— Да, алло? Тунгусский цементный завод… Товарища Горженко? Минутку.
Марианна Поречная переключила линию на коммутаторе и набрала дополнительный номер. На коммутаторе не было никого, кроме ее и Евгении. Повернувшись к Евгении, она продолжала прерванный разговор:
— А я ей сказала, что она дура — если не можешь сказать своему сыну, чтобы он не лазил через забор, то я не виновата, что он упал и порезал ногу. Нет, ты представляешь? Я еще виновата в том, что оставляю мою лопату на моем дворе! Как будто я должна думать обо всех идиотах вокруг. А ее муж постоянно ставит у наших ворот эту их развалину, на которой они везде ездят. А однажды она… Нет, он не отвечает. Прораба? Подождите, я попробую…
— Я вчера сыну в Москву звонила, — задумчиво сказала Евгения. — Он говорит, там у них, как на кладбище. В этом году нет парада, поэтому устроили праздники за городом. Самое смешное, он говорит, что у них сейчас учения по гражданской обороне. Ты когда-нибудь слышала об таком? Совсем с ума посходили — устраивать такое на праздники. Делать им там нечего, что ли?
— И дети у нее такие же, особенно старший. Однажды они измазали нам краской все окно и стену, а хотели все свалить на двух маленьких Брюковых, что за углом живут. Брюковы, конечно, тоже не ангелы, но я-то прекрасно знала, что это они. Я даже банку видела — этот урод, ее муж, за день до этого двери красил. И тоже выбрал. Ты такого цвета еще не видела красно-розовый, как пудра у этой шлюхи, которая живет напротив — вот когда она накрасится и выходит на улицу на своих каблуках, а юбка — все ноги видны. Сразу видно, что это за штучка. А ты знаешь, в котором часу она приходит домой? И аж сияет от удовольствия! Как-то мне ее мать пожаловалась… Алло? Генерального директора?… А я здесь при чем?… Да, минутку… Сейчас… Ну и люди, никакого терпения. Что за народ — слова доброго от них не дождешься, не понимаю.
— У него был такой голос, он, наверное, простудился, — ответила Евгения, думая о своем.
Никто из них не обращал внимания на то, что дверь понемногу приоткрывалась, пока ее не распахнули. Высокий крепко сложенный мужчина в сером свитере, вслед за ним второй, костлявый и пучеглазый, проскользнули внутрь так быстро, что две женщины и пискнуть не успели, как им крепко зажали рты. Третий, моложе, чем первые два, смуглокожий, с волнистыми черными волосами — судя по горящим глазам, определенно убийца, встал между ними и коммутатором, а четвертый прикрыл дверь и защелкнул замок.
Марианна задрожала от ужаса. Четверо налетчиков были злобными и безжалостными, с грязными небритыми лицами, всклокоченными волосами и в мятой перепачканной одежде — явно сбежавшие уголовники. У того, который смотрел на нее, была жуткая рожа — дикие глаза в распухшей пурпурной маске. Однажды она читала в каком-то журнале, что маньяки-убийцы часто изуродованы физически, и убивают импульсивно, чтобы отомстить обществу, которое, как им кажется, отвернулось от них. Евгения обвисла на своем стуле и, кажется, была в обмороке. Человек у двери обернулся — жестокие восточные черты лица, узкие глаза, да, сейчас их изнасилуют. Грудь Марианны вздымалась, и все рефлексы командовали ей отчаянно сопротивляться. Но двое убийц держали ее так крепко, что она не могла даже пошевелиться, и крепко зажимали рот.
— Мы не хотим причинить вам зла, — медленно сказал здоровый. У него был небольшой иностранный акцент. — Не бойтесь. Нам нужна только ваша помощь. Кивните головой, если вы понимаете меня.
Они держали ее до тех пор, пока ее силы не иссякли.
— Ничего страшного нет. Вы понимаете?
Наконец смысл слов дошел до нее и она закивала головой.
— Тогда я открою вам рот. Но не вздумайте шуметь.
Рука зажимавшая рот, ослабла и Марианна жадно вдохнула.
— Кто вы? — перепуганно спросила она. — Чего вам нужно? Азиат написал что-то на ее блокноте и протянул ей листок.
— Исключительно вашей помощи, если вы будете так добры, мадам. Пожалуйста, свяжитесь с этим номером в Москве. Это чрезвычайно срочно.
— И все???
— Пожалуйста. Это срочно.
Марианна кивнула. Она показала на трубку и тот поднял ее. Дрожащими пальцами Марианна набрала номер, глядя на бумажку. Несколько секунд слышались только гудки. Потом чей-то голос ответил:
— Ресторан "Ивовый Сад".
Азиат начал возбужденно что-то тараторить в трубку на странном языке. Марианне показалось, что это что-то вроде китайского.
