Глава 19

Несколько дней я была загружена по самые ушки: мои служанки и помощницы из деревни подхватили мои начинания, и у нас образовался целый цех по переработке овощей и фруктов, а я заодно узнала, что для сохранения фруктов и овощей свежими у нас есть особый подвал, радовалась этому как ребенок. Только вечерами становилось тоскливо — постоянно оглядывалась на дверь, ожидая, что кто-нибудь вот-вот доложит, что прибыл Ален, но чуда не случалось. И сейчас я была уверена в своей правоте, только от этого как-то легче не становилась, с ужасом понимала, что влюбилась в этого невозможного, резкого и недоверчивого герцога Арвиаля по самые уши.

На исходе пятого дня, перед самым ужином, услышала звонок входной двери, сердце замерло, но через минуту увидела совсем не того, кого ожидала — приехал Норийский. Вот уж кого-кого, а его видеть я совсем не желала. Пригласив герцога войти, после первых приветствий, тихо сказала Эмме, чтобы поставили еще один прибор, пока гость был в гостиную. Вошла за ним, чуть улыбнувшись, спросила:

— Ваша Светлость, какими судьбами в наших краях? — Он хмыкнул, поняв мой вопрос «чего приперся».

— Я к Вам, баронесса, все с тем же, — я открыла рот, чтобы запротестовать, но он поднял руку. — Прошу Вас, выслушайте меня, может, Ваше мнение на счет меня изменится. Я долго наблюдал за Вами и понимаю, что Вас ни драгоценностями, ни богатством, ни связями, на что ведутся обычные женщины, не заманить. Мне импонирует Ваше стремление к независимости, хотя раньше я не считал женщин способными к более серьезным разговорам и размышлениям, чем домашние дела и дети, на Вашем примере вижу, что есть исключения. Вы меня заинтересовали больше, чем сариан, и я ясно понимаю, что с такой супругой мне никогда не будет скучно дома и уж точно не захочется заводить любовниц. Поэтому я вновь предлагаю Вам брак, но уже на равных, и гарантирую, что буду верен Вам, каждое решение будет приниматься только с Вами. Что вы мне на это скажете?


У меня почти что отвисла челюсть, мне предлагали брак на равных, с учетом моего мнения, но тут же мой внутренний пессимист сказал: «Ага, все это красиво на словах, а как поженитесь, забеременеешь, так привяжут, как собачку на цепь, и будешь домашней болонкой, посмотрим, как покачаешь права. И чтобы семья была, нужна любовь, а ты его любишь примерно как Тузик палку. И при всем этом, он-то думает, что ты еще ненадкусаный персик, а ты уже тю-тю, жаркая ночь любви с Аленом очень сильно повлияла на твою целостность. Если Норийский узнает об этом, а он об этом обязательно узнает, если ты соберешься за него замуж, то и разговор с тобой будет другой». — Я покачала головой:


— Мне очень лестно Ваше высокое мнение обо мне, но, чтобы вступить в брак, нужно хотя бы немного любить друг друга, не знаю, как Вы, но я в Вас вижу только приятного мужчину, не более. — Он чуть усмехнулся:


— Это уже прогресс, Вы ведь избегали меня совсем.


— Проймите меня правильно: я не мыслю брака без любви. Я хорошо знаю, что в обществе, котором сейчас живу девяносто из ста браков заключаются по разным доводам, причинам, но не по любви, и для Вас это нормально, но я иномирянка, и меня воспитывали в другом ключе, любовь выходит на первый план, отказываются от нее только в крайних случаях, под давлением обстоятельств, — с опасением на него глянула, добавив, — надеюсь, с которыми я не столкнусь.


— Что ж, я Вас услышал, Вы меня, но мое предложение остается в силе, если Вы вдруг передумаете.


— Благодарю Вас, Ваша Светлость, позвольте пригласить Вас на ужин, — закончила я разговор, и он согласно кивнул и поднялся с кресла. Слуги уже должны были все приготовить, я прошла вперед, показывая дорогу к небольшой трапезной.


Ужин прошел в непринужденной обстановке, а Норийский оказался интересным собеседником, с любопытством ел земные блюда, рецепты которых я дала своему повару еще несколько дней назад. Затем Эмма проводила его в гостевую спальню, Жардье послужил лакеем, помогая натаскать и вынести воду для купания и после него, а также мелкие услуги, необходимые Его Светлости.


Утром, сразу после завтрака, Норийский уехал, и я вздохнула с облегчением и подумала, что как бы не был Норийский хорош, все же у нас ничего не будет, однозначно. В этот раз он меня не пугал и не доставал, контакт прошел очень благоприятно, так что при следующем общении я трястись от неприязни или страха не буду, однако осадок предыдущих общений остался.


Но это были не все запланированные Судьбой сюрпризы, ближе к вечеру, когда я сидела в своей спальне на втором этаже с открытым окном, выходящим в сторону парадных дверей, раздалось мерное цоканье подков и шелест шин, а через пару минут прибежала Далиль, которая сообщила, что в гостиной меня ждет гость. Вздохнула — паломничество началось.


