Разбитые иллюзии

Глава 4

— Фрешит хочет притащить их сюда, — снова устало заговорил Седрик, — а я считаю, что это гарантированные проблемы. На пустом месте. Если они кому-то так нужны, то он не даст нам их тешить и растить, словно обычных детей. Как минимум — он их выкрадет, как максимум — пойдёт на нас войной.

— А я говорю, — вступил Фрешит, — что мы не должны прятать голову в песок и отдавать такое оружие чёрному выползню. Если кто-то инициировал детей, то он знает, как вытягивать из них удачу.

— Или пытается нажиться на аукционе, сбыв бракованный товар по цене первосортного, — снова вклинился Седрик.

— На аукционе? — переспросила я.

Фрешит застыл, как напуганная птица, а Седрик грустно рассмеялся.

— Роза цвела в саду за оградой, не ведая бури и гроз, — продекламировал он. — Да, Пати, существует Аукцион. Один на всю страну, включая Канаду и Мексику, на котором одни divinitas продают других divinitas. И наш друг Фрешит там частый гость, вечно купит какое-нибудь барахло и тянет в дом.

— Я знаю, что ты говнюк, не надо это так рьяно демонстрировать, — отмахнулась я от Седрика. — Фрешит…

— Да, там продают всё: и знания, и амулеты, и создания, и разумных.

— Флерсов? Оборотней? — спросила я.

Фрешит молча кивнул.

— Вы ведь ждёте, что детей-лебедей выставят на торги, а если нет?

— Я, быть сможет, смогу понять, в какой они местности… приблизительно, — пробормотал Джерад.

— Если их посадят в подвал, то ты никогда не узнаешь этот подвал в Детройте или Орлеане, — выдал Седрик. Лебедь лишь повесил голову.

— Я насобирал денег, купил золото, алмазы — вдруг с жаром заговорил он, — хватит не только на лебедей, а если их не выставят на торги, вы сможете купить очень много и… многих.

— И эта мысль весьма соблазняет нашего Фрешита, — желчно прокомментировал полуволк.

— Седрик, — мягко обратилась я к нему, — ну неужели ты не понимаешь, что победа над Абшойлихом нас больше не защищает? Мы должны снова доказать, что у нас есть зубы. Я не призываю ввязываться в войну из-за этих детей. Но подумай сам: если их превратят в волшебную палочку, то какой лакомый кусок первым захотят положить в рот? Большое Яблоко. Ты отдаешь врагу идеальное оружие или его заготовку, даже не пытаясь ничего предпринять.

— Джерад, — я посмотрела на несколько ошарашенного моей прагматичностью лебедя, — есть граница вашему «везению»?

— Если и есть, то я о ней не знаю.

— Пати, а почему ты вообще считаешь, что у нас есть зубы? — с горьким вызовом спросил Седрик.

— Ты десятилетиями стоял за город в одиночку, ты и твои волки, но теперь есть я и Фрешит со своими доверенными, — говоря последние слова, я смотрела на болотника, прося его подтвердить мои слова, но тот отвел взгляд.

— Прости, Розочка, но такой уж я подонок, что всегда был уверен: если припрёт, то ты поможешь. И я всегда имел тебя в виду. Вот Фрешит молчит и правильно делает, он сам по себе, инородцы сами по себе. Так что зубов у нас нет. Правда, ты сойдешь за целый клык, но шатающийся в десне, а я за крепкий, но обломанный. Вот и все дела. А город наводнён вот такими трясущимися слабаками, — и он кивнул на лебедя, тот уже чуть ли не в плечо носом уткнулся, так прятал лицо и эмоции.

— Тебе опять внешнее застит внутреннее, Седрик, — ответила я. — Что у него с руками?

— Что? — это уже спросила у Джерада.

— Обжёг, — еле слышно отозвался он.

— Почему?

— Потому что девятьсот тысяч за три дня сделал, на практически мёртвых торгах, — так же тихо ответил он. — И лучше самому что-то себе сразу сделать, иначе потом, когда не ждешь… От такого «везения» можно и позвоночник сломать, так что я сам…

— Риск сломать позвоночник, обожжённые руки, близкая перспектива последующих травм, чтобы помочь двум неизвестным детям. Даже не помочь, а получить шанс помочь. Слабаки так поступают?

— Он идиот и психопат, — ответил полуволк.

