Ален

Глава 13

Проснулась, но еще рано, и меня сразу же одолели мысли, которые днем гнала прочь. Около четырех недель я уже жила в доме Арлийских, почти каждый день бывал граф де ла Вивирель (кстати, граф сдержал слово и привез мой новый «паспорт» с вписанным новым именем к куче остальных через неделю), и музыкальные вечера, где каждый понемногу пел, музицировал на рояле или гитаре, стали для нас приятным вечерним времяпровождением, только Арвиаль так ни разу и не попал на наши посиделки, а ведь песней я бы смогла сказать то, чего не сказать даже в приватном разговоре. За все время встречалась с ним на двух предварительных слушаниях суда и на самом суде, а также два раза ездила давать показания по убийству графини де Дриар и последнему нападению, а за пределами своей конторы он меня избегал, и, как прошел слух, на ближайшем балу в честь дня рождения Ее Королевского Величества (а оно должно было состояться через десять дней), собирался официально представить обществу свою невесту. Графиня Софолия де Лордэ должна была прибыть со дня на день вместе с герцогиней де Шанталь, и остановиться в доме герцога.

Эти новости карябали и без того мое измученное сердце, и я рвалась уехать в поместье, чтобы запрятаться там, как мышь в норке, и пережить свою боль, не слыша об Арвиале больше ничего: ни хорошего, ни плохого. Боги! Что за ненормальный мир, ненормальное общество, почему я не могу просто пойти к нему и не спросить его о чувствах напрямую, ведь так было бы честно, но нельзя, меня осудит и общество, и сам герцог. Получается замкнутый круг: чувства есть, а выразить их не имеешь право, если только мужчина сам соизволит их выслушать.

Маэль был постоянно рядом, и не догадался по какому поводу моя грусть, а может, и догадывался, но молчал. Лишнего слова не говорит, только целует руки и не выпускает из своих рук, возможно, что это кажется подлым с моей стороны, но, как только я пытаюсь ему сказать о своем чисто дружеском отношении к нему, он не хочет ничего слушать. Я перестала делать попытки и пустила все плыть по течению.

Сегодня уже сорок дней со дня смерти Ванилии, за все это время мне так никто не смог заменить ее. Да, меня окружают хорошие, заботливые люди, но тепла души нет, и это не их вина. С Лией я отогревалась душой, здесь же такого нет, ни с кем: одни просто заботятся, другие создают комфорт, но душа замерзает.

Я поднялась с постели, хотя за окном рассвет только начинает красить край неба — мне нужно сегодня в Храм, помолиться о душе подруги и о своей, попросить наставления и помощи пережить грядущую боль. Кучер предупрежден с вечера, завтракать не хотелось, поэтому собиралась очень быстро, натянув приготовленное темно-серое тонкое шерстяное платье, в пять минут расчесала и заплела косу, по привычке закрепив шпильками на голове, надела шляпку с черной привычной вуалькой и мягкие перчатки. При выходе прихватила деньги, купить свечи и на оплату жрецу за молебен.

В Храме не была с панихиды, тут, так же как и в прошлый раз, тихо, пара-тройка прихожан, пожилых женщин. Служба еще не началась, и я подошла к жрецу, объяснила, что к чему, дала деньги за молебен, купила свечи, которые сразу поставила у подножия скульптур двух богов. Все-таки я православная, хотя послушать здешние молитвы люблю, чем-то напоминают наши земные, католические. Села на отведенные для прихожан скамейки, началось богослужение, я слушала и мечтала, чтобы сейчас Лие там, в мире духов, было хорошо, ведь она сказала, что вернется ко мне, и я не буду так одинока, как сейчас.

За обычным богослужением начался заказанный мной молебен — поминовение души Ванилии, мальчики хора так проникновенно пели, что слезы невольно потекли из глаз, а я, не отрываясь, смотрела на фигуры Валура и Валуры, моля их помочь душе Лии переродиться, и моей заблудшей душе, не умеющей даже достойно молиться, просила их простить меня за дерзость. Искорки пламени свечей взлетали и танцевали в потоке воздуха. «Помогите или преодолеть, или исцелить боль моего сердца», — просила я богов мира Рииш, шепча под вуалькой. На миг (или мне показалось?) золотой свет озарил богиню, и она послала поток света ко мне, я моргнула, и все исчезло, будто и не было. Выходя из Храма спустя три часа, я была спокойна: приму свою судьбу такой, какая есть.

