ЗвеРра

ЛУНА ПРИБЫВАЕТ

Ночь третья

Пришла ночь.

Ветер разбушевался не на шутку, трепал мельничный флюгер, таскал флюгерного соболя за хвост.

Марк был рад, что спит под кроватью, а не на чердаке.

В расположении на ночлег жильцов мельницы произошли изменения: лисички переселились на кровать, места им там хватило за глаза. Накинули занавеси на каркас балдахина и получилась у них уютная палатка, за тонкими стенками которой они о чём-то шептались, поминутно хихикая. А когда тонкая рука Илсы утянула под полог светильник, из кровати получился волшебный фонарь с полупрозрачными разноцветными стенками, по которым плясали причудливые тени сидящих лисичек.

Архивариус перешёл спать на кухню, тёплая Птекина лежанка за печкой ему очень понравилась.

Птека же вполне приноровился заползать под кровать и с раненой рукой. Новое место ночлега он обустроил по своему обыкновению основательно: ковриков настелил, подушками запасся. Росомаха тут же уволок парочку на свою половину.

Ветер свистел, мельница покряхтывала. Марк сонно думал, что знамя нужно закреплять на древке как можно крепче, иначе в такие ночи его сорвёт ветром. Будущий флаг пока ещё был туго распят на раме, стоящей в углу комнаты.

Первым, как всегда, заснул росомаха. Возмущённый кражей подушек Птека угомонился позже. Затих и шебет лисичек, перестал светиться волшебный фонарь.

Марк крутил в голове всё, что знал и пережил в ЗвеРре, пытаясь найти хоть малейшую зацепку. Раз за разом он прогонял в памяти последние дни.

Вспомнил одну вещь, легонько толкнул росомаху.

Тот лягнулся в ответ, не желая просыпаться по пустякам. Потом, всё-таки, снизошёл:

— Чего?

— Графч, помнишь, как ты старого крыса убил в подземелье под Оленьим Двором? — зашептал Марк.

— Ну? — буркнул росомаха.

— Ты нас очень быстро вывел к залу, откуда Артефакт украли. Почему?

— По следу, — зевнул росомаха и засопел ровно.

Марк толкнул его снова.

— Потом выспишься. По чьему следу?

— Не зна-а-а-а-ю, — росомаха зевнул ещё слаще. — Просто след. Вонючий.

— Сможешь узнать? — загорелся Марк.

— Не знаю, — потыкал подушку кулаком росомаха.

Поправил медальон и уснул.

Марк не стал толкать его снова. Пока пищи для размышлений было достаточно. Он тоже припомнил характерный запах, витавший около сломанной решетки. Значит, росомаха шёл по этому запаху. Похоже, нашлась и разгадка странным операциям с благовониями в зале Артефакта. Очень интересно. Убийцы оленей пытались…

От восточного окна давно шло поскрипывание, которое Марк списывал на ветер. Потом сообразил, что скрипит-то не в такт порывам. Но ночной гость уже просочился на мельницу.

Марк голову мог дать на отсечение, что это — тот самый, что был уже пару раз. И что именно он пытался догнать их сегодня.

Визитёр, убедившись, что все спят, расхаживал по мельнице.

Марк из-под кровати наблюдал, как бродят перед его носом туда-сюда чьи-то ноги. И никак не мог понять, какого рожна вообще нужно здесь этому гостю. Зачем он с такой настойчивостью приходит? А потом убегает? Что ему нужно?

А незваный гость даже предположить не мог, что Последняя Надежда ЗвеРры ночует под кроватью на половичке.

Он проверил столы, подошёл к зашторенному со всех сторон ложу, встал около, намереваясь раздвинуть занавеси и посмотреть.

Лежащий на полу Марк клещом вцепился ему в лодыжки и резко сказал:

— Руки вверх, скотина!

В царящей на мельнице сонной тишине возглас Марка прозвучал набатом.

Но пойманный за ноги незнакомец уперся руками в край кровати и решительно подпрыгнул. Марк треснулся головой о доски, ослабил хватку. Незнакомец вырвался и задал дёру через дверь.