В гостиной меня ждал граф Вивирель, ну, да, только у него из моих знакомых была новинка каретной промышленности — колеса с толстыми жгутами шин, вместо обычных железных колес с обивкой. Вместе с рессорами такие колеса делали поездку максимально комфортной, герцог Арвиаль считал это баловством и довольствовался тем, что имел.


Увидев меня, граф с приятной улыбкой подошел и поцеловал руку:


— Вы, как всегда, неотразимы, Изабелль! Деревенский воздух Вам пошел на пользу, исчезла бледность и беспокойство в глазах! — улыбнулась ему в ответ:


— Рада Вас видеть, Маэль, Вы невообразимый льстец! Присаживайтесь, Вы, наверное, устали с дороги, Вам приготовят комнату и легкий перекус — ужин будет позже. — Он поблагодарил улыбкой, отсветившейся в его карих глазах, я же тихо отдала распоряжения слугам, потом обратила внимание на гостя. — Как поживают Арлийский и Лариаль, мне стыдно, что я уехала, не попрощавшись, боялась, что до темна не доберусь до поместья, а девушке ездить одной, сами знаете, небезопасно, особенно ночью.


— Ваш отъезд сильно обеспокоил герцога Арвиаля, он приезжал к Лариаль, — граф при этих словах впился мне в лицо взглядом, но я знала, что Ален будет меня искать, и эти слова для меня не взволновали, — Эленор передала Ваши слова герцогу. Он, кстати, не появлялся?


— Не вижу причины для его появления, если только Его Светлость не приедет меня арестовать. — Граф покачал головой:


— Вы не поспешили? Ведь в доме герцога Вы все-таки были защищены от баронов и их подручных, а здесь Вы одна. — Я с сарказмом заметила:


— Защищена от общения с друзьями и нормальной жизни, но никто меня не защитил он невесты самого герцога, которая весьма не воздержана на язык. — Он хмыкнул и потер подбородок:


— Я приехал, чтобы взять Ваши документы, точнее снять копии с документов, — потом он внезапно подошел ко мне и взял мои руки в свои. — Изабелль, я не привык надоедать девушке, и если она сказала «нет», то больше предложения не следует, только не с Вами. Я хочу видеть Вас своей женой, сплести наши дороги жизни воедино, — я хотела возразить, но он осторожно коснулся пальцем моих губ, — погодите, не отвечайте сейчас, подумайте, и вне зависимости, чтобы Вы не решили, я останусь Вашим другом.


Мое сердце просто таяло от таких слов, это мужчина с большой буквы, обняла графа, приведя его в легкое, приятное замешательство, шепнув:


— Спасибо, Маэль, спасибо! — отстранившись, сказала. — Сегодня о делах ни слова, давайте перекусим, потом по Вашему усмотрению — прогуляемся в саду, или помузицируем, или почитаем. — Граф расплылся в такой улыбке, что, кажется, весь мир хотел обнять и зацеловать.


— Тогда пусть проводят меня в мою комнату и принесут горячей воды, затем еда и прогулка, как Вам такой план. — Согласно качнула головой:


— Я только «за», — и позвала Жардье, чтобы он помог Его Сиятельству.


Вечер провели, как и запланировали, прогулка, музицирование, поздний ужин, откинувшись на подушку, перед сном, я подумала, что сегодня впервые не вспомнила об Арвиале, мое время и внимание полностью забрал Маэль, и если у меня ничего не выйдет с Аленом, то попробую построить свои отношения именно с графом, ведь он изначально относился ко мне, как равной, а это многое значит.


После завтрака граф вплотную занялся документами, был немного удивлен, что я потеряла память Абеларии, смутился и признался тут же, что Сесиль предупредила его о моей иномирности, но я только махнула рукой, наверное, уже полгорода знает, а он близкий друг. Вскоре Маэль был занят по самые ушки, и лишних вопросов не последовало, чему я была бесконечно рада, так как сразу же убежала делать очередные запасы на зиму. Надо будет и в другое поместье съездить, когда освобожусь и найду сопровождающего.


Вечером, перед ужином, когда Маэль наконец-то вылез из кабинета, мы разговаривали, когда раздался цокот копыт и стук колес, а через пару минут звякнул колокольчик входной двери. Еще через минуту в гостиную входил Арвиаль. Я совершенно растерялась, хотя часто представляла себе нашу встречу. И вот он здесь, а я не знаю что делать, куда деть руки, как себя вести. Он качнул головой — очевидно, это у него такой поклон, поздоровался с нахмурившимся графом и попросил личной беседы. Я окончательно растерялась и показала ему на дверь кабинета, по пути извинилась перед графом и приказала слугам приготовить комнату и поставить еще один прибор.


Опустившись на кресло возле рабочего стола, показала кресло рядом и впилась в герцога глазами — так хотелось прижаться к нему сейчас, спрятать лицо на его груди в кольце его рук, вдохнуть аромат его тела, но все, что могла — это пожирать его глазами, касаться взглядом губ и тела. Я так соскучилась по нему, что горло сдавливает спазм, и мне пришлось чуть прокашляться. Он поднял лицо и поймал мой жаркий взгляд, так жадно на него смотревший, что это смутило меня, поэтому я просила:


— Слушаю, Ваша Светлость, Вы что-то хотели мне сказать?


