Зона — это Зона. О происходящем в ней и о ее фокусах можно говорить бесконечно. Она может преподнести любой сюрприз. Здесь нет ничего неизменного и стабильного. Здесь могут исчезнуть или появиться не только люди — целые районы. Но люди исчезают куда как чаще, а вот возвращаются единицы.
Когда в начале апреля Мишка Бандура неожиданно исчез, и все лето о нем не было ни слуху, ни духу, все сталкеры на Затоне решили, что наш патриарх отходил свою сталкерскую дорожку до конца. Нашел, как принято тут говорить, последний хабар. Загнулся от радиации, схлопотал пулю, попал на обед к собакам, или нарвался где-нибудь в заброшенном подземелье на контролера и присоединился к зомбированным. Бродит теперь по Зоне, не живой, не мертвый, бормоча бессмысленные фразы и стреляя во все живое, что попадется на глаза. Вот почему на «Скадовске» все остолбенели, когда раненьким таким сентябрьским утречком открылась дверь в «Трюм», и в бар вошел Бандура — похудевший, обросший сивой бородой и улыбающийся.
— От так да! — вскрикнуло сразу несколько человек и уставились на Бандуру, будто самого Хозяина Зоны увидели. А Бандура сразу направился ко мне. Подошел, обнял и, глядя мне в глаза, сказал:
— Похоронил меня?
— Мишка! — Я пытался прийти в себя, но у меня это плохо получалось. Слишком сильным было потрясение. А нас уже обступили завсегдатаи бара, улыбались, хлопали Бандуру по плечам, протягивали стопки с «казачьей». Бандура принял одну из стопок, лихо хлопнул, глаза его заблестели в полутьме трюма. А я все смотрел на него и никак не мог понять, что вот он, реально тут, живой и, кажется, вполне довольный собой.
— Блудный мальчик вернулся! — загремел из-за стойки Борода. — Давненько тебя не было, Мишаня. Празднуем! Выпивка за мой счет!
Сталкерюги загудели довольно, сгрудились у бара, звеня стаканами. Бандура заел водку кусочком колбасы, облокотился на стол и сказал:
— Давай еще по одной?
Я, опомнившись от потрясения, потянулся за початой бутылкой, которую мы с Дроном распечатали четверть часа назад. Бандура поднял стакан и лихо опрокинул его в глотку. Я выпил водку залпом и почувствовал, что мои мозги вроде как становятся на место.
— Ты где был? — наконец, сумел сказать я.
— О-о! — Бандура поднес к ноздрям горбушку, шумно втянул воздух и вцепился в корку прокуренными зубами. — Гулял я, Саня. Мир смотрел.
— Мир смотрел? А мы тебя…
— Похоронили, знаю. Аах, хорошо цепляет, мерзавка! Обижен на меня?
— Почему ты ничего не сказал? Хоть бы сообщение скинул!
— Так было надо, — Бандура слил остатки водки в стаканы. — Твое здоровье, Саня!
— Твое здоровье.
Вокруг нас уже собрался круг из десятка сталкеров, явно ждущих истории о странствиях Бандуры. Но Мишка не спешил — медленно и с видимым удовольствием ел тушенку из миски. Вова Таракан принес еще две бутылки, но Бандура, выпив третью стопку, заявил, что больше пить не будет.
Сталкеры были разочарованы — я видел это разочарование в их глазах. Они ожидали рассказа Бандуры о его похождениях, но всем стало ясно, что рассказа не будет. Я наблюдал за тем, как Бандура отошел к стойке и о чем-то говорил с Бородой, а потом вернулся обратно ко мне.
— Надо поговорить, — сказал он. — Есть тихое местечко?
— У меня в каюте можно.
— Добро. Иди, я скоро.
Не знаю почему, но я не стал ни о чем расспрашивать Бандуру — просто поднялся по лестнице к себе, сел на койку и начал ждать. По коридору ходили сталкеры, я слышал их голоса — они говорили о Бандуре, о его чудесном возвращении. Давно на «Скадовске» не было такого оживления. В баре начали петь, и голоса звучали нетрезво. Вроде как праздник у нас. Конечно, сегодня не 10 июня, Международный День сталкера, но все-таки повод есть…
Бандура появился где-то через полчаса. Бросил на кровать разряженный «калаш», рюкзак и противогаз, сел напротив меня и забросил ноги в стоптанных берцах на табурет. Он был хорошо навеселе, не иначе с Бородой выпил за встречу.
