Argumentum ad hominem

Глава 17. Чудеса и чудотворцы.

Я ведь думала, что белобрысый просто расстроился. И спрятался. Вот дура. Конечно, он не стал бы так делать. Прячутся обычно от избытка общения, а у него…

Как ведь удачно все сложилось, словно по нотам. Все ниточки, что связывали Петера с обществом, пусть даже дурацкие и не совсем законные, разом оборвались. Никто не беспокоится, никто не задает вопросов. Был человек, нет человека, а караван все равно идет по своему пути. Ещё совсем чуть-чуть, и окончательно скроется за горизонтом, оставляя после себя только мираж.

А может, все это и было лишь игрой моего воображения? Что, если нужно просто взять и проснуться?

Впрочем, чтобы закончить круг, нужно вернуться к его истокам. Туда, где все началось. К той златовласке, которая своей болтовней и открыла мне дверь в страну чудес.

По сравнению с прошлым моим визитом в песенную службу занятости, сейчас в коридорах было даже излишне многолюдно. С пусть и короткими, но очередями в кабинеты. Раньше я легко зашла бы к Сусанне без церемоний, но теперь, в свете всего случившегося… Поводила пальцами по экрану номеркового автомата, получила клочок бумаги с цифрами и меланхолично пристроилась на кресле, неподалеку от двери нужного кабинета.

В этом непривычно спокойном для меня принятии действительности было что-то от натуральной медитации. Только без невнятных песнопений и скручивания ног в узел. Главное, не понадобилось делать над собой никаких усилий. Ни расслабляться, ни напрягаться, ни воображать невесть что про единение с Вселенной и прочие астральные конструкции. Смешно, но я, пожалуй, ещё ни разу не чувствовала себя такой свободной, как сидя в этой очереди. Наверное, потому что от одной границы оттолкнулась, следующую определила, но пространство между, хоть материальное, хоть эфирное, осталось нетронутым. Таким, как оно создано. Да, его можно было попробовать изменить. Даже вполне успешно. Но уютнее было просто в нем существовать. Впитывая и поглощая все вокруг. С удивлением замечая, что у каждой мелочи свой вкус.

Не языком, конечно. Хотя, бусы одной из посетительниц до того ярко напомнили мне вишню, что и кислинка мелькнула в ощущениях. А главное, все это оказалось безумно интересным. Потому что любая деталь скрывала за собой целый новый мир. Стоило только приглядеться внимательнее, чтобы это осознать. И конечно, самому быть готовым принять и понять.

Быть… Готовым, да. Совсем как он.

Не оценивать, не восторгаться и уж тем более, не осуждать. Если все это существует, значит, оно необходимо. Для чего-то или кого-то. Для впечатлений, выводов, действий. Да хотя бы просто для красоты. А с другой стороны, как можно счесть что-то красивым, если рядом нет уродства?

– Номер В-112, пройдите на прием! Номер-В-112, пройдите на прием! – заголосила трансляция.

О, это меня зовут. Не прошло и… Полчаса? А для меня ожидание уложилось в пару минут, не больше. Наверное, потому что в гармонии с миром и время течет иначе.

Увидев меня, Сусанна вскочила, нашарила на столе табличку с надписью «Технический перерыв», резво приладила её к двери с наружной стороны, все захлопнула, закрыла, плюхнулась на стул напротив и, слегка задыхаясь то от волнения, то ли от импровизированной физкультминутки, спросила:

– Ну, как тебе семейная жизнь?

Мне почему-то вдруг вспомнился рыцарь с его излюбленной манерой подачи информации, и я ответила в том же духе:

– Пока больше похоже на лазарет.

Сусанна хохотнула:

– Это ещё что! Потом добавится дурдом, а когда подойдет черед детского сада…

– Чур меня. А тебе типун. И все, что там ещё причитается за такие фантазии.

Потому что дурость уже имеется в наличии. И детство тоже. Поочередно играющее то в одном месте, то в другом. Да и вообще…

– А с чего это ты взяла? Про жизнь и семью?

Меня шутливо пожурили:

– Осторожнее надо быть. Особенно с повышенными тонами в общественных местах.

– Каких ещё…

– Да хоть больничных. Наверное, весь медперсонал уже через час после твоего появления наизусть знал, кто кому кем приходится. Или быстрее справилась? – подмигнула мне Сусанна.

