Джерад ждал нас на лестнице, ведущей на второй этаж.
— Добрый день, леди… сэр, — неуверенно добавил он, глядя на Шона, — проходите, прошу.
Руки лебедя по-прежнему были забинтованы, но уже не так обильно. Кения проснулся и высунул голову из сумки. Джерад всполошился, впервые увидев чёрного фамилиара, ведь прошлую нашу встречу кот тихо проспал.
— Это Кения, мой фамилиар, — представила я кота, — он уже знаком с мальчиками, наверное, решил ещё с ними пообщаться.
При этих словах Кения глянул на меня и спрятал голову в сумке.
— Не решил…
Джерад провел нас в свой рабочий кабинет, оформленный в столь любезном мне классическом стиле — дубовые панели, тяжёлые бархатные портьеры, удобная, обитая кожей мебель, коричневые и зелёные тона.
— Как у тебя хорошо тут…
Джерад согласно кивнул, он сильно нервничал. И нельзя было понять — это, так сказать, привычное его состояние рядом с filii numinis, или он нервничает именно из-за нас с Шоном.
— Вы, наверное, пришли узнать, как устроены мальчики. Они в порядке. Я уже организовал им дистанционное обучение на дому…
Кения всё же выпрыгнул из сумки и пошёл к Джераду, пугая несчастного лебедя до остановки дыхания.
— Он ничего плохого не сделает, не надо бояться, — мои слова вышли несколько раздражёнными.
Лебедь честно попытался успокоиться, Кения подошёл и потерся о ноги, а потом вскочил ему на колени и заурчал. Джерад враз расслабился, я б сказала даже, расплылся, так бывает, когда отпускает длительное и сильное напряжение.
Мы подождали, пока Кения не окончит свою работу психотерапевта, а после проведали мальчиков. Я убедилась, что они в порядке… насколько могут быть в порядке дети, пережившие смерть родителей, похищение, плен и выкуп на аукционе.
Младший мальчик лет двенадцати играл с дорогущей железной дорогой на полкомнаты, старший сидел в кресле, уткнувшись в ноутбук. Они оба хмуро глянули на нас, с большим интересом посмотрев на Кению в руках Джерада, но, в общем, отнеслись крайне равнодушно. О чём я и заявила, когда мы снова оказались в кабинете.
Джерад пожал плечами
— Я не знаю, что есть норма в их возрасте и как проклятие влияет на неё. Я стараюсь им дать всё, что они просят, дабы хоть немного отвлечь от пережитого.
— Только не избалуй их, Джерад, — заметил Шон, — подростки очень остро чуют слабину и садятся на голову. А в тебе нет доминантности ни на понюшку табаку.
— Не думаю, что смогу быть жёстким с ними. Они — дети, у которых раньше времени отняли всё: родителей, дом, даже душу.
— И, тем не менее, Джерад, хорошо подумай вот над чем: если ты не научишь их состраданию, если они вырастут эгоистами, то у них не будет ни малейшего шанса на снятие проклятия.
Лебедь посмотрел на меня с болью.
— Мало кто из нас верит, что проклятие вообще можно снять. Столько лет, столько жизней…
— Не хочу тебя обнадеживать, но… Возможно… Позволишь нам провести маленький эксперимент?
Джерад, вконец успокоенный Кенией, лишь пожал плечами: почему бы нет?
Шон, отвернувшись, достал меч, лебедь удивился появлению оружия из ниоткуда, но не испугался. Экс-инкуб поднес лезвие, постоял, прислушавшись…
— Не слышу. Нужна кровь, хотя бы капля.
— Ты хочешь меня им… порезать? — настороженно спросил Джерад.
— Нет, я хочу, чтобы ты сам чем-нибудь сделал надрез или укол и капнул на лезвие.
В столе нашёлся острый стилет, аккуратно завёрнутый в тряпочку, пахнущую спиртом. Ну да, бедняга, наверное, часто режет сам себя — превентивно, до того, как проклятие возьмет полную плату за везение.
Джерад аккуратно уколол себя, вскрывая маленькую венку на тыльной стороне ладони, медленно скатились тёмно-красные капли, упав на подставленное лезвие. Шон снова застыл, закрыв глаза.
— Да. Можно отпустить, — вынес он свой вердикт, словно судья.
Джерад с любопытством и немного испуганно переводил взгляд с меня на Шона.
— Понимаешь, Джерад, — начала я, — это меч, выкованный богом Справедливого суда. Он может отменять слишком суровые кары и проклятия. В твоём случае он может помочь.
