал.

В отличие от бездаря-сына. Сейчас отец перевернется и произнесет колючую фразу.

Волк оторвался от растерзанной женской шеи и медленно развернулся к юноше. Зрелище было ужасающее: черный призрак, мех дыбом, вымащенная кровью пасть. Багровые глаза неуклюже смотрели на Северина.

От этой точки зрения стало жутко. Страшнее, чем когда Яра Вдовиченко приставила пистолета ко лбу. Теперь ее волосы сломанным веером распались по траве, а ее кровь стекала по волчьей пасти.

Багровые глаза смотрели неловко. Что-то было не так.

– Отец, – робко произнес Северин.

Горячая кровь дымилась в воздухе. Волк, не отрывая взгляда от юноши, опустил морду к земле. Напряг мышцы, прижал уши к голове.

– Отец, – повторил Северин громче, чувствуя, как затряслись ноги.

В ответ послышалось рычание. Волк несколько раз хлестнул по бокам хвостом. Он готовился к нападению.

- Отец! — крикнул Северин отчаянно.

Волк бросился на него.

«Это страшное, искалеченное чудовище, в основах которого тлеет человеческое сознание. Она пытается заглушить ее, охотясь на людей, упиваясь их жизнями. Страшное чудовище, в котором нужно видеть только опасного врага, а не бывшего брата. Его нужно убить ради него самого».

Волк прыгнул.

Сейчас Игорь убьет его и исчезнет в чаще, чтобы продолжить охоту на людей, но теперь без списка. Теперь...

Рука Северина, до сих пор державшая отцовского ножа, подалась вперед, сама, без приказа, как тренировалась делать тысячи раз. Он смотрел, серебристой рыбиной лезвие срывается в полет и ныряет острием хищнику между грудью.

Передние лапы ударили Северина в плечи, повалили на землю. Он забился спиной, схватил волка за шею и сжал ее. Волк несколько раз яростно дернулся и ослабленные пленом руки соскочили. Волк замер с разинутой пастью. На лицо упала теплая слюна. Вот и все, подумал Северин.

Взгляд встретился с багровыми глазами. Глаза моргнули.

Северин почувствовал, что на него струится кровь из-под серебряного ножа. Тяжелое тело волка размякло и безвольно свалилось набок.

Горячая кровь.

- Отец! — закричал Северин, встав на колени.

Волчье тело пошло волнами, налилось новой формой, с хрустом выросло. Мех треснул, конечности стремительно превратились в человеческие. Кожу покрывали многочисленные раны.

Игорь проглотил воздух, словно после глубокого ныряния, и открыл глаза. Собственные глаза.

О чем думает человек в последние секунды? Боится? Сожалеет? Молится? Вспоминает лучшие мгновения? Подводит итоги? Влечет надежду? Пытается отвлечь неотвратимое?

Секунды, которых раньше не замечал, превращаются в драгоценное сокровище. Смерть, казавшаяся призрачной на далеком горизонте, вдруг стоит перед тобой.

Наряду с ней забывается неважное и четкими очертаниями предстает главное. Остаются последние слова, которые нужно произнести, слова, ставшие самым главным итогом, к чему, наконец, свелась твоя жизнь.

Отец посмотрел на Северина, попытался поднять руку к ножу в груди, но едва шевельнулась и бессильно упала на траву.

– Ольга, – прохрипел Игорь.

Вместе с именем изо рта пролилась кровь, потекла по щекам, заблестела на бороде. Игорь задышал быстро, будто ему не хватало воздуха. Пальцы рук судорожно скребли землю.

Северин стоял на коленях, забыв все волшебство крови, которым его обучали. Он бессильно плакал, растирая слезы по лицу, и говорил быстро:

— Отец... Не умирайте... Я здесь...

Он извинялся за все свои вины. Обещал стать лучше. Клялся никогда не разочаровывать. Просил не покидать его и пытался докричаться до отца.

Игорь не слыхал.

В последние мгновения жизнь старший Черновок не смотрел на сына. Его глаза видели женщину, со смертью которой он так и не смирился.

– Оля-а-а, – прохрипел Игорь.

И выпустил последнее дыхание.