— Я хотел бы извиниться за необоснованные обвинения, мне пришлось устроить испытание, которое провалила графиня, — я была жутко разочарована и не смогла скрыть это.


— И из-за этого Вы сюда ехали? Чтобы сказать о моей правоте? — так хотелось добавить «дурак что ли», не сдержавшись, ядовито добавила. — Могли бы дождаться очередного суда и рассказать, это погоду никак не меняет, Вы же верите всем, кроме меня. Спасибо, что не привлекли к уголовной ответственности за домогательства к Вашей Светлости.


Было очень обидно, я ждала объятий, поцелуев, слов, что он скучал, что очень беспокоился, что любит, а он… Будто подслушав, Ален подошел ко мне, сел на корточки и моего кресла, взяв меня за руку:


— Изабелль, я веду себя временами как непроходимый глупец, — я фыркнула, временами — постоянно!!! — причиняя боль близким, но при этом сам страдаю намного больше. Моя жизнь как лодка в море при сильном волнении, а когда появилась ты, я совсем потерял покой. Каждый раз убеждал себя, что это лишь зов природы, но помимо того, что я киросан, я еще и мужчина, и мне нужна женщина, полностью устраивающая меня — это ты, Изабелль. — Но я этой речью, как ни странно, но не прониклась, забрала свои руки у него. Слишком он много третировал мои нервы и пил кровь, если я действительно нужна, то подумает и исправится, а если так, лишь бы на уши припасть, то он не стоит и сожалений.


— Я Вам, Ваша Светлость, не верю — то я для Вас самая-самая, то Вы запросто обвиняете меня в меркантильности и подливании какой-то гадости в вино, хотя я пострадала больше Вас от этого. После всего этого заявляете, что так и быть Вы на мне женитесь, не надо одолжений. Так вот мой ответ — нет! Мне нужна забота и любовь мужчины, по-настоящему любящего меня, считающегося с моим мнением и интересами, и я не диванная собачка, которую по настроению поцеловал или выкинул, а Вы еще ни разу не доказали, что именно я Вам нужна просто как женщина, а не ценный инкубатор для Вашего потомства. Сейчас я не готова обсуждать нашу совместную жизнь, потому как не уверена в том, что она состоится, при Вашей феноменальной подозрительности в отношении меня. Претензий к Вам не имею по поводу случившегося и рада, что нашли виновную. Если у Вас все, то пойдемте ужинать.


Больше не дала ему возможности вешать лапшу на уши, отчего-то мне не верилось в его искренность или он заразил меня недоверием, а может, еще свежи воспоминания, как целовал меня, а потом закрыл в доме, не позволяя общаться с Элинор и Сесиль, обвиняя меня не в моем проступке. Ужин прошел в мрачном настроении, после него все разбрелись по комнатам спать.


Завтрак прошел в молчании, Маэль забрал меня в кабинет, где мы обсуждали требования, примерную линию поведения в суде и прочее, что может пригодиться при первом слушание, которое, по словам графа, может вскоре состояться. Герцог уезжать не собирался, а может оставлять с Маэлем не хотел, гулял по саду, общался со слугами, потом к нам в кабинет зашел, внимательно вслушиваясь в беседу, граф хотел его было выгнать, но я махнула рукой — пусть сидит, кушать не просит, да и ладно. Слушал-слушал, а потом предложил:


— Я могу помочь, — я хотела отказаться, но Маэль меня остановил:


— Сейчас тебе важно вернуть то, что принадлежит по праву, почему ты должна искать ночлег у друзей или в гостинице, когда есть дома, которые тебе принадлежат?


После этих слов мужчины сели плотно разрабатывать хитроумный план под названием «Верните Белль ее наследство», а про себя даже посмеялась, какое наследство? Оно мне не принадлежит, а та, которой принадлежит — в могиле, а с другой стороны, это тело мое, а значит, и все, чем владела Абелария тоже мое. Меня радует, что мужчины перестали смотреть друг на друга с как два бойцовских пса и занялись действительно полезным. Я ушла на кухню дать заказ на обед, и попросила Жанниаль принести кусочек соленой рыбки Улыбающаяся повариха принесла кусочек рыбного филе (на Земле я бы сказала красной рыбы), который полила каким-то соусом из смеси растительного масла и еще чего-то там, и я с удовольствием тут же села есть, поделив на маленькие аккуратные кусочки. Даже не стала посылать служанку за вилкой для рыбы, удовольствовавшись обычной маленькой серебряной вилкой. Ур-р, вкуснятина, особенно с этим соусом!


К обеду мужчины выходили довольными, о чем-то договорились, Ален нашел меня на кухне. Я растерялась и покраснела: баронесса, а ем как какая-то кухарка на кухне, и тут же разозлилась — это моя кухня и мой дом, где хочу там и ем. Он, очевидно, забавлялся сменой эмоций на моем лице, и нарочно принюхался:


— М-м, чем вкусно так пахнет? Рыба?


