Адам в Аду

5. Кривцов

Ольга курила, забравшись в кресло с ногами. Кривцову нравились ее ноги — стройные, как у девчонки. Грудь, плечи и живот Ольги были полноваты, однако это Кривцову тоже нравилось. Не нравилась ему только складка на лбу. Она беспокоила. Не должно быть такого у женщины после хорошего секса.

Он положил сигарету в пепельницу, сел на ковер у Ольгиных ног и прижался щекой к ее коленям. Она запустила пальцы в его густую шевелюру. Он перехватил ее руку и поднес к губам.

— Веня…

— Да, любимая…

— Веня, скажи, только честно — ведь он все увидит?

Кривцов отстранился и взглянул на нее.

— Я не очень понимаю, что ты имеешь в виду.

— Его коллекцию, — Ольга тоже закурила. — Он же всех коллекционирует. Наверняка захочет и меня.

— Для этого ему придется тебя убить, — заметил Кривцов.

Ольга взмахнула рукой. Огонек сигареты описал изящную дугу.

— Это не имеет значения. Так что, правда, что по этим твоим кристаллам можно увидеть все, что делал человек в жизни?

Кривцов вдруг заметил оттенки болотного в ее светлых кудрях. Поморщился. Он столько сил вложил в то, чтобы таких оттенков не появлялось.

— Это не так, — терпеливо пояснил он. — Разумеется, по нейрокристаллу невозможно прочитать биографию полностью.

— А как же все эти историки, которые выдают экспертизы? Или это ерунда?

Кривцов поднялся и зашагал по комнате. Эта привычка сохранилась у него с институтских времен — рассуждая, шагать по лаборатории из угла в угол.

— Это не ерунда. Но они никогда не работают с кристаллом вне контекста. Они только подтверждают или опровергают предположения, — он повернулся к Ольге и увидел непонимание в ее глазах. — Ну, давай на пальцах. Скажем, есть у меня кристалл, и я предполагаю, что он принадлежит некоему господину А. Я смотрю биографию А. и ищу следы этой биографии в нейрокристалле. Если они есть — значит, с некоторой долей вероятности можно утверждать, что предположение верно. Нет — значит, скорее всего, это другой кристалл и надо делать другое предположение. Это нудная, долгая и чаще всего неблагодарная работа.

— Но какие-то следы, выходит, остаются?

— Только очень значимые следы. Значимые в масштабах личности. Переломы, меняющие судьбу, ломающие стереотипы. Куда больше влияет на вид кристалла эмоциональное состояние, отношение к себе…

— Значит, он не сможет увидеть в моем кристалле тебя?

Кривцов остановился, затушил сигарету, достал новую и снова принялся ходить по комнате.

— Как он, скажи на милость, сможет разглядеть там меня? Неужели ты думаешь, что из нейрокристаллов машут ручками все, кого когда-либо встречал носитель?

— Надеюсь, ты не станешь махать ручкой. Но то, что я ему изменяю, это ведь значимо в масштабах личности?

— Значимо, если ты хочешь, чтобы было значимо. А можешь — не хотеть, и тогда будет неважно.

— А ты хочешь, чтобы это было неважно? — тихо спросила она, и Кривцов пожалел о своих словах.

Рано. Она еще не понимает.

И досадно. Он столько вложил в нее, что она уже должна бы начать понимать.

— Допустим, — Кривцов поднял руки в успокаивающем жесте, — просто допустим, что он это увидел. Это само по себе маловероятно, но вдруг. И что?

— Он подумает, что я — шлюха.

— И что?

— Я не хочу быть шлюхой! — на ее глаза навернулись слезы.

Кривцову показалось, что есть еще что-то, чего она боится, о чем не говорит.

— Любимая, — он опустился на колени перед креслом и взял ее руки в свои. — Послушай меня, пожалуйста. Как человека, который много лет занимался нейрокристаллами и знает о них пусть не все, но многое. Главное — это твое самоощущение. Если ты будешь чувствовать себя шлюхой, но и нейрокристалл будет об этом кричать. Если ты будешь чувствовать себя свободной и счастливой — то и нейрокристалл покажет личность свободную и счастливую. Ты ведь наверняка видела много нейрокристаллов, верно? И наверняка видела такие, от которых как будто исходит свет. Вот это — нейрокристаллы счастливых людей. Свободных. Понимаешь? Неважно, каких. Неважно, что эти люди делали в жизни. Главное — они были счастливы. И моя цель — слышишь меня? — моя цель в этой жизни — сделать так, чтобы ты стала такой же. Счастливой и свободной. И я сделаю все для этого.