* * *

Всюду роилась тьма. Багровые глаза сверкали призрачными фонарями. Стол стоял пустой, на темных досках сменялись причудливые знаки.

– Пришел так скоро? – спросил Гаад.

– Я не собирался приходить, – начал было Северин и замолчал. Как его сюда занесло?

- Но пришел, - развел руками хозяин.

— Я... я не знаю, как я очутился здесь.

Несколько секунд Гаад изучал его. Взгляд багровых глаз пронизывал насквозь. Вдруг Гаад рассмеялся. В унисон со смехом разразился гром. От неожиданности Северин вздрогнул.

– Зато я знаю.

Гаад зааплодировал, и от каждого аплодисмента его ладонь тьму разрезала сияющая змейка громовицы.

— Поздравляю, мужественный характерник, — заговорил Гаад, глаза его светились ярче. — Тиран сброшен. Ты доказал, что лучше его. Это естественный ход вещей: молодые убивают стариков, свежая кровь меняет...

- Постой! – перебил Северин. – О чем ты говоришь?

Он схватился ладонями за виски, замотал головой. Какого черта он попал в Потусторонний мир? Зачем он здесь?

– Славный победитель зверя, – продолжал Гаад. — Смотри только, чтобы это не расстроило в тебе собственного Зверя...

Его глаза, колдовские рубины, наполнялись сиянием.

– Победил ожесточенного врага! Достойное достижение. Сама его тень заставляла тебя дрожать, одни воспоминания возмущали сердце... Тот, кого ты ненавидел и вместе с тем боялся так сильно, что не осмеливался этого понять.

Ты рад? Признайся.

- Я...

— Люди жалкие, но в то же время сильные. Ваша кровь такая странная и животворная, — глаза Гаада ослепляли багрянцем. — Радуйся, Северин! Отныне ужас позади. Теперь никто и никогда не заставит тебя чувствовать себя маленьким бездарем... А если попробует, ты теперь знаешь, что делать, не так ли?

- Заткнись! — крикнул Северин, прикрывая уши.

Гаад расхохотался вторично, его глаза погасли и с хрустом разлетелись вдребезги. Лицо растеклось, черты расплылись, заструились, закружились и превратились в Лину.

Он снова стоял у дома Соломии. Лина была расстроена: под ведьмиными глазами залегли темные круги, кожа была болезненно-бледной, волосы взлохмачены.

Девушка смерила Северина безразличным взглядом.

– Снова притолкался, – она покачала головой. — Как ты ничтожна! Неужели нет крошки чувства собственного достоинства?

– Я не собирался приходить! – запротестовал Северин.

– Ладно себе глаза выколоть, чтобы тебя не видеть, – устало произнесла Лина. — А может, ты меня просто убьешь, как убил отца?

В ее руке сверкнул нож с серебряным лезвием.

– Это так просто! Одно движение, и человека, причинившего боль, не стало. Боли не стало. Очень просто. Ответ на все вопросы! Возьми, Северин.

Она протянула ему нож, но юноша отшатнулся.

– Нет!

– Тюхтий, – презрительно бросила Лина.

Но воткнула лезвие себе в грудь.

Северин оцепенел, наблюдая, как на льне расцветает кровавое пятно. Лина тихо вскрикнула, пошатнулась и с улыбкой упала к его ногам.

– Теперь никто не сделает тебе больно, Северин, – прошептала она, поглаживая рукоять ножа. – Будь счастлив! Северино...

– Лина! – он бросился к ней.

- Северин...

Ведьма растаяла. Захар осторожно тряс его за плечо.

- Просыпайся, казаче. Все собрались... Пора начинать. Северин вскочил на ноги, быстро протер глаза.

Он не отдыхал на протяжении последних двух суток и заснул стоя, прислонившись к стволу маминого дуба.

Это был только сон... Но могила, чья черная глотка зияла рядом с деревом, была настоящей.

— Прости меня, мама, — прошептал Северин и провел пальцами по коре. Это прикосновение успокоило его.

На похороны собралось двенадцать характерников, чьих имен он не знал, — должно быть, из шалаша назначенцев. Среди присутствующих ему были известны только Захар и Иван Чорновок. Рыцари, все с дороги, замерли вокруг стоящего рядом могилы стола.