Герцог неожиданно подхватил мою руку, держащую маленький кусочек, оставшийся от куска рыбки, аккуратно съел, поднося мою руку к своему рту, чем окончательно выбил меня из равновесия. Пока я сидела, пытаясь разобраться в правильности своего поведения, герцог еще больше выбил меня из колеи — со значением слизнул жир с моих пальцев, потекший с того кусочка, что съел:


— Очень вкусно, жаль мало. — Я в шоке смотрела на него, потом на свои пальцы, и обратно на него. Повариха удивленно приподняла брови и рассмеялась:


— Ваша Светлость, я попрошу, чтобы рыбу нарезали на стол, она очень вкусная, не правда ли, госпожа?


Я, до сих пор пребывая в глубоком и стойком потрясении, только согласно качнула головой — ну, Арвиаль, слов нет! А герцог спокойно поднялся и сказал:


— Мы с Его Сиятельством пришли к мнению, что задействуем всех знакомых, чтобы отбить твое состояние обратно, — и вышел, а я все разглядывала свои пальцы, повариха посмеивалась надо мной. Вот почему мне иногда зацеловать, а иногда хочется стукнуть этого гада чем-нибудь потяжелее?

* * *

Арвиаль был доволен: Изабелль была удивлена и заинтересована. Она нестандартная девушка, поэтому и меры по ее возвращению должны быть нестандартными. Никогда на людях он не вел себя так, исключительно в постели и только с одной любовницей Женевьей, та любила подобное. Вспомнив и применив этот опыт, герцог все-таки заинтересовать беглянку, чем был бесконечно счастлив. Теперь успех должен быть закреплен, а соперника просто необходимо зациклить на проблеме Изабелль, чтобы он не мешал, таким образом устранив претендента. Да, жестоко, но такова жизнь.


Ожидая обед, Арвиаль вышел в сад, прошелся по дорожкам, присел на скамью. Вспомнился этот неприятный случай с графиней. У легкой усмешкой вспоминал он, как Софолия влетела в их с Витором ловушку, ух, сколько же слез, обвинений и проклятий было.


Тот вечер кучер привез Витора в дом Арвиаля поздно, после ужина, проведя через черный ход. Большую часть обслуги герцог предусмотрительно отпустил, в операции участие принимали лишь трое слуг. Надо было заставить графиню совершить ошибку, чтобы она попыталась именно сегодня подлить или подсыпать свой «афродизиак». Для этого герцог сообщил во время ужина, что нашел Изабелль и завтра намеревается привезти ее обратно, после этих слов он преспокойно отправился в свою оружейную, где налив вина в бокал, отставил, дожидаясь Софолии, и устроил пальбу по мишеням, надеясь привлечь внимание девушки. Расчет был верным: графиня пришла в откровенном пеньюаре и стразу же стала заигрывать с герцогом. Нельзя поступать дважды одинаково, но Софолия поступила, думая, что сможет также свернуть все на Белль. В этот раз она не церемонилась и подлила из перстня в вино, прямо в бутылку, жидкий концентрат афродизиака. Это хорошо зафиксировали свидетели, спрятанные в разных местах. Как только она протянула бокал герцогу с «особенным» вином, Витор и слуги сразу же вышли из укрытия. Вот тогда он он и наслушался кошачьих воплей графини, даже пришлось поднимать с кровати мать. Герцогиня де Шанталь была в шоке, категорично отказала в своем покровительстве графине, а наутро повезла ее домой, чтобы сдать на руки отцу, а по прибытии графиню ждет еще и письмо, которое он, Арвиаль, отправил официально графу де Лордэ вместе со свидетельством и печатями сыскной лаборатории, пусть разберется с дочерью.


Это была необходимая задержка, так сказать официальное освобождение от неофициальной помолвки, виртуозный выверт. А теперь все мысли могут быть сосредоточены на Белль, которую окружают несколько претендентов: самый сильный — граф — практически устранен, зависая в делах наследства, он, конечно, будет достаточно часто общаться с Белль, но не сможет уделять ей должного внимания, а вот он, Арвиаль, помогая в этом, как раз таки сможет, имея этим перед баронессой официальное разрешение к частым встречам. Норийский коварен, но Белль на него не поведется, постараемся, чтобы не повелась, а от баронов защитить — дело чести. Баронесса решила правильно, ей лучше сидеть здесь, в Абберании ее тяжело будет уберечь от посягательств Норийского и графа, а там могут и другие привязаться, да и что говорить — никто не знает, что она здесь, а значит, пока пару недель или дней десять так будет безопаснее. А там чуть проще — вызвать ее в суд и уговорить остаться в его доме. Вышел слуга и пригласил высокого гостя к обеду. Арвиаль улыбнулся — день сегодня просто прекрасный — и отправился в трапезную.

* * *

Я окинула радостного Арвиаля подозрительным взглядом — чего он светится, будто золото нашел? Он же мне кивнул с приятной улыбкой и сел за стол, а граф был полностью погружен в какие-то думы. Внесли свежие салаты, холодные закуски, а также филе той самой рыбы, за поглощением которой на кухне меня застал герцог. На первое был густой грибной суп, а на второе жаркое — моя повариха расстаралась. Арвиаль увидел филе рыбки и подмигнул мне, а я чуть покраснела и решила оторвать от внутренних размышлений графа:


— Маэль, о чем Вы так думаете, что даже не замечаете поставленной на стол еды? — Он будто очнулся и, приятно улыбнувшись, ответил:


— Размышляю с чего начинать дело, чтобы себя не выдать раньше времени и сразу же вытянуть его на тот уровень, от которого не просто будет откупиться Вашим дражайшим родственникам. Но не забивайте этим голову, все будет завтра.