Марк, ругаясь сквозь зубы, по-пластунски выбрался из-под кровати. На то, чтобы натянуть кроссовки и схватить птекин топорик ушли мгновения, но незнакомец уже топал вниз по лестнице. Проснувшийся от возгласа Марка росомаха кинулся в погоню раньше, он горел желанием взять реванш за прошлую неудачную охоту.

Марк выбежал в ночь.

Голова гудела колоколом. Ветер старался припечатать к стене мельницы. Это только раззадоривало Марка. Беглец и впритирку преследующий его росомаха уже вовсю неслись по берегу, вниз по течению ЗвеРры-реки, к мосту, к Оленьему Двору, к Волчьим Могильникам.

Марк бежал за ними, не разбирая дороги, по камням, кустам, прибрежной гальке. Он был, почему-то, уверен, что незнакомец уводит их к Оленьему Двору, где попытается затеряться в подвалах. Пару раз Марк запинался о камни и падал, подводила-таки раненая кабаном нога. Вставал, плюясь ругательствами, и бежал дальше.

Беглец свернул к мосту — и припустился вдвое по выгнутой каменной спинке моста над ворчащей угрожающе ЗвеРрой-рекой, на тот берег, подальше от проклятого города.

Росомаха взревел яростно, на бегу оборотился человеком, и быстро заработал руками и ногами. Марк же чувствовал, что свой запас сил благополучно выбегал, ещё несколько метров — и останется сесть в изнеможении на землю, судорожно глотая воздух и пялясь на луну. Топорик птекин только мешал — и он метнул его в спину убегающему. Просто так, на всякий случай.

Топорик полетел красиво, как бумеранг. Неожиданно получив обухом по затылку, беглец споткнулся. И тут же упал, сбитый с ног росомахой, который придавил его к мосту не хуже каменной балки.

Марк остановился, переводя дух. Таких умений он от себя не ожидал. Всплыла в голове картинка из любимого "Острова сокровищ" — одноногий Джон Сильвер бросает свой костыль в неприсоединившегося к пиратам матроса. Насмерть.

В правом боку кололо, Марк скособочился и, поддерживая бок ладонью, заковылял к беглецу.

Во время бега все они вспотели, как лошади на ипподроме. И даже не доходя до незнакомца, Марк уловил своеобразный запах беглеца. Тот самый.

Росомаха, ворча, подволок пойманного к краю моста, упёр макушкой в ограждение. Сел ему на грудь.

— Это звеРрик. Из кислых мышей, — подтвердил он мысли Марка. — Наверное, главный.

— Артефакт где, козёл? — рявкнул Марк, склоняясь над похитителем.

— Какой Артефакт? — прохрипел беглец. — Ничего не знаю. Ты его ищешь, не я.

— Графч, откуси ему палец! — скомандовал Марк.

Росомаха светло улыбнулся, подняв лицо к луне — улыбка сменилась оскалом звериной морды. Морда клацнула зубами.

— Стой! — замотал головой беглец. — Стой!

— Так где? — мягко спросил Марк.

— Даже если он обглодает мне до руки до локтей, Артефакта вам не видать! — зашёлся в истерике, выгнулся дугой похититель.

— А мы проверим! — оскалился не хуже росомахи Марк. — Терять всё одно нечего! Говори — либо конечностей лишишься!

Запах от злодея, приведшего ЗвеРру к концу света, шел тошнотворный. Хуже чем от росомахи, покатавшегося на останках протухшей рыси.

Марка передёрнуло.

Похититель заметил это, зло оскалился в свою очередь и выплюнул:

— Его нет, нет, и не будет! Я собственными руками скинул его с этого моста! Поняли? Его никто не найдёт, он давно под водопадом. И я это сделал! Вышвырнул ваш хвалёный Артефакт!

— А чего, гад, на мельницу лазил? — скучно спросил Марк, подбирая лежащий топорик и пальцем проверяя, не затупилось ли лезвие. — По городу бегал за нами зачем?

