Сибирский эндшпиль

37

Вода, нагнетаемая подземными машинами, стекала с вершины холма в резервуару пляжа. За пляжем ручей огибал лужайку, на которой заключенные отдыхали и развлекались. Ольга была там, она вместе с другими наблюдала за несколькими кувыркающимися гимнастами. Было похоже, что она тоже искала Полу. Двое русских охранников скучали поодаль.

— Слушай, я решила, — заговорила Пола без предисловий. — Я хочу связаться с Западом через Ивана.

Ольга открыла рот, но не успела ничего ответить.

— Я только что говорила с Еленой. Они должны знать о станции многое больше, чем скажет им Морис. Когда ты отправляешь следующее сообщение?

— Я тебя как раз поэтому и искала, — ответила Ольга. — У нас она уже есть!

— Кто есть? Я не понимаю… О чем ты?

— У нас есть канал связи с вашими людьми на Западе, через Ивана.

— Но это невозможно! Как он сумел?

Ольга придвинулась ближе к Поле.

— А если я тебе скажу, что пришло сообщение? Сообщение от Воротилы, для Пьедестал/Фокс. Это тебе о чем-нибудь говорит? — она прижалась к Поле и сунула листок бумаги в карман ее куртки.

— Вот.

Пола ошеломленно замерла на месте. Один из гимнастов перед ними промахнулся и упал, вызвав ехидные замечания зрителей:

— Может, тебе достать немного земли, которую нам отправляют снизу? На ней вырастет мягкая трава, чтобы лучше падать.

— Вот если бы это был чернозем с Украины, — добавил кто-то. — Чтобы лучше кушать.

— Идиотская затея, — буркнул кто-то.

— Кому-то из членов партии приказали отправить Россию в космос, а он выполнил приказ дословно, — ответил первый. Кругом рассмеялись.

"Воротила" был позывным Фоледы, руководителя миссии, которая привела Полу и Эрншоу на "Терешкову". "Пьедестал" было кодовое название миссии, а "Фокс" было частью кодовой системы подтверждения подлинности сообщения, и теперь она могла при отправке своего поступить так же.

— Но как… — пролепетала Пола.

Ольга взяла ее за плечо и повела прочь от толпы, по направлению к холму.

— Когда мы восстановили связь, я узнала об Иване много нового. Как и ожидалось, после моего ареста он находится под наблюдением КГБ. Но когда речь идет о людях его калибра, то они не трогают их, пока не найдут твердых доказательств. Он почувствовал, откуда дует ветер, и пытается подстраховаться. Он связался с Западом, и собирается туда перебежать.

— Связался? — Пола с трудом взяла себя в руки. — Ну конечно. В его положении это будет не трудным, так ведь?

— Вот именно. И он сказал вашим людям о своем положении на станции связи. Я думаю, что они нажали на него с требованием связаться со станцией, как ты и хотела.

Пола нахмурилась.

— Но как они догадались об его частной линии связи с тобой?

— Я не уверена, что они знали об этом, — ответила Ольга. — Может быть, это была просто догадка.

Они сели на пару камней, лежавших на траве. Камни были несомненно лунного происхождения, и пару лет назад такой материал мог бы быть бесценным. Сейчас их использовали, чтобы оживить ландшафт — или бригада строителей просто выбросила камни на этом месте.

— Я думаю, ты хочешь ответить, — сказала Ольга.

Сейчас для отправки сообщения Ивану Ольга использовала любой компьютер БВ-15, чтобы загрузить текст в одну из схем, которые запрограммировала для нее Пола — после того, как оригинал Ивана вышел из строя, они больше не надеялись на единственный экземпляр — и передавала ее своему таинственному помощнику из Центра Связи, чтобы тот заменил стандартную схему из системы кодирования на эту. Хотя такой способ требовал менять схемы каждый раз, когда необходимо отправлять сообщение, но они рассудили, что так будет безопаснее, чем оставить там схему постоянно и программировать ее с удаленного терминала — при первой же проверке нестандартная схема будет обнаружена.