Потом наша беседа потекла по более интересному руслу — дворцовые интриги и сплетни, но в мужском варианте, полунамеками и загадками. Я была рада, что мужчины не ссорятся, даже нашли общие темы и интерес, пусть даже завязанный на мне.


Вечером, после ужина, за бутылкой вина для мужчин и вкуснейшего грушевого сока для меня, мы музицировали, пели, много смеялись, даже играли в карты, причем я два раза проиграла желание герцогу, а граф поддался мне. К десяти часам разбрелись по комнатам — мужчины собирались завтра уезжать, а я отчего-то сильно утомилась.


Отправив мужчин рано утром в дорогу, предварительно накормив и выслушав кучу советов, я с преспокойной душой опять легла в кровать. А когда проснулась, то время подходило к десяти утра и, Хвала Богам этого мира, ни головной боли, ни тошноты не было, только со стыдом вспоминался ночной сон, где я бесстыже целовала Арвиаля, пытаясь увлечь его дальше, чем поцелуи. Он мягко отводил мои посягательства, целуя в шею и шепча, что еще не время, а меня это злило, и я наседала, пытаясь добиться своего. Честное слово, как наяву. Утром, провожая мужчин, смотрела на объект своего ночного бреда с глубоким смущением, причем мне показалось, что губы у него были чуть краснее, чем обычно, или только показалось?


После отъезда гостей я целый день до глубокого вечера занималась только заготовками, а на следующее утро опять заболела — меня тошнило, кружилась голова так, что встать с кровати было очень тяжело. Я испугалась, ведь до этого ничем таким серьезным не болела, а тут свалилась всерьез. Служанки закрутились, решили послать за лекарем, но мне вздумалось противоречить — я наотрез отказалась от лекаря и сама не знаю почему: не хочу и все тут! Сама себе удивлялась, появились капризы, непонятные перепады настроения — то веселье до потолка, то слезы в три ручья, ерунда какая-то. Провалявшись в постели два дня, на третий поднялась и, решившись, написала письмо Сесиль с просьбой приехать, однако зачем, не сообщила, абстрактно заметив, что очень нужна ее помощь — уж герцогиня наверняка знает, как мне помочь. Как только Жардье уехал верхом, я успокоилась, но решила непосредственное участие в заготовках отменить, ограничившись советами, а сама подумывала о том, что нужно выбрать время, чтобы наведаться во второе поместье, узнать, как там идут дела, до него около пяти часов езды, всего ничего по сравнению с расстоянием до Абберании.


Уже вечером, перед самым ужином, когда я сидела в гостиной на диване, рассеянно перебирая в корзинке для шитья, которая стояла тут на журнальном столике у дивана еще со времен Абеларии, мотки ниток, услышала дробный цокот копыт, будто кто-то верхом подъехал почти к самому крыльцу и спрыгну. Я подошла к окну, но уже не увидела посетителя: тенькнул звонок входной двери, которая почти сразу открылась, послышались негромкие удивленные голоса, — и каково было мое удивление, когда через пару минут в гостиную вошел Жардье. С изумлением уставилась на него и поднялась с места, ведь этот слуга не из таких, чтобы, не выполнив задания, вернуться к хозяевам. Сердце замерло.


— Жардье? Что случилось? — С поклоном мужчина заговорил:


— Ваша милость, я передал Ваше письмо господину Пьеру, который прошлый раз привез Вас. Он ехал с подобным поручением сюда, мы встретились на полдороги, а еще со мной прибыл посыльный Его королевского Величества с письмом.


После его слов, в комнату вошел подтянутый военный, шаркнув по-военному, особенным жестом приложив руку к сердцу и голове, поклонился, и, ничего не говоря, протянул мне небольшой свиток из плотной белой бумаги, называемой гербовой из-за особого оттенка и золотистых вкраплений, используемого только королем. Свиток был запечатан королевской печатью, оставившей на сургуче особый отпечаток. Я приняла его дрожащими руками — еще никогда мне не доводилось держать подобной в своих руках. Для всех я Абелария де ла Барр, отверженная и обобранная баронесса, дочь опального барона де ла Барр, поэтому никто не удивился моему волнению и дрожанию рук.


Мой слуга и военный стояли молча, я, волнуясь, неловко сломав печать, принялась читать послание по себя и через минуту не могла прийти в себя — вице-король приглашал меня в королевский дворец на празднование праздника урожая. Посыльный явно был опытным, улыбнулся и неожиданно сказал:


— Ваша милость, не переживайте так сильно, у Вас в запасе еще есть восемь дней, и устно, именно для Вас, Его Величество велел передать, что очень ждет встречи с Вами.


Я испугалась окончательно, руки мои похолодели, с трудом сглотнув, тихо сказала:


— Я обязательно буду, передайте Его Величеству, и благодарю за доверие.