Арлийские забеспокоились, что меня так долго нет, я пояснила причину отсутствия, не пришлось объяснять причину опухших, красных глаз — и так было понятно. Сочувствующие лица хозяев были небольшим утешением, Арлийская отправила меня завтракать, сказав явиться к ней в кабинет после завтрака, пояснив, что «есть дело», меня это мотивировало съесть завтрак побыстрее.

Через десять минут я уже сидела в кабинете Арлийской, и она мне показала письмо:

— Мой неугомонный кузен попросил меня, так сказать, тряхнуть стариной и в честь его именин устроить праздник. — Я понятливо качнула головой, что ж пришло время отрабатывать:

— Я готова Вам помочь насколько хватит у меня таланта, и сразу говорю, в организации празднеств я ни бум-бум, однако сбегать, что-то принести или сделать из частей готовое — всегда пожалуйста. Теперь мне только надо подарок выбрать Его Сиятельству. — Арлийская улыбнулась и протянула сложенный лист:

— Это Вам, читайте! — с изумлением взяла и стала читать вслух:

— Дорогая Изабелль! Я знаю, что Вы сразу заговорите о подарке, как только услышите о моем празднике, и ведь не поверите, что самым большим подарком будет Ваше присутствие у меня на дне рождения, поэтому прошу такой подарок: хочу слышать Ваш чудесный голос и Ваши необыкновенные, потрясающие песни. Как Вы это организуете? Моя кузина в этом деле мешок соли съела, так что Вам сумеет помочь, и отказ не принимается.

Я подняла глаза на герцогиню, глаза которой смеялись, хоть лицо и сохраняло вежливую полуулыбку:

— Ну и как мне это организовать? В своем мире, будучи ученицей детдома, и пела, и танцевала, но это ж когда было, тем более, другое тело, да и играю я на инструментах так себе, только побрынькать.

Арлийская задумалась, потом улыбнулась, тряхнув головой:

— Давай так: для начала отберем несколько песен, которые будете петь только Вы, одну или пару песен сами себе будете аккомпанировать, остальные — музыкант, у меня есть хороший знакомый. Можете дуэтом с кем-нибудь спеть. — Я посмотрела ей в глаза:

— Я не знаю, какие песни здесь можно, а какие нельзя. — Она усмехнулась:

— Естественно рок, джаз и прочее, то, что будет дисгармонировать с этой эпохой — опирайтесь больше на романтические песни о любви, романсы, Маэль будет в восторге. — Я горько вздохнула:

— Ваша Светлость, я несколько раз пыталась графу объяснить, что не питаю к нему нежных чувств, а он и слышать не хочет, как мне быть? — и поделилась своими опасениями. — Вдруг Маэль при всех сделает мне предложение, я ведь его не приму и себя выставлю полной дурой, и его поставлю в неловкое положение — станет посмешищем, а взаимностью ответить я не могу. — Арлийская покачала головой:

— Я постараюсь его мягко предупредить, чтобы не сделал такого, укажу на интимность таких решений, а дальше… — она с печалью в глазах неожиданно попросила. — Изабелль, не отталкивайте его, он очень одинок, как и Вы, может, не сейчас, позже, сможете полюбить его. — Проглотив комок в горле, кивнула, все может быть, ведь жизнь длинная, мне всего восемнадцать, а мужское плечо мне нужно, ой, как нужно.

— Ваша Светлость, а сколько дней до праздника?

— Послезавтра, — и я икнула. Ну, Маэль, ну, шутник, нельзя было за неделю предупредить?!

— Но я же не успею подготовиться, так мало времени.

