День
Во сне Марку виделась ЗвеРра, похожая на огромную косматую медведицу, рокочущую как водопад. А Пояс Безумия был на ней совсем не поясом — строгий металлический ошейник плотно охватывал горло.
ЗвеРра глухо рычала, но смотрела на Марка жалобно. Потом появился пророк, больше похожий на одноглазого пирата. Пакостно скалясь, он прицепил палку к ошейнику, поднял громадного зверя на дыбы и заставил танцевать.
Косопятая ЗвеРра переминалась с лапы на лапу и тихонько хрипела.
Во сне Марк от души подрался с пророком, наставил ему тумаков и подбил единственный глаз. Таких приятных сновидений давненько не было.
Проснулся он раньше всех, только солнце ткнулось в зашторенное восточное окно. Терем-теремок дрых беспробудно, навёрстывая отнятое ночными приключениями.
Марк по-пластунски вылез из-под кровати. Тихо, в одних носках стал ходить по комнате, разминая затёкшее тело.
Было как-то удивительно хорошо на душе. И оттого, что все живы, и оттого, что раннее утро, свет пробивается сквозь щели между шторами, и пылинки играют в его лучах. И оттого, что день впереди.
Под южным столом, утопая в мехах, спали, как птички в гнезде, девицы. Все трое. Илса была права: пригревшаяся между подружками Ниса перестала бояться и вернулась в человеческий облик. Чёрные, рыжие, светлые кудри разметались по изголовью, переплелись, — и Марк невольно залюбовался спящими красавицами.
Потом мотнул головой, прогоняя морок-очарование, и пробурчал:
— Потому что нельзя быть на свете красивой такой, ага. Эльфы, это всё и объясняет.
И пошёл на кухню умываться, стараясь, чтобы ступеньки не скрипели.
Никуда не спеша, сделал себе завтрак.
А когда, чистый и сытый, вернулся в комнату, то достал из рюкзака карту, присел к восточному столу и принялся размышлять о том, о сём.
"В ЗвеРре поменялся баланс… — думал Марк. — Имеем мы теперь вот что: Круг Безумия состоял из шести звеРрюг. Если начинать считать с самых мелких, это ласки, выдры, росомахи, рыси, кабаны и медведи. Чем мельче звеРрюги, тем больше их численность. Была.
А что теперь?
Ласки вырезаны волками.
Выдры вырезаны крысками.
Росомахи ещё имеются, хотя одного мы из их рядов изъяли. Сколько осталось?
Рыси — тоже минус одна особь. Рыси предпочитают лес, приходят в город по мосту. Перекрыть мост? Надо над этим подумать.
Кабаны. Кабан был один, его вычёркиваем.
Медведя тоже.
Немного росомах, немного рысей. И много волков. Вот что мы имеем на сегодняшний день.
Если волки будут чистить по ночам город, — то флаг им в руки. Но не увлеклись бы, раз звеРрюги — состояние заразное. Количество волков в Волчьих Башнях с лихвой перекроет всю сумму звеРрюг, промышлявших в ЗвеРре раньше.
А если учесть расположение Башен, — то прежний Пояс Безумия был похож на панцирь, а нынешний волчебашенный — на скелет. Безумие из внешнего грозит стать внутренним. Оно бы и ничего, если бы тот треклятый Пояс не продолжал держать и не пущать. А так все бы просто разбежались подальше от обезумевших волков и привет.
Волки сильны своим ЗвеРрем ЗвеРрей. И они съели пророка, за что им отдельное спасибо. Именно они имеют шансы выкарабкаться из грядущей свистопляски.
А что, если, это, всё-таки, они?
ЗвеРра ведь всё равно в тупике с этим бесконечным выматывающим страхом по ночам. А что, если волки, — санитары леса, — взяли, да и предприняли грандиозную встряску, чтобы взломать Пояс? Ведь чужими, а потом и своими руками они убрали почти всех звеРрюг…"
Но в стройные логические размышления Марка вкралась непрошенной (как Диса) гостьей, картинка: он стоит перед запертой Пастью. А за спиной его кабан — не видимый пока шестому человеку, но прекрасно различимый для волков.
Неужели же поединок его с кабаном, точне исход поединка был так очевиден? Он, Марк, лично поставил бы на победу кабана. Даже если бы знал о притаившейся с кинжалом Илсе. Слишком, слишком сложный способ убрать звеРрюгу.
Хотя (тут же вмешался дух противоречия) выманить кого-нибудь на живца — стариннейшая охотничья забава. Кабан, как пробка, сидел в зарослях у своей Канавки — поди, вымани. Он там каждую кочку знал, каждую ямку. А здесь можно было и так сделать: вот задрал кабан Последнюю Надежду ЗвеРры, обрадовался и устал. А тут ворота Пасти — хлоп! — и раскрылись. И волки съели его, тёпленького, живьём. Как медведя вчера. Просто и изящно".
Марк решил играть в Штирлица до конца, на одном клочке написал "ВОЛКИ", на другом "ЛИСЫ", на третьем "СОБОЛЯ". На лосей бумагу пожалел. В уме оставил.
И снова задумался: так ли уж нужно было волкам ломать Пояс Безумия. Такой ли ценой?
Он придвинул бумажку со словом "ЛИСЫ", через плечо посмотрел на спящих барышень.
"Лисы вывернутся", — подписал он на обороте, решив таким образом зафиксировать, что он думает об итогах грядущего Апокалипсиса.
И написанное для Марка означало следующее: у лисиц самое гибкое в городе душевное устройство. Они изощрённы, коварны, сложны. Это-то их и спасает там, где ломаются и властные волки, и сильные зубры. Зубры не могут спасти тех, кто оборачивается, волки ходят по самой грани, но под бдительным оком безжалостного Лунного волка. А Ниса — в одиночку — играет обоими обликами, скрываясь в зверином обличье, когда страх переполняет человечье.