А я что, с секундомером по этажам бегала? Возможно, чуточку перегнула. В общении с отдельными личностями уж точно. Но имела право, как говорится. Да и медики в целом оказались людьми понимающими. Или просто давно привыкшими к истерикам родственников.

– Я так за тебя рада! – пухлые ладошки легли поверх моих.

– И я за себя. Несказанно.

– Эй, в чем проблема?

– Да ни в чем. Кризис пожилого возраста.

– Да-а-арли.

– Шучу-шучу. Для меня это все пока в новинку, сама понимаешь.

Сусанна хихикнула.

Как я раньше не замечала, что она делает это одновременно и глуповато, и непостижимо коварно? Наверное, ещё не успела выйти из коридорной медитации, вот и мерещится. Всякое. А если ещё чуть-чуть заострить внимание…

Нет, пожалуй, не стоит. У меня в памяти уже есть её образ, и он слишком меня устраивает, чтобы наводить резкость.

Вот разговоры о делах семейных точно пора прекращать. Бог даст, ещё насплетничаемся.

– У вас тут сегодня аншлаг, я гляжу.

– Ах-ха, все вернулось на круги своя, - подтвердила Сусанна.

– А как же те страшилки про рыцаря и восхождение?

– Ой, - она всплеснула руками.- Ты же не знаешь!

– Чего?

– Это все Рейнолдс из Коллегии. Распускал слухи.

– С какой радости?

– А ни с какой. Вредничал просто. О покойниках плохо говорить нельзя, но я бы ему сама за такое… - Сусанна сжала мягкий кулачок. – Я бы ему…

Вредничал? Ну-ну. Разве что, в довесок к всему остальному. Потому что причина была. И очень даже весомая.

Сплетни и старые сказки должны были разогнать по норам возрастных и опытных песенниц. Тех, кто потенциально мог бы померяться силой с восходящим рыцарем. Или, по крайней мере, внес бы в процесс восхождения непредусмотренные коррективы. Как это получилось у меня, например. Молодняк же, не слушающий старших и вообще пока никого не слышащий, кроме себя, прятаться не стал бы. Может, даже наоборот, начал бы искать приключения на свою… На все выдающиеся места. И тогда у старикана и его хозяев все получилось бы так, как было запланировано.

В том ангаре вместо меня мог ведь оказаться кто-то юный, самовлюбленный, принимающий только собственную правоту. И что получилось бы в итоге? Даже подумать страшно.

– Но теперь-то все вышло наружу! А главное… Представляешь, все дела Коллегии, к которым он за последний год был привлечен в качестве консультанта, даже пересматривать не стали. Просто закрыли.

Надо же. Наверное, их было не слишком много, дел этих. Или не сильно прибыльные разбирательства намечались. Иначе вряд ли Коллегия так легкомысленно распорядилась бы своим имуществом.

Постойте-ка. Это же значит…

– И тебе теперь ничто не мешает вить семейное гнездышко!

Положим, вить вообще ничего не надо. Свито уже. Женихом. По всем правилам. Но новость хорошая. Прямо-таки, подарок на свадьбу. Правда, такой себе. Настолько же желанный, как двадцать пятый одинаковый кофейный сервиз, когда хочется…

Ну да, Просто чуда.

– Как думаешь, этот сезон чудес ещё надолго задержится в наших краях?

Сусанна непонимающе хлопнула ресницами:

– Сезон?

– Ну да. Сначала байки о рыцаре, потом аттракцион невиданной щедрости. Моя личная жизнь вдруг возникла из ниоткуда… Одно чудо за другим, как ни крути.

– А кстати… Насчет этого, - она наклонилась в мою сторону и понизила голос до таинственного шепота: - Девчонки намедни рассказывали… Кое-что есть. Почти чудесное.

– Почти?

– Ну-у-у…

– Да говори уже.

– Я бы не поверила, если бы они трое друг с другом были знакомы. Даже слушать бы не стала. Но раз точно знаю, что сговориться не могли… И направления им выдавали в разные дни. В разных кабинетах.

Это, в самом деле, моя старая знакомая? Что-то не верится. Та Сусанна, которую я помню и люблю, охотно хваталась за любую небылицу и торжественно несла её в массы. Теперь же мнется и жмется. Явно хочет поделиться очередными сплетнями, но держится стоически. Аки спартанцы против персов.