Я смотрел на него и не верил своим глазам. Признаться, не чаял я вновь увидеть Мишку в этой жизни. Наша с Бандурой дружба завязалась около полутора лет назад. Я тогда только-только оказался в Зоне — зеленый сопляк, которого выперли из сельхозакадемии за неуспеваемость. За год до того у меня один за другим умерли родители, а потом еще и невеста ушла. Черная полоса в чистом виде. В то время мне хотелось двух вещей: либо умереть, либо на корню изменить жизнь, бежать от проклятой невезухи, которая взяла меня за горло. Именно тогда я услышал это загадочное словосочетание — «Зона отчуждения». Заинтересовался, стал собирать доступную информацию в сети, и, в конечном итоге, принял самое серьезное в своей жизни решение. Продав все ценное, что у меня было, я купил билет на поезд до Киева и очень скоро оказался на Кордоне — «предбаннике» Зоны, как его неуважительно называют сталкеры. Меня здесь, понятное дело, никто не ждал, и я первое время чувствовал себя чужим среди таких же новичков, как я сам. А дальше была встреча с Бандурой: я столкнулся с ним у местного торговца Сидоровича, случайно. Уж не знаю, почему Бандура обратил на меня внимание. Спросил, кто я, как оказался на Кордоне, предложил выпить за знакомство. Оказалось, что мы земляки, оба из-под Воронежа, и Бандура в своей прошлой жизни даже пару раз бывал в моей родной деревне. Короче, сдружились мы. Мишка взял на себя роль моего наставника, и его уроки мне очень пригодились. И еще мне льстило, что Бандура стал моим другом: на Затоне не было сталкера авторитетнее Мишки. Может, только Ной, да еще Лоцман, о котором говорили, что он Зону как свои пять пальцев знает. Бандура, сорокалетний кряжистый мужик со спокойными серыми глазами, считался среди сталкеров лучшим знатоком артефактов. О себе он никогда не рассказывал: единственное, что я знал о прошлой жизни Михи, так это то, что он типичный бич — до того, как податься в сталкеры, работал в каком-то НИИ научным сотрудником. Что у него была жена, с которой он уже лет десять в разводе, и есть взрослый сын, которого он не видел очень давно. И еще Бандура отлично стрелял. Черт его знает, где он так научился стрелять. Словом, мне повезло, что я нашел такого друга, да только в апреле, вскоре после нашей короткой вылазки на Янтарь за хабаром, Мишка внезапно пропал, как в воду канул. И вот объявился аж спустя пять месяцев.
— Вот я и дома, — сказал он. — Уж не чаял, что снова здесь окажусь. Рассказывай, какие у тебя новости?
— Никаких. В Затоне ничего нового вообще не случается. Вот только Кардан пить бросил.
— Серьезно? У контролера закодировался, что ли?
— Не знаю. Бросил, и все.
— Понятно, — тут Бандура наклонился и хлопнул меня по плечу. — Как сам-то, братишка?
— Терпимо. Ты хотел мне что-то рассказать, ведь так?
— Конечно. Извини, я заставил тебя ждать. Надо было старые долги оплатить. Я ведь когда ушел, Бороде за снарягу и харчи остался должен пятнадцать тысяч. Теперь мы в расчете. Я с хабаром пришел. — Бандура показал мне толстую пачку денег, и не рублей, а евриков. — Долг отдал и заработал кое-что. А вот это — тебе.
Он снял с пояса контейнер, раскрыл его и протянул мне артефакт. Таких я еще не видел, да и думаю, никто на Затоне подобных артефактов никогда не встречал. С виду слегка сплющенный шар величиной с крупное яйцо, темно-синий с размытыми пурпурными пятнами, поверхность гладкая и шелковистая. Мой счетчик Гейгера тут же отреагировал на артефакт слабыми щелчками.
— Радиоактивный, — сказал Бандура. — Но не больно, здоровью не вредит, если, конечно, его сутками в руках не держать. Видал такие?
— Ни разу.
— Я назвал его «Пасхальное яйцо». Это очень редкий артефакт, брат. Он только в одной аномалии встречается, в «Смерче». Если повезет, можно в одном «Смерче» несколько таких отыскать.