— В городе много слабых divinitas, ты никогда и ничем не заставишь их вести наступательную войну. Но они будут оборонять свой дом. Потому что мы не пьём их кровь, не трахаем насильно, не заставляем служить себе, унижая при этом…

— И они этого не ценят! — с жаром крикнул Седрик. — Неблагодарные тупые твари!

— А как они должны благодарить, Седрик?

Он промолчал.

— Если, не приведи Свет, будет война, объявим полную мобилизацию. Тот, кто откажется, будет навсегда изгнан из города, и потомки его до третьего колена не будут тут жить.

— Они и так разбегутся при первой же опасности.

— Не все. Кто-то набегался уже. Кого-то остановит невозможность вернуться. А кто-то и не подумает убегать.

— Мне некуда бежать, — еле слышно произнес лебедь. — Я буду сражаться.

— Сражатель, — фыркнул Седрик.

— Именно сражатель. Везение в любой ситуации нужно.

— Ну ладно, его к делу привлечь можно, инкуба твоего, а ещё кого? Девочек твоих, из Плейбоя?

— Да, лечить твоих раненых волков.

Седрик раздражённо отмахнулся.

— Да, ты не приблизишь к себе полное ничтожество, потому те майямские розовые тебя и обходят стороной.

— Балласт есть везде и всегда, главное — правильно его расположить, — брякнула я слышанную где-то умность. — Речь не о том. Ты согласен, что мы должны поехать на торги, присмотреться там к возможным покупателям и перехватить у них лебедей?

— Вот не согласен! Не согласен! О том, чтобы перекупить, ты говоришь в обязательном порядке. А я считаю, что можно присмотреться и не полезть на рожон.

— И тем самым просто оттянуть свое поражение. Передать инициативу, время и ресурсы врагу.

Седрик уставился на меня.

— Кто к нам прокрался под твоей личиной?

— Ты так и не перестал считать её дурой, — раздражённо заметил Фрешит.

Я согласно кивнула:

— Все, кто не волки, — слабаки и идиоты.

Седрик смотрел то на меня, то на Фрешита, попытался что-то сказать, но закрыл рот и задумался.

— Когда состоится аукцион? — спросила я.

— В ночь с пятницы на субботу, — ответил Фрешит.

— Времени немного, надо успеть подготовиться, — буркнула я, роясь в сумке. Разбуженный Кения с укором посмотрел на меня. Я погладила его и мысленно попросила спать дальше — чего уж теперь, и так всё проспал. Ага, вот он, цветочек, сплетённый Пижмой из какой-то травки. Желтоволосый флерс не мог делать сильные амулеты, зато умел делать «вечные»: пока цел материальный носитель, амулет будет источать силу и действовать. Этот притуплял боль, отвлекал от неё. Пижма сплёл его незадолго до того, как мой месяц мучений закончился.

— Держи, — я отдала его ошарашенному Джераду без пояснений, сам поймёт что к чему.

— Завтра созвонимся по поводу подготовки к… аукциону, — вместо прощания произнесла я у двери.

— Пати, — Седрик вдруг снова стал похож на себя обычного. — Не отпускай своего раба-инкуба гулять одного, его могут покусать злые волки.

— Седрик, прояви больше уважения к моему названому брату, розовому filius numinis. Ты меня понял?

Седрик и Фрешит смотрели на меня, открыв рты. Ну да, они же не знают подробностей появления на свет Кении и избавления меня от стилета.

Я поспешила скрыться за дверью.

Мы вышли из здания Седрика и сели в машину. Настроение оставалось паршивым, и я списала это на пережитую грызню и плохие новости. Ведь то, что у нас существует работорговля, хорошей новостью никак не назвать. Вдруг Шон нахмурился и закусил губу.

— Венди в панике, — мрачно ответил он на мой вопросительный взгляд.

Тони сидел за рулем и без всяких указаний прибавил ходу, опасно лавируя между машинами. Приехав, по пожарной лестнице к окну-двери мы уже буквально вбежали, у всех были нехорошие предчувствия.

— В цветнике чужак, — звенящим от волнения голосом отрапортовал Лиан, как только мы ввалились в квартиру. Нервно распахнутые белые крылья флерса заполошно подёргивались вверх-вниз, в человеческих реакциях это равнялось быстрому и поверхностному дыханию. Ещё не паника, но очень близко к этому.

— Чего он хочет? — спросила я. У Лиана налажена ментальная связь со всеми моими флерсами, и сейчас у нас будет нечто вроде телефонных переговоров.