– Санни. Я никому не скажу.

– Да я знаю…

А тоскливо-то как прозвучало. Нет, тут дело не в содержании невероятной истории, а в чем-то совсем другом.

– Пожалуй, избавлю тебя от сомнений.

Я сделала вид, что собираюсь уходить. Даже успела привстать со стула, когда Сусанна вцепилась в меня обеими руками и вернула обратно.

– Я расскажу, расскажу! Только…

Раз пошли условия, значит, все в порядке.

– Обещай, что не будешь смеяться.

Глядя на порозовевшее от совершенно девичьего смущения лицо? Я, конечно, та ещё стерва, но и у меня есть правила.

– Не буду.

Наверное, не меньше минуты Сусанна комкала в кулачках полы своей юбки, собираясь с силами, мыслями и всем прочим, потребным для надвигающегося откровения. А когда начала вещать, её голос оказался совсем севшим:

– Нам часто приходят запросы из таких мест. Наверное, все это чуточку нечестно, но многим людям, действительно, становится хорошо, и никто не жаловался, и…

– Ты о чем? Ни черта не поняла. Какие места?

– Богоугодные.

– В смысле, всякие приходы и приюты?

– Они самые. Там всегда много страждущих утешения, но служители не ко всем успевают проникнуться, поэтому…

– Призывают на помощь песенниц?

Молча кивнула.

Ну да, не те сведения, которые стоит широко распространять. Хотя ничего преступного в таком симбиозе нет. Просто бизнес. С точки зрения морали, конечно, предприятие не слишком благостное. Но, в общем и целом…

– Что стряслось-то в итоге?

– Они и раньше пели. Там тоже. Но в последние разы…

– Санни, не нагнетай.

Вдохнула. Выдохнула.

– Наверное, просто увлеклись. Так бывает. Обстановка повлияла. А может, настроение случилось подходящее…

Её напряжение заразное, что ли? Иначе почему я тоже как-то неосознанно подобралась?

– И это всегда случалось в самом конце. За несколько нот до тишины.

– Да что там такое уже, наконец?

Сусанна подняла на меня взгляд. Светлый-светлый. Как у ребенка, первый раз открывшего глаза.

– Сестры сказали, что ангел коснулся их своим крылом.

Отлично. Но теперь хотя бы тематика религиозная, а не страшно-сказочная. Уже лучше. Уже прогресс.

– Вот так прямо и ангел? Наверное, озабоченные какие-то по заднице потрепали, а они…

– Дарли!

– Хорошо. Не озабоченные. Шутники.

Она надулась и отвернулась. Пришлось вместе со стулом переезжать в новое место.

– Санни. Я же серьезно.

– Я тоже.

– Заведения посещаемые, народу много, коснулся кто-то невзначай, а под вдохновением даже от собственной песни можно словить нехилый такой…

– Их погладили по щеке. Каждую. А одну… - тут Сусанна завистливо куснула губу. – Одну даже поцеловали. В лоб. И рядом точно никого не было.

М-да. Это на случайность не спишешь.

– А ещё… Я редко практикую, но хорошо помню, что когда заканчиваешь песню, какое-то время внутри все чуточку дрожит. Словно обижается остановке.

Есть такое. Правда, не всякий раз. Но в определенных ситуациях, особенно серьезных и затратных… Да. Обязательно.

Хотя эти ощущения даже тонизируют, в каком-то смысле. И уж точно предостерегают от превышения полномочий. Мол, пора сделать перерыв, если не хочешь надорваться.

– Так вот, после этих касаний… Дрожь не пришла. Совсем-совсем. И сил ощущалось столько, как будто ещё и не начинали петь.

Действительно, чудеса какие-то.

– Я и сама хочу… - Сусанна замялась и совсем раскраснелась. – Хочу попробовать. Может, посланник божий и меня одарит своей благодатью?

А ведь заманчиво. И поразительно вовремя.

Мне ведь тоже не хватает чего-то похожего. Какого-то знака, что ли. Подтверждения, что если я и осталась жива, то ради исполнения некоего высшего замысла. И что рыцарь, с его стараниями и решениями… Иначе все вокруг так и будет казаться каким-то неправильным, что ли.

– И где же эти чудеса раздаются?