— Я могу взять запасную схему, — сказала Пола. — Но мне понадобится твоя помощь, чтобы подменить ее.

Ольга кивнула.

— Трудностей не будет.

Очевидно, для сообщника Ольги было все равно, чье сообщение зашито внутри микросхемы.

Весь следующий день в лаборатории графики Пола сочиняла свое сообщение. Начиналось оно: ВОРОТИЛА/ГИПЕР ОТ ПАНГОЛИНА/ТРОТ 09/22/17. Дальше шел текст: СООБЩЕНИЕ ПРИНЯТО. ПЬЕДЕСТАЛ РЕЗУЛЬТАТ ОТРИЦАТЕЛЬНЫЙ ПРОВАЛ АРЕСТ ПРИ ПОЛУЧЕНИИ АПЕЛЬСИН. СЕЙЧАС НАХОЖУСЬ РУСАЛКА/ЗАМОК. УСЛОВИЯ НОРМАЛЬНЫЕ ОТКАЗАНО СВЯЗИ ЗЕМЛЕЙ. ПОНОМАРЬ НИЧЕГО НОВОГО НЕТ ПРЕДПОЛАГАЮ НАХОДИТСЯ ЗДЕСЬ. АПЕЛЬСИН СЧИТАЮ ПОТЕРЯННЫМ. СЧИТАЮ НЕОБХОДИМО ИСПОЛЬЗОВАТЬ ДЛЯ ОЦЕНКИ ДРУГИЕ ЦЕННЫЕ ИСТОЧНИКИ Н.П. СПИСОК ЗНАЧИТЕЛЬНЫХ ЗАКЛЮЧЕННЫХ. МОГУ ПЕРЕДАТЬ. ПОДТВЕРДИТЕ НЕОБХОДИМОСТЬ. КОНЕЦ КОНЕЦ.

Пономарь и Панголина — это были кодовые обозначения, ее и Эрншоу соответственно. Пола соединила для надежности три копии вместе в один блок данных и пометила их для передачи.

Система подтверждения подлинности сообщений была основана на списке уникальных ключевых слов, которые были известны только конкретному агенту и больше никому. В отделах Фоледы хранились полные перечни всех списков. Каждое слово в списке разбивалось на две части, так что первая часть могла сочетаться с множеством вторых, образуя осмысленные слова. Например, слово "парт" могло сочетаться со словами "собрание", "бюро", "изан", или "итура" и многими другими. Но только одно из них было верным для каждого агента. Было ли сообщение от агента или от центра, лишь правильное завершение кодового слова означало, что сообщение подлинное и отправлено не под давлением.

В данном случае, в ответе, который отправила Пола, "Трот" после ее кодового имени был ее окончанием кодового слова "Фокс", отправленного Фоледой. В свою очередь она тоже отправила первую часть очередного составного кодового слова, "Гипер". Если в следующем сообщении, которое она получит, будет стоять окончание "Бола", то это сообщение будет настоящим ответом от Фоледы, а не фальшивкой, сработанной кем-то другим.

В выходной Мак-Кейна санитары опять забрали в медпункт Хабера. Это был уже второй приступ за неделю. Через час после обеда он лег на койку, жалуясь на тошноту и боль в желудке, а потом его стало лихорадить.

— Варвары, вот кто они такие, держать старого человека в таком месте! — заявил Оскар Смовак сидевшим за одним из столов на площадке перед блоком В.

— Какой от него может быть теперь вред? Его давно пора отослать домой.

— Никто не видел, что он ел за обедом? — спросил Лученко, сопровождаемый сопящим за спиной Конгом.

— Какая разница? — огрызнулся Смовак. — С такой стряпней еще счастье, что мы все не угодили в лазарет.

Лученко хмыкнул и ушел обратно в камеру вместе со своей дубовой тенью.

— Твой ход, — напомнил Воргас.

— Да? — Смовак вернулся к шахматной доске.

— У Чарли Чана есть новый анекдот про местную пищу.

— Спасибо, я лучше так посижу.