— Знать хотел, найдешь ли нас, шестой человек. Или будешь таким же тупым, как те пять до тебя. Любопытно мне было.

— Я вас практически нашёл, — объяснил ему Марк. — Хотел утром к вам наведаться. Мы поняли ваш фокус с благовонными палочками, который вы проделали, отбивая заметный запах. Ваш след тянется от сломанной решетки до зала церемоний. Дело было за малым — солнца дождаться и проверить. Ты же упорно к нам в гости навязывался, хвостом ходил — славы и признания не хватало?

— Что ты, шестой человек, знаешь о кислых мышах?! — дернулся похититель. "Шестой человек" — прозвучало как грязное ругательство.

— Вы живёте за мостом, — добросовестно рассказал Марк. — В городе вас не очень-то любят. Запах специфический. Вы на положении изгоев. Где-то так.

— Нами даже звеРрюги брезгуют… — выплеснул боль и обиду шестой луне похититель Артефакта. — Мы никто! Мы нигде! Этот город слишком хорош для таких, как мы!

— Угу, всё понятно, — покивал ничуть не разжалобленный Марк. — Это из серии: "Доктор, меня никто не замечает. — Следующий!" Вы рассчитываете, что вас заметят в полнолуние?

— В полнолуние все сдохнут! — радостно закричал кислый мышь и ветер разметал его крик над рекой. — Все до единого! У ЗвеРры нет Артефакта! А ты умрешь напрасно, шестой человек!

— Укусить? — деловито спросил росомаха Марка.

— Погоди, пусть скажет, каким он хоть был, Артефакт этот, — поиграл топором Марк. — Страсть как интересно.

— Ты не узнаешь! — прошипел похититель. — Никто не узнает. Мы его видели, мы его держали. А ты — нет! И мы его уничтожили!

— Геростраты вонючие, — подтвердил Марк.

— Ненавижу! — отозвался похититель.

— Аналогично! — подтвердил Марк. — А чего один шаришься? Убивали-то оленей всем скопом?

— Они боятся, — презрительно сказал атаман кислых мышей. — Они сидят и киснут. Даже оборачиваться боятся.

— Ага. И ничего не изменилось, — закончил за него Марк. — А так хотелось прогреметь на весь город, ужаснуть и поразить. Но кислых мышей по-прежнему в расчёт не берут. Элементарно, Ватсон. И моя смерть, дорогой Герострат, тебя лично ничем не согреет.

— Я уничтожил Артефакт! Я его уничтожил! — заклинило, похоже, кислого мыша.

— Ненависть — оборотень любви, — нравоучительно сообщил ему Марк. — Артефакт по-прежнему с тобой, ты всё так же маешься. И стоило после этого надрываться?

— Медальон видишь? Медведь носил! — встрял росомаха, которому тоже приспичило похвастаться, и потыкал пальцем в центральный камень подвески.

Пленник тут же воспользовался тем, что захват ослаб, резко толкнул и скинул с себя росомаху.

Вскочил на парапет, плюнул в Марка и сиганул вниз, оставив на память о себе только запах — брызги взлетели фонтаном над ЗвеРрой-рекой. Плевок до цели не достал.

Марк с росомахой склонились над ограждением. Вода у моста в лунном свете была тусклой, непрозрачной.

— Выплывет? — заинтересовался Марк.

— Не-а, — помотал головой росомаха. — Здесь глубоко. И высоко.

— Этот тип крепкий — вон как по скале на мельницу лазил, — не поверил Марк.

— Крепкий, — согласился росомаха. — Я ему ногу сломал. Чтобы не бегал. Плавать тоже тяжело.

— Пойдём домой, Графч… — буркнул Марк. — Расследование завершилось. Полный песец.

— Как Илса? — обрадовался росомаха знакомому слову.

— Илса — худой песец, — объяснил ему разницу Марк, засовывая топорик за пояс. — Изящный. А к нам пришёл полный. Такие дела.

Они немного подождали, не всплывет ли, не покажется голова. Но ЗвеРра-река принятое не отдавала.