Новый Свет не богат на святыни. Просто потому, что слишком молод, по меркам остального мира. Не дорос и не дорастет никогда. Это как с братьями и сестрами: если ты младший, возглавить род по-настоящему тебе не удастся. Сколько бы подвигов ты ни совершил, сколько бы благ ты ни притащил на родной порог со дна морского и из звездных далей. Тебя даже могут короновать. Официально, со всеми почестями, преклоняя колени, но… В обращенных в твою сторону взглядах и сердцах ты обречен вечно читать страницы своей метрики. Нет, родичи это не со зла. И вовсе не хотят обидеть. Возможно, даже не осознают. Прости… Так получилось.

Прямолинейное заимствование в стиле азиатских соседей по планете, с тщательным копированием раритетов, тоже не очень-то благопристойный повод для подражания. И тогда люди, с рождения имеющие среди всех своих жил ещё и коммерческую, придумали вполне элегантное решение. Строить то, что будет служить памятью своей эпохи, но непременно добавлять те самые, прошедшие горнило веков акценты.

Вот и монастырский комплекс, адрес которого под строжайшей клятвой о неразглашении сообщила мне Сусанна, был изначально сооружен, наверное, не далее, чем в прошлом веке. Со стилизацией, разумеется, и все же типично новодельный. Для канонизации в реестре исторических достопримечательностей ему понадобилась бы ещё уйма времени, но бич прогресса – ускоряющееся сплавление интересов духовных и материальных – решил сказать свое слово. И надо сказать, оно прозвучало.

То, что не грозило рассыпаться в ближайшие полвека, подлатали и прихорошили. Ветошь зачистили, соорудив на её месте современные конструкции. А апофеозом преображения пригоршни довольно скучных зданий стало вкрапление в новые стены фрагментов кладок, бережно перевезенных из Европы.

У себя дома эти камни, может, и не считались особо ценными, как в плане души, так и в смысле денежной стоимости, но здесь заиграли всеми красками. Тем более, что владельцы комплекса не стали придумывать душещипательных легенд, которые легко мог бы оспорить любой искусствовед. Нет, все документальное оставили, как есть. Зато сделали в рекламе упор на скромную смиренную службу, а также заслугу этих развалин в спасении мятущихся душ и раненых тел. И коммерция пошла.

Монашки, как возносили молитвы Господу в здешних стенах, так и продолжили. А в свободное от дел духовных время начали наставлять всевозможных волонтеров и благотворителей на добрые дела, благо монастырское подворье приросло приютами и прочими богоугодными заведениями на несколько кварталов вокруг себя.

Так что сейчас, чтобы добраться до здешнего очага веры, нужно было преодолеть и тысячи футов, и сотни людей, из которых в реальной помощи нуждалось, дай бог, не больше трети. Остальные две составляли обслуживающий персонал, молельщики и туристы. Ну и профессиональные попрошайки, конечно же.

Рисковать потерять в этой толпе пару пуговиц или что-то более ценное, я не стала. О том, чтобы разводить сии волны в стороны аки Моисей, тоже не задумалась. Поэтому остановилась примерно посередине традиционного паломнического пути. Там, где современный бетон раскрывался бутоном, являя взорам наследие старины.

Все песенницы веруют. По умолчанию. Потому что трудно остаться вдалеке от мистических теней, окутывающих наше происхождение в этом мире. Вряд ли многие из нас преклоняют колени в молитве ежедневно, но так или иначе существование чего-то за границами и пределами мы признаем. Безусловно.

Вот и я не собиралась молиться. Даже не знала, о чем вообще могу спеть в этом месте, залитом солнцем, надеждами и мольбами. Пока не увидела статую в нише старинной кладки.

Ваяли эту фигуру явно не поклонники античности и не во времена Ренессанса. Нет, камень поддался резцу гораздо раньше. Когда мир был глубоко погружен в туман смут и войн настолько мелких, что монастыри и впрямь служили убежищами.

Несуразная. Местами нарочито несоразмерная. Потерявшая за время своего существования часть складок одежды и даже лица, но так и не выпустившая из правой руки связку массивных ключей. Ключей от Рая.

Я побывала там. Я парила в тех небесах, обнимая собой мир. И кое-кого ещё. Кого я хотела бы взять с собой. Туда. В самую-самую синь.

