Адам в Аду

19. Бладхаунд

То, чего он ждал, произошло ранним утром. Телефонный звонок оторвал Бладхаунда от информации по Стогову. Сообщение было сухим и коротким:

— Клиника горит.

— Роботы?

— Вышли почти сразу, как загорелось. Сейчас двое в часовне, третий уходит с территории больницы.

— Следите за третьим. Наш человек внутри?

— На улице. Не с ними.

— Выясните у него подробности.

Бладхаунд чувствовал удовлетворение. Роботы не сидели сложа руки, а действовали, набивая себе цену на рынке. Время работает на заказчика.

Бладхаунд нашел в записной книжке номер, набрал.

— Да! — женский голос кричал в трубку, на дальнем плане раздавались звуки движения и сирена.

— Бладхаунд.

— Я на службе, Блад. Чего ты хочешь?

— Нужна информация. А у меня есть пара идей, которые могут оказаться полезными.

— В полдень, там же, где и в прошлый раз. Напоишь меня кофе и отвезешь домой.

— Договорились.

Бладхаунд открыл новости. Про пожар писали много. Упоминалось несколько фамилий, среди них — Бражников и Кривцов. Ни Левченко, ни Разумовского не было. Но это можно исправить.

Бладхаунд отложил материалы по «Brain Quality» и снова занялся Стоговым.

Информации было на удивление мало. Имя, возраст. Образование — биофизик. Диссертация на тему «Использование неорганических имплантантов при восстановлении энергетического метаболизма головного мозга». Стажировка в Южной Корее и знакомство с японскими технологиями роботостроения. Работа в модном тогда зоопарке нейрокристаллов — еще до бума кристаллов человеческих, на заре бессмертия ученые тренировались в буквальном смысле на кошках. Технопарки населялись искусственными телами животных с натуральными нейрокристаллами. Слоны и медведи, страусы и пингвины, полевки и ящерицы из металла, пластика и синтетики. Сначала больше похожие на роботов, с грубыми реакциями и купированными рефлексами, затем — все меньше и меньше отличающиеся от настоящих животных. Поколения моделей сменялись быстрее, чем плодились подопытные кролики, и весь мир с замиранием сердца следил, когда же появится венец творения — человек.

И он не заставил себя долго ждать.

Стогов в это время был уже на родине и вовсю разрабатывал свои модели на основе японских и южнокорейских. Он сразу заявил о себе, победив на выставке собак-роботов, и, получив грант, принялся совершенствовать мастерство. Довольно быстро смекнув, что медали и премии дают не за начинку, а за внешний вид, он быстренько сколотил команду химиков, физиков и антропологов и принялся переделывать стандартные модели в эксклюзивные тела под заказ. Как показало время, он поставил на правильную лошадь. Когда бессмертие превратилось во всеобщую манию и многие пытались зарабатывать перепродажей японских адамов, Стогов уже крепко стоял на ногах, перекрывая вход в эту нишу.

Запрет на экстракцию личности по нему не ударил. Технологии остались при нем. Годы легального бессмертия позволили ученым раскрыть если не все, то некоторые тайны мозга, и успешно скопировать кое-какие детали. Искусственные нейрокристаллы набирали популярность, людей уже не устраивали устрашающие формы роботов-чернорабочих, и клиенты продолжали ходить к Стогову протоптанной дорожкой.

В последнее время Стогов работал один, и делал очень мало. По мнению его клиентов — решил, что достаточно заработал, и наконец-то позволил себе жить, не думая о завтрашнем дне.

Бладхаунд так не думал. Он помнил Келли.

Стогов позвонил под утро.

— Не разбудил? — спросил он со смущением в голосе. — Поговорить нужно. Не заедешь ко мне? Часам, скажем, к двум?

Бладхаунд прикинул в уме и решил, что успевает.

— Заеду, — кивнул он.

Стогов облегченно вздохнул.

Жанна заглянула утром.

— Я могу идти? Я хорошо себя чувствую.

Бладхаунд поднялся из-за терминала.

— Да. Я отвезу вас.

— Я сама могу…

— Я отвезу, — сказал Бладхаунд. Увидев тревогу на лице девушки, изобразил улыбку:

— Не хочу вызвать гнев Тоши.

Жанна робко улыбнулась в ответ.