В конце стола, рядом со Смоваком, Ко листал какую-то книгу. Мак-Кейн сидел в двух футах от них, наклонившись вперед и опершись руками о стол, он наблюдал, как четыре азиата на полу катают стеклянные шарики по расчерченной мелом таблице. Эту новую игру придумал для них Рашаззи. Как обычно, они спорили и ругались, постоянно передавали из рук в руки листочки бумаги, на которых записывали ставки. В таблице, которую рисовал Рашаззи, были пометки, которые он сделал специально, чтобы точнее измерить траектории движения шариков. Но в этот раз его здесь не было. Он провел серию обменов электронными вставками в браслеты, и сейчас почти все время находился в Склепе, где ему никто не мешал.

— Так ты действительно ни разу не слышал о Сэме Кэтоне, а?

Мак-Кейн сообразил, что Смовак сделал ход и теперь обращается к нему. Он покачал головой:

— Нет. Никогда не слышал.

— Я думал, что о нем слышал любой американец. Я ведь проверял тебя тогда, знаешь ли.

— Я знаю.

— Никогда не вредно быть чересчур осторожным, — Смовак посмотрел на Ко. — А ты когда-нибудь был в Америке?

— Конечно, был, — заметил Воргас, не отрывая взгляда от доски. — Где он только не был?

Вы однажды говорили, что жили в Калифорнии, мистер Эрншоу, — заметил Ко, поднимая взгляд на Мак-Кейна. — Я немного знаю ее. Где именно вы жили?

— Родился я в Айове. Но одно время рос в Бейкерсфилд. Я пошел в колледж в Лос-Анджелесе.

— Ах, да. Бейкерсфилд. У меня двоюродный брат жил недалеко оттуда. Во Фресно. Он адвокат, кроме того, он реставрирует старинные часы и музыкальные шкатулки.

— Я должен был бы догадаться, — недоверчиво затряс головой Смовак. Ты знаешь, что у него есть двоюродный брат даже в Москве? У него лицензия, он там держит японский ресторан. Представляешь — японский ресторан в Москве! Нет такого места на планете, куда бы не добралось семейство Ко.

Ко заложил страницу листком и отложил книгу.

— И это к лучшему. Только иммиграция с Востока спасла Соединенные Штаты. Пятьдесят лет назад все были перепуганы жуткими историями о демографическом взрыве. Но даже тогда факты говорили обратное. Вполне естественно и нормально, когда нация промышленно развивается, жизненные стандарты растут, то и население должно расти в геометрической прогрессии — так было в Европе в восемнадцатом веке, в Америке в девятнадцатом, и до определенной степени сейчас в Азии. Но рост останавливается с изменением образа жизни… Мудрец видит вдалеке иссохшие горы и готовится к засухе, хотя у его ног бурлит разлившаяся река. Никто не обратил внимания на то, что население может и убывать в геометрической прогрессии. В то самое время, когда паника достигла апогея, рождаемость на Западе не только падала, но и перешла уровень воспроизводства. Сейчас они стоят перед лицом катастрофического сокращения населения. Это почти разрушило Западную Германию. Так что боюсь, джентльмены, что в скором будущем вам придется довольствоваться ролью национального меньшинства. К счастью, я вижу вновь возникающую цивилизацию такой, что беспокоиться по этому поводу не стоит.

С улицы Горького заглянули Мунгабо и Скэнлон, поймавшие только финал разговора. Скэнлон достал из кармана коробочку с картами и начал раскладывать на столе гран-пасьянс.

— А что за цивилизацию ты видишь, Ко? — поинтересовался он. — Это тот самый парень, который сменит Западного Человека?

— Может быть.

— А имя ты ему уже придумал? — съехидничал Мунгабо.

— Следующим придет Нелинейный Человек — Межпланетный Человек. Он появится на внепланетных мирах, которые скоро возникнут. Он возьмет с собой классическую красоту, западную науку, китайский прагматизм, японское упорство, и может быть, русский реализм. Он подберет эти камушки из пыли и положит их в стены своих зданий. Его дети воспримут как само собой разумеющееся концепцию эволюции, как последовательности разрывов, и как должное — то, что считается невозможным сегодня и станет привычным завтра. Они заселят вселенную, которая по своей природе, недосягаемая даже для самых мощных телескопов, станет символизировать для них реальность, не накладывающую на цивилизацию никаких ограничений, ни в том, как она будет расти, ни в том, сколького она достигнет, ни в том, чем она станет, — Ко обвел собравшихся за столом взглядом. — Ограниченных ресурсов нет, есть ограниченное мышление.