Обдумав всё это, Марк приписал на волчьей бумажке — "Волки всех выкрутят".
Проще говоря, всех убьют, одни останутся.
А вот чего ждать от соболей, он не знал. Черкнул: "Соболя — мутные".
Подошёл к астролябии, снял с гвоздика.
— У Шпака магнитофон, у посла — медальон… У лисиц — башмак. У соболей — астролябия? Прекрасный повод, а? — пробормотал задумчиво, взвешивая прибор на ладони.
Из-под кровати осторожно выкатился Птека.
Марк прижал палец к губам, призвая его к молчанию. Птеку тоже, видно, скрючило от лежания на полу, он не сразу поднялся. Когда же попытка встать увенчалась успехом, Птека, тихо охая, принялся разминаться.
Марк пальцем показал в сторону кухни. Птека согласно кивнул и на цыпочках пошёл к лестнице. Марк с астролябией — за ним.
На кухне можно было не молчать.
— Ты что-то придумал? — спросил с восторгом Птека, заинтригованный астролябией.
— Придумал кое-что, — подтвердил с ухмылкой Марк.
Птеку ухмылка встревожила:
— Надеюсь, не как с волками и черепом?
— Да нет, на этот раз всё тихо-мирно, — уверил его Марк. — Хочу раздобыть подарков для наших девиц, а то Диса меня съест. И дёрнул же чёрт за язык при ней о рюкзачке заговорить.
— А куда мы пойдем?
— К соболям! — махнул астролябией Марк.
— И тебе не жалко такую красивую штуку? — ахнул звеРрик.
— Для дела — ничего не жалко! — отрезал Марк.
Птека начал вздыхать, надеясь образумить Марка. Когда умывался, — вздыхал, когда приглаживал шевелюру — вздыхал, когда собирал на стол — взыхал опять же.
Марк был непоколебим.
Птека понял, что успеха не добъётся, перестал вздыхать и принялся завтракать.
По лестнице в кухню спустился разлохмаченный росомаха. В человеческом облике, с громадным медальоном на щуплой груди, точнее — на животе. Шуря заспанные глазки, небрежно помахал Марку с Птекой и устремился первым делом к зеркалу, приделанному звеРриками на стену рядом с умывальником.
— Доброе утро, Графч, — помахал ему в ответ Марк.
Поставил астролябию на стол и присоединился к завтракающему Птеке.
Росомаха же, не спеша, подошёл к зеркалу. Глянул в него мельком — и отступил к противоположной стене.
Зеркало было овальное, в резной деревянной раме. Росомаха начал приближаться к нему мелкими шажками. Искал нужное расстояние. Наконец, нашёл. (Марк решил, что Графч хочет видеть себя как на портрете — по пояс). Росомаха встал, подбоченясь. Повернулся к зеркалу одним боком, затем другим. Откинул гордо голову, брови свёл, взгляд сделал строгий.
Марк с Птекой наблюдали.
Росомаха пятернёй пригладил шевелюру. Не понравилось, разлохматил. Прямо на глазах она стала гуще, росомаха оброс львиной гривой. Удлинил бакенбарды. Скрестил руки на груди. (Марк прыснул). Скрещённые руки закрыли медальон, пришлось убрать. Росомаха зажал в кулаке золотую цепь, приподнимая подвеску повыше. Медведь всё ж таки был не в пример крупнее, пришлось укоротить цепь почти вдвое. Росомаха не растерялся, стянул медальон, свернул цепь двойной петлёй и заново прикрепил подвеску.
Вот так медальон лёг точно на грудь. Но росомахе и тут не понравилось. Теперь уже — любимое жонглерское трико непонятно-грязного цвета, в котором он щеголял, не снимая.
Марк начал верить, что росомаха облачится в новые одёжки — как лисички, переодевающиеся по сто раз за день — но Графч убил его веру на корню. Как выяснилось, трико его устраивало и цветом, и засаленными пятнами, просто он хотел, чтобы медальон лежал на голой груди. А горловина у трико была глухая.
На человеческом пальце росомахи возник острый звериный коготь, Графч без всякого трепета рванул им ткань от горла к пузу, словно вспарывая себя. В получившийся вырез опустил медальон, огляделся.
Результат, видимо, показался Графчу недостаточно мужественным — и на груди закурчавилась жёсткая чёрная поросль. Медальон утонул в ней, как гриб во мху.
Марк от смеха поперхнулся кашей. Графча это ничуть не смутило.
— Вот теперь я понял, кого мне ваш медведь напоминал, — сказал, отсмеявшись, Марк. — Генриха Восьмого, английского короля. Тоже мордатый был мужик, и глазки крохотные. Графч, заканчивай прихорашиваться и завтракай быстрее. Пойдём в город.
— А куда? — росомаха повернулся к зеркалу спиной, но (изогнув шею штопором) продолжал рассматривать себя.
— Сначала к жабкам. Вдруг они ещё не знают про медведя.
Птека аж зажмурился от удовольствия.
— И пусть попробуют нас свеклой накормить! — сказал он кровожадно. — Пусть попробуют…
Росомаха оторвался, наконец, от зеркала. Подошёл к умывальнику, осторожно (и весьма скупо) смочил в воде два указательных пальца и провёл ими по глазам. На этом его утренние водные процедуры закончились.
Марк покачал головой. Пообещал:
— Опять в баке выкупаю. Мы же теперь не одни живём. Что архивариус с Нисой подумают?
Росомаха пожал плечами. Почесал густую, словно париком прикрытую макушку.