Мы бродим в вышине…

Хотя, бродила, конечно, только я. Одна. А он наблюдал за мной со своего утеса. Не сверлил взглядом, не одергивал всякий раз, когда чересчур увлекалась, но в нужную минуту всегда оказывался там, где необходим. Рядом.

Все люди мирно спят, а мы с тобой – летим…

И мне все ещё немного жаль, что этот полет был только моим. Жаль, что Лео… Хотя, если подумать, у каждого из нас свой Рай. В мечтах, в надеждах, даже в страхах. Наверное, не стоило уповать на то, что случится новое чудо. Слишком уж мало чудотворцев вокруг. И слишком трудно творить чудеса для тех, кто не может их принять.

Я не сожалею. Стараюсь не винить ни себя, ни других. Мы не представляли, с чем столкнулись. Мы могли только постигать то невероятное, что постучалось в нашу жизнь. Пытаться постичь.

Получилось?

Кто знает.

Но гораздо больше меня занимает другой вопрос.

Неужели, все должно было закончиться именно так?

Обнимая мир…

Я бы не решилась окрестить то, что случилось с нами, сухим и скупым словом «опыт». Даже «подарок» выглядит слишком смешным, почти жалким сравнением. Нет, это было именно чудо. Нежданное, необъяснимое, невозможное. Оно ведь и сейчас, даже когда я примерно знаю, что, зачем и как, по-прежнему остается нереальным.

Потому что.

Так высоко взлететь смогла я лишь с тобой…

В этом уголке подворья прохожих было немного. И мало кто останавливался так же, как и я, чтобы поглазеть на древнюю статую. Поэтому не стоило думать, что моя песня долетела до многих ушей. Даже ангел остался глух. Никаких крыльев, касаний, поцелуев. Наверное, что-то сделала неправильно. Не то место, не то время. Не тот настрой, в конце концов. Но если мне и было жаль, то совсем чуточку. Жаль окончания того сезона, который вообще не должен был случаться в моей жизни.

Я ещё раз взглянула на потрепанного святого, вздохнула всей грудью и уже собиралась повернуться и уйти, как откуда-то слева и чуть сзади раздалось:

– Вы хорошо пели.

Наверное, я буду узнавать этот голос всегда и всюду, до самой гробовой доски. Даже если охрипнет или осипнет. Потому что в нем неизменно будет слышаться совершенно невыносимая нейтральность. Без чувств, без эмоций, даже без намека на личное отношение. Просто констатация факта. Бесстрастная, зато означающая именно то, что сказано. Хорошо – значит, хорошо. В самом объективном из всех смыслов.

Мир замер. Наверное, в том же самом недоумении, что и я. Потому что чудо все-таки случилось, и с ним теперь надо было как-то жить дальше. Но новые сценарии в голову приходить не желали, хоть убей. Оставался только проверенный, можно сказать, некогда даже любимый.

– И это все, что мне причитается? На поцелуй, пожалуй, замахиваться не стану, но хотя бы руку пожать? Или брезгуешь?

За моей спиной помолчали. Видимо, потому что не надо было вываливать столько всего и сразу. Это ж сколько ему теперь времени понадобится, чтобы подобрать нужные слова и…

– Для того, кто задает вопросы, наградой могут быть только ответы.

Я повернулась. Может быть, слишком резко, на грани падения. Чтобы успеть увидеть… Нет, сначала просто, чтобы увидеть.

Чем-то его вид напоминал ту, самую первую нашу встречу. Только теперь рыцарь был ещё более заросший и заморенный. В очередном наряде с чужих благотворительных плеч, изрядно припорошенном пылью и прочими повседневными выдохами большого города. Но даже видавшая виды бейсболка, надвинутая по самые брови, не помешала заметить в серых глазах тень чего-то такого…

Несвойственного прежнему Петеру. Зато замечательно подходящего новому.

И не улыбка. И не сожаление. И не тот детский интерес, с которым он смотрел тогда на самолеты. Все сразу. Приправленное терпеливым ожиданием развития событий.

Мне ведь хотелось столько ему сказать… Но на язык упорно лезла прежняя колкость.

– А разве я пришла с вопросами?

Улыбнулся. В том духе, мол, а сейчас-то ты чем занимаешься, если не спрашиваешь?