Бладхаунд под внимательным взглядом Тоши помог девушке одеться и спуститься к подъезду, усадил ее на переднее сидение «Тойоты» и тронулся с места.

— Адрес? — спросил он, выезжая на проспект.

— Что, простите?

— Адрес. Куда ехать.

— А, — сказала она. — В институт меня отвезите. Пожалуйста.

— Сегодня воскресенье.

— Да, я знаю, — она бросила на него просящий взгляд. — Мне очень надо! Я и сама могу…

Бладхаунд остановил машину около уже знакомых ему ворот перед заброшенным крылом института.

— Спасибо, — Жанна отстегнула ремень безопасности и распахнула дверцу.

Бладхаунд вышел из машины.

— Пойдемте.

— А вы… зачем? — удивленно воскликнула девушка.

— Это может быть опасно. К тому же мне нужно узнать, что вы там увидите.

— Я вам расскажу, — пообещала она, но остановилась перед воротами в нерешительности. Обернулась на ищейку. Слова об опасности она услышала.

Бладхаунд огляделся. Здесь было пусто и тихо. Прошедший ночью снег присыпал все следы, разве что узкая улочка была располосована следами шин — из них только след Бладхаундовой «Тойоты» был свежим, — да по тротуару с противоположной от института стороны тянулась цепочка следов одинокого пешехода. Бладхаунд быстро перебрался на другую сторону. Жанна еще стояла, нерешительно положив руку на черненый металлический прут. Потом тряхнула головой и решительно полезла на ворота.

Бладхаунд помог ей спуститься. Показал на снег под ногами:

— Здесь никого не было сегодня. И вчера.

Жанна посмотрела на него с надеждой. Бладхаунд покачал головой:

— Это ничего не значит. Пойдемте.

Знакомые коридоры, гулкие и темные. Лестница. Подвальный этаж тоже встретил их темнотой. Жанна ахнула.

Бладхаунд достал фонарик. Свет выхватил из темноты двери и стены. Бладхаунд осторожно двинулся к тому месту, где в прошлый раз нашел Жанну и роботов.

Решетка была на месте, дверь — открыта настежь. Замка в петле не было. Бладхаунд вошел внутрь. Мелькнула мысль, что это ловушка, что он входит в клетку, как мышь в мышеловку.

— Подождите здесь, — велел он Жанне. Медленно обошел все крошечные комнатки. Везде было пусто. Некоторые служили складом для мебели, в одной — накрытое пленкой оборудование. В последней каморке друг на друге лежало несколько тел японской марки Adam3f. Без одежды, с раскрытыми черепами, чехлы от нейрокристаллов составлены рядом и щедро присыпаны пылью.

— Жанна! — позвал Бладхаунд. Девушка подошла и замерла на пороге.

— Как же так… — пробормотала она. Подошла, хотела коснуться верхнего тела, но Бладхаунд не позволил.

— Не стоит ничего здесь трогать, — сказал он.

— Можно я… похожу здесь? — спросила она.

— У вас пять минут. Только не забирайте ничего на память.

Жанна вышла. Бладхаунд вернулся к решетке и внимательно осмотрел. Внутри все выглядело так, словно помещения были заброшены несколько лет назад. Пожитки роботов были, по всей видимости, аккуратно собраны и уничтожены, а нейрокристаллы — спрятаны. Пол присыпан пылью ровно, словно сюда никто не заходил очень давно. Только его следы и следы Жанны.

— Они вынесли холсты Ро, — сказала подошедшая Жанна. Она плакала. — И Ванины учебники. И вообще все. Бутылку только нашла, с отбитым горлышком…

Бладхаунд выждал, давая ей время прийти в себя.

— Вы что-то еще хотели посмотреть?

Она покачала головой.

— Пойдемте. Отвезу вас домой.

Взгляд у Маши был усталый, под глазами залегли тени под цвет сине-серой формы.

— Что будешь? — спросил Бладхаунд, придвигая к ней меню.

— Ты всегда так любезен, когда тебе что-то нужно, — пробурчала она, откинувшись на спинку стула. — Давай кофе, с коньяком, и поедем. Устала как собака…

— Меня интересует «Brain Quality».

— Ничего еще неизвестно, — быстро сказала Маша. — Предполагаем поджог. Это мог сделать кто угодно. А что у тебя за интерес?

Объяснение было наготове:

— Я имел дело с Бражниковым. Дошли слухи, что истории тех кристаллов, что я покупал у него, не слишком чисты.