— Правда? — она всхлипнула, совсем по-девчоночьи.

Нейрокристалл ее засветился нежным перламутром.

— Правда, — тихо сказал Кривцов и прижал ее к себе.

На его плечо упали две горячие слезинки. Он поцеловал ее глаза, затем подхватил и бережно уложил на ковер.

— Андрей… — слабо возразила Ольга. — Он услышит…

— Это не его дело, — прошептал в ответ Кривцов, глядя на переливы на лбу и висках. — Я люблю тебя…

— И я тебя люблю…

Свечение стало почти нестерпимым. Кривцов закрыл глаза, но видел свет сквозь веки. Так было даже лучше — ничто не отвлекало от главного. Ради этого он работал, ради этого был терпеливым и нежным, это приносило высшее удовлетворение.

Он кончил в звенящую, прозрачную белизну.

Когда Ольга, наконец, ушла, Кривцов чувствовал себя измотанным до предела.

Он поплелся на кухню, где уже ждал Андрей с чашкой горячего кофе.

— Сколько времени? — спросил Кривцов.

— Начало шестого.

— Черт. Опаздываю.

Он быстро выпил кофе, обжегшись и чуть не опрокинув чашку на себя. Сунул ноги в ботинки, влез в рукава куртки и выскочил из квартиры, хлопнув дверью.

Снова моросил дождь. Кривцов чуть не свернул, по старой привычке, за угол, к старому зданию с колоннами на крыльце. Между колоннами, под крышей, стояли, пережидая дождь, сотрудники института. Киривцов не узнал ни одного лица и прошел мимо. До сквера он добрался с полными ботинками воды, продрогший и в отвратительном настроении. Он надеялся только, что не очень сильно опоздал и девушка дождется его.

Она стояла в одиночестве у неработающего фонтана, держа над головой зонт и внимательно вглядываясь в сумерки. Достала из сумочки телефон — посмотрела на часы.

Уток не было и в помине.

Кривцов закурил и принялся разглядывать девушку.

Не красавица, — отметил про себя Кривцов. Но и не дурнушка. Ее бы сейчас в тепло, и окружить заботой, чтобы на лице появилась улыбка — от тепла и заботы они всегда хорошеют. Ему хотелось увидеть, наконец, ее нейрокристалл, чтобы убедиться, что он не зря пришел сюда под дождем, промочил ноги и продрог вместо того, чтобы провести вечер дома.

Девушка заметила Кривцова и неуверенно помахала рукой. Он приблизился.

— Вениамин Вячеславович? — спросила она. — Добрый вечер.

— Добрый, — отозвался Кривцов.

— Я — Жанна.

— Очень приятно. Пойдемте, Жанна, в кафе. Здесь чересчур мокро.

Он развернулся было в сторону ближайшей кофейни, но девушка продолжала стоять на месте.

— Вениамин Вячеславович…

— Да?

— Я не уверена, что могу говорить в кафе… Очень удачно, что идет дождь, в смысле, — девушка запнулась, — в смысле, что мы тут одни поэтому, а речь пойдет о ваших бывших подопечных…

— Моих подопечных? — Кривцов ничего не понимал.

— Да. Вы же наверняка помните их. Родион, Ваня, Петр Евгеньевич… Помните ведь?

Кривцов мгновенно забыл про промокшие ноги.

— Вы хотите сказать, что мои роботы еще… — он хотел сказать «живы», но в последний момент подумал, что это не самое подходящее слово.

Жанна кивнула.

— Именно об этом я и хотела поговорить. Вениамин Вячеславович, вы обязаны им помочь! Они живут в клетке уже несколько лет, они мучаются, ведь они люди, настоящие, и…

— Погодите. Но по закону их должны были просто разобрать. Достать нейрокристаллы и пустить с молотка. А тела — на переплавку.

Жанна смутилась.