Объявил:
— На улице вас буду ждать, — и, сорвав запоры с кухонной двери, выскочил наружу.
— Чего это он? — подивился Марк.
Птека догадался:
— Пошёл в омуте купаться. Прямо в одежде, как в тот раз. На нас ему наплевать, но перед архивариусом, видимо, стыдно.
— До сих пор не пойму, он такой неряха всегда был или после встречи со мной опустился, — проворчал Марк. — Ласки Дисины все как один прилизанные, да нафуфыренные были. Медведь тоже щёголем ходил. Про кабана ничего не скажу — не разглядел я его в людском обличье. А Графч наш хуже бомжа, если честно.
— Бомж это кто? — подпёр здоровой рукой щёку Птека, приготовясь к обстоятельному объяснению.
— Да так сразу и не объяснишь, — махнул рукой Марк. — Ничего хорошего, в общем, несчастный человек.
— Не, росомаха — счастливый, — разочарованно убрал руку Птека. — Вон как с медальоном носится, звеРрюга!
— А вдруг он не моется, вдруг он на медвежьих костях катается? — встревожился Марк. — С него станется!
Он рванул кухонную дверь, выглянул наружу.
К огромному его облегчению медведя, точнее его останков, под лестницей не было. Как растворились.
А росомаха, и правда, плескался под водопадом.
И даже уши мыл.
Дом жабок лежал на пути к владениям соболей, собственно говоря, поэтому Марк и решил к ним заглянуть, порадовать.
Спящим девицам и архивариусу Марк оставил записку: "Ушёл по делу. Скоро буду. М." Записку отнёс и положил на южный стол росомаха. И слинял, оставив цепочку мокрых следов. Если лисички и видели его, то никак не показали. Марк надеялся, что пока мельница относительно пуста, Ниса освоится в привычной компании. Кухня стараниями Птеки и всей его родни полна припасов, так что с голоду домочадцы не пропадут.
Завёрнутая в тряпочку астролябия покоилась в полосатом рюкзаке.
Привычно пошли вдоль берега вниз по течению. За мостом свернули налево, чтобы не карабкаться через Могильники. Оставили по правую руку Олений Двор.
Вот и озерцо, и дом жабок застыл над сонной водой.
Обогнав Марка, Птека и росомаха дружно рванули к парадному крыльцу. Мокрая грива прифрантившегося росомахи блестела на солнце. Как и медальон на выпяченной груди. А Птека гневно сжал губы и нахмурился (чтобы жабки сразу увидели: помнит он про варёную свеклу, помнит!).
Росомаха, пританцовывая, взлетел по ступенькам и без церемоний бахнул в дверь кулаком. Дверь угодливо открылась.
— Блямбу видели? — потыкал пальцем в медальон росомаха, расправив узкие плечи дальше некуда. — Всё поняли?
На крыльцо, шурша скользкой крылаткой, выбрался главный жаб. Осторожно обошёл росомаху. Покосился на Птеку и воззвал к Марку, который был в нескольких локтях от крыльца. Можно сказать взвыл:
— Мы ничего не поняли, господин!
Марк не спешил подходить.
Птека начал сопеть, собираясь резануть правду-матку жабу в лицо.
Опять всё испортил росомаха.
Он без церемоний ухватил жаба за рукав, силой развернул к себе так, что лупоглазый почти уткнулся ему в грудь.
Росомаха, пуча глазки, словно передразнивая обитателей дома над прудом, замогильным голосом сообщил:
— ЭТО носил МЕДВЕДЬ!
У жаба глаза съехали к переносице. Он покачнулся.
Птека торжествующе подтвердил:
— Да-да, это медальон медведя! — и подхватил почтенного господина под локоть, чтобы тот не упал.
Росомаха поглаживал рубин. Выглядело это откровенной угрозой.
— О-о, как мы рады! — простонал, вывернулся скользкий жаб.
Сбежал на дорожку к Марку и встал подле, закатив глаза.
— Чему рады? — скучно полюбопытствовал Марк, оглядывая жаба. — Артефакта я не нашёл.
Жаб замахал лапками:
— Мы в вас верим! Мы вам верим! Мы сделаем всё, что нужно Последней Надежде! Мы давным-давно приготовили для облегчения его поисков подарок.
— Три подарка, — тут же уточнил с крыльца росомаха.
— Я чувствую себя юным рэкетиром у ларька, — сообщил жабу Марк.
Тот на всякий случай закивал, заранее со всем соглашаясь. Как и в первую встречу, подобрал полы шёлковой крылатки и грузно ускакал.
Марк присел на ступеньке, гадая, что же за подарки за такие, жабские. Птека уселся рядом, а росомаха, подбоченясь, ходил по крыльцу.
Жаб вынес портрет пророка, писанный маслянными красками, — наверное, единственный в ЗвеРре. Его помощники — плотный отрез тёмного синего шёлка и фонарь.
Вполне возможно, что портрет жабки, действительно, приготовили заранее — но что шёлк и фонарь просто первыми попались под руку, было очевидно.
— Спасибо — буркнул Марк, забирая отрез.
Росомаха выхватил портрет, Птеке достался фонарь.
Жабки, вынесшие всё это, скорбно, как на поминках, стояли на крыльце.
Росомаха, гордясь победой, поднял портрет над головой и, вихляя телом, пошёл прочь от особняка.
Птека с Марком потянулись за ним, со стороны напоминая не то крестный ход, не то мародеров.
Жабки вздыхали.
Чтобы добраться от жабок до соболей, нужно было идти в центр города, минуя Волчью Пасть. Несмотря на то, что сейчас Марк со товарищи пользовался плодами волчьей расправы над медведем, Пасть обошли далеко стороной. На всякий случай: вдруг отрез отберут, к примеру. Мало ли, что день.