Джерад смотрел на нас глазами побитой собаки.
— Вам ведь нельзя врать, — тихо и как-то жалобно произнес он.
— Мы и не врём. Если тебя убить этим мечом, то ты освободишься, и в следующей жизни не будет никаких смертей и воспоминаний. Ты будешь чист.
Лебедь скользил по комнате потерянным взглядом, Шон тем временем спрятал меч.
— Я не могу оставить их, — пробормотал Джерад сам себе.
— Да, это был бы злой и эгоистичный поступок, он мог бы всё вернуть обратно, — подтвердила я. — Но вырасти этих детей, воспитай их достойными, чтобы дать им шанс на освобождение, и Шон… сделает то, что должно.
— Я понял, я всё понял, — Джерад прижал руки к груди, отчего стал совсем похож на маленького мальчика. — А можно… можно мне сообщить тем… кого я знаю, может, они смогут вырваться сюда, в Нью-Йорк, и вы их… посмотрите?
Мы с Шоном переглянулись.
— Не говори, кто к тебе пришёл, не говори, что дело в мече. Скажи, что нашёл ритуал.
— Они не поверят. Сколько таких ритуалов было перепробовано…
— Придумай, что сказать. Скажи, что тебе клялись filii numinis.
— Да, да, я придумаю.
— Джерад, и никому больше не говори. Никому не раскрывай, что у нас, меня и Шона, есть такое оружие. Ты же знаешь, проклятых часто используют, и их хозяева не обрадуются угрозе потерять своих рабов.
— Да, — взгляд лебедя вспыхнул странным фанатичным огнем. — Мне поклясться? Как?
Я предложила простенькую, но, тем не менее, действенную клятву: печать и пустословие. Давший её не может сам начать говорить о предмете клятвы, а если его спрашивают, то начинает нести околесицу. Проблема в том, что к такой клятве нельзя принудить, клянущийся должен сам всем сердцем желать сохранить тайну. Но у Джерада как раз был такой случай, он поклялся молчать о нас и о мече.
Следующие несколько дней пробежали привычной светлой круговертью. Я занималась делами ресторана, кормилась от флерсов и Шона, наполняя кристаллы для змеи Ритеш. Днем виделась с Виком, и если было солнечно, мы гуляли в Центральном Парке, а если пасмурно — сидели у меня дома. Сначала на кухне пили кофе, и я неизменно с хитрой улыбкой подсовывала рахат-лукум Шона, а после мы перебирались в спальню, если успевали до неё дойти… Лиан притерпелся к Вику и уже не устраивал демарши при его появлении. Раза три приходил Уту: «погреть цветы и подышать их ароматом». Но в эти дни я явственно ощущала, что это затишье перед бурей.
И буря грянула.
Было так же холодно, как в ночь скорбного бдения на крыше, когда Страж позвал меня. Это не было похоже на моё общение с Шоном, я просто в какой-то момент поняла, что Отшельник на моей крыше, и он меня ждет. Я набросила тёплую кофту и вышла. Никого не было. Ну да, сейчас вынырнет откуда-нибудь, как всегда испугав, — подумала я. И потому от тихого голоса в ухо почти не дёрнулась.
— У меня есть новости для тебя.
— Слушаю, — отозвалась я, обернувшись. Вот что странно, Страж не был сутулым или согнутым, у него было сильное тело, и голову он держал почти прямо, но всё равно выглядел смертельно усталым. Может это впечатление складывалось из-за поникших крыльев за его спиной, может, из-за взгляда, а может, он просто транслировал это чувство…
— Новости плохие.
— Слушаю, — повторила я.
— Трое чёрных объединились и нападут на этот город.
— Когда?
Он молчал.
— Тебе нужна плата за ответ? Какая?
Он отрицательно покачал головой.
— За это мне не нужна плата от тебя. Я не знаю, когда они нападут. Ещё не знаю.
— А кто на нас нападет? Вампы? Оборотни? Divinitas?
— Вампиры, оборотни и твари тьмы.
— Твари тьмы? — мой голос прозвучал по-детски потерянно и жалобно.
— Да. Трое чёрных — это вампирица Лорел, Чёрная смерть и Чёрная ведьма Гекатида. Она убьёт невинных и впустит в этот мир порождения тьмы.
— Это Чёрная ведьма изуродовала Ландышей?
— Да.
— Ей можно помешать? Не дать ей выпустить тварей?