Военный поклонился и вышел, а через пару минут послышался удаляющийся цокот копыт, а я совершенно растерянная села на диван. О Боги, что нужно вице-королю от меня? В какую ловушку меня тащат? Вспомнила о Жардье, который все также молча стоял у двери.


— Жардье, где письмо Ее Светлости герцогини Арлийской?


Слуга протянул мне его, взмахом руки я отпустила кучера, полностью посвятив свое внимание полученному письму.


«Дорогая Изабелль! Я сегодня узнала, что тебя пригласили на ежегодный осенний бал, называемый здесь праздником Урожая. Энн сказал мне по секрету, что инициатором этого приглашения стал герцог Арвиаль. Я никогда бы не стала вмешиваться в чью-либо частную жизнь, но помню твою просьбу о помощи, поэтому приглашаю тебя к нам. Пожалуйста, выезжай сразу же на следующее утро, как получишь это письмо, серебристо-белое платье из летящего ирийского шелка и тафты с бархатным корсажем тебе уже шьет мастер Эллесан, когда приедешь, будет вторая примерка. Не обижайся, пожалуйста, что за тебя решила, в чем поедешь на свой первый бал, просто времени остается все меньше и меньше, а хорошие мастера разобраны еще за месяц до бала, только мастер Эллесан по старому знакомству согласился выделить некоторое время на подготовку твоего платья. Жду тебя. Сесиль».


Я опустила бумагу: ну и задачку задал мне герцог, если, конечно, его не оговорили. Зачем? С какой целью? А Сесиль — молодец, не растерялась и сразу же обо мне подумала. Ох-х, где ж я денег найду столько на платье? Словом, стала себя накручивать и накрутила почти до слез, а когда вошла Далиль, я почти плакала. Служанка переполошилась:


— Госпожа, госпожа, что с Вами, получили дурные вести? — Я помотала головой, пытаясь сдержать рыдания и показала приглашение в королевский дворец:


— Мне нужно явиться на королевский бал, Ее Светлость шьет платье, которое стоит, веротно, баснословно дорого, а денег нет. — Служанка вздохнула, осторожно вытерла мне лицо:


— Что ж делать, мадемуазель, возьмите из тех запасов, что откладывали для юриста. — Мотнула головой:


— После того, как меня избили бароны, — девушка вскрикнула, ох-х, я ж забыла, что слуги не знают ничего об избиении Абеларии, да ладно, проговорилась, — я многое забыла. Ванилия мне помогала, но память вернулась лишь частично, и сейчас я совершенно не помню, где лежат деньги и все остальное.


Служанка подняла меня и повела в кабинет, приговаривая:


— Полноте Вам плакать, я помню про Ваш тайничок, а ключик у Вас в сейфе лежит, Вы сами показывали перед уходом в этот проклятое поместье фон Лаборов.


В сейфе я действительно обнаружила ключик, а потом в своей спальне, за одной из картин, маленький тайничок. Когда Далиль сняла картину, я ничего не увидела, но она показала мне малюсенькое отверстие прямо возле гвоздя, что держал картину (если бы я сама искала, но подумала бы, что это отверстие от неудачной попытки повесить картину), и я поместила странно трубчатый ключ в него, а потом повернула два раза по часовой стрелке, как сказала служанка. Дверка распахнулась. Тайничок и в самом деле был маленьким, по объему для одной трехлитровой банки лежа, зато найти его незнающему не представляется возможным.


Передо мной в открывшимся отверстии лежали три мешочка с деньгами и несколько мешочков с драгоценностями, а также документы. Я дрожащими пальцами развернула документ, который утверждал, что я являюсь владелицей поместья — это было завещание отца Абеларии и свидетельство о регистрации новой владелицы поместья на гербовой бумаге. В самом углу была пачка писем, которые я вытащила вместе с драгоценностями. Отослав служанку за свечами, задернула шторы, свернула и положила обратно бумаги по наследству, решив рассмотреть драгоценности Абеларии и письма.


Далиль пришла с трехрожковым канделябром, позвала на ужин, но я приказала подавать позже, чтобы сейчас сразу решить с драгоценностями. Судя по словам Сесиль, платье будет белое с серебряным, может будет и голубой или синий цвет, надо ориентироваться на камни прозрачные, так скорее угадаешь с украшениями. Раскрыла первый мешочек: изумрудный комплект на платине — серьги и колье, второй, побольше, два браслета, колье и серьги из топазов, сапфиров и танзанитов. Третий принес очередной комплект из великолепного кольца, браслета, серег и тонкого колье из рубина. Далее шли различные комплекты из жемчуга белого, черного, дымчато-серого, хризолита, граната, опять из изумруда, мелких бриллиантов. Да-а, а ведь Абелария, по сути, не была нищей, ведь это стоит огромных денег, огромнейших, за эти драгоценности можно пол-Абберании скупить. Или она прятала их от своих алчных родичей?


Уложила все драгоценности в свои мешочки, запрятала в тайничок. Нет, это надевать пока небезопасно, лучше что-нибудь из драгоценностей Ванилии, ведь я их так и не разбирала. Убрала все, что лежало, оставив только письма, почитаю, может, прояснят мою ситуацию. Наглухо закрыла тайник и повесила, кряхтя и пыжась, картину на место. Прихватив письма, ключ и тяжеленные канделябр, отправилась в кабинет, где засунула и закрыла в сейфе ключ и письма, и помчалась, щелкая зубами, как голодный волк, в трапезную — есть хотелось неимоверно.


