Сибирский эндшпиль

54

Многие пилоты разбивались насмерть, распевая и хохоча во все горло, прежде чем потерять сознание. Гипоксию, или кислородное голодание делает особенно опасным именно незаметное наступление и бредовое чувство эйфории незадолго до того, как наступает потеря сознания. Это делает жертву совершенно неготовой к тому, чтобы правильно оценить ситуацию.

Когда Мак-Кейн очнулся, он, правда, ощущал себя как угодно, но только не в эйфории. Его голова раскалывалась на части, будто по ней треснули топором, все кругом кружилось, горло и губы горели. Он лежал на спине, его поддерживали, но он ничего не видел и чувствовал только давление на лицо. Он попытался пошевелить рукой, чтобы убрать его, но у него не хватило силы. Ему нажали на грудь и заставили его выдохнуть, затем отпустили. Он снова вздохнул.

Где это он? Он что, попал в аварию? Кусочки сознания постепенно соединялись вместе и начинали нестройно работать. Он лежал на спине, что означало, что они поднялись на стену. Остальные, наверное, тащили его на себе. Он не помнил совсем ничего. Неожиданно его окружил яркий свет. Он попытался отвернуть голову, но кто-то давил на его лицо и это удержало его. Кто-то светил прямо ему в лицо и прижимал маску. Он попытался сопротивляться, но у него совсем не было сил. Через несколько секунд давление уменьшилось и он расслабился.

Он понял — ему повысили в маске давление кислорода и теперь держали, чтобы ее совсем не сорвало. Все стало теплым и приятным. Он попробовал устроиться поудобнее, чтобы задремать. Кто-то несколько раз ударил его по уху. А теперь кто-то тыкал ему в руку чем-то острым, щипцами, наверное. БОЖЕ КАК БОЛЬНО! Он отдернул руку… но эта попытка снова привела его в чувство. Он понял, что его переводят в сидячее положение и открыл глаза, но увидел лишь бесформенные очертания и свет. Опять подступило головокружение, он еле сдержался, чтобы не стошнило в маску. Тошнота понемногу прошла.

Теперь они стучали его по плечу. Он открыл глаза и увидел, что они стоят на той же самой стене, на металлических панелях, лежащих под решеткой силовой арматуры. Только стена теперь была наклонной, а не вертикальной. Вправо она изгибалась и уходила вниз, но влево постепенно выравнивалась, как вершина холма. Впереди весь холм целиком изгибался и уходил вверх и в сторону. Кто-то провел лучом лампы, осветив фигуру, стоящую перед ним — Мак-Кейн не сообразил, кто это — и крышу, пролетающую совсем рядом над головами. Фигура отчаянно жестикулировала, приказывая ему вставать, и в то же время двое, поддерживавших его, потянули его за руки. Первые несколько ярдов его просто волокли, ноги болтались, задевая за металлические балки. Затем его ноги снова заработали, сначала слабо, потом все лучше и лучше, по мере того, как кровь разносила кислород его изголодавшимся мускулам.

Они продолжали подниматься, забирая налево по мере того, как крыша выравнивалась. В центре они обнаружили металлическую дорожку с поручнями и теперь им не приходилось через каждые несколько шагов переступать через громоздкие балки. Крыша туннеля, удаляясь, изгибалась вверх параллельно конструкции платформы. Но им не нужно было больше карабкаться вверх — как только они поднялись, перед ними оказалась плоская крыша. Все-таки Мак-Кейн был настолько слаб, что не мог идти самостоятельно. Его поддерживали с двух сторон и не давая отдохнуть, гнали вперед.

Наконец они достигли конца длинной секции, это означало, что теперь они находятся над Новой Казанью. Здесь, в отличие от внутренностей колонии, поворот на тридцать градусов к следующей секции ничем не маскировался, хотя впереди путь все так же казался уходящим вверх. Дорожка привела их к круглой, похожей на орудийную башню конструкции, которая была как раз там, где находились лифты в спицу, в центре Новой Казани. Они стали обходить ее слева и поверхность под ними снова стала уходить вниз, но уже в другую сторону: они перевалили через центр крыши и приближались к внутреннему краю платформы. Впереди показался горизонтальный мост из башни, поднимающийся все выше по мере того, как поверхность крыши под ним опускалась ниже. Мак-Кейна посадили у стены башенки и посветили вокруг фонарями.