Маша фыркнула:

— Они грязнее общественного туалета. Там много всего всплыло. У кабинета Бражникова нашли карту памяти. Работает там один робот с электронными мозгами. На карте куча дерьма. Одиноких психов просто мочили ради кристаллов. Ну и понятно наши умники, не долго думая, выдвинули версию — Бражников, чтобы скрыть следы, поджог собственную клинику…

Маша замолчала и отхлебнула кофе. Поморщилась:

— Очень крепкий коньяк. Так вот, все бы ничего, но если дать себе труд подумать — то версия тухлая. Он не мог поджечь клинику, потому что у него есть алиби. Кроме того, он не похож на идиота. А получается, что он разбирает робота, чтобы подчистить ему память, и тут же меняет планы и совершает поджог, прекрасно зная, что пожар привлечет внимание полиции.

— Не Бражников.

— Угу, — Маша добавила в кофе сахара, покрутила головой, разминая шею, и продолжила:

— В общем, Бражников проходит по другому делу и смылся. Стали искать дальше, кому это выгодно. Нашли крайнего.

— Кого?

— Да есть такой, Вениамин Кривцов. Вроде как ученый. Последнее время работал на Бражникова. Но есть подозрение, что он и раньше на него работал, только не в клинике. Один кристалл для Бражникова он точно делал — у Бражникова в сейфе нашли, Кривцову показали, тот сам признал, что его работа. В ночь поджога он трындел по телефону, а потом спал у себя дома — свидетелей тому нет. Словом, готовый подозреваемый.

— Мотив?

Маша пожала плечами.

— Да сколько угодно. Деньги, к примеру. Счета Кривцова проверили — там пусто, как в головах у наших умников. Бражников загонял кристаллы, а Кривцов имел с них дырку от бублика. К тому же тогда и карта памяти на столе выглядит логично.

— В этой версии масса дыр.

Маша усмехнулась.

— Конечно. Я ж говорю тебе, наверняка ничего не известно. Дальше начинаются домыслы. Информация о делах Бражникова уже в Сети. Сертификаты у нас в последнее время вошли в моду, и людей всерьез волнует, что из-за нейрокристалла могут убить. Кое-кто уже заявил в открытом доступе, что тот, кто совершил поджог, сделал благое дело, прикрыв деятельность Бражникова. А еще некоторые вспомнили, что Бражников начинал при активной поддержке оттуда, — Маша ткнула пальцем в потолок.

— Боятся бунта?

— Именно. Кривцов, конечно, не Разумовский — труба пониже, дым пожиже. Но вдохновить оппозицию на подвиги вполне может — тем более, что им все равно, кем прикрываться. Поэтому кое-кто хочет свалить на Кривцова этот поджог, а потом показательно посадить. Глотки не заткнешь, но это дело такое — покричат и перестанут.

Бладхаунд смотрел, как она ложечкой собирает со стенок чашки остатки кофе. Подозвал официантку, расплатился.

— Скажи мне, — сказал он, усадив Машу в машину, — что положено делать, если вдруг во время расследования возникнет нейрокристалл в теле? А точнее, носитель нейрокристалла естественного происхождения.

Маша подняла брови.

— Термин «носитель нейрокристалла» упразднен больше пяти лет назад.

— И все-таки?

Она пожала плечами.

— Это зависит от многого. Экстракция личности запрещена, следовательно, нейрокристалл изымается и отправляется на экспертизу, а память внимательно анализируется. Понимаешь, такого субъекта, как носитель кристалла, не существует, поэтому и лицом, совершившим преступление, он быть не может. Это состав преступления и вещественное доказательство в одном флаконе. Поэтому появление подобного объекта — это отдельное дело, подлежащее расследованию. А почему ты спрашиваешь?

— Я хочу понять, что будет с таким носителем, если он совершит преступление.

— Разберут, проанализируют память чтобы выявить сообщников. Возбудят дело об экстракции и будут искать виновника. Если не найдут — закроют оба дела. Если найдут — посадят за экстракцию, да еще добавят за совершенное носителем.

— Кристалл уничтожат?

— Самое смешное, что нет. Носитель — робот — не считается по нашим законам человеком. Это вещь, и обойдутся с ним как с вещью. Подержат до суда и вернут владельцу. Что ты киваешь? У меня такое ощущение, что тебе что-то известно.