После плотного ужина, преодолевая ленивое и сонное настроение, раздала приказы на утро, чтобы выехать пораньше, потом вернулась в кабинет и первым делом достала шкатулку Ванилии. На внешний вид она была маленькой неказистой и на самом верху лежали не особо дорогие бусы, кулоны и ожерелья из золота, серебра и полудрагоценный камней, но я тщательно постучала по дну и открыла низ, там на двух изумительных гарнитурах лежала записка от Лии: «Белль, носи на память и передай дочери в приданое от меня», и у меня тут же слезы рекой, и в голове щелкнуло — у меня задержка на десять дней, а учитывая мою неадекватность… Мама моя дорогая, я что уже того?!


Мои глаза, наверное, были со столовое блюдо, я сглатывала ком и пыталась себя переубедить, что это только моя разыгравшаяся фантазия и не более, однако факты упрямая вещь и один за другим (перемена настроения, тошнота по утрам, желание солененького, непереносимость запахов и прочее) доказывали мне, что через семь — восемь месяцев я стану матерью. Вопрос с отцовством не вставал, я же после той ночи с Арвиалем ни — ни, ни с одним мужчиной. А как теперь сказать Алену, он ведь никому и ничему не верит? Что теперь делать? Господи, моя жизнь — большой роман Чернышевского с таким же названием «Что делать?». Этот вопрос везде застает, куда не повернешься, но ехать надо по-любому.


Вытащила из шкатулки нежный комплект из двух тонких браслетов, такого же тонкого и нежного колье и серег. Металл был похож на платину, но цвет был более светящийся, а камни похожи на бриллианты, но это были точно не они, более искрящиеся, будто кусочки льда на ярком солнце. Я поднесла камни к окну, заслонив от света свечей, чтобы лунный свет омыл их — они засияли как заснеженные вершины гор. Не знаю, что за камни и металл, но я уже в них влюблена, и именно их надену на праздник во дворец. Уложила все на место, а записку спрятала в сейфе. Вытащила письма и положила их на стол — надо обязательно их прочитать. Усевшись на свое любимое кресло, осторожно положила правую руку на живот и тихо сказала:


— А я все гадала, Ванилия, как ты собралась ко мне возвращаться, а ты решила родиться моим ребенком? Что ж, я буду безумна рада, если ты не сгинешь где-то в пространстве и останешься со мной. Маленький мой, я люблю тебя и мне абсолютно все равно, какого ты пола, ты мое счастье, а для меня сейчас ты самое главное, что только есть в этой жизни. Я буду считать каждую минуту до того момента, когда смогу взять тебя на руки и целовать каждый твой пальчик, носик, щечки, глазки, когда буду нежить в своих объятиях, кормить своим молоком. Мне есть ради чего бороться и жить!


Немного посидев, я открыла пачку писем, перевязанных зеленой лентой. Это были письма матери Абеларии к мужу и его к ней. Читала и плакала. Как они любили друг друга! Сколько нежности, любви, ласки и заботы было в простых и бесхитростных словах этих любящих! До глубокой ночи читала и чувствовала белую зависть. Они любили, по-настоящему любили друг друга и дочку, мне жаль, что у моего ребенка не будет отца, ведь Ален не поверит мне, даже если сказать ему правду.


Спать легла уже под утро, а часа через четыре меня подняли, сонную одели и, завернув еды на завтрак и обед, усадили в карету, удобно устроив и плотно укутав в теплый плед. Колеса и кованые копыта лошадей застучали по брусчатке, потом по дороге, экипаж мягко покачивался на рессорах, вскоре я опять уснула.

* * *

В уютной гостиной в большом камине потрескивал пляшущий на поленьях огонь. У камина стояли два кресла, в которых расположились Его Величество вице-король Риар и его кузен герцог Арвиаль. Они выпивали и негромко беседовали, именно так это казалось со стороны, но на самом деле герцог упрашивал короля перекинуть дело баронов другому следователю:


— Вы же понимаете, что я больше рисковать Изабелль не могу. — Король недовольно сказал:


— С каких пор тебя волнуют женщины. Конечно, я хорошо понимаю, что на баронессе де ла Барр ты собрался жениться, но бросать дело. — Герцог терпеливо объяснял:


— Я его полностью подготовил, осталось только выловить самих баронов и их пособников, вы же хорошо понимаете, что это может затянуться на года, не только на месяцы. — Король смешливо посмотрел поверх бокала на напряженного кузена:


— Что я слышу, неужели наш жестокосердный герцог Арвиаль наконец оттаял и готов предложить свои немолодые потроха молоденькой девушке? — Арвиаль только скрипнул зубами, он пришел, чтобы уговорить, а не ссориться, а король как нарочно выводит его из себя.


— Да, я желаю, чтобы баронесса стала моей супругой. — Король немного подумал, посмотрел на огонь:


— И для этого ты с таким свистом выгнал графиню де Лордэ?


