Вдруг послышался запах утреннего луга и цветов в росе… Странно… Потом мне стало тепло, но ненадолго, тепло не задержалось во мне.
А потом… потом… мне стало снова тепло, и из ниоткуда появились картины.
— Постой… — брюнетка со спокойным лицом и идеальными женственными формами подходит ко мне и предлагает поцелуй и силу, я очень аккуратно принимаю такой подарок и благодарю.
Она серьезно смотрит на меня и произносит:
— Ты достоин.
И я понимаю, что это не игра и притворство, она считает, что я действительно достоин… уважения.
Всё сущее во всех мирах! Как? Как мне исправить то, что натворил? Как⁉ Она заплатила за меня. Не должна была! Но сделала это. Мы стоим у выхода из подвала, из моей камеры пыток. С нами Венди, из-за глупости которой всё и произошло. Но она не сердится на неё, не сердится на меня. Я не в силах на неё взглянуть, мне безумно стыдно. Как⁉ Как исправить?.. Я всё же решаюсь бросить на неё взгляд, в ужасе ожидая увидеть на лице то, что она не скажет словами: «Я предатель». Ведь я предал её, ту, которая посчитала меня достойным, вынудил её платить за меня Слугам Равновесия — Блюстителям клятв. Я поднял глаза и… встретился с ней взглядом. Она смотрела на меня, как мать на больное дитя: с нежностью и жалостью. Пережитое опустошило её, и измождение сделало её всегда спокойное лицо неизъяснимо прекрасным. Она улыбнулась мне… И я вспыхнул, сердце расщепило болью, выпустив белый свет. Я прочел в её глазах, что по-прежнему достоин… Опустившись на одно колено перед ней, я влил силу ей в ладошку. Приняв подношение, как истинная богиня, она сказала:
— Я поступила правильно. И я выдержу. Всего лишь месяц. Я смогу.
Я кивнул, зная, что сможет, и встал рядом, держа её за руку. Я всегда буду рядом. Она подарила мне уважение к себе. И мой выбор — служить ей во всём и всегда. Она мой Свет и моя Жизнь.
— Это узел, — голос Стража устал и спокоен. Я не выдерживаю:
— Пати…
— Не надо! — тут же отзывается она, и в отчаянии я дерзостно повышаю тон.
— Надо! Надо, Пати! Я хочу этого! Хочу, чтобы ты снова стала собой! Ты нужна нам всем, — я страстно ищу слова, больше всего на свете я хочу убедить её. — И флерсам твоим, и Тони, и Ники, и Венди… Всему этому городу, который собрался прятаться за тобой, сияющей. И мне, Пати, мне ты тоже нужна! Свет моей жизни, я должен знать, что ты сияешь. И если я могу тебе помочь, я помогу, хочешь ты того или нет.
— Куда тебе, Шон? — устало отвечает она. — Я же видела — на тебе места живого нет.
— Найдётся. Что нужно делать? — спросил я у Стража.
Она заплакала от слабости, опустошения и ужасного выбора, на который не может решиться. Мой Свет, моя Жизнь, я сделал его за тебя.
Тем временем Страж объяснил, что делать.
— Не бойся, Свет моей жизни, тебе не придётся видеть напоминание о своей слабости.
От удивления она широко распахнула глаза.
— Ты сбежать собрался? Шон… Не делай хоть этого. Не надо. Мне ведь легко тебя наполнять… — взмолилась она.
Я улыбнулся… Мой Свет, моя Жизнь, достойнейшая из достойных, я спасу тебя, я счастлив, что могу это сделать.
— Если подарок Уту выдержит ещё одно проклятие, — говорю я, — я останусь, если нет — уйду. Если бы ты знала, как я счастлив сейчас, — признался я. — Запомни, Свет моей жизни, это моё решение, и я воплощу его с радостью.
Она избавилась от Стилета, и пришла моя очередь…
— Да… Принимаю…
Она смотрела на меня широко распахнутыми от страха глазами, она боялась за меня…
Потом… Тени сделали свое дело. Я тонул в боли и ещё не понял, что произошло и как мне с этим жить, когда появилась она.
— Потерпи, я всё сниму. Ты только потерпи.