Соболя жили недалеко от архива, на главной площади ЗвеРры.
Когда Марк увидел их дом, он подумал, что так и думал.
Изящное, вытянутое вверх палаццо, в котором не было даже намека на тяжеловесность Зубрового Замка, замкнутость Волчьих Башен и обособленность Оленьего Двора. Маленький светлый дворец, весь в ажурных завитках.
Марк не спешил приближаться, встал на краю площади под прикрытием одного из зданий.
Городской архив примыкал к площади боком, главный вход у него был из переулка, поэтому в прошлые визиты Марк не очень-то и рассмотрел пуп ЗвеРры и сейчас навёрстывал упущенное.
Волчья Пасть, хоть и была далеко, приглядывала за площадью. Её угрюмый венец был у Марка за спиной, возвышаясь над домами. Вился на шпиле башни огромный чёрный стяг с серебристой волчьей мордой. У соболей с балкона над главным входом свешивались зелёные вымпела, на которых вышиты были такие же зверьки, как и на флюгере мельницы звездочёта.
Сама же площадь была относительно небольшой: меньше внутреннего двора Зубрового Замка. Перед скромным (по сравнению с дворцом соболей), скупо украшенным зданием ратуши возвышалось лобное место. Как уже объяснил Марку Птека, ратуша была отдана на растерзание звеРрикам. ЗвеРри её надменно игнорировали: в случае нужды собирались либо в Зубровом Замке, как в новолуние, либо в Лисьих Норах, но, обычно, предпочитали решать свои проблемы сами.
Но соболя жили на площади неспроста: они были самыми мелкими и малочисленными среди звеРрей, и запираться за стенами им было не с руки. Они неплохо посредничали между Оленьим Двором и остальным городом, от имени хранителей Артефакта объявляя ту или иную волю пророка звеРрикам, передавая требования оленей остальным звеРрям и всё такое. На взгляд Марка положение это было холуйским. Но уж точно выгодным — соболя, получается, были незаменимым мостиком между звеРриками и звеРрями.
— Соболь — легкая добыча? — поинтересовался Марк у росомахи, глядя на оконца, балкончики и прочие излишества дворца.
— Ага, как же! — скривился и сплюнул на землю росомаха. — Они как мы, только юркие. Не подберёшься: цапнут и — фырр! — по крыше учесали. Больно: зубастые. Эти (ткнул он пальцем в сторону Птеки) лучше. Толстые. Неповоротливые. Вкусные.
Толстый и неповоротливый Птека насупился, сжал кулаки:
— Невкусные!
Росомаха пожал плечами. Портрет поставил на землю и прислонил к стене, чтобы не упал. Наклонился над пророком — нос к носу — и принялся изучать изображённый лик.
— Щас как дам фонарём! — не унимался Птека. — И пирогов тебе печь не буду!
— Правильно, — поддержал его Марк. — Графч, не хами Птеке, понял?
— А он сам! — взъелся росомаха.
— Укушу! — прибегнул к проверенной угрозе Марк. — Тихо оба.
Он никак не мог решить, как подойти к соболям: пустить росомаху с портретом наперевес и медальоном нараспашку или, всё-таки, не прибегать к столь агрессивным действиям.
— Я могу чем-нибудь помочь? — вкрадчиво раздалось у него над ухом.
Нервы у Марка в этой зверской ЗвеРре, всё-таки, расшатались не на шутку: он чуть не подпрыгнул на месте. Вздрогнул и резко обернулся.
Занятый препирательством со звеРриком и лицезрением портрета, росомаха пропустил неожиданного помощника. Зато Птека не сплоховал: он тоже испугался и огрел незнакомца фонарём по затылку, вложив в удар всю ту силу, которую намеревался пустить на борьбу с обзывающимся звеРрюгой.
Марк увидел позади себя распростёртое на булыжниках мостовой тело. Практически труп.
— О, вот и повод появился, — обрадовался он. — Графч, засунь портрет в щель, Птека, фонарь пристрой там же, и берите этого гражданина. Понесём спасать! А кто это, кстати?
Расстроенный Птека глянул мельком и пожал плечами.
— Не могу признать, — буркнул он. — Не звеРрюга.
— Уже хорошо. Бери за ноги.
Втроём они подхватили стукнутого и поволокли через площадь прямо к ажурному особняку с вымпелами. Отрез оставлять без присмотра Марк не решился, так и зажал под мышкой: шелка на дороге не валяются.
Соболя растерялись, это точно.
Не каждый день к тебе домой врывается Полярная Звезда и Последняя Надежда города с бездыханным телом на руках. И скидывает это тело прямо в вестибюле у подножия парадной лестницы.
Ради такого случая к Марку вышел триумвират клана в полном составе — у соболей не было единого главы.
Поскольку времена настали непонятные, раненого фонарём унесли без особых распросов, чему Марк был очень рад. Он уже собрался достать астролябию, но внезапно передумал: вспомнилось, как ласково архивариус гладил её округлый бок, как она висела на стене в компании с вышивкой и картой, и стало жалко.
Не сколько астролябии, сколько налаживающегося понемногу на мельнице житья-бытья, со своим укладом и настроением, которое создавал, в том числе, и этот морской, неведомо как попавший в проклятый город, навигационный прибор. Да и к тому же, разбогатевший на грабеже жабок Марк мог теперь преподнести презенты всем трём лисичкам.
Поэтому Марк сделал вид, что всего лишь хотел поправить лямки рюкзака. Нужно было как-то выкручиваться, обосновывая цель визита.
Соболя ждали.
