Argumentum ad hominem

Глава 8. Для этого у меня есть адвокат.

Дарли

Когда Марко, коренастым орлом наблюдавший за окружающей обстановкой, причем как вне машины, так и внутри неё, сообщил: «Вон ваш мальчик идет», мне захотелось его стукнуть. Причем, реально, ладонью, даже с риском отбить руку о квадратный затылок. Потому что как бы мне ни мечталось и грезилось, «моим» это белобрысое чудо стать не могло по определению. Скорее, я имела шанс получить заполучить обратную принадлежность. Огорчительно малый, прозрачно-призрачный шанс.

Нет, он не отталкивает. Просто вежливо отстраняется, по совершенно непонятной для меня причине. Или я просто ему не нравлюсь? Бывает же так, в конце концов, что и человек хороший, даже приятный, и работается вместе продуктивно, и отдыхается недурно, и претензий обоюдных вроде как не возникает, а все равно, близости не случается. Да, и той самой тоже, хотя она занимает меня в самую последнюю очередь. В общем, хоть тресни от ярости, но невидимый забор останется на своем месте. Просто потому, что не суждено и не положено.

Тем более, если прямо сейчас глянуть, ни дать, ни взять, мажор, с первыми петухами вышедший из полицейского управления, где его отчитывали, скажем, за импровизированный ночной стрит-рейсинг. Но усилиями дорогих адвокатов, разумеется, все разногласия удалось урегулировать, кроме немедленного возврата шикарной «ламбы», и теперь он недовольно прогуливается вдоль ступенек парадного входа в ожидании, когда рядом остановится «ролл-ройс», чтобы увезти хулиганистое чадо прямиком пред суровые родительские очи, чтобы…

Уж не знаю, какие мизансцены могли возникнуть и возникли ли вообще в голове Марко, но исполнил он ровно то, что я себе представляла: подкатил машину и открыл дверь. Правда, далее воображаемая мной история забуксовала, потому что девушка, действительно, глазевшая на всех нас, в неё как-то не вписывалась. И как только парень продавил сиденье рядом со мной, я вынесла обвинение, постаравшись вложить в голос все возможное возмущение:

– Стоило всего на полдня оставить без присмотра, а ты уже бабу себе нашел!

Можно было в ответ отшутиться. Можно было нагородить чуши. Наконец, можно было просто гордо промолчать, но Петер лишь совершенно спокойно уточнил:

– Это она меня нашла.

А потом добавил, видимо, для полноты картины, причем, именно моей:

– Она не баба. Она адвокат.

А что, адвокаты бабами не бывают? Нет, не так. Бабы не бывают адвокатами? Хотя, в его понимании одно вполне могло исключать другое, и сей факт меня уже не удивлял.

Создавалось стойкое впечатление, что парень словно видит весь этот мир, как в первый раз. Потому что даже за те двадцать с чем-то лет, которые он явно прожил в пределах планеты Земля, можно и должно было набраться всякого. Да тех же плоских шуток, кочующих из одной мужской компании в другую, право слово! А тем не менее, в сером взгляде отражается все, что угодно, кроме внутренней привычности к происходящему.

Смотрит, видит, понимает, но выводы делает… Уф-ф-ф. Хотя, иной раз, наверное, лучше бы не делал, потому что ответом на мой вопросительный взгляд стал момент растерянности, озвученный чуть виноватым:

– Простите… Ваш проездной…

Потом пошло неуверенное рытье в карманах, лишний раз доказывающее, что модно прибарахлился он совсем недавно. Карточку все-таки нашел и протянул мне, но моё внимание целиком и полностью поглотил скомканный листок бумаги, выпавший из куртки в процессе поисков.

Стандартная накладная службы доставки с перечнем позиций, как и можно было предположить, из весьма недешевого магазина, которая дотошно описывала весь комплект одежды и… Сто-о-п.

Упаковка презервативов?

Вот так-так. Кажется, тетушке Дарли сегодня подвезло с развлечениями. И хотя грешно смеяться над убогими, равно как и над святыми, но просто не смогу удержаться. Главное, побольше суровости добавить в вопрос:

– А это что ещё такое?

Он взял квитанцию в руки, внимательно прочитал строчку, на которую я указывала, поднял все такой же не обремененный сомнениями взгляд и простодушно резюмировал:

– Не мой размер.

Я согнулась пополам, чтобы моё истошное хрюканье было слышно преимущественно только коленкам.

Как вообще можно быть таким… таким… таким… Прямо и точно по всем известному клише, которое про «без страха и упрека». Правда, если при внимательном рассмотрении наши артельные сказки и легенды оказались не настолько уж волшебно-придуманными, то и у ряда устоявшихся понятий происхождение тоже может быть вполне прозаическим.

Но все равно, нашел же, что сказануть! Конечно, не было смысла ожидать смущений или оправданий, разве что элемента неловкости, и тем не менее. Элегантно он выкрутился. И репутация дамы осталась незапятнанной, потому что, мало ли, для кого что предназначалось, может, планировалось приятное продолжение семейного ужина. И сам ничем не поступился. Причем, похоже, всего лишь сказал правду. А ещё вернее, внес небольшое уточнение в действительное положение дел, потому что… Ну да. Могли возникнуть домыслы и вымыслы. А теперь все кристально ясно. К тому же, если бы мне, в самом деле, захотелось узнать, как он провел ночь…

Удивительно было ловить себя на такой мысли. Раньше я бы ни секунды не задумывалась над тем, воспользоваться песней или нет. Что же изменилось? Дурное влияние рыцаря сказалось? Скорее всего. Почему-то именно после встречи с ним и началось это странное торможение в принятии решений. Может быть, из страха воплощения старых сказок в жизнь? Что подчинит, если буду много своевольничать?