Марк зверски окоченел на ледяном ветру, чтобы немного согреться, обхватил себя руками, засунул ладони под мышки. Нахохлился, как воробей зимой, и пошёл, прихрамывая, к городу. За спиной, на той стороне маячили угрюмые лачуги кислых мышей.

Росомаха, которому ветер был нипочем, поплевал с моста развлечения ради, а потом кинулся догонять Марка. Заметив, что тот замерз, на секунду задумался, сморщив нос. Потом начал изобретать: на голове его объявилась лохматая, похожая на папаху, шапка, которую он радушно сдернул и нахлобучил на Последнюю Надежду. Таким же манером возникли меховые варежки, которые он тоже отдал Марку.

— Я и не знал, что можно вот так ваши волшебные одёжки одалживать… — вяло удивился Марк, поправляя съехавшую на нос росомашью папаху.

— И я не знал, — подхватил росомаха. — Никто не знал. Никому не надо — у всех своё есть.

Мост остался позади, они свернули направо, к мельнице. За спиной послышались торопливые шаги, их нагнали лисички.

— Ой, а мы аж до Могильников пробежались! — обрадовалась Илса. — Думали, что вы где-то около Оленьего Двора. Поймали?

— Ага, — равнодушно сказал Марк.

— Отпустили? — удивилась Диса.

— Утонул, — пояснил, зевая, Марк.

— А кто это?

— На мельнице расскажу. В тепле, — Марк прикрыл варежкой нос от ветра и прибавил ходу, сколько хватило сил.

Говорить ему сейчас совершенно не хотелось.

Лисички переглянулись, но спрашивать росомаху не решились. Тем более, что тот был занят — пытался создать для Марка меховую куртку, но дело, почему-то, не заладилось: куртка покидать росомаху не желала, как он ни дергал её за рукава и полы.

Илса, посмотрев на эти мучения, на Марка в клетчатой рубашке и разлохмаченной шапке, на ходу придумала пушистый меховой шарф, который почти насильно накинула на Последнюю Надежду, чтобы горло было прикрыто. Марк отмахивался, особо, впрочем, не протестуя.

Росомаха заботу полярной лисички оценил, покивал довольно и, приблизившись поближе, прошептал ей, округлив глаза:

— Ты не тот песец, ты хороший песец. Худой. А к нам другой пришёл, плохой. Полный.

Заинтригованная Илса внимательно осмотрелась вокруг в поисках, где же прячется другой песец. В руках её лунными рыбками блеснули длинные узкие лезвия, готовые сорваться в полёт в любое мгновение. Осмотревшись, она никого не обнаружила. Ножи спрятала, а вопросы оставила при себе — до мельницы.

Добравшись до тёплой комнаты, Марк скинул шапку, шарф, варежки и кроссовки, положил топорик и молча заполз под кровать. Обхватил руками подушку, придавил её щекой. Под кроватью было уютно, как в берлоге, пахло досками и пылью.

Лисички — попы кверху — засунули любопытные мордочки в узкое подкроватное пространство, ожидая объяснений.

Марку смертельно не хотелось ничего объяснять. Но…

— Нету вашего тухлого Артефакта, — выдавил он из себя, понимая, что уж лучше самому рассказать, как дело было, чем услышать потом зубодробительную версию росомахи. — Этот застенчивый орёл, что к нам всё наведывался, из компании ваших неприкасаемых, которые за мостом квартируют. Как я понимаю, они на весь свет обижены: их за людей не считают. То есть за звеРриков. Вот они вам назло, чтобы самоутвердиться, и устроили конец света, поубивав хранителей и похитив главную святыню. Он сказал, выкинули Артефакт в реку с моста. Чтобы никому не достался. Чтобы всем плохо. И сам туда же кинулся. Гордый.

— Кислые мыши? — ахнула Диса. — Да они же, они же…

— Они же кислые мыши, — подвердил Марк, чувствуя, что начинает лихорадить. — Которых со дня основания ЗвеРры никто и никогда не брал в расчёт. Привыкайте к мысли, что даже кислые мыши умеют любить, обижаться и ненавидеть. Идите спать, прекрасные девы, и без вас тошно.