Марк строго, даже угрюмо спросил:
— Дом соболей, насколько мне известно, является посредником между звеРрями и звеРриками, так?
— Посредник этот тот, кто посредничает на небольшой процент. Как жабки. А мы помогаем жителям, — туманно отозвался стоящий справа соболь. — Помогаем практически безвоздмездно.
— Всем? — уточнил Марк.
— Всем, живущим в городе.
— Ну конечно, — фыркнул Марк. — За городом сидят звеРрюги, помощь которым совершенно не требуется.
— Что хочет от нас шестой человек? — в лоб спросил его соболь.
"Артефакт!" — вертелось на языке у Марка, но он сказал:
— Я хочу узнать, что собираются делать соболя в полнолуние, если Артефакт не отыщется.
Теперь заговорили все трое. По очереди, один за одним.
— Мы собираемся убить Последнюю Надежду ЗвеРры. И уйти. По мосту через реку в лес, — любезно удовлетворили его любопытство соболя, глядя на Марка спокойными, безжалостными глазами.
"Хищники!" — выругался в душе Марк.
— Собственно говоря, вопросов больше нет. Всего наилучшего! — отчеканил Марк и пошёл к выходу.
Росомаха с Птекой потянулись за ним, переглядываясь: они не поняли, почему Марк не расстался с астролябией, как хотел.
Росомаха, обиженный, что его новый медальон никого не впечатлил, высморкался по пути в свисающий вымпел и вышел, очень довольный своей шуткой.
Трофеи спокойненько лежали там, где оставили.
— Никто не спёр, уважают, — обрадовался росомаха, забирая портрет.
Пока шагали обратно, в голове Марка родилась очень интересная мысль. Насчет Нисы.
Птека тоже о чём-то напряжённо думал.
А потом предложил:
— Может быть, переселимся в Зубровый Замок? Там тебя соболя не достанут.
Марк сначала и не понял, о чём это звеРрик.
А когда сообразил, лишь рукой махнул:
— Да брось! Зубры тоже только и мечтают, как разорвать меня на мелкие клочья при свете шестой луны. Меня глава зубров сразу предупредил, в первую же встречу. Нет, друг Птека, отсидеться в Зубровом Замке не получится. Буду на мельнице оборону держать.
— Будем на мельнице оборону держать, — поправил его Птека.
Марк усмехнулся:
— О да, воздвигнем свой бастион, не хуже чем у волков, лис и зубров. Мы ещё всем покажем.
— Нас преследует кто-то, — хмуро сообщил нагнавший их росомаха. — Давайте в засаду ляжем, а?
— Давайте, — легко согласился Марк. — Тем более, что в последнее время хорошим тоном считается убегать, только завидев Полярную Звезду всея ЗвеРры. А никак не догонять. Огретый Птекой не в счёт.
Они шли по дороге, ведущей в Олений Двор. Скоро должен был показаться развилок, правый путь которого уводил к мосту через ЗвеРру, а левый тянулся до резиденции Хранителей. Дорога шла через очередной пустырь, заросший стальным бурьяном.
Птека острым глазом тут же высмотрел ложбинку за кустами и скрылся там вместе с фонарём. Марк на мгновение замешкался: не хотелось пачкать шёлк, но потом присоединился к Птеке.
Росомаха задержался на дороге: он не нашёл ничего остроумнее, как выворотить из ветхого бордюра камень, подкатить его к центру развилки и прислонить к камню портрет одноглазого пророка.
И леопардом скакнул в кусты, только нарощенные кудри взлетели облаком над макушкой.
Шуметь уже было нельзя, и Марк лишь повертел пальцем у виска, показывая, что он думает по этому поводу.
Скоро Марк обострившимся слухом различил торопливые шаги: кто явно стремился их нагнать.
А потом шаги стихли: этот кто-то встал как вкопанный
Наверное, таинственный Некто увидел портрет основателя города и призадумался.
Марку вспомнилась статья из журнала "Вокруг Света" непонятно какой давности, про то, как индийские крестьяне, отправляясь по делам в джунгли, надевают на свои затылки маски с человеческими физиономиями: чтобы тигр на спину не прыгнул. Статья уверяла, что лицо на затылке помогает.
Росомаха обернулся зверем и, зажимая медальон в зубах, уполз к дороге, чтобы рассмотреть погоню.
Вернулся страшно разочарованным: таинственный преследователь исчез.
Не исключено, впрочем, что обернулся тоже: до прихода шестой луны осталось всего-ничего.
Марк был на удивление спокоен и внешне, и внутренне: так и должно было быть. Чему суждено случиться, — то случится.
— Вот и от пророка какая-то польза, — сказал он Птеке. — Видишь, как хорошо отпугивает нежелательных гостей? Я придумал! Мы этот портрет на мельницу приколотим: тогда ее жечь не посмеют.
Птека почесал нос и убеждённо сказал:
— Посмеют. Сдерут портрет со стены, а остальное сожгут.
— Ничего святого в этом мире! — возмутился Марк. — Пойдёмте тогда быстрее домой.
Бессовестно воспользовавшись отсутствием Марка, лисички навели на мельнице шороху. То есть порядку: помыли пол. Марк был рад, что на этом их хозяйственный пыл иссяк.
Архивариус сидел и работал. И очень обрадовался, увидев вернувшуюся троицу.
— Астролябия пропала, — встревоженно сообщил он. — Не к добру.
— Да тут она, — утешил его Марк. — У меня.
— Он её выгуливал, — ввернул ехидно Птека.
— Цыц! — погрозил ему кулаком Марк. — Я тоже рад, что астролябия с нами. И вообще, дорогие домочадцы, приготовьтесь к вручению даров.
Он снял и поставил на стол рюкзак.