— И чем он хорош? — Я протянул артефакт Бандуре, но Мишка покачал головой и улыбнулся.
— Он твой, — произнес он. — Дарю. А хорошего в нем то, что он вроде как правильные мысли дает. Голову хорошо проясняет.
— Пси-поле блокирует?
— Может быть. Но больше помогает в себе разобраться, принять нужное решение. Я после того как его нашел, многих ошибок избежал. Может, благодаря этому артефакту я и выжил. Всегда держи его при себе, не пожалеешь.
— Так что ты собирался рассказать?
— Я? Ах, рассказать… Вот, хабаром разжился чуток, пока странствовал, теперь никому ничего не должен.
— Где ты был?
— Везде, брат. От Янтаря до самой станции доходил и живым оттуда вышел. Такое видел, чего словами не рассказать. Хоть садись книгу пиши.
— Почему ты не взял меня с собой?
— Так надо было, Саня, — Бандура достал из рюкзака бутылку водки. — Ты только не обижайся, пожалуйста. Все получилось очень быстро и… и не моя это тайна была, понимаешь? Не мог я тебя с собой взять, даже если бы захотел.
— Понимаю, — я наблюдал, как Бандура наполняет стаканы, вскрывает ножом банки с консервами. — Выполнял секретное задание?
— Можно и так сказать. Но теперь все, шабаш, — Бандура протянул мне стакан с водкой. — Давай еще раз за дружбу. Сколько мы с тобой знакомы, год?
— Больше. Познакомились в марте прошлого года, значит, почти полтора.
— Помню, — улыбнулся Бандура. — Ты у Сидоровича что-то покупал, а я ему «Выверт» принес на продажу. Глаза твои я запомнил, как ты на артефакт смотрел. Сразу было видно — новичок…Надо ж, столько времени прошло, а мы еще живы с тобой. Давай выпьем за жизнь!
— Что-то мне тон твой не нравится, — сказал я, закусив водку.
— А что тон? Нормальный тон, — Бандура откинулся на скатанный матрац, заложил руки за голову, потянулся. — Жизнь штука хорошая. За нее стоит не одну стопку выпить. Чем занимался?
— Чем сталкеры занимаются, Мишань? Артефакты искал. Только на Затоне уже ничего не осталось. Даже после выбросов ничего не появляется. — Я вздохнул. — Желающих разбогатеть все больше, артефактов все меньше. Зато мутантов и бандюков выше крыши.
— Эй, мужики! — Вова Таракан заглянул в дверь. — Там Борода стол накрыл. Не хрена тут отшельниками сидеть. Народ ждет истории! Пошли, отметим.
— Запросто, — Бандура лениво потянулся, сбросил ноги с табурета. — Пошли, Санек, разговеемся в умат.
— Ты ведь что-то хотел мне сказать, так?
— Хотел. Но ребята ждут. — Тут Бандура как-то странно на меня посмотрел. — И Зона ждет. А она, брат, ждать ой как не любит.
В этот момент у меня появилось подозрение, что Бандура за время своих таинственных рейдов по Зоне малость поехал головой, совсем как бедняга Ной, который раньше был душой-человеком, а теперь сидит на своей ржавой барже и что-то лепечет про мутантов и какую-то Волну. Ничего удивительного в этом нет — в Зоне все становятся немного сумасшедшими. Кто-то больше, кто-то меньше. Да и по правде сказать, нормальный человек в принципе полезет в Зону? Нет, конечно. Все мы шизики, если пришли сюда. Бандура угадал мои мысли.
— Думаешь, шифер у меня поплыл? — сказал он. — Может и так. А мне вот кажется, я кое-что главное в жизни понял. Придет время, и ты это поймешь. Не грузись, Санек, пошли лучше водку пить…
Я напился в лохмотья — даже не помню, как вырубился. А проснулся далеко за полдень у себя в каюте, в состоянии жуткого бодуна, который следовало срочно лечить.
Борода выглядел как огурчик — вот уж у кого башка чугунная. Или у него есть какой-нибудь артефакт неизвестный, который от похмелья лечит?
— На-ка вот, полечись, — сказал он, налив мне пятьдесят грамм в стопку. — Утро для замаливания вечерних грехов самое время. Как говорил медвежонок Винни-Пух?
Кто ходит в гости по утрам,
Тот поступает мудро.
То тут сто грамм, то там сто грамм —
На то оно и утро!