— Не наверняка.

— Предположи.

— Разумовский.

— Что?

— Клинику Бражникова поджег Разумовский.

— Тот самый?

— Да.

Маша долго смотрела на него, потом сказала:

— Ищейка, ты знаешь, о чем говоришь. Ты меня тогда очень выручил с Савицким, и теперь тебе вроде как нет резона шутить… Но откуда ты знаешь?

— Я не выдаю свои источники, — сказал Бладхаунд. — Я дал тебе версию. Проверяйте, у вас больше возможностей, чем у меня.

— Ты никогда ничего не делаешь просто так, — глаза Маши сузились.

— Кристалл, — сказал Бладхаунд. — Мне нужен кристалл. И огласка.

— Если ты прав, — усмехнулась Маша, — огласка будет.

Маша жила на самой окраине города. При подъезде к кольцевой начались пробки.

— Там авария, — сказала Маша, выглянув в окно. — Похоже, мы надолго застряли.

Она оказалась права. Бладхаунд оценил положение — со всех сторон плотно стоят. Деваться некуда.

Стрелка подбиралась к половине второго. Еще есть шанс успеть к Стогову. Правда, небольшой.

Когда Бладхаунд остановился перед Машиным подъездом, она крепко спала. Он разбудил ее.

— Держи меня в курсе, — попросил он.

Маша кивнула, зевнула, прикрывая рот ладонью, и скрылась за дверью.

Бладхаунд запросил у навигатора адрес Стогова.

Он опоздал на сорок минут. Стогов сам открыл дверь. Стоя на пороге мастерской и сквозь застилающий глаза пот вглядываясь в лицо внезапного посетителя, он выглядел совсем не так, как в гостиной Януша. Щеки покраснели, лицо довольного жизнью сибарита напряжено, крупное тело надежно упаковано в безразмерный белый халат.

— Это ты! — наконец признал он, вытирая руки о полотенце, висящее у стены. — Я уже начал волноваться! У меня тут клиент…

— Пробки, — пояснил Бладхаунд.

Стогов снял халат, бросил его на спинку кресла, прикрыл дверь, из-за которой доносились шум, лязг и крики, и повел его в жилую часть дома. Он снова превратился в радушного хозяина, у которого нет других забот кроме выбора вина к обеду.

— Я не могу надолго отойти, — сказал он, провожая гостя в жилую зону. — Клиент у меня. Свалился на голову нежданно-негадано. Решил кое-что поменять в заказе. Но и без чашечки чая не могу тебя оставить. Олеся, ты мне нужна!

В просторной гостиной две женщины были заняты уборкой. Одну из них — экономку Стогова — Бладхаунд узнал. Вторая была ему незнакома.

Стройная, светловолосая. Красивая. Темно-синее платье горничной очень шло ей. Она подошла по знаку Стогова и замерла в паре метров от Бладхаунда.

— Олеся, это Блад, мой друг. Займи его тут на полчасика. И смотри у меня, заскучает — голову снесу!

Стогов потрепал Бладхаунда по плечу и вышел.

Бладхаунд остался с Олесей.

— Позвольте предложить вам чаю? — сказала она.

— Пожалуй, — согласился он.

Девушка вышла и тут же вернулась с подносом. Две чашки, чайник, сахарница, блюдце с лимоном, тарелка со сладостями. Видимо, экономка приготовила все заранее. Олеся разлила чай.

Бладхаунд устроился на диване, пил чай и разглядывал девушку. Она поднесла чашку к губам и улыбнулась, заметив взгляд Бладхаунда.

— Это любимый чай Артемия Сергеевича, — сказала она.

— Хорош, — ответил Бладхаунд.

— Берите кексы. Марина Петровна сама печет. Они чудо как хороши.

— Спасибо.

Несколько минут посидели в тишине.

— Вы немногословны.

— Увы.

— Говорят, молчаливые мужчины очень страстные. Что вы на это скажете?

Она придвинулась ближе.

— Возможно, — равнодушно бросил Бладхаунд.

Она поставила чашку.

— Вы прямой человек, — улыбнулась она. — Тогда и я скажу прямо. Артемий Сергеевич любит, когда его гостям хорошо. Я могу сделать вам очень хорошо.

Бладхаунд усмехнулся.

— Не надо.

— Да что вы говорите? — Она подняла брови.

