Ночь двенадцатая
Вечером звеРрюга вернулся на мельницу куда более грязным и ароматным, чем был до мытья.
— Рысь ел, — сумрачно объяснил он. — Протухла. Вкусная.
— Вот и славно, — одобрил Марк, бреющийся наточенным кухонным ножом. — Славно, что не голодный. Только пахнешь ты так, дорогое чудо-юдо, словно по её останкам катался. Дело твоё, впрочем. Сейчас закончу, и пойдём, погуляем по бережку.
— Рыбку поймаем? — оживился звеРрюга.
Марк задумался.
— А это мысль. Очень здравая мысль.
— Захватить наживку и крючки, — велел сам себе Птека, собирающий корзину.
Было ещё вполне светло. Стрекозы гоняли над рекой. Троица (состоящая из плохо побритого парня в затёртых джинсах, коренастого звеРрика с корзиной и зверРюги в росомашьем обличье) вблизи мало смахивала на любителей пикников, но издалека вполне могла сойти за двух непохожих братьев и собаку.
Они, не спеша, побрели вниз по течению, наслаждаясь последними минутами тёплого затишья перед холодной, наполненной страхом ночью.
Марк взял с собой карту и неторопливо сверял изображенное на ней с реально существующим. Делал заметки. Заодно разметил юг, север, запад и восток и вычеркнул выдр из Круга Безумия.
Птека нёс корзину с припасами и по пути собирал красивые камешки. Плоские запускал по воде и громко радовался, если блинчику удавалось скакнуть больше шести раз.
Росомаха переворачивал валуны и коряги в поисках червей. Когда попадались жирные белые личинки под трухлявой корой, он, отломив кусок коры с личинками, упорно пытался предложить их Марку, — и каждый раз не верил, что можно добровольно отказаться от лакомства!
Птека в такие моменты старался отскочить подальше, а однажды сказал:
— Вот хоть бы мы нашли Артефакт! Как представлю, что в случае неудачи я тоже этим буду питаться — так жить не хочется!
— Ну, говорят, они вкусные… — рассеянно заметил Марк, делая очередную пометку на карте. — Легко усвояемый белок и всё такое. Ну и потом, это ты сейчас в ужасе отворачиваешься, а после может быть, ничего приятнее и не будет.
Птека зажал рот ладонью, поставил корзину на землю и убежал в кусты.
Росомаха, не выходя из звериной ипостаси, как-то очень по человечески пожал плечами, сел на хвост, оборотил одну лапу в руку и с наслаждением закусил личинками, осторожно подхватывая двумя пальцами пухлые колбаски, копошащиеся на куске коры, и отправляя в пасть.
— Вкуснее рыси, — одобрил он. — Мягонькие.
— Гурман, однако, — усмехнулся Марк.
Они берегом прошли Олений Двор, миновали потайной ход.
Начинало темнеть.
Место для рыбалки Марк выбрал, не доходя до Волчьих Могильников. На берегу раскинули подобие бивуака, развели костёр. Птека настроил снасти, закинул удочки. Росомаха ушёл на камни ловить рыбу так, — лапой. Марк сидел на коряге и задумчиво строгал палочку.
Привычно похолодало. Узкое лезвие месяца нависло над ЗвеРрой.
Марк подобрал щепочку, несколькими движениями ножа сделал из неё лодку. Вставил мачту из прутика, прикрепил парус-лист. Подошёл к сидящему на берегу Птеке и пустил кораблик в плавание.
— Вот интересно, доплывёт до сожжённой мельницы или нет.
— До мельницы доплывёт, а в водопаде пропадёт, — предположил Птека. — Если раньше не затонет.
— А что мололи на ней до ЗвеРры? Место-то глухое.
— Говорят, руду мельчили. В горах были рудники, а на мельницу вела дорога. Помнишь, пересекали? Но Круг Безумия её перерезал.
Содержательную беседу прервал радостный звеРрюга, прискакавший с пойманной рыбой.
— Чистый Горлум, — фыркнул Марк. — Только что мохнатый.
— У меня рыбка! — похвастался росомаха. — А у вас нет!
— А у нас в квартире газ, — отбрил Марк.