«Боги, какая мука, Риар теперь будет еще и все сплетни разбирать», — подумал герцог, вздохнул и стал рассказывать о последнем событии, опуская то, что, выпив бутылку вина, разделил постель с баронессой, об этом не надо знать никому, заметив только, что графиня де Лордэ трижды пыталась опоить его, и при последней попытке ее поймали за руку. Король хохотал, а потом с грустью заметил:


— А меня женщины так не любят, делят постель только ради денег и популярности. — Арвиаль только хмыкнул, а что он мог ему сказать в ответ. Потом король решительно сказал. — Хорошо, подбери сам того, кому передашь свое дело, и привези баронессу на бал, хочу на нее посмотреть — будущую герцогиню Арвиаль надо знать в лицо, иначе на свадьбе нечаянно ошибусь, — и опять расхохотался.


Арвиаль выдохнул — разрешение получено, можно спокойно готовиться к свадьбе, а не откладывать, надо срочно вызывать мать из столицы. Простившись с королем, быстрыми шагами вышел из гостиной и отправился в сыск, собрать документы по делу баронов графу Валентайну, его хорошему другу, с которым он ранее договорился.


Король долго еще сидел в кресле, любуясь всполохами огня, потом позвал секретаря:


— Эмунд, напиши приглашение на бал баронессе де ла Барр и отправь с нарочным, передай ей устно, что желаю ее видеть на своем празднике, — взмахом руки отпустил секретаря, а сам подумал, что если девица хороша, то можно ее оставить и при дворе, Арвиаль будет в сыске, а что делать молодой женщине дома, пусть крутится во дворце, если так умна, что смогла окрутить такого завидного жениха королевства.


Арвиаля в кабинете ждало письмо со штампом из столицы. Герцог удивленно открыл и углубился в прочтение. Письмо прислал церемониймейстер граф де Лордэ с глубокими извинениями за поведение дочери, сообщая, что Софолия будет наказана и в положенный срок выйдет замуж за указанного мужчину, сожалел, что дал ей столько свободы, разрешая выбрать мужа самой, а в итоге это чуть не обесчестило ее. При последних словах Арвиал криво усмехнулся, честь у нее хромает на обе ноги и моральная, и физическая, ей видно ее забыли дать в комплекте, когда выписывали с небес на грешную землю.


Он отложил письмо и через помощника пригласил графа Валентайна, и сразу же стал готовить папки по делу баронов, стремясь избавиться от них, чтобы начать отношения с девушкой, о которой мечтал все это время. Ведь он пришел ночью в спальню Белль, чтобы просто вдохнуть ее запах, побыть с ней наедине. На людях, днем, она всегда его отталкивала, а когда спит, можно осторожно поцеловать, обнять. Но то, что произошло в ее спальне, и сейчас вызывало у него довольную улыбку: девушка не только охотно откликнулась на поцелуи, но и пыталась добиться большего. Это успокаивало его, значит, вся эта строгость по отношению к нему напускная и она неравнодушна, уже только за это стоит бороться.


Пришел граф Валентайн, Арвиаль сразу же его стал вводить в курс дела, и спустя три с половиной часа граф сказал:


— Ален, я беру на себя это дело, но ты же ведь понимаешь, что тебе от него отходить нельзя, все мелкие нюансы при передаче не упомнить, а они зачастую играют немаловажную роль. Я предлагаю вот что: все руководство остается как прежде на тебе, но документально переводишь на меня, а ты значишься лишь помощником, таким образом ты сможешь отслеживать процесс, и спокойно оставлять при вялой его текучке.


Немного подумав, Арвиаль согласился, выбора не было, а Изабелль по-прежнему в опасности, а так ему можно будет действовать. Валентайн предложил вполне реальный выход.

* * *

К особняку Арлийских я приехала, когда уже смеркалось. Тело страшно болело и ныло, еще бы трястись целый день в карете без удобных шин. Как разбогатею, сразу же куплю колеса для своей кареты, как у кареты Вивиреля, чтобы мягче было ездить и не так трясло. Выползала из экипажа как древняя старуха с охами и ахами. У двери меня уже встречали слуги герцога Арлийского, которые сразу же внесли вещи, а карету и моего кучера отправили во двор, чтобы поставить карету в сарай, а Жардье накормить. Я не хотела отпускать свою карету, так как планировала задержаться не больше десяти дней.


В доме меня уже встречала вся семья Арлийских и граф Вивирель, который светился от счастья. Меня отпустили на полчаса принять душ и переодеться, а потом ждали на ужин. Приятно, что о тебе есть кому позаботиться.


Когда я спустилась к ужину, то Жардье уже успел вручить наши деревенские подарки, собранные моими служанками, нашим дорогим хозяевам, а кухарки помыли фрукты и принесли на стол. У Арлийских в саду, конечно, есть свои фрукты, но груш и яблок именно таких сортов нет, поэтому они приняли скромные подарки на ура, как и мои заготовки различных приправ и варенья на зиму. Было приятно видеть, как мужчины с удовольствием едят мясо, поливая острой яблочной аджикой, а маленькая Айлин вкуснейшее грушевое варенье на меду. Долго меня держать не стали, и вскоре после ужина отправили отдыхать.

Загрузка...