Раздвинув лисичек, в подкроватное пространство вторгся суровый Птека со склянкой наперевес. Оценив обстановку, он приказал чернобурке:

— Выволоките его отсюда, нужно ему согревающего дать, пока не заболел совсем!

Та (сраженная известием, что кислые мыши, — ниже и гаже которых нет и быть не может, — тихонько перегрызли надменной ЗвеРре горло) командирский тон звеРрика оставила без внимания, ни словечком не огрызнулась и послушно выполнила указание. Силами трёх девиц Марка вместе с подушкой извлекли из-под кровати и усадили на полу. Марк опрокинул в себя склянку: там оказалось жидкое пламя птекиного изготовления. С бронебойным эффектом.

У Марка в глазах скакали огненные круги, а по жилам текла расплавленная лава. Он давно подозревал, что Птека тихонько гонит самогон за печкой, теперь же его подозрения наглядно подтвердились.

Илса, присев около него на корточки, встревоженно (и ревниво) спросила:

— А какая полярная лисичка к тебе приходила? Почему мы о ней ничего не знаем?

Марк был достаточно пьян, чтобы не стесняться.

Он поймал узкую ладошку Илсы и поцеловал.

— Никакой полярной лисички, что смогла бы затмить тебя в ЗвеРре, Илса, нет, и не будет!

Илса выслушала признание в любви и задумчиво почесала нос, как бы решая, верить или не верить.

Согревающее уже ударило в голову, и Марк с радостью чувствовал, что сейчас отключится, целиком и полностью. И хоть так, хоть на немного, но сбежит из ЗвеРры.

— А знамя вышивать? — робко спросила Ниса, подергав Марка за рукав клетчатой рубашки. — Вышивать или уже не надо? — тихо, но настойчиво интересовалась рыжая лиса.

— Непременно вышивать! — старательно проговаривая каждый слог, велел Марк. — Теперь — тем более!

И, прижав подушку, он как рак-отшельник в раковину заполз в свою нору под кроватью, оставив ЗвеРру наедине с горестной вестью.

Напоследок из-под кровати глухо прозвучало:

— Уходите. Ищите, пока время есть, где можно спрятаться и переждать полнолуние. "Если же не дано граду обрести утерянное — не быть ему! Мёртвая луна будет светить над мёртвым градом, баюкая камни. Так сказал ваш святой человек, покидая это место навсегда. И нарёк его ЗвеРра"

— Тетрадь Гиса, запись о Пророчестве, — подтвердил старый архивариус, поднимаясь по лестнице из кухни.

Сбежать из ЗвеРры не удалось.

Неизвестно, из чего Птека варганил самогон, но помимо бронебойных качеств у него обнаружились ещё и галюциногенные.

Марку привиделась история проклятого города, хотя он бы предпочёл посмотреть мультики про смешариков.

Снился человек, считавший себя вправе вмешиваться в жизнь людей и зверей, судить их и карать.

Снился город, обычный город со своей жизнью, со своими грехами, страстями, делами и делишками. Не очень-то праведный, больше озабоченный хлебом насущим, чем духовными запросами.

Снилось проклятие, перевернувшее жизнь города, превратившее его в чудовище. И ни на гран не приблизившее новый город и новых его жителей ни к святости, ни к чистоте, ни к просветлению.

Снились люди, ушедшие в леса, снились звери, вышедшие из лесов.

Вот проезжий гость скандалит в гостиничке при трактире "Весёлая крыска". А люди смеются над чванливцем, заявляющим, что он пророк и святой человек. Они-то знают: святые люди в гостиницах не живут. Они все где-то там, в иных землях, ходят по облакам. Нельзя говорить: вот он я, пророк, целуйте мои башмаки, ибо я лучше вас, чист и свят. Нужно чтобы люди друг другу говорили: видишь вон того человека, пророк он, велики его дела и тянется к нему стар и млад, хоть с виду он и совсем обычный. А трактир стоит в людном месте, вести об одноглазом чудаке разлетаются быстро. Всякому лестно поддразнить самонадеянного чужака, выдающего себя за пророка.