В этот момент начало клевать у Птеки. Река ЗвеРра оказалась на удивление рыбной.
Уху варить не стали, запекли улов на костре, на палочках.
Берега реки окутал плотной шубой туман.
Ни далеко видимый даже в тумане огонь, ни запах еды не приманил ночных гостей: Волчьи Могильники отпугивали звеРрюг.
Время шло, ночь набирала силу.
— А если он, волк, другой дорогой пойдёт? — спросил робко Птека, уставший бояться внезапного появления Лунного волка. — Вниз по течению, например?
— А для чего мы костёр палим? — вопросом на вопрос ответил Марк.
— Для тепла.
— И для сигнала, что мы здесь.
— Насигналим на свою голову, — мрачно предсказал Птека. — Кто-нибудь преодолеет страх перед Могильниками и заглянет на наш огонёк.
— Нам уже ничего не страшно, — подбодрил его Марк. — Половина срока, считай, прошла, а я по-прежнему даже не знаю, что это за Артефакт. Слушай, а может быть это меч? Какой-нибудь местный Эскалибур или Зу-ль-Факар?…
— Меч? Может быть и меч… — неуверенно согласился Птека.
— Хотя с другой стороны, какой у святого человека меч? — опроверг сам себя Марк. — У него скорее сума, посох и сандалии. Хотя в вашем странном климате не сандалии, а валенки уместнее. О, точно — он вам посох в качестве Артефакта оставил. Удобная вещь, прямо создана для пророков и Артефактов.
— Почему?
— Придаёт солидности. Выделяет. Можно треснуть сомневающегося агнца. Можно в качестве указки использовать. Или дирижёрской палочки. Это для пророков. Для Артефактов — опять же вид внушительный, а стоит недорого. Всегда можно новым посохом разжиться, подобрал палку подлиннее и острогал. Это не меч, за который надо пять деревень продать. Ага, надо поискать каким был ваш основатель внешне. На Гэндальфа похож, или на брата Тука.
— Я всё понял. Только не понял, — помолчав, сказал Птека, — кто такие эклибур, зульфакар, гэндаль и браттук и где мы их возьмём.
— Эскалибур и Зу-ль-Факар, — это легендарные мечи. Один знаменитого короля, другой — не менее знаменитого пророка. Гэндальф — это маг, такой длиннобородый старик в плаще, а брат Тук — толстяк в балахоне, подпоясанный верёвкой. На маковке у него лысина, как поляна в густом лесу. У Гэндальфа был волшебный посох и волшебный меч. А у брата Тука — дубинка.
— А где ты собираешься искать всё это?
— Наведаюсь снова в архив, спрошу папу Нисы. В прошлый раз меня интересовало другое, так что попытка не пытка, может и найду. И надо будет снова навестить Олений Двор — вдруг там на стенах сохранились картины, фрески, шпалеры, — ну, что-нибудь подобное, на чём могли изобразить отца-основателя ЗвеРры. Если не в Оленьем Дворе, возможно, картинки есть в бастионах других звеРрей. Попробуем подобраться к Артефакту с этой стороны. Ну и, потом, не забывай про ночного визитёра. Что-то же он искал. Почему он заорал, увидев рукоделие Нисы?
— А может, он не поэтому заорал?
— Не знаю. Мне с кровати была видна стена с картой, вышивкой и астролябией. Может быть, конечно, там таракан сидел, вот он и взвился…
Костёр почти прогорел и Марк поднялся, чтобы принести новую валежину. За границей света, очерченной костром, лежал на земле и внимательно слушал огромный седой волк.
— Привет, Акелла, — буднично поздоровался Марк. — Рыбы хочешь?
— Благодарю… — гулко пророкотал Лунный волк. — Не хочу. А что хочешь ты, шестой человек?
— Поговорить с тобой, хозяин волков.
— Давай поговорим. Только зря ты меня так называешь. Я просто Лунный ЗвеРрь.
— ЗвеРрь ЗвеРрей? — уточнил Марк.
Волк зевнул, облизнулся чёрным языком.
— Совершенно верно.
— А что это? Что стоит за этими двумя словами? Для чего нужен ЗвеРрь ЗвеРрей проклятому городу?