— Для начала приветствуем блудную, э-э-э, то есть совершившую путешествие астролябию. Она вернулась домой.
— А во-вторых, чур мне! — перебила его Диса.
— А тебе — фонарь! — вручил ей презент Марк. — Наслаждайся, дорогая, на полную катушку.
— А что я с ним делать буду? — растерялась Диса. — Я-то думала…
— А что хочешь — то и делай. Дареному фонарю, как говорят… Можешь совершить красивый поступок и передарить его Птеке. Он найдёт применение этому полезному предмету. А вот этот прекрасный отрез роскошного шёлка я бы хотел преподнести нашей искусной вышивальщице.
— Мне? — растерялась Ниса.
— Ага, — кивнул Марк. — Тебе. И у меня к тебе громадная просьба: вышей мне знамя.
— Что?
— Знамя, — терпеливо пояснил ей Марк. — У всех звеРрей в этом городе вьются флаги на башнях, и у волков, и зубров, у всех. А над мельницей нашей ничего не реет. Мне нужно знамя Последней Надежды ЗвеРры. Пусть на нём будет ковш Большой Медведицы и Полярная Звезда! Прицепим синий стяг к флюгеру. Тебе какие нитки нужны?
Ниса нахмурилась, задумалась:
— Я не успею…
— Попросишь Дису помочь, — ободряюще улыбнулся Марк. — А звёздочки можешь совсем небольшие делать. Не обязательно, чтобы их было видно с Волчьей Пасти, главное чтобы мы знали — они есть. Хорошо?
— Ну зачем тебе знамя, а? — сварливо пробурчала Диса, которой, видимо, совершенно не улыбалось садиться за вышивку на пару с Нисой. — Напридумывал какую-то блажь. Лучше бы Артефакт искал…
— Стоя под знаменем, и умирать легче, — совершенно серьёзно объяснил ей Марк. — Так что мне оно необходимо.
— Хорошо, — кивнула Ниса. — Я подберу нужные цвета. Диса, помоги мне шёлк развернуть: посмотрим, какого размера нужно делать вышивку.
— А в городской архив я жертвую портрет основателя города! — продолжил материализацию духов Марк. — Мне его жабки подарили в знак особой любви и расположения.
Росомаха поставил на восточный стол портрет.
Наконец-то, настал черёд подарка для полярной лисички. В отличие от предыдущих даров, Марк достал маленький полосатый рюкзачок молча. И молча же отдал. И был очень рад, что занятые шёлком Диса с Нисой почти не обратили на него внимания.
Ился поблагодарила его тёплой улыбкой. Характерным жестом взъерошила свои белоснежные волосы, потёрла нос и углубилась в изучение подарка.
На душе у Марка было легко-легко, светло-светло, словно он и не вязаную звеРриками безделушку наконец-то вручил адресату, а, по меньшей мере, нашёл Артефакт.
— Вот теперь можно и портрет рассмотреть, как следует! — объявил он, тоже невольно улыбаясь. — Графч успел им всю ЗвеРру напугать, а я и не рассмотрел его толком.
Изображение на портрете не очень-то отличалось от других. Одноглазый пророк не стал более приятным: тот же кислый взгляд и недовольство миром.
Впрочем, Марк мог бы поклясться, что взгляни он сам сейчас в зеркало — увидел тоже бы кислый взгляд и недовольство миром.
"Превращаюсь в пророка? Всё может быть…"
Новых предметов, смахивающими на Артефакт, на портрете, увы, не было.
А Диса всё никак не могла поверить, что Нисе достался подарок лучше, чем ей. И своё персональное недовольство она выражала весьма активно:
— Лучше вообще никакого подарка не получать, чем такой! — шипела она.
— Пожертвуй его городскому архиву по моему примеру, — советовал ей Марк. — И вообще, давай выдадим его за Артефакт и поставим точку в этом деле. На фресках у пророка был фонарь, — был!
— Там совсем не такой! — подал голос памятливый Птека.
— Да какая разница? — возмутился Марк. — Такой, не такой. Тут речь о спасении города идёт, а ты придираешься. Почти такой же.
— Никто не поверит, что это Артефакт, — приводил резонные доводы Птека. — Раз он у жабок валялся.
— А мы придумаем захватывающую историю о том, как таинственный убийца благородных оленей забрал фонарь с алтаря, а потом спрятал в доме жабок.
— А зачем? — никак не проникался романтическим настроением Птека. — Зачем ему прятать фонарь у жабок?
— Чтобы мы потом имели возможность объявить о находке Артефакта, — растолковывал ему Марк. — Он, по ошибке, забрал жабковый фонарь, оставив подлинный Артефакт, а жабки и не подозревали, что хранят величайшее сокровище ЗвеРры.
— Как это не подозревали? — возмутилась Диса, которая, оказывается, слушала очень внимательно. — Тогда уж на жабок и нападение валить надо. Всё равно они противные, их с радостью растерзают. Вон, тех же волков натравить — и кое-кто даже квакнуть не успеет.
— Это не наши методы! — осадил её Марк. — Тебе вон презенты сделали, а ты в качесте благодарности готова их живьем волкам скормить. Как не стыдно!
— Это мне-то? — скривилась Диса. — За какой-то паршивый погнутый фонарь я должна теперь возлюбить этих противных лупоглазых звеРриков?
— Фонарь я погнул, — покаянно признался Птека.
Диса пропустила его признание мимо ушей и продолжила пламенную речь:
— Последняя Надежда у нас того, — постучала она себя по лбу, — странная. Раз уж не можешь Артефакт найти: думай тогда, как выкрутиться! С фонарём ты хорошо предложил, да только звеРрик прав, фонарь-то не тот. И просто так тебе никто не поверит. А вот если волки жабок вырежут, как вырезали ласок, тогда будет всё в порядке, фонарь сойдёт за Артефакт. А кто будет сомневаться — того волки разубедят. Им в этом будет прямой интерес.