На столе лежало тело, завернутое в красную китайку, и несколько личных вещей покойного.

Иван Черновков перекинулся взглядом с Захаром. Характерник едва кивнул. Иван сказал негромко:

– Начинаем.

Он и еще три характерника осторожно подняли и положили тело к могиле. Не было ни осинового гроба, ни колка в грудь, ни возложения лицом к земле — всего, что, по слухам, надо делать с телом сероманца.

Священнослужителя также не было: их братию приглашали тогда, когда характерник оставлял такую волю в завещании или при жизни, в присутствии многих свидетелей из Ордена объявлял желание быть отпетым по церковному обычаю. Игорь Чернововк такой свободы не оставил.

Без музыки, последних речей и остальных торжеств рыцарь Серого Ордена уходил из жизни. Северин смотрел на тело, упавшее в красную, как глаза Гаада из сновидца, ткань, и не верил, что там лежит отец.

Не верил, что именно он положил конец его жизни.

Каждый из присутствующих подходил к столу, брал вещь из клада покойника и осторожно бросал в могилу, говоря:

— Встретимся по ту сторону.

Рядом Игоря легли сабля, два пистоля, черес, трубка, полный кисет, запечатанный сургучом штоф водки, кисет с несколькими монетами...

Захар незаметно подтолкнул Северина – его очередь.

Юноша из деревянных движений дошел до стола и долго всматривался в остальные вещи. Никто его не подгонял. Мамин дуб шелестел листьями.

Северин взял в руки нож, тот самый, которым убил Игоря. Легкий и блестящий, отмытый от крови. Летит, вонзается в грудь черного волка, торчит в теплом, но уже мертвом человеческом теле...

Рука вздрогнула, чем выскользнула. Сделал неполный оборот, звякнул о саблю, замер у покойника. Северин закусил губу, огляделся - никто не таращился. Чувствуя благодарность к незнакомым молчаливым мужчинам, он уволил место и вернулся к учителю. Захар положил руку на его плечо.

Последними, от Ивана Чернововка, в землю легли несколько листов старой бумаги, заполненной строками имен, большинство которых были вычеркнуты выцветшей кровью.

Сойду в небо синее дубком чернолистым, — вертелось в голове Северина, — сойду в небо синее... Несколько дней назад, в прошлой жизни, он переживал из-за отказа Лины. Каким глупым мальчишкой он был.

Могилу засыпали лопатами, взятыми у местного могильщика. Некоторые характерные крестились, а Северин созерцал, как отец и его вещи навсегда исчезают под черными слоями земли. Он забыл произнести ритуальные слова о встрече по ту сторону, и теперь было поздно.

За столом откупорили водку. Сироманцы молча выпили по несколько рюмок — вместе, не чокаясь. Северин не пил, изливая все на могилу отца. Он даже нюхать водку не желал.

Глаза были сухими. Он выплакал все за прошедшие два дня.

После рюмок рыцари по очереди пожали руку Северину и разъехались. Остались только Иван и Захария.

Как тогда, в сосновом лесу...

Он послал письмо, а затем до самой ночи сидел у тела, снова и снова пытаясь сотворить волшебство, бормотал заклятие непрерывно, и едва не избил того, кто пытался оттащить его в сторону и напоить водой. Затем Северин узнал учителя и неожиданно для себя зашел плачем. Он никак не мог остановить слезы, ему было стыдно за слабость, а Захар его осторожно накормил и смазал раны от наручников.

Потом несколько характерников осматривали хижину и мертвые тела, и одним из следователей был Иван Чернововк. Есаула спокойно, однако настойчиво допросил Северина, как все произошло, вопрос по вопросу, от бегства из шайки и разговора с Линой до волчьего герца и убийства Игоря. Северин отвечал тихо, будто это случилось не с ним, лишь изредка врываясь на полуслове.

Два дня спустя (путешествие с телом к кладбищу почти без остановок) слились в невнятное путешествие сквозь бессонницу, когда перед глазами Северина убийство совершалось снова и снова. Рычание, прыжок, нож, кровь, багровые глаза, хрипение, отчаяние... Последний крик Яри, собственный напуганный вскрик, прыжок, нож, кровь, багровые глаза, хрипение...