Бладхаунд оценивающе оглядел ее. Она соблазняет его — по собственной воле или по научению хозяина? Бладхаунд несколько секунд колебался — не поддаться ли. Олеся была уже совсем близко, он чувствовал ее дыхание на своей щеке.

— Небольшая игра, — сказала она ему в ухо. И стала расстегивать пуговицы на его рубашке. Бладхаунд осторожно поддался игре, следя за каждым движением девушки. Она медленно провела пальцем по его щеке, потом коснулась губами шеи, обнажила ключицы. Рубашка полетела в угол. Олеся двигалась медленно, но неуклонно вниз. А Бладхаунд пытался заставить свое тело отреагировать.

Если бы это был просто секс, то Бладхаунд поддался бы ее ласкам. Но сейчас, он чувствовал, происходило что-то другое.

— Тебе не нравится? — спросила она.

— Неожиданно, — ответил он.

Она улыбнулась:

— Сейчас все будет…

Она занялась его ногами. Начиная с пальцев, она исследовала их руками и губами, словно по крошечному кусочку изучая его тело.

Изучая.

Бладхаунд запустил руки в густые волосы. Нет. Он лихорадочно соображал, чувствуя, что тело не может больше игнорировать ласки. Пробежал пальцами по ее спине, провел по груди, коснулся интимных мест.

Не то.

Он обхватил ее лицо ладонями и заставил посмотреть ему в глаза. Поцеловал, сначала нежно, затем проведя языком по ее нёбу. Коснулся губами ушка.

Не то.

Думай, Бладхаунд! Это не должно быть там, куда ты можешь проникнуть ненароком. И уж тем более — там, куда ты проникнуть должен.

— Стоп!

От резкого вскрика она замерла, в недоумении глядя на него.

— Посмотри на меня… Нет, не так. Вот так, умница, — он развернул ее лицо к свету и заставил посмотреть в потолок. — Вот значит как…

Он повернул ее лицо к себе и сказал четко, глядя ей прямо в глаза:

— Ты мастер, Артемий. Преклоняюсь. Рычаг в ноздре, никаких швов… Она просто прекрасна!

Затем отпустил ее.

— Ты хочешь, чтобы я продолжила? — спросила она.

— Да, — ответил Бладхаунд. — Только давай побыстрее.

Стогов вернулся через три четверти часа. Он уже снял халат и теперь был одет в темный костюм свободного покроя. Хозяин оглядел гостиную и, кажется, остался доволен.

— Ты можешь идти, — сказал он Олесе. Подождал, пока она скроется за дверью, достал из шкафа пузатую бутылку. — Как она тебе?

— Великолепна, — искренне ответил Бладхаунд.

— Распорядиться насчет кофе?

— Нет. Ты хотел поговорить.

— Да, — Стогов слегка побледнел и глотнул коньяка. Сел за стол. Почесал подбородок. — Я, в общем-то, хотел спросить… Поработаешь на меня?

— Что за дело?

Стогов наклонился поближе и понизил голос.

— Очень нужно. Любые деньги заплачу, сколько запросишь.

— Кто?

— Левченко.

— Левченко? — Бладхаунд изобразил удивление. — Он разве был прошит?

— В том-то и дело! — заговорил Стогов. — Прошили его, оказывается! Кто — неизвестно, где он был все это время — непонятно, но вот всплыл.

— Ты уверен?

— Уверен, — сказал Стогов, но голос его дрогнул. — Слушай, брат, сколько скажешь — заплачу. Только нужно сделать быстро и без шума. Сколько?

— Я занят, — ответил Бладхаунд. — Больше одного дела в работу не беру. А тем более, если нужно быстро.

— Я тебе говорю, любые деньги! — Стогов повысил голос. — Любые! Сколько тебе там предложили? Сто? Двести? Ну давай я дам четыреста! Пятьсот! Нет? Слушай, ну не в службу, а в дружбу! Очень надо, ну вот так надо!

— Ищеек много, — сказал Бладхаунд.

— Ищеек много, но все говорят, Бладхаунд — лучший!

— Я не беру больше одного. А сейчас — занят.

— Так таки нет?

— Нет.

Стогов поднялся. На лице его отразилась досада. Он покачал головой, его полные щеки раскраснелись. Он выдавил неискреннюю улыбку.

— Ну… Нет так нет.