Нет, это как раз меня не пугает. Потому что взамен получу много больше: прямой доступ к материальному миру, который смогу мять и лепить… Хорошо, пусть не по собственному желанию, но с вечным восторгом и восхищением. Не самая плохая участь, прямо скажем. Куда как приятнее пения унылых колыбельных больным и умирающим.

Да, дело совсем не в страхе. В другом. В самом рыцаре. Даже когда он где-то далеко, за пределами ощущений, память-то никуда не девается. И эта его манера делать только то, что необходимо, она… Пожалуй, именно что заразительна. Потому что когда тебя допускают до участия в чем-то невероятном, отчаянно хочется соответствовать. Или хотя бы стараться оправдать оказанное доверие.

Но я все-таки рискну. Чисто из любопытства, за которое…

Он меня не осудит. В самом худшем случае вопросительно посмотрит и выгонит вон.

Я ведь только чуточку. Самую-самую ма…

От первых же нот дыхание перехватило и сожгло в пепел, горечью и проклятиями осевший на языке.

Кто посмел?! Ясно же было сказано: моё! Не трогать!

От сторожевой песни остались только уродливые обрывки, потому что кто-то, вопреки предупреждениям и просто хорошим манерам вознамерился… Да, сломать моего рыцаря. Удар такой силы не мог сделать ничего другого, сфокусированный, направленный, даже подкрученный, раз уж моё творчество беспомощно разметало во все стороны. Поразительно умелый и настолько… Знакомый?

Обычно для запоминания чужих почерков мне требуется довольно много времени и желания вообще этим заниматься, но тогда вся ситуация располагала к сосредоточенности, вот в памяти и отложилась легкая похвала, которой один уютный мужчина одарил официантку в качестве комплемента к чаевым. Осторожная и безобидная, но такая характерная. Такая…

Наверное, я слишком резко выпрямилась, потому что любимый вопрос рыцаря прозвучал обеспокоенно:

– Вам плохо?

Да я в бешенстве. Морально. А вот кому должно было быть и оставаться по-настоящему плохо, так это…

– С ним ничего не случилось, - сообщил Петер, зачем-то добавляя: - Если вам это важно.

А потом переспросил, чуть растерянно, словно удивляясь собственным же словам:

– Вам ведь это важно?

Важно. Конечно. Наверное. Только о Лео, полезшем на рожон туда, где висела табличка «Ход закрыт», я подумаю много всего разного потом, попозже. А сейчас нужно как-то попытаться загладить чужую беспардонность и хоть немного…

А не получится. Теперь закрыто и для меня тоже.

Ах ты…

На меня посмотрели то ли виновато, то ли извиняющеся, и резко сменили тему беседы, обращаясь к водителю:

– Багажник сколько литров?

– Заявлен на пять сотен, - ответил комодообразный Марко, стрельнув взглядом в зеркало заднего вида.

– Остановите, пожалуйста.

Я могла бы подумать, что это намек на меня, моё поведение и вообще нежелание продолжать общение, но вовремя вспомнила, что такие тонкости не в обычаях белобрысого рыцаря, и решила просто спросить:

– Чего удумал?

Он вздохнул, признавая:

– Если я не высплюсь, я сдохну.

А потом добавил, с ноткой безысходности:

– Или кого-нибудь убью.

Первое в мои скромные планы не входило никоим образом, второе… Скажем так, готова была даже составить компанию, особенно если цели сойдутся. Поэтому я дернула Марко за рукав:

– Поблизости найдется тихое местечко, где не задают вопросов и не шпионят за постояльцами?

– Конечно, мадам, - ответили мне, лихо сворачивая с проспекта на первом же перекрестке.

Я знала, что такие кварталы, застроенные, одному богу известно, в какие времена, все ещё оставались на карте города. Даже бывала в паре из них, то ли кого-то навещая, то ли по делам фирмы. Узкие улицы, невысокие дома, кое-где чуть ли не сходящиеся крышами навстречу друг другу, крохотные балкончики, растопырившиеся горшечными цветами, входные двери прямо от мостовой, окна первых этажей, вечно закрытые решетчатыми ставнями, за которыми всегда и наверняка прячутся любопытствующие глаза. И степенная дневная тишина, гордо заявляющая, что все местные обитатели сейчас заняты своими исключительно важными делами, но если вы соблаговолите зайти попозже, ближе к сумеркам…

Проезжая часть переулка, в который мы въехали, едва-едва вместила «майбах», а тротуары оказались настолько игрушечными, что пришлось выбираться наружу, чуть ли не прижимаясь к машине, потому что открыть двери полностью не представлялось возможным. Но все справились и, под руководством Марко, нырнули в ближайшую и крайне малоприметную дверь, за которой ожидалось обнаружить все что угодно, кроме вполне себе обыденной гостиничной стойки. Портье, дремавший на своем посту, завидев нашего комодообразного предводителя, нездорово оживился и болванчиком закивал в ответ на каждую фразу. Благо, Марко был немногословен в своих пожеланиях, иначе у несчастного от такого рвения отвалилась бы голова.

Тем не менее, протянутый ключ непостижимым образом оказался именно в пальцах Петера, и тот отвалил в указанном направлении, оставив денежные дела и прочие вежливости на нашу долю. Вернее, на долю Марко, который обошелся парой загадочных жестов и витиеватым пожеланием здоровья какой-то донне Амелии, что портье, как мне кажется, вполне удовлетворило. На все про все ушла пара минут, не больше, но когда я наконец-то перешагнула порог оплаченного номера, передо мной предстал уже только финальный занавес той сцены, которую наверняка было бы куда интереснее наблюдать в реальном времени.