Он опять открыл свою книгу и стал читать дальше.

Скэнлон продолжал передвигать и перекладывать карты. Смовак поднял слона и громко стукнул им по доске:

— Шах!

Воргас обхватил подбородок руками и принялся изучать возникшую позицию.

Мак-Кейн наклонился вперед и перенес красную пятерку на черную шестерку.

— Что нового на оси? — спросил он у Скэнлона обыденным тоном.

Скэнлон собрал колоду и раздал джин рамми на двоих. Мак-Кейн посмотрел в свои карты.

— Нуу… Я слышал, что там сегодня пришлось поволноваться, — ответил Скэнлон. — Пожар, да-да. В лаборатории космического пространства. Судя по всему, проводка отказала.

— Плохо, плохо, — пробормотал Мак-Кейн. — Кто-нибудь пострадал?

— Да нет, ничего серьезного… Но мне сказали, что шкаф со шмотками сгорел дотла.

Мак-Кейн вопросительно посмотрел на него поверх карт, и Скэнлон едва заметно кивнул в ответ. Они сыграли партию, потом Скэнлон сложил карты в коробочку, сунул ее в карман куртки и собрался вставать. Потом, словно передумав, вынул их обратно и протянул Мак-Кейну:

— Если ты в камеру, то передай их, пожалуйста, Чарли Чану? А то мне надо тут на площадке с одним увидеться.

— Конечно, — ответил Мак-Кейн, бросая коробочку в свой карман. Это была не та коробочка, и внутри были вовсе не карты. Внутри лежал сверточек с двумя работающими гражданскими электронными пропусками.

День спустя Хабер волшебным образом излечился и вернулся в камеру. Вместе с собой он принес недостающие детальки, из которых — и тех, которые он позаимствовал из фармацевтической лаборатории во время двух предыдущих посещений госпиталя, они с Рашаззи собрали в Склепе точные весы. Они взвешивали на них всевозможные предметы на разной высоте в шахте лифта, которая соединяла палубу Склепа, поверхность и домик 8 с камерой В-12, и от которой пошло название этой дороги — "путь на лифте".

— На верхних уровнях, которые ближе к оси, предметы должны весить меньше, — объяснил Рашаззи Мак-Кейну, когда они сравнивали результаты. — И они действительно теряют в весе. Но гораздо меньше, чем им положено. На этом уровне кольца предмет потеряет два и один процента веса, если его передвинуть на двадцать метров ближе к оси. Но измеренный нами результат вполовину меньше этого.

Хабер снял очки и принялся протирать их носовым платком.

— Самое странное, что результаты соответствуют нашему предположению о гораздо больших размерах колонии, чем официально заявлялось.

Мак-Кейн думал об этом с того дня, когда ученые объяснили ему результаты опытов с маятником. Он подумал, а не скрывается ли в дополнительном объеме оружие. Но Хабер разрушил это предположение:

— Если верить этим цифрам, то диаметр кольца должен быть в два раза больше, чем опубликованные цифры, около четырех с половиной километров. Я ума не приложу, что с этим делать. Такое расхождение давным-давно обнаружилось бы.

Никто не мог дать удовлетворительного ответа. К тому времени, когда Питер Сэрджент и Эбан Истамел принесли свежие новости от комитета побега, этот вопрос решили пока держать в секрете. А новости были хорошие: двигаясь дальше вниз по шахте лифта, они нашли выход в туннель, который, скорее всего, был частью автоматической системы перевозки грузов по всему кольцу. Если так, это был выход не только из Замка, но и билет в любую точку колонии.

Наконец-то у Мак-Кейна и его группы появилась возможность двигаться. Может быть, теперь они смогут пролить свет на накопившиеся вопросы.