Поймал, гаденыш. Потому что слишком хорошо успел меня узнать. Только непонятно, когда. А ещё стало чуть обидно за очередной упущенный шанс произвести впечатление. Он ведь, считай, предложил мне подумать над выбором и сделать любой из возможных, а не тот, который привычнее.

Ну да ладно. Вопросы, значит? Да их столько, что… И все жутко важные. Но если задавать их по очереди, можно угробить на это целую вечность. А я обещала быть дома к ужину. Значит, снова нужно выбирать. Только теперь делать это тщательнее. Например, спросить что-то, о чем не смогут рассказать очевидцы и камеры наблюдения.

– Почему ты не приходил?

Он не думал над ответом ни секунды:

– Потому что дела закончились.

Вот так просто? Дела?

Я никогда не смогу этого понять. Жить, только когда исполняешь инструкции? А между ними что? Полное забытье? Или небытие? Неужели время, которое мы провели вместе, пусть и совершенно недостаточное, не смогло хоть чуточку что-то изменить?

Видеть свое существование лишь в выполнении приказов? Это неправильно. Так нельзя.

– А люди? Люди же никуда не делись.

– Люди?

Он повел подбородком, словно разминая шею, сдавленную невидимым воротником. А потом позволил взглянуть на себя в песенном поле. И я почувствовала, как моё сердце останавливается.

Так близко, без того шального угара, что был со мной на платформе, а просто при свете дня, в окружении идиллического благолепия эти дыры внушали уже не ужас, а мертвенное отчаяние. Первое было бы лучше: пуганый мозг ещё способен тужиться и пыжиться в поисках хоть какого-нибудь решения. Но когда каждой клеточкой тела чувствуешь окончательность и бесповоротность, земля сама собой уходит из-под ног.

– Зайчик…

Он поймал меня под локоть, удерживая от падения. И с каким-то бесчувственно-исследовательским интересом спросил:

– Выглядит убедительно?

Эти прорехи, оплавленные по краям? Я даже не могу представить себе, какой силы должна была быть песня, способная нанести такие разрушения. И тем более, каким чудом можно сейчас вот так спокойно стоять и ждать моего ответа. Тот гончий был просто хаотично дырявым. А вот разгром, учиненный в теле Петера, явно производился по каким-то особым правилам. Потому что равномерно захватывал все критические участки, формируя трехмерный геометрический узор.

– Как же так…

Получается, все было зря? Я не смогла его уберечь? Говорила же, чтобы бежал и прятался. Он ведь мог ещё тогда, плюнув на планы Лео и убравшись с платформы, раствориться в этом мире. У него бы получилось. Ни одна песенница не способна его учуять, когда он того не хочет. Конечно, остаются ещё обычные, человеческие способы искать и находить, но…

– Все нормально.

Да ни черта! И… Должно быть…

– Это больно?

– Вообще нет.

Он всмотрелся в моё лицо. Внимательно. И кажется, вслушался. Ну да, я же все время пою. Только теперь, в таком его состоянии…

– Простите. Но предупреждать не имело смысла.

Конечно. Я бы тогда так не сильно испугалась. Наверное. И если целью было довести меня до инфаркта, рыцарь справился. Ну, почти. А теперь осталось только, чтобы он на меня набросился и…

Не знаю, что это было. Больше всего походило на то, что белобрысый встряхнулся всем телом, как пёс после купания. А когда водяная пыль и брызги осели в песенном поле, я окончательно перестал верить себе и своим ощущениям.

Он снова был целым. Таким, как когда-то запомнился.

Я даже ткнулась пальцами в его грудь, словно это могло помочь убедиться.

– Ты… Но как? Те дыры… Они были или мне все привиделось?

– Были. И будут, если потребуются.

Голова пошла кругом настолько уверенно, что центробежные и центростремительные силы успешно сравнялись, и равновесие вернулось. Даже когда рыцарь убрал руку, падать не потянуло. Зато усилилась потребность в объяснениях.

– Я не… Не понимаю.

Петер почесал небритую щеку и лаконично сообщил:

– Вопрос выбора.

– Какого ещё…

– Вы сами рассказывали. Гончие становятся гончими, потому что не могут унять свой голод. Хватаются за песню и держат. Энергия копится. У тела есть лимиты. Если не следить за давлением, разнесет в клочья.