Совершенно очевидным оставался лишь один факт: раздевался рыцарь на ходу. Но разбросанные вещи неумолимо подтверждали, что траектория движения была крайне причудливой, да к тому же его настолько отчаянно мотало из стороны в сторону, что смог добраться до кровати исключительно в силу небольших размеров комнаты. Дошел, упал и умер, что называется. Но мне, если вдуматься, последнее обстоятельство очень даже…

Нет. Я так не играю. Это несправедливо!

Большинство терапевтических песенных вмешательств как раз и проводится в стадии сна, когда нужно наладить работу тела, не загружая мозг лишними решениями. Но у этого клятого…

Значит, нет никакой возможности добраться до него ни в обычном, ни в бессознательном состоянии. Если сам не позволит. Даже если нужна помощь и…

Ну что за кретин, а? Так ведь, действительно, недолго сдохнуть. После того разгрома, который учинил Лео, надеется все поправить, отоспавшись? Святая наивность! Песенник же бил на поражение, разворачивая все и вся так, чтобы наверняка. Чтобы насмерть. С другой стороны, белобрысый все ещё вполне жив, хотя и лежит сейчас без сознания и без движения, вцепившись в подушку так сильно, что аж костяшки побелели.

Что же там случилось, между ними и вообще? Неплохо бы выяснить. И для этого у меня есть одна интересная, сугубо неофициальная возможность. Но перед уходом, конечно, стоит прибрать разбросанные шмотки туда, где им положено быть. И попросить Марко проследить, чтобы никто посторонний не воспользовался текущей беспомощностью и, хм, беззащитностью «моего мальчика». Не зря же озабоченным народом так любимы сюжеты с участием горничных?

А все, что сейчас остается мне, это накрыть рыцаря пледом и погладить по загривку в надежде, что пальцы все-таки разожмутся.

– Господин, с которым мы намедни обедали, уже заходил сегодня?

– Нет, мадам. Но он непременно будет.

– Тогда принесите мне… Что-нибудь, что поможет скрасить ожидание.

– Как пожелаете!

Особой надежды на само событие встречи я, конечно, не питала. Уповала разве что на силу привычки неженатых мужчин к определенной кухне и обществу. С другой стороны, если верить словам Петера, а не верить повода нет, потому что во вранье он пока что замечен не был… В общем, если сказал, что с Лео все в порядке, значит, так и есть. Хотя бы по мнению рыцаря, а это дорогого стоит. А раз уж у меня ещё полно времени, полезно привести в порядок чехарду фактов, выводов и заключений.

Вчера, когда белобрысый отвалил по своим рыцарским делам, я ещё часа полтора обсуждала условия контракта, после чего стараниями Марко вернулась в гостиничку, сосватанную мне Сусанной, чтобы слегка посибаритствовать, а заодно порыться в Сети на предмет прояснения вновь открывшихся обстоятельств.

Подработка песенниц в полицейских кругах не представляла для меня тайны, просто никогда особо не интересовала. В том числе, и подразделения так называемой силовой поддержки. Но раз уж рыцарь счел возможным упомянуть о месте своей службы, следовало хотя бы определиться, с чем это едят.

Поскольку ведомственные источники информации словоохотливы только в победных реляциях и полотнищах нормативных документах, я первым делом обратила свой взор на фанатские форумы, гарантированно набитые всякой всячиной. Но здесь меня неожиданно настигло разочарование. Небольшое такое, легонькое совсем, зато противное на вкус.

Во-первых, выяснилось, что форсов много и что найти их можно, где угодно. Вернее, везде, где требуются усилия и возможности чуть большие, чем положено иметь среднестатистическому человеку. Подавляющая масса обсуждений посвящалась всяким чисто армейским придумкам. Наверное, потому что форумные болтуны сами даже не помышляли вставать под ружье, а приобщиться к прекрасному, то есть, к большому и сильному хотелось. Про полицию судачили гораздо меньше: в основном упоминали некую Дельту, где героическая боёвка и все такое, либо с особым придыханием грезили Ультрой, в которой человек – сам себе армия.

Про Сигму разговоров было в разы меньше. Все что мне удалось уяснить для себя: обычные рабочие лошадки, которых гоняют в хвост и в гриву туда, где не хочет пачкаться штатный патруль. Или же на места невеселых общегородских событий типа аварий и крушений. Как сухо описывало это дело официальное Уложение, специализированная поддержка деятельности регулярных полицейских подразделений. А уже когда-нибудь потом, по итогам службы и вообще, можно было попасть куда повыше. В другие греческие и не очень буквы.

Утомившись от мало плодовитых изысканий, засыпала я с острым чувством несправедливости. Потому что про людей, которые в действительности помогают и защищают, никто не считает нужным хотя бы рассказывать, а вся молва достается, по сути, просто легитимным убийцам. Вот им как раз и слава, и почет, и красивые картинки зазывательных плакатов.

А ещё, все то странное время, когда глаза уже закрыты, а сон ещё не пришел, меня мучило размышление о том, почему Петер задел тему службы по такой вот касательной, почти нехотя. Вариантов на ум приходило всего два. Либо он немножечко стыдится занимаемого места, либо давно уже перевел его в разряд вещей, которые просто есть или нет, а значит, не стоит без особой нужды трепыхать ими воздух, тем более, чужой.

Утром меня деликатно разбудил Марко с предложением возобновить рабочую деятельность и вернуть средство производства туда, где оно обязано быть. То есть, он. Рыцарь. Который по условиям заключенного мной контракта проходил именно как…

Честно говоря, я не особо задумывалась, когда все это подписывала. Наверное, потому, что была уверена: кидать меня со всеми моими заморочками белобрысый все равно не стал бы. Да и сейчас сомнений как не было, так и нет. Правда, наличие службы могло помешать, но мне упрямо верилось в лучшее. В то, что нет ничего невозможного, если пойти друг другу навстречу. Потому что это я недавно прочувствовала лично, всеми фибрами и чем-то там ещё, полагающимся душе и телу.

