Звезда Полынь

Доктор

Я стоял и смотрел на поле стадиона в Припяти. Оно было изрыто и обезображено бушевавшими здесь совсем недавно аномалиями, и пустынно. Вокруг меня не было ни единой души. Ни людей, ни мутантов, ни собак — никого. Только большая стая голубей вдруг пронеслась над моей головой к серым мертвым обшарпанным многоэтажкам. Странно, никогда прежде в Зоне не видел голубей.

А с серого утреннего неба накрапывал дождь. И я знал, что он не кислотный, не радиоактивный. Просто самый обыкновенный сентябрьский дождь. Вдали в дымке угадывались очертания Чертова колеса. Помню, на «Скадовске» сталкеры говорили, что Исполнитель желаний находится как раз под этим колесом.

Эх, знали бы они правду!

Я выбрал место на трибуне, сел, достал сигареты, чиркнул зажигалкой. Ноги у меня болели, во рту был горький привкус. Меня лихорадило. Я чувствовал себя так, будто не спал несколько ночей. Не чувствовал ни радости, ни печали, ни боли. Только усталость. Тяжелую, свинцовую, неподъемную.

Человек вышел из ворот, в которые в былые дни выходили на поле спортсмены. Высокий, худой, с окладистой седой бородой, одетый в обычный для опытных сталкеров коричневый плащ из толстой кожи. Он был не один — рядом с ним семенил большой серый псевдопес.

Не знаю, почему, но я встал, отшвырнул недокуренную сигарету и пошел ему навстречу.

Мы встретились в центре поля. Пес зарычал, глядя на меня красными злыми глазами, но старик потрепал его по загривку, и мутант успокоился.

— Он мертв? — спросил старик.

— Кто?

— Стрелок.

— Не знаю, — ответил я, помолчав. — Я не видел, как он упал в шахту Монолита.

— Значит, не видел, — старик вздохнул. — Что ж, это должно было случиться. Я опоздал.

— Ты Доктор, верно? — спросил я, заметив, что старик хочет уйти.

— Да. Тебе нужна помощь? Ты ранен?

— Нет, я в порядке. Просто… — Поколебавшись мгновение, я вытащил из контейнера «Пасхальное яйцо» и показал Доктору. — Мне говорили, ты знаешь все тайны Зоны. В чем тайна этого артефакта?

Доктор хмыкнул. Запустил в карман руку, и я увидел у него на ладони такой же артефакт. Только рисунок на нем был другой — что-то вроде незнакомых мне письмен.

— Видишь? — спросил Доктор. — Когда-то я получил этот артефакт из рук Харона, одного из старейшин тамплиеров.

— Что это знаки?

— Это иврит, язык, на котором написана Библия. Эти знаки проступили на артефакте, когда я взял его в руки. Здесь написано «мерапе» — целитель.

— Как такое стало возможным?

— Божественное начало можно найти даже в поступках его главного противника. В конечном счете, Бог всегда управляет ходом событий.

— Звучит мудрено, но я, кажется, понял.

— Каждый из нас в Зоне нашел себя. Я понял, что однажды правильно выбрал свой путь.

— Ты и в самом деле врач?

— Конечно. До катастрофы 1986 года я жил в Припяти и был детским врачом в местной поликлинике.

— А у меня как бы глобус, — сказал я, глядя на свой артефакт. — Маленький глобус.

— Тебе была вручена судьба целого мира, и ты смог сохранить его. Третьего Взрыва не будет.

— Звучит пафосно. Сашка Малой — спаситель мира, ха!

— У каждого свое предназначение, парень. Ты свое выполнил. Теперь просто живи. Долго и счастливо.

— А что ты будешь делать теперь?

— Искать пациентов. Зона скоро исчезнет, но люди будут болеть, а значит, им будет нужна моя помощь. — Доктор снова потрепал по холке своего пса и, повернувшись ко мне спиной, пошел к выходу. Мне показалось, ему нечего больше мне сказать.

— Погоди! — позвал я. Шагнул к нему, остановился. — Знаешь, насчет Стрелка… Каким он был?

— Он был очень похож на тебя, — ответил Доктор. — Но Зона завладела им. Ему повезло меньше, чем тебе.

— Да, наверное, ты прав.

— Дождь усиливается, — Доктор набросил на голову капюшон плаща. — Нечего тут стоять, простудимся.

— Так ты вылечишь.

— У меня есть с собой спирт, — улыбнулся он. — Пойдем, сталкер, выпьем по сто грамм. Стрелка помянем, и вообще…Есть у нас нынче повод выпить.

Мутант снова заворчал, будто ему не понравилось наша мысль принять на грудь.

— Тихо, Мухтар! — ласково сказал старик, гладя пса. — Пойдем, я знаю дорогу. Скоро будем на месте.

— Конечно, — ответил я, и мы пошли к выходу со стадиона, в город, мокнущий под дождем, который впервые за двадцать семь лет не грозил смертью.