Он стоял рядом со мной, иногда поднимая взгляд к безупречно чистому небу, и запросто, даже с какой-то скукой, рассуждал о вещах, которым явно не мог научиться заранее. О которых вообще ничего не знал, пока они не случились. А вот тот, кто жег его песней, прекрасно понимал, что делает. Но победителем все равно вышел…

– Значит, ты… Взял и стравил?

– Ну да.

– Но…

– Это было несложно. Вы показали мне мои пределы ещё тогда. Помните?

В самолетном ангаре-то? Если вдуматься… Господи. Я ведь была близка к тому, чтобы самой сотворить гончего. С тем энтузиазмом и яростью даже не задумывалась, насколько сильно давлю. И мне безумно повезло, что белобрысая голова думала в те минуты за нас обоих.

Одна только неувязочка. Махонькая такая. Пределы, он говорит? Ха. Три раза.

Хотя, с его места, наверное, не заметно. Как из любого центра. Что Вселенная расширяется.

– И кто же это сделал… Попробовал сделать с тобой?

– Нехорошие люди.

Конечно. Лучше и сказать нельзя. Тем более, благодаря одному недавно усопшему старику, я примерно понимаю, о ком идет речь. О таких же рыцарях, как и Петер. То есть, о его сородичах, может, прямых, может, косвенных. И все же, невозможно понять, почему они так поступили. Это же все равно, что песенницы начали бы истреблять друг друга в борьбе за… Ладно. Допустим. Нам-то есть, что делить. Человеческие ресурсы. А рыцари? Чем им мог помешать ещё один? Его же можно было просто привлечь на свою сторону. Или… Нельзя?

Зачем я снова вру сама себе? Для белобрысого нет никаких сторон. Потому что нет личных привязанностей. Нет даже желаний.

Наверное, нехорошие люди об этом знали. Или догадывались. Иначе не стали бы творить свои чудовищные дела. Похоже, Петер их просто не устраивает самим своим существованием. Может быть, именно потому, что показывает, каким можно быть?

– Зачем им это понадобилось? Они тебе говорили?

Промолчал, почесывая щеку.

– Зайчик?

– Если захотите, спросите, когда встретитесь.

Да в гробу я видала такие встречи!

Белобрысый тем временем задумчиво пересчитал пальцы, бормоча:

– Девять дней. Красивое число. Ему должно понравиться.

Ему? Тому злодею?

– Я не рассчитывал, что вы придете так скоро.

– Я и не собира…

Стойте-ка. Он устроил все это представление, только чтобы заманить меня? И с чего бы я должна была клюнуть? Я и к Сусанне не планировала заглядывать. Могла ходить мимо службы занятости ещё неделю, две, а может, и месяц. Неужели он готов был столько ждать?

– Что ты задумал?

– Есть одно дело, в котором вы можете мне помочь.

– Именно я?

Вздохнул. Как-то чуть виновато.

– И что от меня потребуется?

– То, что вы умеете.

А умею я только…

– Петь?

– Да.

– Для кого? О чем?

– Вы поймете. Когда придет время.

– Знаешь ли, конечно, это звучит здорово, даже лестно, но гораздо лучше, когда…

– Я в вас верю.

Вот так. Точка. И больше ничего не переспросишь, потому что все сказано предельно ясно.

– Ну… Ладно. Концерт намечен прямо здесь?

Качнул головой:

– В более подходящем месте. Нужно будет немного проехаться.

При упоминании о поездке само собой вырвалось:

– У тебя есть проездной?

Но подколки не получилось. А если кто кого и подколол, то уж точно не я.

Рыцарь поднял бровь. Опустил. Подумал. Улыбнулся. Кивнул:

– Сейчас будет.

И неторопливо направился в сторону стоянки такси, охотящихся на туристов. Подошел к одной из машин, перекинулся парой слов с водителем, похлопал того по плечу и помахал мне рукой, подзывая.

Машина, кстати говоря, была шикарная. В смысле, не обычный тесный эконом, а что-то куда более комфортное. И представить, что в кофейно-бежевый салон на идеально чистые кресла пустят бродягу… Но когда я заняла свое место, с помощью водителя, услужливо предложившего свою руку и помощь, Петер уже вольготно расположился на заднем сиденье, отстукивая сообщение по комму. Когда закончил, протянул гаджет вперед с равнодушным:

– Спасибо.

А водитель даже не моргнул, получая свое имущество назад. И ничего не сказал.