Всего лишь пойти навстречу. Даже если это означает проделать недолгий путь от входа в кафе до моего столика.

Когда Лео заметил моё присутствие в прикормленном месте, он остановился и с минуту или больше просто смотрел, ничего не выражающим взглядом. А может, это мне просто ничего не увиделось, потому что старость не радость, все-таки, и первой изо всех полагающихся проблем успешно стартовала близорукость.

Но пока я раздумывала, пора уже заводить очки или ещё чуть потерпеть, мистер Леонард Портер принял мужское решение и преодолел разделяющее нас расстояние. Для начала чисто геометрически. А потом задал сакраментальный, хотя сейчас и вполне уместный вопрос:

– Это, в самом деле, вы?

Я великодушно разрешила:

– Можете потрогать.

Потом внутренне хихикнула и добавила, хищно улыбаясь:

– Если не боитесь.

Зря сказала, конечно: вздрогнул всем телом. Но мужское самолюбие пересилило. Потянулся. Самыми кончиками пальцев к моей ладони, так обманчиво спокойно лежащей на столе.

Хрясь!

Не то чтобы я хотела сделать ему больно, но утреннее настроение отбить руку никуда не исчезло, а свою или чужую, или обе вместе, это уже детали. И боль – как раз то, что надо для обозначения, так сказать, установленных позиций. А мужчина в замешательстве – весьма изысканное зрелище, для истинных гурманов. Жаль только, что очень мимолетное.

– Вы…

Да, ещё и прижала. Настолько сильно, насколько смогла. Наверное, чтобы не дать вырваться и натворить ещё больших глупостей, чем уже успел.

– Сядьте уже. Пока не сядете, не отпущу.

Все-таки, с рыцарем проще. Петер в такой ситуации не раздумывал бы ни секунды, а безоговорочно плюхнулся на стул. С господином Лео пришлось повозиться дольше. Хотя, вполне возможно, его все устраивало и так. Особенно моя ладонь.

Ничего, потерпела. Слава богу, недолго: подумал-передумал и решил уступить. Или решился, что выглядело гораздо вероятнее, учитывая общий контекст.

Тем более, что следующий вопрос опять вызвал желание что-нибудь кому-нибудь отбить. На сей раз более уязвимое, чем рука.

– Он так легко вас отпускает?

Господи, дай мне сил справиться с этой клиникой, раз уж обделил меня дипломом психиатра! Но для начала надо позаботиться об атмосфере.

– Эбби, дорогая! Мороженое было просто дивным, особенно кофейный ликер. Пожалуйста, побудьте немножко феей и наколдуйте нам что-нибудь, подходящее для долгой и вдумчивой беседы!

– Конечно, мадам! – просияла официантка.

И когда на столике появился графин портвейна в компании с корзинкой бисквитных печенек, я сделала первый ход:

– Вот видите, добрым словом получается ничуть не хуже, чем добрым словом и пистолетом. А вы норовите пользоваться оружием по поводу и без повода.

Поморщился. Правда глаз кольнула, да? Так и мне тоже. Грешна, каюсь. Можно сказать, ещё вчера… Ну, позавчера вовсю шалила, если настроение того требовало. А теперь словно вылечилась. Или, в пафосном варианте – исцелилась.

Хотя можно ли называть это болезнью, в полном смысле слова? Скорее, побочные эффекты дара, во многом проистекающие от страха. Да-да, чистого и незамутненного страха в один ужасный миг потерять то, чем владеешь.

Вот и теребим свое песенное сокровище едва ли не каждую минуту, проверяя, на месте ли. Смешно, конечно, так себя вести. Потому что не описано в хрониках ни единого случая, когда песенница утратила бы способность петь. Только вместе со смертью, но до этого момента, как говорится, ещё надо дожить.

– Я понимаю, вам нравится делать девушке приятно. И ничего не имею против, поверьте! К тому же, удобно иметь прирученную обслугу, верно? Уж точно не схитрит, не обсчитает, не подсунет залежалый товар.

Лео дернул губой, словно возражая. Но все-таки промолчал.

– Каждый день. В каждом заведении, где бываете. На улице. На работе. Дома. Сколько минут в день вы отдыхаете от песен? Только во сне?

– Вы пришли сюда меня укорять?

Да мне по большому счету все равно, как он тратит свои силы. Большой же мальчик, в самом деле. Люди, которым он так или иначе причиняет добро, тоже большие и взрослые. Если чувствуют неладное, всегда могут обратиться в официальные инстанции. Конечно, определить виновника вмешательства будет сложновато, потому что мистер Портер не настолько глуп, чтобы переходить границы допустимого, но сам факт установят, пропишут пострадавшему курсы психотерапии, таблеточки какие-нибудь и непременный отпуск за государственный счет. Так что, если рассудить здраво, в накладе никто не останется.

– Я пришла поговорить. Например, о том, что в нашей ремесленной артели существуют правила, которые известны всем, хотя нигде не прописаны. И одно из них категорически рекомендует не залезать на чужую территорию.

Лео аж закаменел скулами, весь такой несправедливо осужденный.

– В чрезвычайных обстоятельствах…

– А они были именно чрезвычайными, по-вашему?

– Я подумал, вы… Вас…

– Больше нет. И что с того? Все мы смертны.

Обиделся? Оскорбился в лучших чувствах, видимо. Он, значит, такой отважный, ринулся в бой, защищая… Вернее, если учесть мрачные краски палитры его заблуждений, намереваясь отомстить. И черт меня подери, это даже лестно. Наверное, впервые в жизни мужчина не просто изъявил желание, а реально вступился за меня. Пусть даже условно-посмертно, тоже сойдет. Вот только личные мотивы тут не просто не бьются, а раскалываются надвое. И хорошо, если получившиеся части будут равны друг другу.