— Успеете, музыкант приедет сегодня сразу после обеда, Вас ни к чему привлекать больше не буду — готовьте свой музыкальный подарок. Если позволите, подскажу пару песен. — Я закивала головой, как китайский болванчик:

— Буду весьма благодарна. И еще, — посмотрела ей в глаза, — пожалуйста, если мы не на людях, и если Вам не неприятно, то говорите мне ты. — Она улыбнулась мне:

— А я ждала, когда же созреешь сама, конечно, наедине лучше на ты, и называй меня Сесиль, — я в ответ благодарно улыбнулась, сейчас поддержка мне очень кстати. Так перебирая названия песен, мы вошли в гостиную, где стоял рояль. Сесиль предложила мне несколько песен, которые прошли, так сказать, апробацию в здешнем обществе и были приняты на ура, а несколько песен подобрала я сама, напела музыку, Арлийская довольно точно подобрала, чуть подыграла и удовлетворенно кивнула:

— Да, подойдут и произведут фурор, давненько наше общество не шокировали, надо дать хорошую встряску, чтобы потом долго говорили. А у тебя есть, что надеть? — Я потупила глаза:

— Есть — зеленое платье из плотного шелка, мне подарила Лия и ее гарнитур, я не хочу быть вычурной: надо протягивать ножки по финансам, чего показывать то, чего нет?! (это я имела в виду знатность и богатство)

Сесиль согласно качнула головой, подумав: «Меньше будут приставать, зная, что ничего нет за душой», но, конечно, ничего не сказала.

Сесиль согласно качнула головой, подумав: «Меньше будут приставать, зная, что ничего нет за душой», но, конечно, ничего такого вслух не произнесла, зачем девочке лишнее беспокойство добавлять. Потом сказала:

— Мне нужны слова твоих песен, их надо перевести на кейрийский, местный, язык. — Вот тут я зависла. Так вот, где была моя ошибка, вот почему мужчины — Арлийский и граф — подвисли, когда я спела романс, он был на русском! И тут же расстроилась, отругав саму себя, у меня как у той мыши из сказки: спрячу нос, хвост высовывается, спрячу хвост — нос вылазит. Сесиль правильно поняла мое уныние и погладила меня по плечу, ласково заметив:

— Я тоже так попалась, пока до меня дошло, ведь для меня не было разницы на каком разговаривать или петь — меня Сесиль своей памятью наградила. — Я удивленно сказала:

— А ведь язык я понимала сразу и без проблем, только чтению и письму, пришлось так сказать, подучиться.

— Это память тела сработала, странно, что все остальное утратила, я имею в виду воспоминания Абеларии.

Пожала плечами — что досталось, то досталось, и на этом спасибо, что не пришлось учить язык заново. Вот была бы потеха, если бы еще и язык «забыла», меня бы точно как ведьму сожгли.

Потом мы пошли обратно в кабинет, где занимались писаниной: Сесиль писала для меня уже переведенные ею романсы и песни с русского языка на кейрийский, а я наоборот — писала на русском, чтобы она перевела на кейрийский, и про себя вознесла хвалу местным Богам, что у меня есть человек, которому могу доверять, который помог и не дал сделать ошибку.

Работали около часа, потом Сесиль на рояле аккомпанировала мне, ставя голос в песне на местном языке, и оказалось, ничего нет трудного, да и заучивались слова легко, но времени у нас заняло много — до самого обеда. После того, как мы пообедали, опять вернулись к песням и до приезда музыканта успели перевести ту самую песню, которую я так опрометчиво спела на русском перед мужем и братом Сесиль — «Любовь, зачем ты мучаешь меня?»

После обеда приехал средних лет светловолосый мужчина среднего телосложения, в изящном дорогом костюме, с приятным голосом. Сесиль ушла заниматься планированием праздника, показав на меня:

— Там юная мадемуазель, Лезар, знакомьтесь, я Вам доверяю, но проверю, — усмешка мелькнула на его приятном лице, и он сразу подошел знакомиться:

— Доброго дня, мадемуазель! — вежливо подала руку, которой он едва коснулся. — Барон Лезар де Лесье.

— Очень приятно, баронесса Изабелль Абелария де ла Барр.

— Что ж, мадемуазель, я хороший и давний знакомец Ее Светлости, некоторое время даже обучал ее игре на рояле, если хотите, можете называть меня господин Лезар, — я кивнула и в ответ сказала:

— А меня госпожа Изабелль, — на что он улыбнулся и уселся к роялю.