— Нет! Нельзя! — взвился я в ужасе. — Они расторгнут сделку!
— Нет, Шон, не расторгнут, — твёрдо сказала она. — Будущее в моих руках. И этими руками я могу тебя освободить. Верь мне.
— Нет-нет-нет! Свет мой, нельзя… Не давай мне надежды… — я плакал от бессилия, мне надо вырваться, не дать ей рисковать всем, спасая меня. Но не было сил. Я малодушный трус.
— Верь мне. Просто верь мне. Ты веришь, что я сильнее тебя? — настаивала она.
— Да.
— Что в чём-то умнее?
— Да.
— Доверься, и я сниму это. Будет больно, но ты потерпи.
Я замолчал, без единой мысли наблюдая, как она постепенно освобождает меня от орудия пытки.
— Твои руки не заживут до следующего новолуния, — вдруг произнес Страж.
— Думаешь, меня это напугает? — насмешливо спросила она.
«Пати! Пати! Пати!»
Я вижу ту же женщину, безвольно обвисшую на руках… Шона… Рядом с ним… Флерсы. Лиан и Пижма…
«Пати!»
Это я. Пати — это я. Я таю… вместе с Виком…
«Вернись!!! Вернись к нам!»
Не могу. Не могу бросить Вика, но…
Вдруг с кристальной ясностью пришло понимание и решение.
«Вернись!!!»
Я открыла глаза, и из них тут же хлынули слезы
«Простите меня», — я хотела это сказать вслух, но получилось лишь мысленно.
— Пати? Ты с нами? Ты остаешься?
— Да… Простите меня, — теперь я смогла это прошептать. Руки Шона ослабели, и я опустилась обратно в кресло, сам он осел и, уткнувшись лицом мне в колени, разрыдался от облегчения, выпуская со слезами пережитый страх. Мои драгоценные мальчики обняли меня, еле шевеля крыльями, они опустошились до дна, спасая меня.
— Простите меня, — снова произнесла я. — Я больше так не буду.
Шон поднял мокрое лицо, в его глазах до сих пор стояла боль.
— Да уж. Не умирай больше, Пати. Мы этого не переживём.
Я кивнула.
— Шон, у нас есть одно дело до рассвета.
— Какое? — насторожился он.
— Не бойся, я не буду делать глупостей и рисковать собой.
Заведя домой флерсов, мы поехали в Бруклин.
Голова была ясная, на сердце было спокойно. Я попытаюсь. Не получится — смирюсь. Но сначала — я буду бороться до конца.
— Пати, что ты задумала? — в голосе Шона слышались мольба и отголосок злости.
— Не бойся, Шон, — я нежно коснулась его щеки, и он прильнул к ладошке. — Я не буду делать глупостей, обещаю. Я просто поговорю со Стражем.
Его передёрнуло.
— О чём поговоришь?
— О его долге.
— Ты не сможешь отобрать Вика у него! — в отчаянии крикнул Шон, стукнув ладонью по рулю.
— Я знаю. Знаю, — успокаивала я его. — Я же пообещала не делать глупостей.
— Ты хотела умереть с ним, — это прозвучало как обвинение.
— Ну… Понимаешь, я виновата во всём. Я не думала, что… что…. Я связала себя с ним, не специально, не осознанно. Связала намертво. А его последняя мысль была обращена ко мне… Последнее «прости»… Этого следовало ожидать… Он не мог подумать ни о чём другом. Виновата в случившемся лишь моя глупость. Я была не готова… и утонула, потеряла себя. А ты вернул. Спасибо, что спас меня, брат мой.
Он отнял руку от руля и сжал мою ладонь. Просто жест, обычный человеческий жест.
— И всё же мы едем к Стражу… — горько прошептал он
— Да. И утром уедем от него. Верь мне.
Он кивнул, соглашаясь.
Дверь в квартиру Отшельника, как обычно, была не заперта, я толкнула её, и меня ожидал неприятный сюрприз: неизвестная мертвячка из отказавшихся. Она стояла и смотрела на меня со смесью страха и враждебности. Шон за моей спиной тут же подобрался. Я знала: в руке у него появился посеребрённый нож — одно неверное движение вампирицы, и он вскроет ей горло. Это знание успокаивало, позволяло сохранить достоинство. Проигнорировав её, я прошла в комнату. Мои ожидания оправдались, я увидела там и Вика, и Стража. Вик уже был с крыльями. Но он помнил меня, это главное.