— Почему это?
— Потому что им самим будет приятнее верить, что они покарали убийц и похитителей, а не расправились с беззащитными, ни в чём не повинными звеРриками.
Диса взбила локоны попышнее.
— Ты сам рассуди — и волкам приятно будет, они, наконец-то, станут хранителями Артефакта и вообще самыми крутыми в городе. И остальным хорошо — уж лучше волки, чем этот ужас. По жабкам всё равно никто плакать не будет, они гадкие и склизкие. Их не трогали, потому что медведя боялись, ходили слухи, что они смогли как-то с ним договориться. Но медведя-то теперь нет… Хочешь, я сама с волками поговорю?
— Ты же их ненавидишь за Гиса…
— Ну и что? — искренне удивилась Диса. — Я много кого ненавижу.
— Всё это замечательно, но накладок много. Фонарь-то не тот, — покачал с улыбкой головою Марк. — Низкой сорт, нечистая работа, как говаривал один персонаж. Так что оставь свои кровожадные планы и лучше звездочку-другую на знамени вышей. Ей богу, это будет полезней.
Диса пожала плечами.
— Ты сам себе враг! — сделала она исчерпывающий вывод.
— Выходит, что так, — покладисто согласился Марк.
Диса скривилась, пожала плечами. Взяла фонарь и поставила перед Птекой.
— Дарю, — холодно сказала она и вышла на лестницу.
Её уходу Птека обрадовался куда больше, чем подарку.
Марку было любопытно, как продвигаются работы у архивариуса.
Он подсел поближе.
Отец Нисы восстанавливал один из старых планов города. Наклеивал клочки бумаги на чистый лист. На этом плане ЗвеРра не была усеяна, как прокаженный язвами, пустырями и развалинами, напротив.
Архивариус приклеил очередной кусочек и сказал:
— Раньше город был многолюдней, да. Но заключение никого не красит. И детей с каждым годом всё меньше и меньше… Я всё думаю, что, наверное, ЗвеРре, действительно, пора изменится.
— Наверное, не одни вы так думаете. Таинственный похититель Артефакта тоже так считает, — улыбнулся Марк. — Но перемены зачастую весьма болезненная штука.
Архивариус светло улыбнулся.
— Что с Артефактом ЗвеРра тихо гнила, что без Артефакта она вспыхнет и сгорит, разница, если разобраться, невеликая.
— Не знаю, — честно сказал Марк. — Может быть, вы и правы, но в первом случае меня бы здесь не было. Может быть, ЗвеРре и всё едино, а мне домой хочется.
— А кто ты, Марк? — прищурился архивариус. — Кто ты в своём мире?
— Не скажу! — припечатал Марк.
Архивариус приклеил ещё один клочок. Пододвинул к Марку чистую кисточку и баночку с клеем. Марк присоединился к работе.
Пока они общими усилиями собирали карту, вернулась Диса.
И потребовала от Марка:
— Отпусти с нами росомаху.
— С нами, — это с кем?
— Со мной и Нисой, конечно. Не с Птекой же! Если знамя тебе и вправду так нужно, как ты уверял.
— Графч, сходи с барышнями, — заглядывая под кровать, попросил Марк. — Нисе нитки нужны для вышивки. И пяльцы.
— Ладно, — отозвались из-под кровати. — Для Нисы — всегда.
— Я с девчонками! — сообщила Илса.
Она надела на плечи рюкзачок и покрутилась, чтобы всем было видно. Диса, конечно же, неодобрительно фыркнула, ничуть этим не смутив полярную лисичку.
— Вульгарно, — процедила Диса, убедившись, что фырканье не сработало.
— Спортивно, — возразил ей Марк.
— Это как? — удивились и Диса, и Илса, да и Ниса подняла голову, оторвавшись от рисования на клочке бумаги эскизов звездочек.
Марк растерялся. Как объяснить, что значит "спортивно", если в ЗвеРре спорта нет?
— Удобно, — поколебавшись, сказал он. — Не стесняет движений. Позволяет освободить руки.
— А что говорю?! — обрадовалась Диса и тут же создала себе роскошное вечернее платье с длинным шлейфом, манжетами-раструбами и высоким воротничком. — Красивая одежда должна стеснять движения. Просто обязана. Этим мы, звеРри, и отличаемся от звеРриков. Это им работать надо, мы же можем себе позволить роскошь.
— Я вечером не буду его надевать, — улыбнулась Илса. — Ты тоже шлейф по городским мостовым днём не таскаешь. Так что всё в порядке.
— Да кто бы спорил, — вернулась к привычному сексуально-обтягивающему наряду Диса. — Так, маленький спор о красоте. Эти лямки тебе мех на куртке вытрут, будут лысые проплешины на плечах, помяни моё слово…
— Помяну, — пообещала Илса. — Ну что, идёмте?
Лисички выпорхнули за дверь, росомаха устремился за ним.
На мельнице воцарился рабочий покой, так приятный сердцу Марка. Птека, обрадовавшись, удалился на кухню.
Архивариус, закончив с картой, долго рассматривал портрет основателя города.
— Здесь он какой-то опухший… Неужели портрет подлинный?
— Это всё фантазии, — непочтительно пощелкал ногтём по портрету, прямо по носу одноглазого пророка, Марк. — Созданные далеко после. Кто бы и когда его портреты рисовал, если в ваших преданиях говорится, что он был в ЗвеРре проездом? Я думаю, просто жабки тоже хотели приобщиться к высшему обществу, украсить стенку пророком как олени, как волки. Как в лучших домах, что называется. А вы что думаете о предложении Дисы насчёт жабок?