— Мадемуазель Изабелль, какие песни Вы решили петь? — я достала список песен, который мы написали с Арлийской, и он хмыкнул. — Вы их сможете спеть, как госпожа Сесиль?

Я дернула плечами:

— Постараюсь. Как я поняла, здесь Вам знакомы все песни, — он согласно кивнул и указал на те, которые вписала я.

— Эти незнакомы, но не переживайте, мы быстро подберем музыку.

После этого я с Лезаром полностью погрузились в работу, подбирая музыку, споря, меняя музыкальные инструменты, ровняя голос, доводя до хорошего уровня исполнение. Причем Лезар даже не заметил, что некоторые песни я исполняла на русском языке, или ему это было не важно? Словом, занимались долго, практически до ужина, а расстались друзьями, и он оставил мне сбор трав, чтобы я заваривала и пила приготовленный из него отвар:

— Помогает разгладить шероховатости в голосе, тонизирует, снимает отеки и усталость голосовых связок, — пояснил он, уже выходя за дверь, — а Вам это сейчас будет необходимо, ведь Вы редко поете, выложитесь на небольшом концерте и можете онеметь или сорвать связки. — Да, он прав, поблагодарила его, а когда ушел, закрыла дверь, вызвала служанку и попросила приготовить отвар из этих трав, а сама вернулась к роялю.

Благодаря моим стараниям и умелому руководству госпожи Лорин, я неплохо музицировала на этом инструменте. В голове вертелась одна мелодия, точнее песня Ани Лорак «Спроси мое сердце», и я попыталась воспроизвести музыку этой песни, благо она тоже исполнялась на таком или похожем музыкальном инструменте. Как ни странно, но получилось, даже проигрыш. Я стала под нос напевать песню, сразу же делая попытки перевести, при этом не потеряв идею и не низведя ее до пошлого, извращенного смысла, и, сбегав за листом и чернилами, тут же записывала перевод, стараясь максимально сохранять посыл песни, и пока меня не позвали к столу, подбирала и переводила. Даже ужинала быстро, рассеянно отвечая на вопросы, что Арлийский рассмеялся:

— У нее глаза горят, как у Сесиль, когда она бралась за что-то новое и интересное, — я же, думая о своем, совершенно не осознано кивала, чем вызывала еще больший смех, а потом вновь вернулась к роялю, продолжая работу над песней. Мне почему-то это казалось важным, будто от этого зависело что-то главное в моей жизни, хотя такую песню я могла бы спеть только Арвиалю.

На следующее утро передо мной лежали переводы песен с русского на кейрийский, и я, после завтрака, как всегда, в кругу семьи Арлийских, заучивала тексты, пока не пришел де Лесье, который попросил служанку приготовить полутора литровый кувшин отвара, которым собирался меня поить вместо воды. Вначале мы проработали песни Сесиль, спели дуэтом модную песенку этого сезона, потом только приступили к репетиции новых песен. Лезар мне нравился своей упорностью и желанием добиваться результата, не замордовывая поющего, а помогающего максимально раскрыться, дотягивая каждый раз до предела, но не перегружая, тем самым увеличивая с каждым разом потенциал поющего. Как только я начинала уставать, он давал отдых мне на десять-пятнадцать минут, заставляя понемногу глотать отвар, стабилизируя «растяжку» голосовых связок.

Во время такого перерыва я попросила послушать композицию, над которой работала прошлый вечер, насколько хорошо и чисто я ее играю. Лезар заинтересовался музыкой, я дала почитать текст, и он, прочтя стихи, улыбнулся:

— Это выражение сильных чувств, слова хорошо подобраны, можете не беспокоиться.