Старая жизнь закончилась не в ночь серебряной скобы и не на приеме в Орден — она закончилась, когда он унес жизни собственного отца.

Как обещал леший.

Похороны кончились. Есаула назначенцев подошел к Северину и сказал негромко:

— У меня разговор, брат, — Иван сжал лохматые седые брови, отчего выглядел неприветливый. — Время не самое лучшее, но другого ждать не приходится.

– Я слушаю.

— Должен сказать откровенно, — есаула поправил перстень. — Брат Вырий много лет ходил по краю. Я не раз предупреждал его. Не уверен, что привело к излому: он мог переволноваться за тебя, или его задело появление Яры, или так подействовало ранение...

Северин посмотрел на свежую земляную насыпь. Последняя воля отца исполнена: он лежит рядом с мамой. Когда Северин вернется, если вернется, там будет молодое деревце.

— Обычно такие расследования продолжаются дольше, но это дело исключительное, и у меня нет оснований его затягивать, — Иван говорил быстро. — Я и другие рыцари шалаша назначенцев считаем твои действия вполне оправданными. Несомненно, Игорем овладел Зверь. Брат, оказавшийся рядом, должен был убить его. Если бы этого не произошло, то многие невинные люди оказались бы под угрозой, и прежде чем мы подстрелили бы такого опытного, хитрого и свирепого хищника, кто знает сколько жертв...

— Я виноват в том, что это произошло. Моя опрометчивость.

— Да, с тебя все началось, — кивнул старший Черновок. — Но его Зверь мог вырваться позже других обстоятельств. Когда я остановил охоту на Свободную Стаю три года назад, брат Вырий сказал, что продолжит, пока в списке не останется имен, и только смерть может остановить его. Она и остановила – твоими руками. Хорошо, что ты сознаешь свою ошибку, брат. Она запомнится на всю жизнь, потому что такие ошибки чеканят кровью... Однако вместе с тем никогда не забывай, что ты подарил ему достойную смерть. Брат Вырий гордился бы сыном.

Северин покачал головой.

– Он считал меня недаром. Я заслужил такое отношение. Меня захватили в плен...

- Не будем тратить время на это, - Иван махнул рукой. – Обвинения против тебя не выдвигаются – вот, что я хотел сказать в первую очередь. Следующее, о чем ты должен знать: все состояние Игоря Чернововка было перечислено на твой счет. Завещания он не оставил, а ты его единственный родственник. Там довольно большая сумма, потому что брат Вырий жил аскетично.

Северин вяло кивнул. Никакие суммы не интересовали в эту минуту.

– А теперь к главному, – тон есаулы стал сухой и резкий. — Совет Симох прощает тебе самодурство с бегством, но делает это исключительно из-за личной трагедии. Предупреждаю, брат, впервые и в последний раз: если ты самовольно оставишь шайку во время выполнения задания, то в ближайшие годы проведешь часовым в такой дыре, где и чугайстер не ходит. Я лично об этом позабочусь. В конце концов ты носишь мою фамилию.

Северин кивнул. Он воспринял выговор спокойно и даже безразлично.

— Взгляни на свою золотую скобу, — старый характерник ткнул пальцем с перстнем в его живот, где на чересе сияло очертание Мамая. — Она большая честь, но и большая обязанность. Нарушение приказов недопустимо. Ты этого сознаешь?

– Да.

— Один из твоей шайки уже исчез. И мы до сих пор не нашли его, – Иван рубанул воздух рукой. — Без дисциплины Орден давно бы исчез. Посмотри, к чему привел один только Рокошь Свободной Стаи! Нас ограблены и ослаблены, слава пошатнулась и покрылась пятнами. А сколько рыцарей погибло, сколько человеческих судеб разбито! Я не знаю, осознаешь ли ты, но наши ряды вряд ли когда восстановятся до уровня старых времен. И все потому, что один человек поставил себя выше правил.

— Я прошу прощения...

— Ты извинишься перед братом Кременем, который отвечает за вашу шайку, — перебил Иван. – Тебя сопровождает брат Брыль. И, Северин... Я сочувствую твоей потере. Игорь был моим учеником.