— Я понял, что Последней Надежде это предложение не понравилось, — дипломатично сказал лис.
— Категорически не понравилось! — подтвердил Марк. — Но вот всё думаю, что, может быть, зря чистоплюйствую? И Диса дело говорит?
Архивариус погладил свою любимую астролябию.
— Если в тебе самом нет уверенности, как поверят тебе другие? — ответил он вопросом на вопрос. — Не примет ЗвеРра такой Артефакт, жабки зря погибнут. Диса глупость предложила.
— Вот и славненько, — обрадовался Марк. — И резать никого не надо.
— Я благодарен тебе, Марк, — неожиданно сказал старый лис. — За возвращенную дочку, за новое знамя. За надежду.
Марк смутился.
— Не за что, — пробурчал он. — Похоже, у Птеки там горит что-то!
И сбежал на кухню.
Лисички запаздывали: Птека и обед сделал, и наелись всласть, а их всё не было.
День казался бесконечным, но незаметно подобрался вечер.
Марк мастерил рамку для восстановленной карты.
— Повесим её пока на стену, рядом с астролябией — предложил он архивариусу. — И будет полный комплект: кожаная в рюкзаке, бумажная на стенке.
— Достань свою, Марк, — попросил лис. — Давай посмотрим, пока никто не мешает.
Марк отложил дощечки, потянул из-под кровати рюкзак. Вытащил кожаную карту и расстелил на столе рядом с бумажной.
— Интересно… — задумчиво сказал архивариус. — Многое изменилось в ЗвеРре, лишь неизменны лачуги прокисших мышей за мостом…
Марк не успел ничего сказать, хотя и собирался отметить, что эти слова похожи на японские стихи. Но снаружи заскреблись. Видимо, большие пяльцы Нисы, годящиеся для вышивания знамён, застряли на лестнице.
Марк толкнул дверь.
На лестничной площадке лежал Лунный волк, опалово-серебряный в сгущающихся сумерках. Марк вышел, плотно затворив дверь, чтобы не пугать старого лиса. На каждой ступеньке лестницы, вплоть до земли, сидело по волку. Главарь волков, в человеческом облике, стоял у подножия. Почти на том же месте, где в прошлый раз медведь.
— Насколько мне помнится, вы ни с кем не играете… — заметил мелонхолично Марк, подумав, что росомаха (с его паническим страхом перед Лунным волком) отсутствует очень удачно. — Что случилось?
— Зашли узнать последние новости.
— Всё хорошо, ищу Артефакт, — оповестил Лунного волка Марк. — Нашёл портрет. И фонарь. А у вас как дела?
Лунный волк, положив голову на лапы, смотрел с верхушки мельницы на ЗвеРру.
— Красиво тут у тебя, — сказал он. — И свежо. Ветер из лесу.
— Ага, — согласился Марк, поскольку всё было чистой правдой. — Ко мне персонально вопросы ещё есть?
Волк на ближней ступеньке сморщил нос и оскалился.
"Сейчас прыгнет!" — подумал Марк.
Лунный волк тоже так подумал, потому что неожиданно резко вскочил, встал перед Марком.
— Мы уходим.
На нижней ступеньке лестницы волк поднялся, легко соскочил на землю рядом с главарём, за ним встал и спустился следующий, за ним ещё — серый волчий ручей потёк по ступенькам.
Лунный волк сошёл важно, как капитан с мостика гибнущего корабля.
Марк радушно помахал рукой вслед его хвосту.
Когда волки исчезли, из кустов вывалилась троица лисичек и росомаха. Они выволокли деревянную раму для натягивания основы вышивки и, облепив раму со всех сторон, понесли к лестнице.
Ниса легко творила чудеса без всякой магии: под её тонкими пальцами рождались звёзды. Синий шёлк был туго натянут на пяльцы, игла легко щёлкала, протыкая ткань. Нырял туда-сюда шёлковый нитяной хвостик.
Росомаха лежал на полу и смотрел во все глаза.
— Красота-а-а… — тянул он задумчиво-восхищенно.
Ниса краснела и смущалась, но было видно, что ей приятно.
— Мы почти час в кустах просидели! — возмущалась Диса. — Уже почти дошли до мельницы, смотрим: несётся эта серая свора со своим белым могильщиком впереди. Пришлось укрытие искать. По городу совсем проходу не стало, ни днём, ни ночью. Что им было надо, а?
— Отгадай, — предложил Марк, закрепляющий карту ЗвеРры в раме. — Что ты трясёшь с меня днём и ночью?
— Про Артефакт спрашивали? Вот дураки! — припечатала Диса. — Меня бы спросили, я бы им всё рассказала.
— Так ты же спряталась, — пожал плечами Марк. — Не по кустам же тебя искать, вот они и пришли сюда.
— И что, узнали? — съехидничала Диса.
— Как видишь.
Илса аккуратно вынимала из новенького рюкзачка нитки для вышивки и раскладывала их на восточном столе так, чтобы Нисе было удобно брать.
— Я хочу такой дом! — сообщил всем росомаха, потянувшись. — Чтобы пироги пекли, звёзды вышивали!
Чернобурка пожала плечами, но, поскольку связываться со звеРрюгой ей не хотелось, промолчала. Графч не Птека, может и руку откусить.
— Да, неплохо бы… — согласился Марк. — Пока твоя мечта, как видишь, осуществилась в полном объёме.
Он повесил карту на стену у южного стола. Штора на окне сбилась, пришлось поправлять. Марк отдёрнул полотнище, — за окном царила ночь. Луна неуклонно полнела.
Марк плотно задернул шторы.