— Я не знаю, почему этого не сделали. Забыли, наверное… А теперь они очень хотят, чтобы их либо признали людьми и предоставили свободу, либо тогда уж как по закону…

Кривцов почувствовал головокружение. Как такое может быть? Это ведь были его опыты, его кристаллы. Его люди. Он изучал свойства их характеров и сопоставлял с внешним видом нейрокристаллов. Он пытался менять их, проверял на них свои выкладки, они были свидетелями его всех побед и разочарований. Когда ему сказали, что опыты придется прекратить, он пришел в ярость. Левченко сделал докторскую на его адамах, а Кривцову, который был уже на пороге того, чтобы опровергнуть его результаты, пришлось отступить. Он ушел, потому что больше не было смысла оставаться. Он не мог заниматься делом всей своей жизни в стенах института — он не сомневался, что Молодцов не станет его прикрывать. Тот высказался вполне недвусмысленно на этот счет. Молодцов всегда потакал Левченко, а на Кривцова посматривал с презрением. И Кривцов ушел, хлопнув дверью и в суматохе прихватив кое-что, что помогло бы ему работать дальше. Мелочь — кое-какие реактивы, иглы, валидатор. И адама. На всякий случай.

А теперь, значит, выжили его, и опять за старое? Кривцов почувствовал, как возвращается старая обида.

— Так опыты с моими роботами продолжаются? — спросил он.

— Нет! — воскликнула Жанна. — Нет, что вы, это же нельзя… Я же говорю, про них забыли! Их не могут выпустить, потому что не считают людьми. Их не могут… разобрать, как вы сказали, потому что они приписаны к отделению бессмертия, и нужна подпись заведующего, а его, отделения, в смысле, уже давно нет… А они же живые! Они чувствуют!

Кривцов подставил лицо под дождь. Он пока не понимал, что делать с новой информацией.

— И что же вы хотите от меня? — спросил он наконец.

— Помогите им. Вы же их всех знаете. Вы работали с ними. Они пытаются написать прошение в правительство о том, чтобы их судьбу наконец решили, их никто не станет слушать… Они же даже не люди. А вы — очень влиятельны, к вам прислушаются, если вы поручитесь за них, им, может быть, позволят остаться жить…

— Они живы сейчас! Если про них узнают, их просто прикажут разобрать.

— Если не получится жить полноценно, они согласны и на это, — горячо сказала Жанна. — Только чтобы не как сейчас. Они же с ума сойдут!

— Не сойдут. Не получится, — ответил Кривцов. В голове его царил полный беспорядок. Ему хотелось в тепло, чтобы спокойно разобраться в себе и ситуации.

Жанна смотрела на него умоляюще. Ее виски начинали золотиться. Кривцов узнал тот оттенок, что покорил его при первом их разговоре.

— Пойдемте в кафе, Жанна, — сказал он. — Мне надо подумать об этом обо всем. И нам обоим не мешало бы выпить чего-нибудь горячего.

— Кто там из них остался? — спросил Кривцов, когда ему принесли кофе. Перед Жанной появился бокал с глинтвейном — девушка отказывалась и смущалась, но Кривцов настоял. Ей нужно снять напряжение и согреться. А он полюбуется результатом.

Жанна принялась рассказывать, Кривцов слушал. Девушка называла имена, а он помнил кристаллы. Фиолетово-синий — профессора, серовато-голубой с подпалинами — художника, коричневатый — клерка. Бежевый, очень недурной кристалл студентика с уродливым иссиня-бурым пятном — его, Кривцова, ошибка. Игла соскользнула при прошивке. Кривцов сначала переживал и пытался исправить недочет, потом стал просто наблюдать, на какие реакции оказывает влияние это пятно. Материала набралось на статью в Nature. С тех пор он еще несколько раз ставил на кристаллы пятна — уже специально.

А вот Иван Михайлович ошибкой не был. Его кристалл, бурый снизу и ржавый сверху, с проступающими черными крапинами, был просто кладезем информации о рефлексах.

Кривцов из каждого пытался сделать совершенство. Вот только устойчивого результата не получалось. Он досконально изучил физику, химию и биологию мозга, он пытался менять проводимость различных путей, скорость сигнала, он вводил в кристаллы реактивы. Множество кристаллов сгорело у него в руках. Но иногда он получал в результате своих опытов такой невиданной красоты материал, что это оправдывало все его неудачи. Он пытался менять окраску кристаллов, и даже преуспел кое в чем, но научиться сохранять результат так и не смог. Ему казалось, что он вот-вот решит и эту задачу, но тут Левченко пропихнул в парламент свой законопроект, и все рухнуло. Для Кривцова. Да и для Левченко тоже. Кривцова передернуло от воспоминаний.