– Скажите, только честно. Если бы вы узнали, что меня, скажем, сбила машина. Вы бы помчались искать водителя и пытаться его убить?

Задумался. Причем явно неожиданно для себя самого. И предсказуемо потерялся там, где мне все стало ясно предельно и окончательно.

– Мальчик виноват перед вами хотя бы тем, что он рыцарь, верно? То есть, сам факт его появления на свет подписал ему приговор. В ваших глазах, по крайней мере.

– Он чудовище.

Ну разумеется. Причем наверняка был поставлен об этом в известность сегодня утром усилиями мистера Портера.

– Он… Смотрите сами.

Лео выудил из своего портфеля планшет, изобразил фортепьянную партию и предложил мне приобщиться к информации, выведенной на яркий экран.

Нашел, чем удивить, называется. Знаем уже, слухами земля давно пропиталась. Та самая «дистанционная дефлорация», как я понимаю. И кстати, если посмотреть на фотку несчастной, ещё задумаешься, а так ли уж стоит переживать. Вряд ли кто-то в здравом уме и ясном сознании польстился бы. А тут – целый рыцарь. Можно сказать, первую брачную ночь отгрохал, по праву владения. Ещё сама потом хвастаться будет напропалую, когда очухается. Заимеет завистливое уважение, начнет ездить по свету с творческими вечерами… Так что, при всем стыдливом ужасе плюсы все-таки просматриваются.

Вот второй фоторяд чуть поинтереснее. Проглотила собственный язык? Да Петер у нас тот ещё затейник, оказывается. А если посмотреть по дате… Ну точно! Знаю теперь, кто его так перекрутил, что живого места не было. И ничуть не сочувствую умершей. Не надо было трогать парня, только и всего. Потому что разговеть его на применение силы, это я вам скажу, занятие, наверное, не менее мучительное, чем пресловутое восхождение. Надо было здорово постараться. И ответочка получилась… Аде-ква-ква-кватная.

– Это должно было меня впечатлить? – спросила я, возвращая планшет владельцу.

Лео недоуменно поднял брови:

– Вы считаете эти инциденты…

– Я вообще считать не люблю. Так к слову. Кстати, та мисс уже справилась со своими переживаниями?

– Э…

Понятно. Не интересовался даже. Мужские дела важнее.

– Думаю, с ней все в порядке. Или будет. И вообще, от полового акта шанс умереть больше у мужчины, чем у женщины, да и тот почти смешной. Конечно, тому, кто попадает в статистику, уже не до смеха, но…

– Я выясню этот вопрос.

Про процент смертей от оргазма? О, простите, это он про ту страшненькую мисс. Заботливый, однако.

– Что касается второй дурочки… Я имела удовольствие наблюдать результаты её усилий. Скажу честно: сама бы убила за такое, невзирая на.

– За «такое» что?

Ещё спрашивает? Ах, ну да, он же там не присутствовал. А осмотреть парня никто не удосужился хотя бы потому, что все проходило по уже известному мне сценарию: добрался до места, где можно упасть, и упал. Без просьб, без жалоб.

– Поясню, если вам интересно. Интересно же?

Если внимательно вглядеться в его взгляд, даже спрашивать не надо, и так ясно: весь внимание. Причем удвоенное, что наводит на разного рода мысли, отчасти неожиданно приятные.

– Мы встретились на следующее утро после…э… второго инцидента. И как сертифицированный реабилитолог, могу сказать: уровень крепатуры был слишком высоким, а в отдельных группах мышц просто зашкаливал. Какими усилиями парень вообще держался на ногах, даже не смею предполагать. Воображение отказывает, хотя оно у меня… Но речь не обо мне. Так вот, что бы ни произошло между рыцарем и той самонадеянной девицей, лично я не стала бы его обвинять. Как минимум, состояние аффекта присутствовало. А может, он вообще перестал хоть что-то соображать, от такой-то боли.

Меня выслушали крайне внимательно, но без наводящих вопросов. Например, можно было поинтересоваться местом и обстоятельствами встречи, но Лео все это пропустил, словно уже был в курсе.

Словно…

Ну конечно же. Наблюдал. Или наблюдали, исследователи чертовы. И ни на секунду не задумались о том, каково вообще их лабораторному зайчику.

– Вы готовы были дать ему умереть, да?

– Такой исход событий был маловероятен.

– Но вполне желателен? Для вас?

Лео не ответил сразу. Откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди, изобразив что-то вроде: я здесь в своем праве. А потом повторил прежнее:

– Он чудовище.

Никогда не питала симпатии к ослам, видимо, именно из-за их пресловутого упрямства. Но сейчас передо мной все-таки сидит человек, не?

– Хорошо, поговорим о чудовищах. Заметьте, вы первым начали, так что, чур не хныкать! Но прежде чем приступить к основному блюду…

Вообще, он так смотрит, будто ему все равно, какую чушь я несу. И это слегка напрягает, но в то же время и тонизирует, что ли. Странное ощущение.

– Вы ведь давно наблюдаете за парнем?

Мне нехотя признались:

– С момента поступления в академию.

– И все это время он постоянно давал вам поводы для беспокойства?

Ответ я знала заранее, но все же приятно было услышать:

– Ни одного существенного.

– То есть, все эти годы он вел себя вполне примерно?

– Пожалуй.

– Но вам хватило всего пары неоднозначных событий, чтобы признать его виновным во всех грехах.

– События не настолько уж неодно…

– Вы ещё в суд со всем этим отправьтесь. К присяжным. А я с удовольствием выступлю экспертом на стороне защиты. Вот тогда и будем говорить об однозначности. Хотите?

Шумно выдохнул. А на слове «защита» чуть ли не скривился.