Морщась и пересилив тошноту, я влил в себя водку. Борода постучал пальцем по стоявшей на стойке тарелке с нарезанной колбасой — мол, закуси, бродяга, не играй в гусара.
— А где Бандура? — спросил я, проглотив набежавшую слюну.
— Ни свет, ни заря ушел куда-то. — Борода наклонился ко мне, зашептал. — Слушай, он не говорил тебе, где пропадал?
— Нет, — я почувствовал, что жуткая головная боль начинает меня понемногу отпускать. — Только сказал, что вроде как на самой станции побывал.
— Иди ты! — Борода вознамерился налить мне еще, но я решительно покачал головой и отодвинул стакан. — Был на станции и живым выбрался? Быть того не может.
— А вот придет он, ты сам его расспроси. Может, и расскажет Мишаня, куда его нелегкая носила.
— Он мне «Бриллиант» принес, — помолчав, сказал Борода. — Представляешь, я до сих пор только слышал о нем, но ни разу не видел. Знаешь, сколько он стоит? На большой земле за этот артефакт коллекционеры чемоданы денег сулят.
— То-то я думаю, откуда у него евро взялись.
— Хочу его попросить еще «Бриллианты» поискать, — сказал Борода. — Чую, знает наш Бандура, где в Зоне находится легендарный Клондайк артефактов. Сань, ты бы с ним поговорил. Вы с ним кореша не разлей вода, тебе он все расскажет.
— Не думаю. Вчера я пытался узнать, где его черти носили. Он ничего мне не сказал.
— Это он пока в струю не вошел, — уверенно сказал Борода. — Погодь, отойдет он маленько, сам тебя на Клондайк потащит.
— Давай о прозе поговорим. Сколько я тебе должен?
— Двести сорок пять.
— И семьсот я должен Сычу за патроны, — пробормотал я. — Надо искать работу.
— Вчера Коля Механик на сгоревшем хуторе нашел «Кристалл», — сказал Борода. — Сегодня с утра несколько ребят уже пошли туда на поиски. Сходи, пошукай, может, повезет тебе, а не им.
— Схожу. Спасибо, что ждешь с долгом.
— Да не за что. Иди, освежись, прогуляйся.
День был погожий, теплый, с легким ветерком. До сгоревшего хутора я добрался минут за двадцать. Здесь уже прохаживались несколько сталкеров, и я выяснил по ходу, что пока никому из них не подфартило. И еще я узнал, что бушующая на хуторе «Жарка» изменила свое местоположение. Один из сталкеров, Вася Киевлянин, расслабился не к месту, едва не влетел в аномалию и не превратился в шашлык. Побродив немного с индикатором в руках, я понял, что надо бросать это грязное дело и валить с хутора, все равно ничего не найдешь. Можно, конечно, в «Кисель» сходить, но топать до аномалии почти два километра после вчерашней пьянки не хотелось. Я отошел от озабоченных поисками ребят, присел в тенечке под горкой, достал сигареты, закурил и погрузился в блаженную дремоту, какая бывает только летом, на свежем воздухе. А потом почувствовал приближение Беды.
В Зоне все чувства обостряются до предела. Какая-то защитная реакция организма, которую никто не может объяснить. Начинаешь чувствовать буквально все: приближение выброса, присутствие мутантов, интуитивно угадывать границы аномалий, словом, выделывать штуки, которые в цивилизованном мире доступны только экстрасенсам каким-нибудь. А тут каждый желторотик, если не крякнет на второй день, угодив в аномалию, или не закончит свой скорбный земной путь в желудке какого-нибудь мутанта, быстро учится науке выживать. Вот и я научился — и почуял.
— Чуваки! — Тоха Крест аж спотыкался, карабкаясь по склону холма в нашу сторону. — Там… там…
— Мишка, — вздохнул я, и мое предчувствие оказалось правильным.
Бандуру нашли недалеко от аномалии «Цирк». Он лежал под скалой, и вороны уже успели проклевать дыры в его комбезе и сильно попортить лицо. Врач со «Скадовска» определил причину смерти — 9-тимиллиметровая винтовочная пуля СП-5 в голову, причем с близкого расстояния. Он даже не понял, бедолага, что с ним случилось. Прямиком ушел в царство небесное, без страданий и ужаса.