Отшельник прикрыл глаза.
— Нет. Все нити оборваны… Твари придут.
— У нас есть день? Два? — в отчаянии спросила я.
— Два, может, больше, — утвердительно кивнул Страж. — Я сообщу тебе следующей ночью.
— Враги в Детройте? — быстро спросила я, видя, что он собрался взмыть в небо.
— Да, — и крылья раскрылись с хлопком, а в следующее мгновение я видела лишь тень, взмывающую в небо.
Следующие полчаса я провисела на телефоне. Первому я позвонила Седрику, полуволк воспринял известие удивительно сдержанно и даже вызвался сам поговорить с Фрешитом. Мы назначили общий сбор на эту ночь. Местом выбрали одну из школ в Бронксе, тамошний спортзал как раз должен вместить нас всех. Потом по очереди обзвонила вассальных мне беженцев из Майями, сообщив, что их вызывают на общий сбор, назвав место и время.
Вся моя семейка-команда прибыла за считанные минуты, стоило мне связаться с Шоном. Мы поспешили в школу — до общения с жителями города нам, трём главам, придется сначала найти общий язык между собой.
Когда мы прибыли, Седрик со своей сворой уже был там. Два дня назад было полнолуние, и все подопечные Седрика обернулись разномастными собаками. Больше всех было доберманов и ротвейлеров, примерно четверть составили европейские овчарки и крупные терьеры, а ещё два лабрадора и один бедняга-уиппет. Тони, бегавший с ними знакомиться заново, высказался о уиппете со сдержанным сочувствием, мол, кожа да кости, только удирать и можно. И сейчас часть оборотней была в людском обличии, а часть предпочла остаться на четырех лапах. Седрик находился в компании Румана, одетого в свою извечную кожаную жилетку, и Огги — монструозно огромного мастиффа.
Соправитель города был слишком спокоен и погружён в свои думы, увидев меня, он лишь приветственно махнул рукой. Я тоже не стала здороваться.
— Кстати, а как твои оборотни отнеслись к особачиванию?
Он пожал плечами.
— Большинство довольны, они не потеряли в силе, а кто мелкий и слабый, те в ужасе.
— С чего бы? Если они такими стали, значит, всегда были не самостоятельными и нуждались в защите.
— Я им то же самое сказал. Но мы ведь собрались не для того, чтобы моих псов обсуждать. Ты не сказала, откуда у тебя информация, Пати, я поверил тебе на слово, но нам будут задавать вопросы, и ответы дать придется.
— Я отвечу тебе, но не для всех: сообщил мне Страж Равновесия и обещал следующей ночью уточнить сроки нападения.
— Отшельник…
Я кивнула.
— С чего бы ему проявлять заботу?
— Я не сказала всего, Седрик, — грустно призналась я. — Одна из трёх чёрных совершит какой-то мерзкий ритуал и выпустит тварей тьмы. Нам придется биться не только с оборотнями и привычными вампами, но и с нежитью и прочей мерзостью, о которой у нас весьма смутное представление. Filii numinis в этот раз не удастся отсидеться за спинами полулюдей. Страж Равновесия заинтересован, чтобы мы остановили этих тварей, потому и дал возможность подготовиться. Хоть как-то.
Я замолчала, но Седрик не спешил высказываться. Оборотни, не обращая на нас внимания, споро собирали высокий помост, почти в рост человека.
— Фрешит всё так же психует? — внезапно спросила я.
— Нет, — погрузившись в свои мысли, ответил он, — я успокоился после… поступления к тебе на службу, и на дорогом побратиме это благотворно сказывается.
— Угу. Хорошо. То есть он не начнет пилить меня и обвинять во всех бедах?
— Не-а. Он знал, что на нас нападут, расстраивается только, что теперь ещё и Чёрная Смерть среди наших врагов, и что всё так быстро. Мы не успели до конца подготовиться.
— А что мы успели? — поинтересовалась я.
— Оружие у нас есть: и железо, и серебро. А вот артефактов и заготовок — маловато. Особенно в свете твоих откровений про тварей тьмы.
Тут в спортзал стремительно вошёл Фрешит со свитой из молодого тигра и ещё какого-то инородца, кажется, медведя. Болотник одарил Шона испепеляющим гневным взглядом и спокойно, но холодно кивнул мне.
— Что конкретно сказал Отшельник о тварях тьмы? — спросил Фрешит, и я немного опешила.