Волк подошёл ближе к костру. Лёг.
— В преданиях говорилось, что только ЗвеРрь ЗвеРрей способен прорвать Круг Безумия. Тогда звеРрям можно будет уйти из города такими, какие они есть, не лишаясь дарованного пророком. Луну назад я обошёл весь город по границе Круга. Шиповник меня не пустил. Говорили, ты пытался прорваться и тоже не смог.
— Не смог. Прямо зона какая-то, с колючей проволокой, — подтвердил Марк, особо не уточняя, что не пытался специально прорвать Круг. — Ты хочешь увести волков? Но ведь в предстоящей резне у них шансов выжить больше, чем у кого-либо из города.
— Да, — подтвердил Лунный волк, глаза его зажглись, замерцали сильнее углей костра. — Волки способны отстоять свои Башни от любого посягательства. Но кто защитит волков от самих волков?
— То есть, ты боишься резни внутри Башен?
— Я боюсь, мне придётся убивать тех, кто попытается впустить Безумие ЗвеРры в Волчьи Башни, как сейчас я убиваю всех попадающихся на моём пути звеРрюг. Но… В Могильниках лежит мой народ, мои дети, прошедшие свой путь и я стою там на пороге вечной ночи, оберегая их покой. Они знают, что Лунный волк проведёт их тёмными полями послежизни туда, где сияет луна и можно снова отбрасывать тень. Но как мне встретить детей своих на пороге, если лунную гриву запятнает волчья кровь?
Волк внимательно смотрел на Марка, словно тот знал ответ.
Марк молчал, потом спросил:
— А те волки, растерзавшие мальчика? Разве не ты убил их?
— Они сами. Друг друга. Я не повёл их через тёмные поля, ибо слишком страшная тень у безумия.
— А правду говорят про… э-э-э… внутренности третьего человека?
— Это не помогло.
Волк опустил голову. Призрачные завитки тумана обволакивали его, змеились под лапами. Он был неживой, как речной туман. И живой — как речной туман.
— Раньше ты реже охотился в ЗвеРре, — заметил Марк.
— Тёмные поля становятся ближе.
— А что там за история со сменой Хранителей Артефакта?
— Я был против, — отрезал волк.
Он перевел взгляд мерцающих глаз с Марка на угли костра и задумчиво добавил:
— А ты другой. Не как те пять… Волки предлагали тебя убить, не дожидаясь окончания полнолуния. В надежде, что луна сжалится над нами и пошлёт кого-нибудь ещё.
— А чего затормозили? — хмыкнул Марк, не проявляя особого трепета по данному поводу.
— Луна безжалостна к проклятому городу. Ты — шестой. Седьмого нам не дано.
— Всё понял, не решились рискнуть, — поддакнул Марк. — Ничего, может быть, новолуние многим руки развяжет. Ждать-то осталось чуть-чуть.
— Не гневайся. Я думаю, ты сумасшедшая удача ЗвеРры.
— Спасибо на добром слове.
— Кем ты был в своём мире, человек?
— Я не буду отвечать на этот вопрос. Для ЗвеРры совершенно не важно, кто я, — отрезал Марк.
Волк мотнул головой, туман заклубился ещё сильнее, укрыл его полностью, а когда рассеялся — Лунный волк исчез.
— Значит, ЗвеРрь ЗвеРрей Круга Безумия не прорвал… — горестно вздохнул Птека.
— Может быть, ещё порвёт, — пообещал ему Марк. — В шестую луну чем чёрт не шутит…
— Ты, правда, веришь? — обрадовался Птека.
— Я допускаю, — объяснил Марк.
Костёр прогорел, Лунный волк ушёл, так что рассиживаться на берегу было нечего.
Марк только сейчас заметил, что нет росомахи. И не было всё-то время, пока он, Марк, говорил со ЗвеРрем Зверей. Не искушая судьбу, Графч спрятался от истребителя звеРрюг подальше.
Марк посвистел, росомаха вынырнул из нагромождения камней и прибрежных коряг, готовый в любое мгновение снова исчезнуть.
— Всё, волк ушёл, — успокоил Марк. — Не бойся. Домой пора.