Он судорожными глотками допил глинтвейн и зажег сигарету.

— Вам нехорошо? — спросила Жанна.

— А? А. Нет, все в порядке. Вспомнил кое-что. То, о чем вы говорите — большая часть моей жизни, многое с этим связано.

— Вы поможете? — спросила она с надеждой.

Надежда высветлила ее кристалл. Золотистое свечение, приглушенное дымкой голубого, становилось все отчетливее.

Теперь, отогревшись и слегка охмелев, девушка выглядела красавицей. Спокойное правильное лицо, довольно изящная фигурка — на вкус Кривцова, грудь маловата. Но при таком нейрокристалле это не имело никакого значения.

— Я попробую, — кивнул Кривцов. — Вы простите, что я так неуверенно говорю — для меня это все очень неожиданно.

— Да, конечно, — сказала она.

— Мне нужно все обдумать.

— Да, конечно, — снова сказала она.

Кристалл постепенно гас, и Кривцов почувствовал, что устал.

— Я обязательно свяжусь с вами в самое ближайшее время, — заверил он.

Бокал опустел. Кривцов записал все контакты Жанны и, спешно попрощавшись и сославшись на занятость, вышел в дождь.

По дороге к метро он наступил в лужу. Джинсы намокли по колено. Кривцов выругался. Почему его не могут оставить в покое? Почему вдруг все сразу навалились на него и принялись чего-то требовать? Женщины, адамы, дельцы, Андрей, даже погода — их всех слишком много для него одного.

Кривцов остановился и закурил. Дождь прекратился, но в голове еще шумело.

«Внутри и выше остального сущего существует бытие» — сказал голос изнутри его сознания.

Голос был негромкий, с хрипотцой, не поймешь, мужской или женский. Голос этот был Кривцову знаком. Впервые он появился шесть лет назад, когда Кривцов потерял все и занялся экспериментами дома. Этот голос не позволил ему сойти с ума в одиночестве. И потом несколько раз появлялся, когда Кривцов стоял на распутье.

Кривцов остановился и закурил, ладонью прикрывая огонек зажигалки от ветра и капающей с деревьев влаги.

— Дальше, — велел он.

«Внутри и выше остального бытия существует сущность» — послушно продолжил голос.

— Давай-ка без философии, дружок, — сказал Кривцов. — Хотя, с другой стороны, что есть нейрокристаллы, как не возможность объединить, наконец, химию и философию?

«Из сущностей выкристаллизовываются истины» — согласился голос.

— Ага, — сказал Кривцов.

Сильный порыв северного ветра заставил его вздрогнуть с головы до ног. Кривцов медленно пошел к метро.

— Давай-ка рассуждать, — предложил он невидимому собеседнику. — Ты хочешь сказать, что для того, чтобы познать истину, придется снова окунуться в мир. Я соглашусь, пожалуй. Сущности существуют не только выше, но и внутри. Это и есть работа ученого — сначала погрузиться в мир и изучить его изнутри в процессе эксперимента, а затем возвыситься над ним и обработать результаты уже с позиции «выше».

Кривцова охватила дрожь, не имевшая отношения к холоду. Он забыл про воду в ботинках и озноб.

Мир порожден разумом. Человечеству в руки попала великолепная возможность узнать все о разуме, и, как следствие, о мире. Конечно, мир сопротивляется. И люди — его порождения — тоже. Но не означает ли это того, что он, Кривцов, на правильном пути?

Философия? Пусть. Нейрокристаллы способны не только примирить химию с философией — нейрокристаллы создадут новую религию, новую систему координат.

Пожалуй, он слишком рано опустил руки. Он многого добился, работая в институте — и мир выпустил колючки, лишив Кривцова материальной базы, коллег, поставив его научные интересы вне закона. Но и потом он не прекращал исследований ни на минуту. И отчаявшийся мир снова вторгся в его жизнь, готовя новые испытания. Это было первой значимой победой Кривцова. В конце концов, истина не только выше, но и внутри.