Генерал Снелл внимательно слушал. Двое ученых из министерства обороны объясняли цифры, возникавшие на одном из дисплеев в Оперативном Зале. Дослушав, он кивнул и обернулся к президенту.
— Критическим периодом будут следующие тридцать минут. Три наших самых мощных лазера будут выходить из тени Земли. Если Русалка должна уничтожить наши системы неожиданным ударом, то это случится в этот период.
Остин невесело кивнул головой.
— Мы должны сбить советский щит, сейчас! — настаивал Уль. — Да, это акт войны. Но если со станцией все в порядке, они бы не скрывали этого с самого начала. А если нет, то у нас достаточный повод для удара. Мир поймет это.
— Если это приведет к полномасштабному обмену ударами, мир будет помнить, что мы ударили первыми. Поймет ли он это? — возразил Остин.
— Они не оставили нам выбора, — ответил Уль. — Это не будет первый удар. Это будет просто шаг к восстановлению равновесия. На этом мы остановимся. Следующий ход будет за ними.
— Боже мой, не знаю, не знаю… — Остин снова посмотрел на экран оперативной ситуации.
К Фоледе, стоявшему рядом с Борденом, подошел помощник и негромко сказал:
— Из вашего кабинета срочный телефонный звонок.
— Хорошо, где я могу ответить?
— Пойдемте со мной.
Помощник провел Фоледу в боковую комнатку, набитую пультами и операторами. С одного из экранов смотрела Барбара.
— Что там еще?
— Звонок из московского посольства. Они…
— Сейчас? — Фоледа чуть не рявкнул. — Какого черта им нужно?
— Они утверждают, что какой-то хозяин местного японского ресторанчика вошел к ним с улицы и сказал, что ему позвонили из Сибири… — голос Барбары затих, когда она увидел выражение на лице Фоледы.
— Да вы что? Тут война с минуты на минуту, а вы…
— Звонок для "Воротилы/Три/Ход/Перчатка от Пономаря"
Фоледа захлопал глазами, наморщил лоб.
— Эти коды сходятся?
— Все до единого. "Перчатка" — это код Пономаря для чрезвычайной ситуации.
— Из Сибири? Какого черта он делает в Сибири???
— Вы лучше послушайте остальное…
За дверью кабинета генерал-лейтенанта Федорова в Замке раздались шаги. Через мгновение в кабинет торопливо вошел майор, следом несколько охранников, подталкивающих трех заключенных: Мунгабо, Боровского и непроизносимого азиата.
— Староста блока Супеев и староста камеры Лученко тоже здесь, доложил майор.
Федоров кивнул.
— Пусть подождут снаружи.
Он нервно облизал губы и внимательно посмотрел на выстроившихся перед столом заключенных.
— Дело срочное и у меня нет времени быть вежливым. Понятно? Турок, Истамел, которого забрали в госпиталь.
Нет ответа.
— Вы знаете, о ком я говорю? — повторил он громче. Майор размахнулся и ударил Мунгабо в живот.
— Да, сэр, — взвизгнул тот.
— Так отвечай, когда спрашивают! — взревел Федоров. — Врачи говорят, что у него нет ни переломов, ни ушибов, никаких признаков падения. Зато все признаки отравления наркотиком. Что ты скажешь?
— Ничего… сэр, — пролепетал Мунгабо. Майор снова поднял кулак и Мунгабо инстинктивно закрылся.
За спиной полковника Меникина запищал терминал видеофона. Федоров поднял руку и повернулся, чтобы посмотреть. Меникин ответил. Это был майор Гаджовский, командовавший поиском на нижних уровнях. На его лице была тревога.
— Да? — резко начал Меникин.
— Никаких следов четырех пропавших. Мы нашли дыру, пробитую в гражданские уровни под Замком. Майор Ковалев и его люди уже спустились туда. Мы не можем найти следов скафандров, которые делали заключенные.
Истамел докладывал русским, что изготовление костюмов для побега продвигается. Но поскольку возможная дата этой нелепой попытки выхода наружу была намечена через несколько недель после седьмого ноября, русские не видели ничего плохого, чтобы позволить заключенным забавляться с ними.
Меникин проглотил слюну и с опаской посмотрел на Федорова.
— Они еще ничего с ними не сделали, — начал он. — Они даже не начали работу о шлюзом.
В этот момент раздался еще один сигнал.
— Это Ковалев, — сказал Меникин безнадежно.
— Майор Ковалев, докладываю с уровня 4-Е в гражданском секторе. Мы обнаружили взломанный технический склад. Я вызвал заведующего, чтобы он составил список украденных вещей. Пока обнаружена пропажа газовой горелки и баллонов с ацетиленом и кислородом.