Хоронили Бандуру всем «Скадовском». Жахнули водки за упокой раба Божьего, молча — говорить долго никто не мог, так все были потрясены. И только потом, как отпустило нас немного, заговорили о случившемся. Догадки насчет того, кто замочил Мишку, высказывались, грешили на бандюков, но все понимали, что это не так. Урки с «Винторезами» по Затону не гуляют, мелко они для этого плавают. Точно какая-то тень упала на нас на всех, оттого все были подавлены, а я…
Странное чувство, но я почему-то думал о другом. Мне казалось, что то, что случилось с Мишкой, было предопределено, и другого исхода просто не могло быть. Он и вернулся в Затон затем, чтобы умереть здесь, среди нас, тех людей, с которыми когда-то начинал свой путь сталкера. На глазах у Бороды, Кардана, Механика, Дрона, Тополя, Вальки Перца. На моих глазах. Умер, потому что выполнил что-то очень важное, и дальше ему жить просто не имело смысла. Глупая мысль, но она крепко засела в моей голове и не отпускала весь вечер. Я слушал ребят, но думы мои были далеко. Когда сталкеры начали расходиться по каютам, я вроде как облегчение испытал.
У себя в каюте я понял, что сегодня не засну. Сел на койке, взял в руку артефакт, который покойный Мишка назвал «Пасхальным яйцом» и долго таращился на него, будто ожидал какого-то контакта с ним. Курил, вспоминал Мишку, думал о том, что случилось. А потом вдруг заметил, что из-под подушки торчит уголок замусоленного желтого листка бумаги. Я вытащил листок, развернул — это был Мишкин почерк:
«Саня, ты уж прости, что я тебе ничего не сказал. Нельзя было тебе со мной. Да и сейчас нам вместе не айс в Затоне рисоваться. Если узнаешь обо мне что нехорошее, загляни в тайничок, тот, что я тебе однажды у лесопилки показал. Там все мое наследство для тебя. Сам реши, станешь ты моим наследником или нет. Другом ты был настоящим, претензий у меня к тебе никаких, так что не поминай меня лихом».
Я аж вспотел весь. Мишка знал, что его убьют, вернулся сюда специально, чтобы встретиться со мной и что-то передать. И ничего не сказал, сволочь такая, ничего! У меня от злости и обиды даже слезы навернулись. Эх, Мишка, копеечная твоя душа, что же ты сразу ничего не сказал! Эх, Мишка, Мишка…
Оделся я махом. Зашнуровал ботинки, проверил маску, нацепил разгрузку на комбез, покидал в рюкзачок аптечки, запасные батареи к фонарю, антирад и флягу с водой. Потом достал из шкафа свой «Вепрь» и метнулся вниз, в «Трюм». Здесь было пусто, бар был закрыт.
Гулять ночью по Затону не самая лучшая идея, но я не думал ни о чем, кроме Мишки и тайника, в котором, как мне казалось, я найду ответ на вопрос, который меня так мучил — за что убили Бандуру. Держа заряженный дробовик наготове, я добрался до моста и вскоре увидел лесопилку. Здесь много радиоактивных пятен, так что пришлось сбавить шаг, прислушиваясь к щелканью рентгенметра.
Тайник, про который написал в записке Бандура, находился в первом полуразрушенном доме справа от лесопилки, под крышей. Об этом тайнике знали только он и я. В доме стоял крепкий запах разложения, но трупов я не увидел. Может, зверюга какая под полом сдохла, или зомбаки тут тусовались. По скрипучей хлипкой лестнице я поднялся на чердак, включил фонарь и направился к тайнику.
Доски чердачного перекрытия казались крепко приколоченными, но на самом деле Бандура просто обрезал гвозди кусачками, оставляя короткий шпенек со шляпкой, и отодрать их было делом одной секунды. Я увидел под досками большой сверток, аккуратно упакованный в брезент и в полиэтилен. В свертке оказался новенький АК-74М, три магазина к нему, несколько пачек натовских патронов SS109, штатный прицел ПСО-1, две гранаты РГД-5 с запалами, армейская аптечка, блок сигарет «Честерфилд», две зажигалки, жестяная банка из-под «Нескафе», в которой что-то громыхало, и металлическая коробочка, вроде как от каких-то таблеток. Я открыл коробочку, в ней лежала флэш-карта. Все, что мне оставалось сделать, так это вставить ее в свой ПДА.