Глубину пропасти, открывавшейся перед ними, трудно было оценить из-за непривычных масштабов и слабых лампочек в фонарях. Изгиб поверхности крыши перед ними закрывал им дно туннеля. Но перед ними пропасть заканчивалась огромной стеной, двигавшейся вместе с крышей туннеля. В стене виднелся уступ, под которым исчезал мост, идущий с платформы. По Скэнлону, другой конец моста покоился на тележке, бегущей по рельсам. Рельсы образовали кольцо в невращающемся центре кольца

В отличие от настоящей "Терешковой", у Потемкина — копии под землей Сибири, не было оси. Основной причиной этого была невозможность создания пещеры в милю диаметром с крышей, не поддерживаемой никакими опорами — а это было бы необходимо, поскольку помешали бы вращающиеся спицы, идущие от кольца к оси; другой причиной было то, что такая ось ничего не прибавила бы к иллюзии, даже наоборот: в ней должна была наблюдаться пониженная сила тяжести, что было невозможно на Земле. Лифты, отправляющиеся из Тургенева, и из любого города станции, останавливались в такой же башне, возле которой сидел Мак-Кейн, а затем начинали двигаться горизонтально, внутри моста, которых было шесть, как и спиц. Чтобы попасть на terra firma, беглецам необходимо было перейти этот мост. Но сейчас это казалось очень простым: во первых, охрана была внутри, а они снаружи, а во-вторых, они увидели мостик с поручнями, идущий по всей длине моста, на который они могли удобно забраться по стальной лестнице, которая оказалась неподалеку. Впрочем, именно эту цель — упростить побег — с самого начала преследовало создание скафандров и планы прорыва наружу — еще до того, как они узнали, что оси нет вообще.

Остальные вернулись к Мак-Кейну и поменяли кислородные баллоны на запасные, а потом стали карабкаться на мостик. Первым шел Скэнлон, затем Рашаззи и Ко, все еще помогающие Мак-Кейну. Сейчас он уже настолько пришел в чувство, чтобы сообразить, что отключился от гипоксии. Вероятно, когда он упал, маска ослабла или повредился шланг. Вся проблема была в том, что при острой гипоксии физическое и умственное недомогание может продолжаться несколько часов. Тут Мак-Кейн сообразил, что все еще не вспомнил, зачем им нужно выбраться наружу.

Пройдя немного по мосту, они посмотрели вниз, в провал и увидели, что они снова высоко над изгибающимся краем платформы. Но это был уже не внешний край, на который они смотрели из вырезанного в стене отверстия, а внутренний. Далеко внизу, в пространстве, окружаемом платформой, они видели джунгли трубопроводов и кабелей, гигантские фермы. Впереди, по мере их приближения, изгиб потолка становился все заметнее. Теперь они могли увидеть целиком всю стену, окружающую поддельную станцию, от основания платформы, вверх ряд за рядом клеток диагонально расчерченной решетки и до самой крыши, где она плавно переходила в плоскую поверхность. Правда, поверхность была уже не совсем плоской. Двигаясь по мосту к центру, теперь они уже стали замечать, что она наклонена вперед, и чем ближе они были к концу, тем больше этот наклон увеличивался. Когда они почти перешли мост, его дальний конец вместе с крышей заметно наклонился. Когда они двигались внутрь по радиусу, центробежная сила, действовавшая на них, становилась все меньше и меньше. Это приводило к тому, что угол наклона всей конструкции тоже становился меньшим. Тем не менее, когда они вступили под козырек, под который уходил мост — он оказался глубокой кольцевой галереей по крайней мере двадцати футов высоты — дно туннеля и крыша над их головами все еще двигались со скоростью не менее ста миль в час.

В этой галерее мост заканчивался огромной конструкцией, которую Скэнлон называл "терминалом", похожей на коробку, и опутанной кабелями, моторными отделениями и мостиками для обслуживания. Ее поддерживало несколько тележек на четырех рельсах, которые замелькали под беглецами, когда они добрались до самого конца моста и перелезали через крышу терминала на его внутреннюю сторону. Здесь был стыковочный порт, над ним была установлена система направляющих и гидравлические подъемные системы, а внизу бежала еще одна пара рельсов, рядом с теми, по которым катился терминал, образуя внутри еще одно кольцо. К порту стыковались герметические кабины, называвшиеся гондолами, которые разгонялись на внутренних путях, пока их скорость не достигала скорости терминала — вот так и выполнялись перевозки в "Потемкин" и обратно людей и материалов. Такая схема сама по себе позволяла использовать только одну гондолу потому что даже две гондолы на одном и том же кольце не смогли бы одна ускоряться, а другая тормозить. Не говоря уже о шести. Эта проблема решалась следующим образом: гондола, достигнув скорости терминала, просто поднималась с пути и подвешивалась на направляющие, стыкуясь с портом и немедленно освобождая внутренние пути для другой гондолы. Точно так же, когда гондола тормозила, она сходила с путей по стрелке и останавливалась на еще одной внутренней петле.

С нынешним уровнем движения между кольцом и "осью" беглецы не ожидали проблем с попутным транспортом. Действительно, у порта терминала, на который они вскарабкались, уже была пристыкована гондола. Они спустились вниз на ее крышу и стали ждать. После бесконечных пятнадцати минут гондола отделилась от порта. Два гидравлических рычага отделили ее от направляющих и опустили на рельсы. Потом рычаги отсоединились и бесшумно катящаяся на рельсах конструкция терминала стала медленно уплывать вперед по мере того, как гондола теряла скорость.