Я посмотрела в глаза Стражу, в мыслях обвиняя его. Я не сошла с ума и по-прежнему чувствовала эту реальность, ведь в этом городе многое в моих руках — я держу нити. И время Вика ещё не настало. У нас было время. А Страж заключил сделку с кем-то ещё: кто-то пожелал скорой смерти Вика. Странно, безумно, но это так. А значит, Страж сам нарушил Равновесие, поторопив события и вынудив его умереть, ведь Вик не мог поступить иначе, не мог дать умереть ребенку под колесами машины.
— Это не я, — произнес он.
— Мне всё равно. Я пришла забрать своё.
— Твоего тут нет ничего.
— Ошибаешься. У меня отняли время. Моё и Вика, наше общее время. Я пришла за ним.
— Ты… — Страж замер, не договорив, сквозь смертельную усталость на мгновение промелькнуло удивление. — Я тебя слушаю.
— Ты должен мне услугу. Я предлагаю вернуть тебе долг за возможность забрать то, что мне принадлежит.
— Что ж, возьми, если сможешь. Но если у тебя получится, — он ухитрился своим безэмоциональным голосом передать крайнюю степень сомнения, — то платой будет то, что ты каждую ночь на три удара сердца будешь забывать о том, что тебе удалось.
Я скривилась. Серый Демон всегда возьмет плату, уравновесит. Плата лишь кажется пустяковой, но я смогу её отдать.
— Я согласна.
Сплетающий шагнул ко мне, но в мои планы не входило позволить ему сегодня напиваться моей кровью. Я оцарапала палец о брошку и прикоснулась к его губам, оставляя даже не каплю, а намек на неё. Ему пришлось удовлетвориться.
— Да будет так, — тихо произнес он и посмотрел поверх моей головы на Вика.
Я обернулась и, наконец, позволила себе всмотреться в своего любимого. Смерть изменила его черты, он не избавился от шрамов, но они стали… естественными, словно он с ними и родился. Ну да, Страж Равновесия родился со шрамами.
— Ты не отказался от памяти… — проронила я.
Не согласился стать чистым листом, на котором уже невозможно ничего написать, согласился хранить боль потерь. Согласился помнить меня и дать мне шанс.
— Пати… — боль, отчаяние и вина, всепоглощающая вина за то, что бросил меня.
Я обняла его, прильнула, как раньше… Поцеловала, ощутив клыки и, не щадя себя, разрезала о них губу. Ощутив вкус моей крови, он дёрнулся, но…
Спасибо, брат мой, ты подсказал мне решение.
Моя кровь текла в него, и текли воспоминания.
Наша встреча… Он был такой восхитительно белый, и так открыто улыбался… Я тогда просто подошла к нему и поцеловала, он ответил на поцелуй и удивился лишь, когда я отстранилась.
День за днем, встреча за встречей, я вспоминала, как он раскрывался мне, как я узнавала грани его характера. Как я была ему благодарна за то, что он смог принять мой образ жизни и делить меня с другими источниками, как совсем недавно принял флерсов с их детским собственничеством. Принял Шона и Тони, зная, что тот готов убить его в любой момент.
Мой Вик, мой белый-белый, любящий людей и весь мир Вик, страдающий от того, что должен подчиняться чужой воле и обрывать одни жизни, чтобы спасти другие. Мой Вик, не раздумывая бросившийся под колеса, спасая ребенка. Я знаю, он бы бросился, даже если бы на месте девочки стоял бомж. Он не дал бы умереть человеку. Не променял бы чью-то жизнь на продление своей. И я люблю его за это. Я прощаю ему то, что бросил меня, обменял на жизнь человека. Это правильный выбор. Мой Вик не может поступить иначе.
Первый луч света коснулся моей щеки. Я стою в пыльной комнате. Меня обнимает Вик. Мой Вик. Я смогла.
Сознание потухло и закрылось.
Я пришла в себя рывком и оказалась сразу в реальности. Рядом был Вик, его любовь грела, как солнце…
— Почему я не попала на свой луг? — прошептала я, ведь раньше при истощении я всегда оказывалась там.