— Это мой перевод песни, а не оригинал, и я не собиралась ее петь, просто мне песня очень понравилась. Вообще-то переводами занимается Ее Светлость, а я так, вчера впервые попробовала. — Он хмыкнул:

— Ну да, конечно, — и сразу перевел тему, — работаем дальше …

Таким образом, к вечеру у меня на руках была практически концертная программа, с которой я подошла к Сесиль. Внимательно просмотрев полученное, добавив еще несколько песен других исполнителей, она тщательно занесла в свой лист, затем мне сказала:

— Пожалуйста, сделай одно одолжение: сейчас подъедет Пьер, надо вместе с ним съездить в особняк моего брата графа де Лариаля, и помочь моей младшей сестре Эленор. Я могу на тебя рассчитывать? — Я кивнула:

— Готова прямо сейчас выезжать, — она рассмеялась:

— Сейчас перекуси чем-нибудь, ужинать будешь поздно, если только мои забывчивые младшие не покормят, и потом передай Жану, что музыканты на его совести, так и скажи, — я кивнула еще раз и отправилась на кухню. Там мне срочно организовали поздний полдник или ранний ужин, кому как нравится, и я основательно подкрепилась, а потом с бумагами поехала в родительский дом Сесиль. Позже узнала, что в свой дом они переехали только полтора года назад, когда Жану исполнилось семнадцать, оставив всех верных слуг с ребятами, теперь именно брат Сесиль являлся главой дома, его хозяином.

Ехать, на удивление, было очень близко, всего метров пятьсот — шестьсот, можно было и пешком пройтись, только, видно, Арлийская выполняет предписание Арвиаля — из дома без сопровождения ни шаг. Старинный особняк, но видно, что делали капремонт, много новых элементов — крыша, ограда дома, двери, окна, не сомневаюсь, что и в доме тоже все ремонтировалось.

Дверь открыла пожилая женщина, но приятная, с хорошими манерами, я улыбнулась ей:

— Добрый вечер, меня прислала Ее Светлость герцогиня Арлийская, чтобы я помогла Ее Сиятельству графине де Лариаль. — Она улыбнулась в ответ мягко, как бабушка, и широко распахнула дверь, впуская меня. потом перехватила шляпку с перчатками, перенаправив их в руки появившейся служанки, и повела меня в гостиную по пути представившись Анной.

— Эленор, к тебе помощница приехала, Сесиль направила, — позвала Анна графиню, чем безмерно удивила меня. значит, Анна не совсем прислуга, на мое удивление она только улыбнулась и практически впихнула меня в гостиную.

Богатая гостиная была сейчас ярко освещена свечами, и по всей комнате лежали различные элементы украшения — банты, бумажные цветы, цветные финтифлюшки. От их обилия я чуть не окосела, и уставилась на графиню, которая как раз закончила что-то клеить и поднималась с колен. Видя мое удивление, она рассмеялась:

— Добро пожаловать в мастерскую, баронесса, — и протянула мне руку, — меня зовут Эленор, можно на ты.

Я с удовольствием пожала ей руку, в свою очередь представившись:

— Изабелль Абелария де ла Барр, можно Белль, можно на ты. — И обе рассмеялись. Графиней оказалась юная девушка примерно пятнадцати лет, очень красивая, с золотыми волосами, голубыми глазами, с хрупким телосложением. Барби, да и только!

Оказывается, Сесиль дала каждому члену семьи определенные обязанности, распределив, таким образом, нагрузку, а сама полностью курировала процесс, дорабатывала до нужной стадии, так сказать. Но, как заметила графиня, эта уступка только кузену, а так Сесиль уже давно отошла от таких дел. На Эленор «лежало» оформление бального зала и трапезной, а так же мест, где буду гулять гости, и за сегодняшний день она успела оформить все, кроме бального зала, вот как раз закачивала делать декор, часть которого уже переправила в дом кузена. Позже мы с Эленор отправились оформлять зал к празднику.

Герцогиня де Шанталь перед отъездом в столицу попросила сына о разговоре наедине. Арвиаль немного встревожился, ведь мать редко просила о чем-либо, поэтому сразу же пригласил в свой кабинет. Усевшись на привычное место — в кресло за стол, он пригласил мать, указав на кресло напротив него, и внимательно посмотрел, бессловесно приглашая начать разговор. Герцогиня поняла:

— Я не буду долго отнимать Ваше время, Ален, мне просто необходимо Вас понять, точнее Ваши поступки и отношение к графине, — заметив морщину, прорезавшую лоб сына, она поспешно добавила. — Нет, ни в коем случае, не собираюсь вмешиваться в Вашу личную жизнь, однако Ваши поступки показывают на полное безразличие к девочке. К отношениям Вас никто не собирается принуждать, но нельзя же так поступать, — мягко упрекнула она, — девочка от Вас без ума, а Вы — то приглашаете, обещая ей, то отталкиваете. Узнав новость о грядущем событии, я смогла ее отвлечь и увлечь, и сейчас уезжаю вместе с ней, а когда вернемся, Вы должны поставить точку: или остаетесь с графиней и оформляете ваши отношения, или расстаетесь. — Герцогиня поднялась с кресла и вслед за ней поднялся Арвиаль, все это время молчавший. — Решайте, Ален, осторожно и взвешенно.

С этими словами герцогиня де Шанталь вышла из кабинета, сопровождаеваемая сыном, нежно попрощалась с ним, он на прощание поцеловал руки матери и графини, подсаживая их в карету, и стоял, пока карета не скрылась за поворотом. Потом вернулся в кабинет, налил бренди и, усевшись в кресло, задумался.

Мать буквально поставила ему ультиматум, но герцог понимал, что по-другому его выбор может продолжиться до глубокой старости. Так просто и одновременно так тяжело. Сделал глоток обжигающего горло алкоголя, потом еще один. Графиня… Арвиаль представил себе Софолию, и перед ним возник ее образ. Она умна, молода, красива, покорна, ей легко будет управлять, в обществе будет блистать, оттеняя его, достаточно сурового мужчину, дает ему дополнительные связи и хорошее приданое, впрочем последнее его интересует меньше всего. Что его останавливает, что мешает жениться на графине де Лордэ? Она сможет стать женой, продолжательницей рода, но не подругой, которая будет идти рука об руку, прикроет спину.

Тут он усмехнулся, прикроет спину лишь такая, как баронесса де ла Барр. Покачал головой, вспоминая ее и нападение в лесу, еще глотнул бренди, симпатичная, смелая, сариан, она станет подругой и всегда прикроет спину, только с графиней он всегда может контролировать ситуацию, а Изабелль его накрывало так, что каждый раз ему стоило больших трудов сохранять разум. Вот, что его беспокоило — баронесса стала занимать много места в его жизни, с ней он не мог контролировать свои желания и эмоции, а ему, как главному в сыске при вице-короле, нельзя терять контроль ни на минуту, нельзя показывать свое слабое место, иначе им можно будет манипулировать, а это чревато проблемами общекоролевской безопасности.

Он допил бренди и отставил стакан. Решено: буду максимально, насколько возможно, ограничивать общение с баронессой, и посмотреть, что из этого выйдет, а пока не отказывать Софолие в праве называться его невестой. Завтра первый суд, посмотрим, что из этого выйдет.

Утром, как и обещал баронессе, он ожидал ее у ворот особняка Арлийских, подсадил, помогая залезть в карету, и все дорогу баронесса рассматривала его, может, она по чье-то наводке решила его соблазнить или скомпрометировать, тех же баронов, один вроде бы желал вступить с ней в брачный союз. Ведь любовником легко управлять, особенно влюбленным, или ищет способ решить свои денежные проблемы и подняться по социальной лестнице вверх за счет мужа.

Разные мысли мелькали у него в голове, хотя внешне они никак не проявлялись, а когда карета остановилась, ему пришлось просить помощи у патруля, чтобы его единственного свидетеля кто-нибудь не убил. Удивительно выступление на суде, ему хотелось смеяться, когда защитники обвиняемых, думая, что раз перед ними женщина, то это что-то вроде вареного овоща, а баронесса высказалась так, что судья выдал строгий приговор. Арвиалю было приятно, что баронесс смогла поставить на место защиту, практически увеличив шансы обвинения. Только в его отношении к ней ничего не поменялось.

До следующих слушаний Арвиаль закопался в бумаги, запрещая себе даже думать в сторону баронессы. Но сегодня Арлийский рассказывал, смеясь:

— Баронесса напрочь вышибла мозги у нашего Маэля, он после знакомства с ней ходит сам не свой. Жан Рен сказал, что большую часть клиентов наш граф скинул на него, а сам срочно приводит в порядок дом и бегает с ее бумагами.