— Он искал Ландышей. Он их ищет. Знает, что они там. Но мы их спрятали. Оук и Дризл увели их в лес. Пока он не нашёл. Но не уйдёт, пока не найдёт.

— Что делает Венди?

— Она с ним разговаривает, поит чаем.

— Кто этот чужак? Болотник? Грязнуля?

— Он… Он как бы весенний, но он не весенний.

Люблю флерсов, особенно их логичность и связность речи.

Пока я расспрашивала Лиана, мужчины молчаливыми тенями метались по квартире: пистолеты, посеребрённые и железные ножи.

— Мы готовы, — отрапортовал Шон.

— Я с вами! — на грани истерики завопил Лиан, молчаливый Пижма придвинулся к нему, намекая, что едет и он.

— Вы двое останетесь дома, — скомандовала я, и пока флерс не успел возразить, продолжила, — Лиан, будешь поддерживать связь со мной и флерсами. Пижма, будешь подпитывать его. Никакой паники! Вы мои связные. Должны обеспечить связь.

Пижма уверенно кивнул и обнял Лиана. Тот горестно молчал, но крыльями дёргать перестал — значит, почти успокоился.

— Мы быстро… — И я выбралась на улицу. Огляделась…

— Как мы выберемся отсюда? — в отчаянии вскричала я, вспомнив, сколько занял путь по забитым улицам Манхеттена.

— Выберемся, — уверенно ответил Тони, — сейчас на метро, а потом на припасённом джипе. Не боись, хозяйка, — и он подбадривающе мне подмигнул. — Кстати, я от тебя тащусь, командовать ты учишься быстро.

— О-о! Ты ещё не видел, как она построила наших глав — до того, как опять стала мягкой и пушистой, — ответил ему Шон.

— Жаль, — ухмыляясь во весь рот, ответил Тони.

Мы быстрым широким шагом неслись к станции метро.

— Балаболы и сплетники, — буркнула я, чтобы пресечь этот разговор. Самой было удивительно, откуда что берётся. Я ведь не люблю командовать и ответственность за других никогда по своей воле не возьму… Или возьму?

Тони кому-то названивал на ходу. Оборотням сотовый не мешает, в отличие от нас, воспринимающих его как фонящий накопитель чуждой vis. Флерсы шепнут Венди, чтоб дожидалась нас и забалтывала гостя, пусть лучше он не знает, что к слабенькой розовой девочке, пытающейся стать универсалом, спешит помощь. Да ещё такая…

Метро вынесло нас в незнакомый район на окраине, Тони отделился и пошёл к какому-то латиносу, стоявшему на фоне излишне тюнингованного джипа. Развязная хулиганская походочка и странные постукивания вместо рукопожатия враз напомнили, что наш хороший парень не всегда был хорошим и в уличной банде провёл не один год. Латинос отдал ключи и лениво ушёл по своим делам, а мы с Шоном, стоявшие до этого в сторонке, побыстрей забрались в машину.

— Машина хоть не ворованная? — мрачно поинтересовался Шон.

Тони насмешливо осклабился.

— Чери, не задавай глупых вопросов.

Сразу стало ясно, что машина украдена. Но нам лишь бы добраться до фермы, а там уже придумаем, на чём возвращаться.

До цветочной фермы добрались в рекордные сроки: за полтора часа. Всё это время Лиан обеспечивал мне «вести с фронта»: чужак пьёт чай, уничтожает все запасы сладкого и постоянно болтает. Непрестанно. Громко и жестикулируя. Узнав, что мы едем, Венди воспрянула духом и вполне вежливо выслушивает всё это. Почему этот непонятный чужак так напугал всех, выяснить не удалось. Дочка Шона тоже не могла объяснить, отчего этот якобы бело-зелёный так её пугает. «Я думаю, он не весенний», — смогла сообщить она своему отцу, — «и это пугает до дрожи».

Ну, кто бы он ни был, а против нас троих ему не выстоять.

Стивенсон еле-еле успел открыть ворота. Шон выпрыгнул из ещё не остановившейся машины и побежал к заднему входу, я же, оплетясь щитами из лоз, приготовилась к vis-драке и спокойно, вернее медленно, проследовала к главному входу. Тони шёл за мной. Хоть он и был в человеческом обличье, я как никогда раньше ощущала его звериную, собачью натуру: он ненавидел чужаков, а уж чужаков, посягнувших на имущество хозяйки, надлежало порвать на части. Что он и собирался сделать, если я его не остановлю.

