Сибирский эндшпиль

32

Двое охранников проводили Полу из комнаты для допросов в административном здании верхнего уровня до дежурного поста рядом с дверью на поверхность, где стояли домики. До своего домика 19 она дошла сама. В этот день инженеры управления климатом снова экспериментировали с погодой и создали в Новой Казани странные условия: туман, поднимающийся из резервуара, превратил солнечные окна под потолком в размытые бесформенные пятна. Месяц назад они ухитрились создать миниатюрный смерч, который налетел на центральную городскую башню и вытянул из нее все окна. Половину окон до сих пор не вставили.

Пола прошла мимо клуба со спортзалом и комнатами для отдыха и повернула направо, на дорожку, идущую между домиками 10 и 17. Знакомые заключенные, одетые в зеленую форму, приветственно кивали ей, когда она шла мимо.

Разговор с Протворновым и Ускаевым шел по наезженной колее. Она опять спросила, почему она не может связаться со своим правительством? Они должны ждать сведений о ней. Она свяжется, отвечали русские, если будет сотрудничать с ними. Ей нравится теперешняя работа? Да, очень. А она понимает, что в их силах в любое время отправить ее назад на нижние уровни? Это их дело. Она придерживалась тактики, которую посоветовала Ольга, чувствуя внутреннее спокойствие. И хотя война была еще не кончена, но силы с ее стороны постепенно выравнивались.

В домике 19 она жила вместе с тремя русскими. Елена была социолог из Минска. Эта наука всегда встречала недоуменные взгляды начальства, так как государство изначально рассматривало "материальные" науки и технологию, как более важные вещи в достижении целей промышленного развития. Елена чересчур старательно составляла и передавала западным издателям статистику о здоровье и благосостоянии народа в утопии, партия и правительство нашли это возмутительным и Елена оказалась в Замке, единственном месте, где она была в полной безопасности от посягательств врага. Светлана была бывшим агентом КГБ. После нескольких лет обучения ее внедрили в Австрию, где она выдавала себя за беженку из ГДР. Ей даже дали разрешение на натурализацию, но она неожиданно почувствовала вкус к западной жизни, и это — вместе с открытым пренебрежением марксистской ортодоксальной философией заставило зашевелиться ее начальников. После вызова в Москву очередным местом ее работы стал Замок. И наконец, Агния была бывшим литературным критиком из Москвы. Она преуспевала скорее в критике цензуры, чем писателей, и считала официально признанных идолов посредственностями. После жизни на нижних уровнях общество этих женщин стало для Полы воскресением из мертвых.

Когда Пола вошла в свой домик, Светлана была уже там. Она примеряла, где бы повесить над своей кроватью очередную картинку. На картинке был нарисован город небоскребов, населенный всеми монстрами и чудовищами, когда-либо рычавшими, крушившими и ужасавшими на киноэкранах мира Годзиллы, пауки-мутанты, гигантские муравьи, огромные гориллы, жуткие Франкенштейны и просто бесформенные пузыри. Только сейчас все эти монстры сами были охвачены ужасом и паникой, убегая прочь по улицам и волоча за собой своих детенышей, другие кричали от страха, выглядывая из окон. Да, это был настоящий город монстров в миниатюре…. на заднем плане, над крышами домов, над городом, на фоне неба, высилась огромным силуэтом человеческая фигура в космическом скафандре. Несмотря на усталость после нескольких часов допроса, Пола не смогла сдержать улыбки.

— Отлично, — одобрила она. — А откуда это?

— Это Морис, француз, который иногда рисовал. Ты его видела, пояснила Светлана.

— Я думала, что его выпустили. Разве русские не обменяли его? По-моему, они о чем-то договаривались с ФРГ и французами.

— Да, правильно. Он улетел пару дней назад. А картина — его прощальный подарок. Я получила ее только сегодня утром… Слушай, я думаю, может быть здесь, над корзинкой Елены? Как она смотрится?

— Намного вправо, пожалуй… Да, так неплохо. Давай, я подержу. Пола придерживала картину, пока Светлана приклеивала ее к стене клейкой лентой. У нее были темные волосы рыжеватого оттенка, лежавшие длинными прядями, завивающимися за ушами вперед, а стройную фигуру не могла скрыть даже стандартная мешковатая форма. Она легко сходилась с людьми, поэтому было вполне естественным, что француз, улетая, оставил ей прощальный подарок. Странно, подумала Пола. Ее арестовали во время выполнения шпионского задания для правительства Соединенных Штатов. Светлана была бывшим агентом КГБ. Тем не менее они жили вместе и чувствовали себя так естественно, как будто родные сестры. Говорят, что все люди могут жить так, если власть предержащие оставят их в покое. А может быть, это вина самих людей, не обращающих внимания на то, кто же ими управляет.

Светлана наконец приклеила картину и отошла назад.

— Да, тут она смотрится отлично. Не будем перевешивать, — она положила катушку ленты обратно на полку. — Я чай заварила. Тебе налить?

— Да, это будет кстати.

— Ну, как прошло сегодня?

— Как обычно. Они хотят, чтобы я совершила вместе с ними поездку по колонии и отправила домой видеограмму, в которой бы сказала, что здесь нет никакого спрятанного оружия.

Запад никогда не скрывал своих подозрений относительно скрытого на "Терешковой" оружия, так что Пола не открыла перед Светланой ничего нового.