— Привет, Малой, — голос Бандуры звучал устало, но спокойно. — Если ты слушаешь эта запись, значит, я уже с архангелами на небесах чаи глушу. Коли так обернулось все, ты не горячись, не расстраивайся — все мы смертны. Однако так уж получается, дружище, что кроме тебя мне не на кого положиться. Есть дело, которое надо довести до конца. Обещал я хорошим людям с ним разобраться, да вот не судьба вышла. Приказывать не могу, просто прошу по-дружески помочь. Возьми артефакт, который лежит в кофейной банке, и топай на Янов. Никому не доверяй, иди один, и не старым путем, а тем маршрутом, что военные нашим скинули, так безопаснее. Найдешь на Янове капитана «Долга» по фамилии Добродий. Доложишься, мол, так и так, сыграл в ящик Бандура, тебя вместо себя прислал. Я говорил Добродию о тебе. Отнеси ему артефакт из банки, он знает, что дальше делать. Все, что найдешь в тайнике — твое. «Калашников» этот непростой, мне его на Янтаре один чел апгрейдил, любая натовская пукалка ему в подметки не годится. Владей на добрую память. Если когда обидел тебя, прости, не со зла, а по глупости. Если надумаешь мне помочь — действуй, если нет — я не в обиде на тебя, поскольку дело, которое прошу тебя довести, опасное, сразу предупреждаю. Хреновое дело. Так что подумай, прежде чем браться. Флэшку эту выброси куда подальше, чтоб не нашел никто. Короче, Бог тебе в помощь, Малой. Прощай, братан. Удачи тебе.
Ой, как я злился, когда это слышал! Не потому, что Бандура мне что-то поручил, а потому, что сразу ничего не сказал. Кто его знает, действовали бы мы с ним на пару, живой бы он сейчас был. А так…
Лист шифера в полуметре над моей головой треснул, будто в огонь попал, с пробитого пулей стропила на меня посыпались пыль и щепки. Выстрела я не слышал, но будто во сне понял, что сейчас будет второй, от которого мне не уйти. Я упал на пол рядом с тайником, дрожащими пальцами достал из ПДА флэшку Бандуры и сунул в рот. Теперь надо прикинуться убитым и подождать.
Снайпер не торопился. Видимо, проверял, наповал он меня сделал, или нет. Я лежал, обливался потом — и ждал. Очень долго ждал, а потом услышал где-то внизу тихие осторожные шаги.
Снизу меня не видно. Перекрытие потолка из бетонных плит, так что и очередь с первого этажа меня не достанет. Но убийца знает, где я, обязательно полезет на чердак, чтобы убедиться в моей смерти, а это значит…
Значит, мне надо попробовать дотянуться до автомата. Медленно, очень медленно я придвинул руку к тайнику, нащупал автомат, так же медленно потянул на себя. Потом так же медленно дотянулся до магазина — попался пустой. Второй оказался снаряженным. Внизу было тихо — снайпер не торопился лезть на чердак. Я, затаив дыхание, прислушивался к звукам с первого этажа. А потом решился: осторожно перекатился на спину, сжимая автомат в правой руке, а магазин в левой. Вставлять магазин в оружие нельзя, будет щелчок, снайпер может услышать и тогда все, хана полная. Я не выберусь с лесопилки, сто процентов. Нельзя спугнуть гаденыша…
Снова послышались шаги, и негромкий голос спросил:
— Ну что, Ахмад?
— Тихо, — ответил другой голос, с сильным кавказским акцентом. — Уже час тихо. А фонарь горит.
Двое, подумал я, замирая от ужаса. Двое, а может, и больше. Все, допрыгался. Я даже не заметил, как проглотил флэш-карту. Ну, запора теперь можно не опасаться, не доживу…
— Готов, — сказал первый голос. — Иначе бы уже выдал себя.
— Сам полезешь, или мне его обшмонать? — спросил кавказец.
— Вдвоем лезем. Я впереди, ты за мной.
— Добро.
Внизу вспыхнул фонарь, захрустели осколки стекол под тяжелыми шагами. У них пара секунд, чтобы добраться до лестницы, еще секунды три-четыре — чтобы по ней подняться. И столько же у меня, чтобы не ошибиться, потому что любая ошибка означает смерть.