Удовлетворенный собственной трактовкой неожиданных откровений и своей ролью в открывшейся ему картине мира, Кривцов пришел в отличное расположение духа и пошел домой пешком под снова начинающим моросить дождем.

— Ну, и как все прошло? — приветствовал Кривцова Андрей.

— Нормально, — Кривцов бросил ему на руки куртку и прошел на кухню. — Нужно выпить кофе.

— Намек понял, — проговорил Андрей с усмешкой и, расправив на вешалке куртку Кривцова, достал кофемолку. — Так что эта Жанна? Тоже хотела вытащить из тебя бесценные сведения о том, как стать совершенством?

— Ты знаешь, — задумчиво протянул Кривцов, — ей это, пожалуй, ни к чему…

— Даже так? — Андрей поднял бровь. — Когда следующее свидание? Ольга теперь отправится в отставку или останется, как резервный вариант?

Кривцов уловил иронию в его голосе и рассвирепел.

— Тебе не кажется, что ты слишком много себе позволяешь?

— А тебе не кажется, что ты слишком расслабился?

— На что ты намекаешь?

— На те условия, на которые я согласился, оставаясь в этом доме!

Кривцов поморщился:

— А у тебя есть варианты?

— Как будто ты не знаешь меня, Веня.

Андрей снял с плиты турку и налил кофе в чашку. С шутливым поклоном поставил ее перед Кривцовым:

— Ваш кофе, хозяин!

— Благодарю, — буркнул Кривцов.

Положил сахар, размешал, позвякивая ложкой о старый фарфор.

— Послушай, — решил он пойти на мировую. — Ну что я могу сделать? У меня связаны руки, ты же знаешь.

— Когда ты трахаешь баб, у тебя руки не особо связаны.

Кривцов поднял руки, защищаясь:

— Ольга самим своим присутствием в моей жизни служит моим — нашим, Андрей! — целям. Я не могу отказаться от нее. Я, я слишком много вложил в нее. И потом, она — доказательство моей теории. А Жанна… Она сама появилась. Но знаешь, если б я верил в бога, я бы…

Андрей внимательно смотрел на него и молчал. От этого молчания, липкого и мутного, Кривцову становилось не по себе. Он закурил.

— Ну скажи уже что-нибудь, что ли.

— Сказать? — Андрей наклонился к нему. — Я скажу, Веня!

Вместо тишины Кривцова оглушил голос Андрея. Захотелось исчезнуть. Но пришлось слушать.

— Сколько мне еще сидеть в этой дыре? Это я был тебе нужен! Я тебе, а не ты — мне. Зачем? Чтобы изображать чертову прислугу? А это была твоя задумка! Я ненавижу себя не меньше, чем этот сраный мир! Тебя я тоже ненавижу! И я жду, Веня! Я жду действий!

Кривцов затянулся сигаретой. Действий. Всем нужны действия. Миру и впрямь надоело играть в прятки. Ну что же, он уже знает, как именно следует воспользоваться новыми условиями игры.

Он поднял глаза и вздрогнул — черные зрачки Андрея буравили его. На какое-то мгновение Кривцову показалось, что зрачки эти расширились и стали темным болотом, затопившим весь мир.

— Я…

Он опустил голову и посмотрел в чашку. Болото превратилось в черную гущу на дне. Это вернуло Кривцова к действительности.

— Будут тебе действия, — мрачно сказал он. — Готовься умереть сегодня.

— А если я откажусь?

— Я знаю, Андрей. Я, я знаю, что делаю.

Не дождавшись ответа, Кривцов поставил чашку на стол. Ушел к себе, включил терминал. Быстро просмотрел новые письма. Спам. Привычным движением он смахнул их в корзину. Жанна. Золотистый нейрокристалл, уникальный, совершенный… Кривцов потратил на письмо ей больше часа. Затем откинулся на спинку кресла, потянулся, закрыл глаза. Внутренним взором осмотрел все тело, прислушался. Вдохнул и выдохнул несколько раз. Все в порядке.

Резким движением Кривцов поднялся, открыл ящик стола, достал оттуда небольшую коробочку. Откинул крышку, пробежал пальцами по стикерам, наклеенным на крошечные пакетики с порошками. Поколебался, затем выбрал два.

Сегодня умереть предстояло не только Андрею.