Иван закашлялся, бросил взгляд на могилу и вздохнул. На мгновение из-под маски сурового есаула просмотрел пожилой измученный человек.

– На этом все. Хочешь что-нибудь спросить?

— Что случилось с телом Ярославы?

– Ее похоронят там, где решит шалаш казначейских.

— Может, вам известно почему, — на мгновение он запнулся, потому что вопрос показался неуместным. – Почему моего отца назвали Вырием?

Иван удивился вопросу, а потом усмехнулся.

— Это была моя подсказка Совету Симох. Когда Игорь ходил у меня в джурах, он был очень веселым и жизнерадостным парнем. Как-то мы ночевали в небольшой карпатской деревне, в гостях у зажиточного хозяина. Его жена сравнила улыбку Игоря с теплым краем — такой теплой она ей показалась.

Отец, которого он никогда не знал.

— Прощай, брат Щезник. Держись.

Чернововк кивнул Захару, который курил неподалеку, сел на коня и уехал.

Учитель подошел и дунул табачным облачком.

— Двинемся, когда будешь готов, казаче.

– Хорошо.

- Как чувствуешь себя?

- Опустошено. Но спокойно.

— Ты поступил...

– Я знаю, что поступил правильно, – Северин бросил взгляд на могилу. — Все думают, что я переживаю из-за его смерти... Но это не так. Пожалуй, я плохой человек, потому что чувствую облегчение.

Северин достал собственную трубку, набил, продумывая дальнейший ответ, и тоже закурил.

— Этот список имен был настоящим сыном Игоря. Его вечная месть... Я мог либо присоединиться, либо не мешать, – юноша затянулся. — Мне гораздо хуже того, как мы поступили с Максимом Вдовиченко. Ярослава погибла убежденной, что он скончался.

– Ты сочувствуешь ей?

— Сочувствую больше, чем отцу. И когда я произношу подобные слова над его могилой, то какие еще доказательства нужны, что я плохой человек, — с горькой улыбкой сказал Северин и затянулся так глубоко, что закашлялся.

— Допускаю, что ты достаточно мужественен, чтобы быть искренним, — осторожно сказал Захар.

– Ни черта я не мужественный, учитель. Когда она приставила почтальон мне ко лбу, я чуть не обосрался. Мне так страшно никогда не было. А когда отец спрыгнул на меня... Я считал себя покойником. До сих пор не понимаю, как умудрился убить его. Рука сама дернулась.

– Ты недооцениваешь себя, брат.

- Вряд ли.

Характерники покурили в молчании. Пришел мрачный гробар и забрал лопаты, спросил за стол. Ответили, чтобы забирал вместе с остатками водки, чем сразу подняли гробаревое настроение.

— Леший не соврал, — заговорил Северин, выбивая пепел из носогрейки. — Я не думал, что оно действительно сбудется. Не хотел верить.

— Нельзя доверять потусторонним созданиям.

– Я рад, что его бесконечная охота кончилась, – Северин взглянул на могилу, перевел взгляд на дуб рядом. — Рад, что не должен выслуживаться перед ним, постоянно доказывать, что достоин быть его сыном, вечно картаться. Я рад… Подумать только, убийца собственного отца! Мама бы не простила.

– Не говори так, – возразил Захар. — Я не знал твоей мамы, Северин, но могу сказать, что Игорь был не лучшим отцом. Мне всегда думалось, что единственное, чего он на самом деле хотел, — это погибнуть. Он постоянно искал случая подвергнуться неоправданным рискам, постоянно играл со смертью и — иронически — постоянно выигрывал. И то, что убил его именно ты... В этом есть справедливость. Завершенность. Мне думается, что Игорь сознавал, как недостойно обращается с тобой. Он бы порадовался, как ты ответил. Считай, ты доказал ему, что действительно стоит череса с тремя клямрами.

- Как это все причудливо звучит, - покачал головой Северин.

— Жизнь вообще причудлива. Тем более характерно.

Северин пошел к Шарканю, но на полпути вернулся и спросил:

- Такова наша тропа?

Захар кивнул.

— Такова наша тропа.