– Не говоря уже о том, что будет крайне сложно объяснить нормальным людям, как от секса по удаленке натурально лишаются девственности. И кстати…

Напрягся.

– Почему вы вообще наблюдали за ним все это время? Он чем-то изначально привлекал внимание? Выделялся на фоне других?

– Можно и так сказать.

– Так и скажите. Я слушаю.

Лео взял паузу на перекус: макнул печеньку в портвейн, зажевал, запил.

– Его обнаружили полицейские во время патрулирования. Дверь дома была открыта настежь, пошли проверить, все ли в порядке. Оказалось, что не все. Сначала нашли мертвую женщину рядом с входной зоной, потом его. По уликам – типичное ограбление и убийство. Потом выяснилось, что во всех официальных базах сведения о хозяевах и жильцах этого дома отсутствуют. Никаких записей. Опрос соседей тоже не дал ничего существенного. Но женщину они хотя бы видели и встречали на улице, а мальчика возрастом примерно десяти лет припомнить не смогли.

Звучало сухо, по-канцелярски, но, наверное, именно поэтому и жутковато.

– В заявлениях о пропаже никого похожего не было. Совпадений по ДНК не выявили. Объявления через прессу и так далее ничего не дали. В конце концов, решили, что речь идет о представителях какой-нибудь из малоизвестных религиозных сект, которые как раз обожают подобную секретность, на том дело и закрыли. Мальчика отдали в приют, откуда он попал в приемную семью. Обычная история. Наверное, о ней бы благополучно забыли, если бы примерно лет через пять не начались осторожные, но очень настойчивые попытки получить доступ к материалам дела.

Он говорил, а я мысленно сопоставляла официальные данные с тем, что видела своими глазами. И кое-какие странности Петера понемногу обретали хотя бы частичное объяснение.

– Это сразу выглядело странным. Потому что в вещдоках не было ничего ценного, сам дом давно и благополучно перепродали через муниципалов, претендовать на наследство или возмещение ущерба уже не получилось бы. И совсем странно стало, когда выяснилось, что объектом интереса было вовсе не имущество, а ребенок.

А мне вот не странно совсем. Человек всегда будет выше вещи. Хотя бы потому, что цену вещам определяет он сам.

– Сведения о несовершеннолетних – дорогой товар, если есть покупатель. Полиции повезло, что взятку предложили офицеру, что называется, старых правил… Любопытствующего задержали, и поскольку правонарушение проходило по повышенному классу опасности, допросы велись с пристрастием.

Лео помолчал, словно воскрешая в памяти события прошлого.

– Он отвечал через силу. Через очень много силы и песен. Отвечал непонятно, путано, и его слова были во многом похожи на горячечный бред. Но в конце концов проговорился о том, что мальчик должен вырасти рыцарем. Тем самым.

– Я так понимаю, тот человек не…

– Не выжил. Если вам это важно, я не желал ему смерти и делал все, что мог. Просто в какой-то момент он… В нем что-то оборвалось. И спасать стало нечего. А потом, на основании полученных сведений при участии коллегии было решено установить наблюдение. Вот и вся история.

А мне почему-то кажется наоборот. Ладно, оставим в покое вопрос о том, как Петер вообще оказался в этой самой академии и своем нынешнем подразделении – тут все ясно, как божий день. Но что они вообще хотели увидеть, наблюдая? Восхождение? Так увидели же. И снова недовольны?

– Дальше-то что?

На меня посмотрели рассеянно и удивленно:

– Дальше?

– Вы получили потенциального рыцаря. Пялились на него, бог знает, сколько лет. А зачем? Чтобы однажды испугаться и начать распускать руки… то есть, песни?

– Я не…

– Ну да, ну да. Спасали мир от чудовища. Я помню. Только какой именно мир, позвольте спросить?

– Вы не совсем…

– Может даже, совсем не. Я тоже предпочитала бултыхаться в привычном родном супе, до недавних пор. Пока шеф-повар не решил, что нужно освободить место для новых ингредиентов. И тут выяснилось, что мир-то, оказывается, разный.

Мне гордо и непреклонно заявили:

– Я думал о благе всего сообщества.

– Звучит красиво, но не забывайте уточнять, пожалуйста. Нашего сообщества. Песенного. Потому что миру людей это самое чудовище успешно приносило пользу. Возможно, даже спасало жизни. Станете спорить?

Не стал. Насупился и нахохлился.

– Я только мельком пробежалась по официальным сводкам, но и то поняла: форсы, в число которых он вашими же усилиями входит, вообще, ребята нужные и полезные. И без них точно будет хуже. Тому миру, который далек от вражды между рыцарями и песенницами. Тому миру, который…

Озарение всегда так приходит? Неожиданно, нелепо, но очень вовремя?

– Нам ведь он тоже очень нужен. Мир нормальных людей. По большому счету, без него мы – ничто. Мы не можем даже помочь друг другу своим даром, и если схватим насморк, лечиться идем к обычному врачу. Я уж не говорю… Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить! Так же и рыцари, наверное. Сами по себе – просто люди. И только в сочетании с нами…

Некстати вспомнился полет. А потом его виновник, мертво дрыхнущий в номере маленького отеля.

– Мы все чудовища, если честно. И пытаемся пожрать друг друга в борьбе за мир. Причем не свой собственный, а, по сути, чужой. Потому что он-то без нас справится, легче легкого, а вот мы без него – вряд ли.

Я не надеялась, что меня услышат. Хотя бы послушают, и то ладно. Первый шаг. Первый камень в фундамент, а там, глядишь, может и домишко какой построится.

И вообще, чудовище, оно ведь от слова «чудо», правда?

– А все эти междоусобные жертвы и разрушения… Вот лично вы сколько раз лоханулись на заре своей карьеры?

Сощурился.

– Вы всегда так прямолинейны?