— Потому что ты отдала очень много крови, а вместе с ней и себя, своей силы, — ответил Шон, он сидел в кресле у моей постели, мне было его хорошо видно. Вик обнимал меня со спины, прижимаясь всем телом, он проснулся вместе со мной.
— Ты надорвалась, Пати, — с горькой улыбкой продолжил Шон. — Vis-центры не повреждены, но пока ты не восстановишь свою кровь — ты слабее котенка.
— Я опять не учла… Прости меня, Шон.
Я понимала, что он пережил, когда я второй раз за ночь убивала себя, и была безмерно ему благодарна за то, что не помешал, не попытался меня прервать и остановить. Не попытался управлять мной и моей жизнью.
— Брат мой, я причинила боль, невольно нарушила свое обещание…
— Свет мой, я всё понимаю. Конечно, я прощаю тебя и ни в чём не виню. Молю об одном — будь осторожнее и храни себя. Ты моя жизнь, и не только моя. Восстанавливайся скорее.
Помолчав, он собрался и деловым тоном продолжил:
— Я вызвал Венди, чтобы она поддержала и восстановила твоих флерсов, но им нужен ещё день, максимум два, прежде чем они смогут кормить тебя. Этой ночью с тобой будет Ники.
Ники?.. Ну да, Вик уйдет. А мне ещё предстоит пережить три удара сердца.
— Сколько я была без памяти?
— День, часов двенадцать, — ответил Шон, вставая. — Оставлю вас. Ему, — он кивнул на Вика, — скоро уходить.
— Даже Шон меня ненавидит, — с грустью проронил Вик.
— А Тони? — с опаской спросила я.
— Ники повисла на нём и смогла удержать, поцелуями и лепетом.
— Они успокоятся. Я восстановлюсь, и они успокоятся.
— Угу… Знаешь, я не надеялся на такой исход. Я просто не хотел терять себя, терять свою душу полностью. Сплетающий настаивал на отказе от памяти, объяснял, что я не смогу блюсти Равновесие, если оставлю в себе человеческое. Он ведь и со мной успел заключить сделку, потому так легко и принял твое предложение. Если бы тебе не удалось, я бы стал настоящим Стражем, таким, как он. Он не верил, что ты сможешь. Сможешь принять меня целиком и не попытаешься превратить в свою куклу. Оставишь мне свободу и право выбора.
— Я люблю тебя. И никогда не смогу отобрать то, что ты не отдашь мне сам.
Он прижал меня к себе, согревая своим светом.
— Я тоже люблю тебя и отдам всё, что в моих силах. Нас теперь никто не разлучит, — и грустно улыбнулся. — Хотя Сплетающий говорит, что любовь не вечна и что мы рано или поздно разбежимся или возненавидим друг друга.
Я усмехнулась:
— Что этот усталый Демон знает о любви? Один раз он уже ошибся.
— Это точно.
Теперь Вик уходит от меня каждую ночь, но сейчас я отношусь к этому куда спокойнее, потому что двум смертям не бывать, а одна уже произошла. Каждые сутки в одно и то же время, когда Вик оказался под колесами, я забываю о том, что он жив. К счастью, за три удара сердца отчаяние не успевает меня опустошить. Сплетающий Нити доволен, он тоже получил, что хотел: Вик — полноценный Страж от заката и до восхода.
Восстановилась я довольно быстро. Благодаря любви Вика и заботе моей семьи прошёл лишь месяц, как я снова вернулась в форму. Седрик и Фрешит сильно перенервничали, они почуяли, что мне худо, но подробностей не знали. Шон молодец, держал круговую оборону, не допустив расползания слухов и позволив соправителям меня посетить лишь, когда я полностью восстановилась. Зелёные побухтели на тему «не делай глупостей» и, успокоенные, вернулись к своим делам. Семья потихоньку оттаивает в своем отношении к Вику, и лишь Тони по-прежнему темнеет от желания вцепиться ему в глотку, как только видит, — не может простить «предательства и попытки убить вместе с собой». Ну да Ники и я работаем над этим. Он упрям, но нам двоим долго сопротивляться не сможет.
К О Н Е Ц