Арвиаль помрачнел: его предположения, что баронесса просто ищет богатого мужа, способного решить ее проблемы, подтверждалось. «Ей все равно, кто будет возле нее спать, лишь бы был богат и способен решить проблемы», — с неожиданной злостью подумал он.

— Что ж, ему не стоит затягивать с предложением, раз возникло такое притяжение.

— Так у нее траур по графине де Дриар, и на все его приглашения баронесса дает отказ, — Арвиаль отчего-то облегченно выдохнул. Что за ерунда с ним творится?

Последующие дни Арвиаль старался не только не вспоминать Изабелль, но и не встречаться с Арлийским, чтобы не было соблазна спросить о ней — баронессе и так хорошо, такой кавалер, как граф де ла Вивирель, просто так не выпустит ее из рук. Этим он тешился почти две недели, встречая ее лишь в суде, а когда она в очередной раз провожала его взглядом, подумал:

— Сожалеет, что не попался ее сети? — только сердце жалобно стукнуло и на мгновение душу сжало когтистой лапкой сожаления и ужаса. — А если я не прав? — мотнул головой. — Прав, конечно же, прав.

Месяц прошел в судах, бумагах и борьбе со своими сомнениями. Мать послала сообщение, что они выехали с графиней и должны прибыть через два дня, а ближе к обеду Арлийский принес приглашение и, сияя улыбкой, сообщил:

— Граф устраивает небольшой бал, попросил Сесиль заняться праздником, ну, а она, как всегда, нагрузила всех, — и добавил, — Вам просто необходимо быть на празднике, будете потрясены, как и мы уже несколько недель. — Арвиаль поднял глаза:

— Вы о чем? — Целитель рассемялся:

— Нет, нет! Это большой секрет, меня жена с дому выгонит, если узнает, что я проболтался, так что завтра пожалуйте к графу, — и сразу же вышел.

Арвиаль повертел конверт, вытащил пригласительный, да, в качестве повода указано тезоименитство графа, а также дата, время и место проведения мероприятия. Герцог колебался недолго: «Съезжу, посмотрю, а не понравится, найду предлог, чтобы уйти», решил он.

Я нервничала перед праздником. Вчера вместе с Эленор осмотрела дом графа, помогла украшать бальный зал, самого графа не было, он допоздна задерживался с документами, торопясь их приготовить, чтобы спокойно провести бал и следующий за ним день. Меня это вполне устраивало, так как меня каждый раз грызла совесть, когда граф смотрел на меня влюбленными глазами, стараясь ловить каждое мое движение, умудряясь передавать свои эмоции, желания и ласки взглядом, от которого я дергалась, будто он и в самом деле меня касался.

Служанка помогла мне привести в порядок платье, а для наведения красоты Сесиль пригласила куафера, мастера маникюра и еще кого-то там, я не интересовалась. Пока девушка занималась моими руками, вторая накладывала макияж, Сесиль кормила сына, попутно давала наставления няне и кормилице (молоко у герцогини отчего-то стало пропадать, пришлось нанять кормилицу), как только меня они отпустили, сразу же занялись Сесиль, а мной куафер.

Он отвернул меня от зеркала, поглядывая на мое платье, лежащее в гостиной на тахте, что-то там бормотал, расчесывал, выделял прядки, завивал и чего-чего только не делал, прикрепляя шпильками, заколками, невидимками и прочим. Отпустил только через час, чтобы заняться Сесиль и велел подойти, как только надену платье. Одна из служанок, подхватив платье, повела меня в мои комнаты, быстро переодела, ловко застегивая сотню крючочков, пуговичек, стягивая полукорсет. Самостоятельно надела украшения и спустилась вниз, где куафер, подправив кое-что в прическе, размотав какой-то жгут, подвел меня к зеркалу: я выглядела прекрасно, свежо, и дело было не в возрасте (сейчас мне можно было дать шестнадцать), скромном украшении или платье, а в надежде, так как Сесиль только что сказала:

— Боюсь, что графу придется сегодня пободаться за твое внимание, зря он пригласил так много холостых мужчин, и Арвиаля в их числе, — душа запела — он, Ален, будет там, на празднике, значит, у меня будет шанс.