– Настроение сегодня такое. Не располагает к прелюдиям. Предпочли бы, чтобы я зашла издалека?

– Нет, пожалуй.

– Так что там с ошибками? Много их было? Я свои помню все наперечет, и скажу честно: пальцев не хватит.

Вздохнул, признавая:

– Были ошибки.

– Конечно. Потому что я училась, вы учились. Вот считайте, что и он… учится.

– И чего нам ждать на выпускном экзамене?

Как-то по-особому прозвучало это коротенькое «нам». С явным подтекстом.

– Понятия не имею. Но тем и интереснее!

Разделить мой энтузиазм он не решился. Наверное, просто не дозрел. И хотя в зеленых плодах есть своя прелесть, я все же предпочитаю… читаю… читаю…

Ох, да. Совсем забыла же. Главное.

– Ваше наблюдение, конечно, штука напрягающая, когда о ней знаешь, ну да ладно. Бог с вами, наблюдайте. Но если вздумаете что-нибудь учудить, так и знайте: засужу. За препятствия законной хозяйственной деятельности малого бизнеса.

– Препятствия… Бизнеса… Чего?

– Не чего, а кого. Меня. Вот, ознакомьтесь.

Вчерашний контракт, так и оставшийся в кармане, оказался как нельзя кстати. Хотя бы для того, чтобы насладиться совершенно очумевшим видом Лео, вникающего в печатный текст.

Не знаю, где и как юристы клана Сантини добывали информацию о личности Петера, включая все необходимые реквизиты, но составлены бумаги были явно грамотно, так что по итогам чтения мистер Леонард Портер смог спросить только:

– А он на это согласился?

Я поболтала печенькой в портвейне, облизала порозовевший край и гнусно улыбнулась:

– Он не возражал.

На самом деле, конечно, следовало спросить. Заодно объяснить, в чем суть, что требуется, какие могут быть или не быть последствия. В общем, подписывая кого-то на работу, неплохо заранее убедиться, что он в принципе готов её выполнить. Но в тот момент критический взгляд на собственные действия у меня отсутствовал полностью, да и теперь…

В способностях Петера я не сомневалась. В его покладистости тоже. Оставался сущий пустяк: поставить в известность и постараться сделать это наиболее безопасным образом. Например, попробовать взять рыцаря в оборот тепленьким.

Хотя, когда он на стук двери высунул голову из-под пледа, весь взъерошенный, рассеянный и домашний, единственным возникшим желанием было зами-ми-мишкать его до полусмерти. И почему-то подумалось, что если бы та девушка увидела Петера таким, то ни за что его не отпустила бы от себя. Никуда и никогда.

– Вы вернулись.

Не спросил, не констатировал, просто расставил вещи по местам.

– А были другие варианты? Конечно, вернулась. И снова с разговорами.

Вздохнул, но прятаться обратно не стал. Наоборот, сел, свесив ноги с кровати.

– И разговоры будут серьезными.

Нет, все же с Лео играть в гляделки приятнее: хоть какие-то эмоции проскакивают. А тут постоянное ощущение, что тебя оценивают. Каждую секунду. Каждое слово. И потом, на основании выставленных баллов…

Тьфу, как-то даже нехорошо стало внутренностям. Или это у меня после прихода откат наступил? Тогда или новую дозу употреблять срочно, или терпеть, другого не дано.

– Первое. В скором будущем мне потребуется твоя… твоё участие в одном коммерческом предприятии. Все оформлено официально, начальство в известность поставлено.

– Хорошо.

Вот так, просто. Кивнул и все.

– Даже не спросишь, что нужно делать?

– Если я это умею, то сделаю. Я это умею?

– Э… более чем.

– Хорошо.

– А условия и все остальное… Не интересно?

– Это же ваше предприятие. А вы не станете…

Замялся, видимо, не обнаружив в доступе подходящих слов.

– Вы же не станете?

Иногда его невыносимо хочется убить. Именно за вечное бесячее предложение выбрать дорогу на развилке. Потому что самому, очевидно, все равно, как именно я поступлю, куда шагну. Примет любое решение. Но словно видя заранее, какими эти решения могут быть, снова и снова даже не предупреждает, а всего лишь напоминает: выбор – дело важное. И так тихонько-тихонько добавляет: не ошибись, пожалуйста. Вот жеж честь и совесть, на мою старую голову!

– Не стану.

Кивнул, принимая ответ. Наверное, решил, что ещё раз сказать «хорошо» будет уже перебором.

– Но дела – потом, подождут. А кое-что другое нужно решить прямо сейчас и без уверток.

Растерянно хлопнул ресницами.

– Ты вообще понимаешь, что делаешь? С собой и с моими нервами?

– Мэм?

– Я знаю, что утром у тебя была встреча. Неприятная. После которой твоё тело нуждается не только в отдыхе. Или надеешься, что отоспишься, и все пройдет?

– Обычно так и бывает.

Обычно? То есть, у него все это уже давно вошло в привычку?

– И сколько времени уходит на такое лечение?

Задумался.

– Можешь не скрипеть мозгами: догадываюсь, что много. А я предлагаю ускорить процесс.

Чуть помрачнел.

– Я просто спою песенку.

Отвел взгляд:

– Спасибо. Но не стоит.

– Значит, так. О стоимости чего-либо здесь буду рассуждать я. Потому что предприятие моё, а мне нужно, чтобы ты в любой момент был готов.

– Я буду готов.

Да ну что ж с ним сделать-то? И заставить невозможно, только увещевать. Причем давить на его собственную выгоду или пользу, похоже, бессмысленно. Попробуем зайти с другой стороны:

– Я должна быть уверена. Понимаешь?

Потер подбородок большим пальцем.

– И без этого никак… не?

– Никак.

Долго смотрел на пол, судя по всему, считая паркетины. Потом вымучил:

– Хорошо.