— Мы на связи, — ответил Седрик на мой незаданный вопрос.
Интересные новости, выходит, не только мы с Шоном такие крутые, а и наши чёрно-зелёные «друзья».
— О… Надеюсь, мыслесвязь у вас лёгкая и без откатов?
— Почти… — мрачно процедил Седрик.
— Пати! — нетерпеливо одёрнул Фрешит, и я выложила ему слово в слово, что сказал Отшельник. Болотник словно угас, словно враз потерял большой кусок силы. А может, так оно и было — собственные страх, отчаяние и особенно безнадёжность выжирают всё и у всех, даже у чёрно-красных, питающихся отрицательными эмоциями.
— Фрешит, ты чего? — мой удивлённый и чуть злой тон на него подействовал и filius numinis взял себя в руки. Выпрямив спину, он произнёс:
— Нам потребуется вся светлая сила, которую ты и твои подопечные смогут собрать или сгенерировать.
— Не сомневалась в этом, — ответила я. — Итак? Каков план?
Фрешит и Седрик переглянулись, вообще-то если между вами мыслесвязь, то переглядываться нет нужды, это чисто рефлекторный жест, синхронизирующий усилия.
— Пати, — заговорил Седрик, — Отшельник вроде бы не просто Страж, а Сплетающий Нити?
— Ну да… — отозвалась я, понимая: к чему бы ни клонили эти чёрно-зелёные, мне от этого хорошо не будет.
— Пати, надо с ним сторговаться, чтобы враги высадились в условленном месте; чтобы это не были разрозненные бои на улицах. Ты представляешь, что будет, если твари тьмы окажутся в густонаселённых районах? Пострадают десятки, если не сотни обывателей, режим секретности рухнет.
— Я всё понимаю, Седрик, чего ради ты мне всё это живописуешь? — раздражённо огрызнулась я.
— Отшельник тебе должен. Ты можешь попросить его.
Я уставилась на Фрешита, лихорадочно соображая.
— С чего это вы взяли, будто Отшельник мне что-то должен?
Зелёные переглянулись.
— Разве ты не давала ему кровь в дар?
Ах, вот оно что…
— Дорогие господа, вы точно так же, как и я, можете заключить сделку со Стражем. Я не собираюсь таскать для вас каштаны из огня! — заорала я. — Хватит!
Я отчетливо поняла: если сейчас дать слабину, эти двое меня сожрут, будут использовать постоянно при малейшей возможности — такова их чёрная суть. Они могут думать о спасении города, о жизнях людей, но глубоко внутри, в подсознании, как говорят люди, на первом месте всегда только они сами, вся забота о других у них — это лишь опосредованная забота о самом себе. Все их поступки продиктованы собственной выгодой, пусть и отстроченной и неявной.
Мужчины сверлили меня взглядами, я в ответ гневно глядела на Фрешита, ощутив, как Шон подошёл и включился в поединок взглядов с Седриком.
— Если вы не готовы заключить договор со Стражем, значит, говорить нам не о чем, — отчеканила я. — Объявим всем, чтоб разбегались.
Фрешит набрал воздуху в грудь, очевидно, собираясь спорить, но…
— Нет, — прозвучал отрешённый голос Седрика. — Может, раньше у нашей Розочки и не хватало мозгов, но стержень был всегда. Бесполезно давить, — и он перевел взгляд на побратима. Какое-то время они смотрели в глаза друг другу, ведя оживлённый мысленный спор, и их эмоции вихрем мелькали на лицах.
— Ладно, мы решим эту проблему сами, мисс Дженьювин, — едко ответил Фрешит. — Только чем тогда вы можете быть полезны в предстоящей войне?
— О… И правда, чем? — пропела я, взбесившись. Кстати, после вызова Убийцы Богов я уже не боялась собственной ярости. Ярость — это хорошо, это распаляет моё солнце, вот удушающая, бессильная ненависть — это плохо.
Седрик вдруг схватил Фрешита в охапку и оттащил его на пару шагов, а Шон, обняв меня, нахально пил жар моего солнца, речитативом вливая мне в уши слова древнего языка и вталкивая их смысл через нашу связь.
«Моя сестра и госпожа, мудрейшая из мудрых, сильнейшая из сильных, направит силу против врагов, а глупых союзников вразумит после боя».
Ярость схлынула, и я расхохоталась.
«Льстец ты, брат мой».
Шон поняв, что я успокоилась, тут же перестал тянуть из меня силу и даже отстранился на дистанцию почтения.