Луч фонаря заплясал — мои враги начали подниматься по лестнице. Я дождался, когда лестница заскрипела под их ногами, крокодилом развернулся на брюхе к чердачному люку. В нем уже показалась голова в шлеме экзоскелета, потом появились плечи. Луч фонаря заплясал по чердаку и погас. Все верно, зачем ему фонарь, если мой горит.
Раз — я вогнал магазин в гнездо автомата. Два — передернул затвор. Три — вскинул оружие и нажал на спуск.
Грохот выстрелов потряс весь чердак. Короткий вопль, треск дерева, звук падающих тел, взрыв ругательств. Гранаты в тайнике Бандуры были с вкрученными запалами. На то, чтобы схватить гранату, выдернуть чеку, подскочить к люку и швырнуть гранату вниз, на первый этаж, мне понадобилось не больше двух секунд.
Шарахнуло так, что весь дом будто подскочил на фундаменте. Наступившая тишина была такой полной, что мне показалось — взрыв разорвал мне барабанные перепонки. Я сидел, держа люк на прицеле автомата и ждал, когда уроды полезут наверх. Уж не знаю, сколько я так просидел, прежде чем понял, что на этот раз остался в живых. Только когда ночной ветер совершенно унес толовую гарь, и стало ясно, что внизу живых душ больше нет, я спустился на первый этаж.
Трупов было два — один в экзоскелете, второй в натовской камуфлированной броне. Такого качественного и дорогого снаряжения я в Зоне еще ни у кого не видел. Кто бы ни послал эту парочку, денег на их экипировку не пожалели. На полу валялось их оружие, тринадцатизарядный чешский пистолет CZ100 и винтовка, которую я вначале принял за «Винторез», но, присмотревшись, узнал еще более навороченную пушку — ВСК-94. Я даже не сомневался, что именно из этой винтовки убили Бандуру. Мертвец в экзоскелете лежал навзничь, задрав кверху ноги, второй ничком, скорчившись, видимо, не сразу его смерть прибрала. Я снял с него шлем. Типичный кавказец, голова бритая, лицо сухое, горбоносое, с черной бородой. Я хорошо приложил его гранатой: кровь из ушей, носа и рта залила ему всю камуфлу, бронежилет был изорван осколками. Второй покойник был славянином, хотя судил я только по светлым усам: моя очередь, выпущенная с десяти метров, считай, что вслепую, превратила верхнюю часть головы в месиво. Изготовленный украинской оборонкой спецназовский экзоскелет «Сармат» от модифицированного «Калашникова» Бандуры не защищал совершенно. Зрелище было не самое приятное, и меня вывернуло наизнанку. Успокоившись и придя в себя, я все-таки попытался обыскать трупы. У обоих покойников в карманах и сумках стандартный сталкеровский набор: патроны к оружию, сигареты, аптечки, бинты, сухие пайки. Странно, но оба были без ПДА. Взрыв моей гранаты искорежил винтовку кавказца, но пистолет был в полном порядке, и я сунул его в свою сумку. Медлить больше не имело смысла, да и опасным становилось — только сейчас до меня начало доходить, что к этим двоим может присоединиться подкрепление, и я гарантированный труп. Подняв отброшенную взрывом лестницу, я вскарабкался на чердак, забрал вещи из тайника и дунул с лесопилки во все лопатки. Страха я уже не чувствовал. Все, что я испытывал, так это ужасную усталость и удовлетворение. Ведь я все-таки отомстил за Бандуру.
После бодрящего километрового кросса я, убедившись, что погони за мной нет, забрался в кусты подальше от дороги и, отдышавшись, открыл банку из-под кофе. Артефакт был совершенно мне незнаком — неправильной формы, величиной с биллиардный шар и совершенно черный. Настолько черный, что казалось, будто он поглощает свет. Когда я взял его в руку, мне даже показалось, что ночь, и без того темная, стала еще темнее. Радиации странный артефакт не излучал абсолютно, что тоже было необычно. Я сунул артефакт обратно в банку, а банку в рюкзак, достал сигареты и закурил. Возвращаться на «Скадовск» я не собирался — все мое барахло было при мне. Да и опасно было там появляться: не исключено что компаньоны выследивших меня убийц поджидают меня на сухогрузе. У меня был только один вариант — немедленно отправляться на «Янов». Если мне повезет, к утру я уже буду на подходах к станции. А дальше — как Бог рассудит.