— Он холодный, — заскулил росомаха, прикрывая лапами физиономию, — смертью пахнет…
— Должность у него такая, — невесело пошутил Марк. — А уж про запахи кто бы говорил…
Угли костра подёрнулись пеплом, стало совсем холодно. Птека, семеня в своей блестящей длинной шубе, складывал в корзину пожитки. Марк потёр замёрзший нос, достал из рюкзака шапку, надел, натянул полосатые перчатки.
Обратно пошли той же дорогой, вдоль по берегу.
Боязнь Лунного волка заставляла росомаху жаться вплотную к ногам Марка.
Марк раз запнулся о Графча, два — и с досадой сказал:
— Давай оборачивайся и иди рядом по-человечески.
— Я волка боюсь… — всхлипнул росомаха, оборотив только лицо. — Лучше так.
Прошли ещё немного, и Марк запнулся о Графча снова.
— Я тебя за руку буду держать, — пообещал он, потирая колено. — Как в детском саду, ей-ей…
ЗвеРрюга неохотно принял человеческий облик. Ухватил Марка за руку и пошёл рядом, стараясь шагать в такт.
Прибрежная галька хрустела под ногами. Тоненький месяц плыл по небу. Благополучно миновали тёмный Олений Двор, прошли мимо моста.
Вот и башенка мельницы среди скал, обвитая лестницей. У подножия весело мерцали огоньки.
Когда подошли поближе — стало видно, что это горожане в разнообразных меховых одеяниях, с горящими факелами, столпившиеся у лестницы. Они нетерпеливо переминались, но никто не решался сделать первый шаг.
Увидев толпу, росомаха позабыл все свои страхи и мигом оборотился в звериную ипостась, готовый напасть без промедления. Птека аккуратно поставил корзину под ближайший куст и положил руку на рукоять топорика, заткнутого за пояс. Шуба его волшебным образом укоротилась и обзавелась стильными разрезами, позволяющими незаметно, но быстро выхватить оружие.
Марк придержал росомаху, осмотрелся. Как ни в чём не бывало подхватил из лежащей наготове связки хорошо просмолённый факел, присоединился к толпе и зажёг факел от огня впереди стоящего.
— Чуть не опоздал, — радостно сообщил он всем.
Никто не обернулся.
— Давно стоим? — не унимался Марк.
— Давно, — буркнули в толпе.
— Долго ещё ждать-то? — запанибратски пихнул спину ближнего стояльца Марк.
— Дык это… Коли смелый такой — иди первый, — ехидно посоветовала спина. — Там, говорят, звеРрюга головы откусывает напрочь!
— А и пойду! — пообещал Марк. — Расступись-посторонись! Ребята, с дороги, я иду.
Горожане охотно расступались, радуясь, что нашёлся недоумок, на котором впоследствии и будет вся вина.
Марк, гордо подняв факел над головой, прошёл к лестнице. За ним топал насупленный Птека, за Птекой — ласково оскалившийся звеРрюга.
Марк поднялся на пару ступенек. Остановился и обернулся.
— Ну что, заходите, — радушно пригласил он. — Чего на улице мёрзнуть?
Радушному приглашению Последней Надежды никто не внял. Растерявшиеся горожане пятились. Толпа быстро растаяла.
— Странно… — пожал плечами Марк. — ЗвеРрюг не побоялись ночью сюда прийти, а зайти — не зашли.
— Перед новолунием звеРрюги, обычно, отсыпаются, — объяснил ему Птека причину гражданской смелости.
Марк выкинул чадящий факел и стал подниматься.
В комнате их ждала Илса. Полярная лисичка сидела у окна, прикрытая плотной шторой и с интересом наблюдала за тем, что происходит внизу.
— Ты был великолепен! — сообщила она Марку, гибко соскальзывая на пол.
— А то! — подтвердил Марк. — Задёргивай шторы, зажигай свет. Будем праздновать моё чудесное спасение из лап разъярённой толпы. Завтра новолуние, так что самое время для праздника.
— Будем праздновать чудесное спасение толпы из лап разъярённой Последней Надежды, — подтвердила Илса. — Я не против. И очень рада всех вас видеть.