Вскоре сзади показался еще один такой же терминал, кажется, тот, что соединялся с агрокультурной станцией 3, если Мак-Кейн в своем затуманенном состоянии не ошибался. Теперь весь терминал нависал над ними. Гондола, замедляя ход, проворачивалась вокруг продольной оси, возвращаясь к земной вертикали. Когда мимо пронеслась очередная спица, то она нависала над ними под полным углом, на который ее необходимо было отклонить на этом радиусе.

И крыша туннеля и внутренняя стена галереи теперь, в свете фонариков двигались очень медленно. Наконец гондола свернула в боковое ответвление, в туннель в стене и остановилась у порта, похожего на терминал. Пока она освобождалась от своего содержимого, четверо спустились с ее крыши. Первое, что заметил Мак-Кейн — это как легко он себя чувствует. Он глянул вниз, потопал одной ногой, затем другой. Боже, каким облегчением было снова очутиться на твердой земле, пусть даже в Сибири. Остальные, похоже, чувствовали то же самое. Но на расслабление времени было мало. Теперь им нужно было выбраться из вакуума.

Об этом частично позаботились подумавшие о технике безопасности советские инженеры. Скэнлон припомнил свои тренировки, когда его назначили на "Потемкин". Иногда работникам обслуживания необходимо было выходить наружу и работать в переходном отсеке, где стыковались гондолы. Так как в отсеке был жесткий вакуум, то это значило влезать в скафандры и пользоваться шлюзом. На тот случай, если кто-то окажется там запертым, шлюзы можно было открывать снаружи. Более того, Скэнлон знал, где они находятся, и как их открывать. Единственная проблема была в том, что открывшаяся дверь шлюза включит сигнализацию на пульте управления.

Скэнлон выбрал шлюз, расположенный в самом дальнем конце отсека вряд ли в его окрестностях сейчас было много людей. Цепочка оранжевых лампочек привела беглецов к шлюзу, над которым горел зеленый свет. Ниже, на стене рядом с дверью, был небольшой пульт с рядом кнопок. Скэнлон нажал на одну из них и дверь отъехала в сторону, затопив их светом, особенно сильно ударившим в глаза после нескольких часов работы в темноте. Они, толкаясь, забрались внутрь, прикрывая лицо руками, и Скэнлон склонился над внутренним пультом управления, чтобы закрыть дверь и впустить воздух.

Звук!

Мак-Кейну хотелось кричать от радости и облегчения, когда вокруг снова возник привычный мир шума. Легкий шумок и жужжание звучали в его ушах почти, как рев шторма, шипение воздуха в трубе, шорох и движение друзей вокруг… и смех! Рашаззи предупреждал их, что слишком резкое восстановление давления может привести к болям в ушах и над глазами, но никто не обращал на это внимания. Скэнлон сорвал с себя маску, вдохнул полную грудь воздуха и протяжно застонал. Рашаззи и Ко помогли снять маски друг другу, потом сняли маску с Мак-Кейна. Свежий прохладный воздух, сквознячок после нескольких часов в маске, замкнутость кислорода в которой лишь подчеркивала полную изоляцию тишиной. Мак-Кейн глотал воздух, пил его, как воду.

— Ну как? — выдохнул улыбающийся Рашаззи.

— Это лучше, чем дублинский Гиннесс, — вздохнул Скэнлон, остановившись лишь на мгновение.

— Определенно… одна из запоминающихся минут жизни, — отозвался смакующий Ко.

В этот момент Мак-Кейну было все равно, прибегут сейчас русские, или нет.

Но Скэнлону было не все равно. Он уже влез в блок управления шлюза и выдергивал оттуда какой-то проводок, так, чтобы казалось, что индикатор открытого шлюза на пульте загорелся из-за поломки. Затем он открыл внешнюю дверь. Перед ними была большая широкая комната с рядом стальных шкафов и несколькими стульями, а дальше шел коридор, множество дверей и в самом конце, рядом с лифтом, железная лестница вниз.

Скэнлон повел их по коридору, к лестнице. Они спустились на уровень вниз, попали на пересечение двух коридоров с колодцем, открывавшем с одной стороны лабиринт труб, а затем через одну из дверей прошли в тесное машинное отделение, похожее на те, что они встречали под Замком. Здесь было жарко и воняло машинным маслом, а шум напоминал Мак-Кейну об Ниагарском водопаде. Но здесь никого не было, а это обещало немного отдыха…

Мак-Кейн с трудом, чувствуя боль, оперся спиной о стену. Рашаззи уже упал на свободный кусок пола и лежал с закрытыми глазами, хватая широко открытым ртом воздух и устало, но триумфально улыбаясь. Ко рухнул рядом с еле слышным облегченным стоном. Скэнлон тихо закрыл дверь, включил свет и усмехнулся, глядя на Мак-Кейна.

— Так все ж решился ты еще немного остаться с нами, здесь, в земле живущих? — ехидно спросил он. Мак-Кейн кивнул, ничего не говоря.

— Ну что ж, это очень приятно слышать. Как сказала стриптизерка жене священника…

Мак-Кейн сполз вниз по стене и отключился, прежде чем услышал все остальное.