Слово за слово — склочный гость разошёлся: ругается, плюёт на макушки, грозит зевакам из окна Числом Зверя и другими страшными карами. Посохом машет. А никто не боится, как он ни надрывается.

И в гневе покидает гостиничку одноглазый пророк, уходит по мосту на рудничный тракт.

Вот поляна в лесу, неподалеку от реки. А на поляне — игрушечный город, выстроенный приличным с виду человеком. Есть там и речка-бороздка, и мост-щепка, и тринадцать башен-веточек, и дворец-коряжка около моста. Хищно улыбаясь, снимает с себя пояс святой человек, обвивает его вокруг построенного городка и начинает выплевывать слова, меняющие мир.

Слово за словом — вот и проклятие произнесено. Ведь пророк не из тех людей, что бросают слова на ветер. Замыкает невидимый Пояс Безумия проклятый город, отрезает его, отдаёт во власть луне. Созданы правила игры для новой игрушки. Смешиваются люди и звери.

И смеётся пророк своей шутке, безжалостно топча башмаками игрушечные башни.

Возвращается обратно в трактир и объявляет, что незамедлительно покидает это сонмище грехов, лучше заночевать в пути, сделав привал у дороги, чем остаться хоть на ночь в таком гадючнике. Никто не печалится, все предвкушают новый скандал: пока склочный гость гулял, в гневе оставив окно нараспашку, уличные воришки пробрались в номер, украли красивый замшевый чехол с астролябией и подзорной трубой внутри.

Но постоялец на удивление тих и благостен. Только счёт за постой на пол кинул и походил по нему, посоветовав трактирщику отыскать воров и оставить похищенное себе в качестве оплаты.

Теперь в гневе трактирщик — он багровеет и кричит, что свет не видывал подобного скряги и склочника, и что он ещё поквитается за убытки, не посмотрит, что постоялец из учёных людей.

Одноглазый гость лишь улыбается кротко: он-то знает, что, повинуясь смутному зову, к городу подходят звери, и вскорости грядёт побоище. Подбирает затоптанный счёт, пишет на оборотной его стороне Предсказание про Артефакт и всё остальное, и с издёвкой вручает хозяину заведения.

Трактирщику становится понятно: он не решается больше связываться с сумасшедшим — пусть отправляется на все четыре стороны, убытку будет меньше. Проживём и без его денег.

Покидает экономный пророк, очень довольный собой, отравленное проклятием место.

Лес, ночь, полная луна улыбается с небес. Волки, идущие в город, чтобы стать людьми, нападают на одноглазого путешественника, и жизнь его обрывается. Но люди, пробуждающиеся в волках, соображают, как с умом использовать останки и вещи пророка.

И мёртвая голова ложится в основании проклятого города, и вырастает шиповник по границам, и рокочет подле Волчьих Могильников ЗвеРра-река…

Скреплённое смертью проклятие делается прочнее во сто раз, ни пешему, ни конному, ни крылатому не пересечь Пояса Безумия, не миновать серебряный шиповник.

Злая шутка становится жизнью. Ужас царит в городе по ночам. Всяк приспосабливается, как может.

Годы идут в заколдованном месте, высятся на одном берегу башни ЗвеРры, киснут на другом лачуги мышей. И пропасть между ними и городом глубже речного русла. Капля за каплей копится ненависть.

Сломаны решётки в подземельях Оленьего Двора. Отверженные проникают в святая святых ЗвеРры и выплёскивают свою злобу на дворцовые плиты вместе с кровью оленей. Но даже похищение Артефакта не делает из звеРриков звеРрюг. Артефакт уничтожен, но для кислых мышей ничего не поменялось.

А город неуклонно сходит с ума, отсчитывая луны, оставшиеся до конца. И гибнут в нём один за одним люди, призванные ЗвеРрой на помощь.

И нет надежды.