Кения, о котором я имела свойство забывать, пошевелился в сумке. И, как только я перестала прижимать её локтем к себе, легко выскочил и пошёл рядом. А ведь в кабинете Седрика он спал беспробудно. Значит, дело действительно плохо и гость опасен.

Зайдя в дом, я пошла на голос, увлечённо и с чувством что-то рассказывающий. Венди первая увидела меня. Хоть она и знала, что мы близко, на её лице отразилось неподдельное облегчение, которое она тут же перевела в вежливую радость.

— А вот и хозяйка этого райского места — Пати, — она встала мне навстречу. Встал и гость, одновременно разворачиваясь.

Он выглядел лет на сорок. Приятное лицо с яркой мимикой, как у актера старой школы, почти чёрные глаза в обрамлении пушистых ресниц, мягкие губы, всегда готовые раскрыться в улыбке. Если бы я была человеком, то испытала бы к нему безотчётное расположение: внешне гость вызвал доверие и приязнь. Но человеком я не была, и поэтому видела странный беспорядок в его vis-системе. Я умею смотреть «двумя глазами»: и в нормальном диапазоне, и в vis. Поверхностно. Но в любом случае было видно, что гость не «весенний». В нём пряталась за щитами красная сила, значит, он как минимум универсал. А ещё… ещё я ясно видела белую и чёрную вены, они высветляли и затеняли виноградные листы его маскировочных щитов. Надо же, тоже питает пристрастие к виноградной лозе. Я решила отложить вопрос о невозможном сочетании вен на потом — представление нас друг другу шло полным ходом.

— Госпожа, нашего гостя зовут Оптимус…

— Оптимус Прайм, — почти пропел он бархатным голосом, сверкая белозубой улыбкой, протягивая руку так, чтобы принять мою для поцелуя.

«Где я слышала это имя?» Я сделала вид, что не замечаю руки, и ласково улыбнулась:

— Пати Дженьювин.

— Ах, как мило, на французский манер, — он завел руки за спину и качнулся на носках. — Вы из Франции? — и он заглянул мне в глаза, словно от ответа зависела его жизнь.

— Все мы родом из старушки Европы, — светским тоном откликнулась я и устроилась на диванчике, жестом пригласив его вернуться в кресло.

— Пати, я сделаю тебе чай, — немного заполошно предложила Венди и, не дожидаясь ответа, выскочила из гостиной.

— Какой милый ребенок, — произнёс Оптимус, глядя на закрывшуюся дверь. — А вы, наверное, гадаете, где слышали моё имя?

— Признаться — да, — не стала отпираться я.

— О, вы никогда не догадаетесь, — тоном довольного ребенка отозвался он. — Дело в том, что лет двадцать, а может, уже и тридцать, как создали такие, знаете, игрушки превращающиеся… машинка в человечка и наоборот. Трансформеры.

Я что-то такое видела, когда подыскивала подарок сыну Дениз несколько лет назад, поэтому неуверенно кивнула.

— И вот, значит, чтобы эти игрушки лучше продавались, их разделили на два лагеря и дали имена. А потом сняли претупейший мультик, и не один. Так вот, главу положительных трансформеров назвали Оптимус Прайм. Ну не тупицы ли безмозглые? — он смотрел на меня с веселым осуждением, ожидая, что я его поддержу.

— А почему тупицы? — осторожно поинтересовалась я.

Он махнул рукой

— Потому что тавтология. Моё имя — шутка. А у них тупейший пафос.

— Самый Лучший… Странная шутка.

— О, не странная, а очень злая и на самом деле смешная.

— Мне бы интересно было выслушать.

— Ах, ну зачем вам чьи-то семейные дела? — он опять взмахнул рукой и отвернулся вполоборота, но взгляд не отвёл. И я не могла понять: он хочет, чтобы его поуговаривали — или чтобы не лезли в личные дела.

— Я не хочу показаться нахальной и лезть не в свое дело, но мне действительно любопытно, — я включилась в игру и захлопала ресницами в лучших традициях инженю.

— Ну, раз так, — и он тут же развернулся ко мне и сполз на самый краешек кресла, чтобы максимально приблизиться. — Дело в том, что я первенец у своего папаши, а вот его угораздило оказаться внуком Диониса и Гекаты. Диониса и Гекаты! — повторил он, захохотав и хлопнув себя по коленке.

Мне стало дурно. Неужели? Собрав все силы, я уставилась на гостя, стараясь вслушаться в его рассказ.