Когда майор закончил свой рапорт, в комнате наступило напряженное молчание.
— Мы просто собирали вещи, — попытался объяснить Мунгабо, пожав плечами.
Кровь отхлынула от щек Федорова.
— Свяжите меня с Тургеневым, — начал он неожиданно слабым голосом.
Советские руководители уже отправились отдыхать, и сейчас на площади выступали начальники рангом ниже. Толпа стала понемногу расходиться. А наверху, на крыше воздухоочистительного завода, Альбрехт Хабер неожиданно наклонился вперед и несколько раз нажал на клавиши лазера. Затем он встряхнул клавиатуру.
— Что-то не так? — озабоченно спросил Сэрджент со своего наблюдательного пункта на краю.
— Экран погас. По-моему, связь прервана.
— О-го. Ты думаешь, что будут проблемы?
— Не знаю, — Хабер попробовал набрать контрольный код, повозился с пультом управления, но напрасно. — Да, он накрылся. По-моему, нас отключили.
Сэрджент посмотрел через плечо Хабера и его взгляд стал серьезным.
— Да, ты прав. По-моему, представление окончилось, старина.
Хабер поднял голову и Сэрджент указал пальцем за спину. Несколько человек в мундирах КГБ взбирались к ним на крышу.
— Да, похоже на то, — согласился Хабер. — Я думаю, что мы сыграли достойное представление, а?
— Еще бы. Правда, я не вижу букетов. Но мы все-таки должны держать марку, правда?
Хабер смиренно кивнул.
— О да, — согласился он. — Как и подобает джентльменам актерской профессии.
С этими словами немец и англичанин поднялись на ноги и повернулись к окнам Дома Правительства. Они стянули с себя бороды и шляпы, и принялись раскланиваться, разведя в стороны руки, словно отвечая на бурные аплодисменты. Они все еще выходили на бис, когда до них добрались КГБисты.
Все смешалось в командном центре в Доме Правительства. Один из операторов за пультом что-то пытался кричать, Ускаев пробовал понять, что говорит командир отделения КГБ с крыши завода, а Федоров еще что-то лепетал из Замка. Понятно было только одно: на крыше оказались не Мак-Кейн и не Скэнлон. Майор Ускаев посмотрел на другой экран, где были фотографии пропавших заключенных.
— Один — немец, Хабер, — объявил он. — Второй — Сэрджент.
Протворнов глядел на него глазами парашютиста, сообразившего, что перед прыжком он забыл надеть парашют. На соседнем экране ждал приказов забытый сейчас всеми генерал Федоров из Замка.
— Что… Что это значит? — сдавленным голосом начал Протворнов. — Где американец? Если эти двое вернули неправильный код…
Ольга широко раскрыла глаза, поняв, что это значит. Краска исчезла с ее лица, оно превратилось в искаженную бледную восковую маску. Она медленно повернулась к Поле и увидела, что та смотрит на нее с тихим удовлетворением.
— Ты предала меня! — прошипела Ольга.
— Я? — Пола рассмеялась. — Ты хотела, чтобы я остановила войну. Вот это я и делала. Как ты хотела, по-твоему, по-научному. Так что иди ты… леди.
Общий шок поразил всех. Проходили секунды, но никто не мог ни пошевелиться, ни заговорить. Протворнов неподвижно смотрел в пространство, не видя ничего вокруг, и произошедшая катастрофа открывалась перед ним во всей красе. Люди на экранах тоже замолчали, поняв, что случилось что-то не то.
Тишину разорвал резкий звонок чрезвычайного сообщения. Ускаев одеревенело повернулся, чтобы ответить. Это был звонок от дежурного в стратегическом штабе, куда спустились советские лидеры, чтобы управлять предстоящей операцией. Дежурный был чем-то потрясен.
— Пожалуйста, сообщите генералу Протворнову, что американские боевые лазеры только что без предупреждения атаковали наши орбитальные системы противоракетной обороны. Весь наш ракетный щит уничтожен.
Глубоко внизу, внутри стратегического штаба, генеральный секретарь коммунистической партии и его окружение ошеломленно смотрели на сообщение, возникавшее на одном из главных экранов. Оно поступило по прямой линии из Москвы только что, когда советский Верховный главнокомандующий уже собирался отдать "Наковальне" приказ об ответном огне.
Сообщение, подписанное президентом Соединенных Штатов Уорреном Остином и одобренное главами западноевропейских и азиатских государств, было адресовано лично генеральному секретарю. Но вместо адреса "Валентины Терешковой" было "Потемкин, эпицентр" и шли точные координаты копии под землей Сибири.
В сообщении говорилось, что Запад перенацелил три тысячи своих стратегических боеголовок именно на эти координаты. Выбор последнего хода в этом эндшпиле оставался за ним.