Я немедленно проверила доступ, чтобы убедиться: и впрямь открылся. Но стал каким-то совсем несчастным.

Конечно, с его биографией, наверное, трудно было вырасти смешливым и непосредственным, но я ведь уже видела, что он может быть и совершенно нормальным. Ну, хотя бы иногда. А тут вдруг снова-здорово.

Надо причину выяснить и искоренить. Иначе прорастет какая-нибудь заразная зараза, и кисло станет уже всем вокруг.

– Почему ты не любишь песни?

Долго смотрел мне прямо в глаза, прежде чем ответить:

– Потому что они заканчиваются.

Господи, так вот в чем все дело! Так просто и так… По крайней мере, печально. Для него самого.

Об эффекте привыкания уж кому-кому рассказывать, но не мне, с моим личным скелетом в пыльном шкафу. Поэтому и строгие регламенты, и тщательное дозирование. Чтобы все равно однажды нашелся кто-то неустойчивый и запал на твою песню, как наркоман. Но в случае Петера вряд ли кто-то из штатных песенниц хоть когда-нибудь превышал дозу. Да и работают они сразу со всей группой, так что… Но возможно, ему хватало и этого.

Что, если рыцари изначально чувствительнее, чем среднестатистический слушатель? Они ведь и должны такими быть, чтобы творить свои рыцарские чудеса. Значит, всякий раз заступая на свою службу, парень…

Ох-ох-ох. Представляю, каково ему было потом избавляться от нашего эха. И как он нас всех за это, должно быть, ненавидит.

С другой стороны, перед уходом, когда я ставила свою метку, следов прошлой моей песни уже не было, почему собственно и пришлось… А стоило бы задуматься!

Она рассосалась, и сравнительно быстро. Сколько прошло часов? Восемь, наверное, не больше. И никаких следов? Воистину, чудны дела твои, господи. Да и, если припомнить, я в первый раз ведь только учуяла, что его кто-то пытался ломать, но ни за что не смогла бы опознать почерк. Потому что даже та песня, ужасная и болезненная, все равно исчезала, просто чуть медленнее. Может быть, из-за времени вмешательства?

В этом тоже состоит восхождение, как я понимаю. В навыке тела быстро принимать и точно так же быстро отпускать принятое, чтобы освободить место для новой песни. Он же сказал, что будет готов?

И все-таки, не могу успокоиться. Все ещё не.

– Песни и должны заканчиваться.

– Я знаю.

– И без них становится… одиноко, да?

Улыбнулся, одним уголком рта.

– Но ты всегда можешь запомнить ту, которая тебе понравится. И вспоминать иногда. Можешь?

Хотя, вряд ли у него в прошлом найдется хотя бы одна, подходящая для таких целей. Даже та моя, пробивная, и то не годится. Значит, нужно просто спеть что-то другое.

– Просто послушай. Если не понравится, придумаю ещё. Хорошо?

– Хорошо.

О чем же тебе спеть, рыцарь?

О том, чего у тебя никогда не было? Ну уж нет. Это было бы жестоко.

О том, что уже прошло? А что толку бередить старые раны?

Не получится ли так, что я взялась решить задачу, заведомо не имеющую реше…

Оно все же есть. Пусть неспособное исправить прежние ошибки и не указывающее новые пути, но его хватит, чтобы держаться на плаву, пока не достигнешь нужного берега.

Крыльями ветра в белые воды…

Я не знаю, что с тобой делать. И ты не знаешь. Мы просто дрейфуем куда-то, пока что вместе, чтобы однажды, наверное, скорее всего…

Призрачной тенью в чуждые земли…

Я этого не хочу. Но разве моё желание имеет значение для тебя? Каждым своим словом ты утверждаешь обратное. Ты говоришь мне, что моё решение создает мой мир, и никак иначе. И выбираю я, всегда и только для себя.

Но может быть, кто-то ещё захочет присоединиться?

И мечты окажутся явью…

Марко был предупрежден, потому лишь коротко стукнул в дверь и сообщил из коридора:

– Мадам, к вам гость.

А следом за объявлением в комнату шагнул Лео.

Честно говоря, до самого последнего мгновения не была уверена, что придет. Слишком много злости, обиды и ещё чего-то такого, о чем он предпочел умолчать. Но я сделала выбор и сделала предложение – даже звучит слишком щедро, чтобы отказываться.

Он и не отказался. Хотя один его взгляд в сторону Петера говорил о многом. А рыцарь даже не подумал хоть как-то прореагировать на появление своего недавнего… ну, скажем, противника: равнодушно отметил для себя изменение количества человек в комнате, снова залез на кровать и закутался в плед.

Ну конечно, после моей колыбельной самое милое дело – именно что поспать. Только зачем я тогда все это устраивала?

– Эй, - дернула за бахрому. - Тебе, наверное, стоило бы обсудить…

Высунулся, теперь ещё и надрывно зевающий.

– Обсудить что?

– Твои… ваши… служебные взаимоотношения.

– Я сейчас не на службе.

Оно и понятно. Но я же имею в виду другое!

– У мистера Портера есть к тебе… э… дело.

Покосился в мою сторону с выражением: бабуля, ты в своем уме или ушла уже на выпас в ноосферу?

Как бы его сподобить на сотрудничество, ну хоть в каком-нибудь виде? На что он повелся в прошлый раз? А, вспомнила:

– Предприятие!

Задумался.

– Ваше?

– Твоё!

– Моё предприятие?

– Ну да!

Ещё немного подумал, кивнул самому себе и сообщил:

– Тогда я ничего обсуждать не буду.

У меня все ухнуло вниз, до самого пола. Но разбиться не успело, потому что гадкий белобрысый тролль великодушно добавил:

– Для этого у меня есть адвокат.