Светлана налила по чашкам заварку и долила их кипятком. Одну она протянула Поле, во вторую бросила сахар и капнула чуть-чуть лимонного сока. Затем уселась на одну из двух двухъярусных коек в домике. Пола уселась за столом, и отпила из чашки, с наслаждением ощутив, как вкусная горячая освежающая жидкость смачивает ее пересохшее горло. Русская закурила сигарету.

— А почему ты не соглашаешься? — спросила она. — От этого не будет никакого вреда. Я хочу сказать, если там в самом деле нет никакого оружия, то только к лучшему, если Запад об этом узнает.

— Я не знаю, — сказала Пола, обдумав вопрос. — Мне не нравится быть использованной в качестве политического рупора. Это не мое дело, я ведь ученая.

— А что ты тогда здесь делаешь? — ехидно поинтересовалась Светлана.

— Я это и имею в виду — я уже достаточно влипла и так, — Поле не понравился собственный ответ, она отпила еще чаю, и наморщив лоб, продолжала:

— Это все равно не от меня будет зависеть. Если русские хотят убедить американцев, что здесь все чисто, то им достаточно привезти их сюда и позволить самим все осмотреть. Почему это должно быть моей проблемой?

Светлана вздохнула.

— Ты сама прекрасно знаешь этих старых упрямцев, которые жутко беспокоятся о том, что о них напишут в учебниках истории.

Она помолчала, наблюдая за дымом сигареты.

— Мы очень дружили, Морис и я, — неожиданно сказала она тихим голосом, желая сменить тему.

Пола улыбнулась.

— И неудивительно. Ты, в конце концов, очень привлекательна, а он… он все-таки был француз.

— Нет, я не имею в виду это. Мы были просто друзьями. Мы очень любили разговаривать. Он был очень силен не только в рисовании.

— О… я думала…

— Нет, ничего страшного. Он разбирался в науке — мне так казалось, во всяком случае. Не знаю, как на самом деле. Он бы тебе понравился. Жалко, что он улетел.

Светлана забралась на койку с ногами и придвинулась к стене. Затем заинтересованно посмотрела на Полу:

— Это правда, что ты шпионка? — спросила она.

— Ладно тебе. Ты сама прекрасно знаешь.

Светлана, похоже, не ожидала прямого ответа.

— Я думаю, что Морис тоже мог быть шпионом. Он никогда не говорил об этом, но если бы тебя учили так же, как меня, у тебя бы тоже выработался инстинкт на это.

— Ты имеешь в виду, что он работал на французскую разведку?

— Да. Ты знаешь, интересно, почему люди попадают в разведку. Со мной это было совершенно автоматически. Мой отец был полковником КГБ и я попала в академию в Быково сразу же после университета. Это была почти семейная традиция. И очень захватывающая работа, почти как игра. Но некоторые занимаются этим по очень глубоким и серьезным причинам. Идеологические убеждения, например. Морис был из таких. Он был одним из тех серьезных людей, которые озабочены судьбой человечества сейчас и в будущем.

Пола инстинктивно вспомнила Эрншоу, но не смогла отнести его к этой категории. Для него это было вроде воинского долга — работа, которую не может выполнить за него никто. Его причины были скорее в сегодняшних реалиях, а не в будущем.

Светлана продолжала:

— Морис беспокоился, что старые упрямцы доведут мир до войны. Они все параноики — и наши, и ваши, так он говорил. Все они несут ответственность за безумие, к которому катится мир. "Вымирающие динозавры, сидящие в болоте под зонтиком", так он говорил. И узнать правду об оружии, которое, как говорили, прячется здесь — это было важно для него.

— А что здесь так его беспокоило?

— То, что все подозрения могли быть не больше, чем плодом фантазии и предубеждений. А если это на самом деле так, то сколько же еще таких же решительных суждений основано на таких же беспочвенных предубеждениях?

Пола уставилась в стену. Неожиданно она увидела всю ситуацию и свою роль в ней с другой стороны. И от этого ей стало не очень уютно.

— Это было бы безумием, — прошептала она.

— Да. И самое безумное — что мы можем разнести друг друга на части на основе всего лишь ошибочной информации. Главным стремлением Мориса было убедиться в том, что нужные люди получат верные факты. Видишь ли, разведка была для него почти религией. Вот почему русские так много возили его по колонии. И возможно, именно поэтому они отпустили его.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Они предложили ему ту же сделку, что и тебе: показать ему все, если он согласится рассказать об этом. И он согласился.

— А он не говорил о том, что он увидел?

— Нет, во всяком случае, не со мной. Но подумай сама — если бы он увидел что-то не то, разве бы он летел сейчас домой? Это же о чем-то говорит.

Пола обвела стены взглядом, потом посмотрела на Светлану, словно спрашивая, а стоит ли разговаривать так о человеке, который еще не до конца вырвался из рук русских. Светлана рассмеялась.

— Да какая разница, подслушивают нас или нет? Он же только подтвердит миру то, о чем они твердили столько времени.

Она подняла голову и громко повторила:

— Слышите, бывшие товарищи? Я права? Или вы со нами не согласны?

Пола в молчании допила свой чай. Она неожиданно осознала, что превращается в академичного отшельника. Неуместного академичного отшельника. Мысль заставила ее почувствовать свою… безответственность? И может быть, в первый раз задание, которое она должна была выполнить на "Терешковой", стало для нее действительно важным.