ЗвеРра

НОВОЛУНИЕ

День

А когда солнце вернулось в ЗвеРру, из Лисьих Нор вышла делегация и направилась через площадь к колокольне.

Росомаха открыл засов, лисы поднялись на площадку башни — все как один высокие, стройные. Красивые. Восходящее солнце подсвечивало золото волос рыжих лисьих грандов, зажигало искорки в белоснежных локонах полярных, скользило по роскошным гривам цвета воронова крыла у чернобурых.

В изящных выражениях лисы вежливо попросили Последнюю Надежду города пойти отдохнуть и дать поспать им.

Небритый, осунувшийся от постоянного недосыпания Марк сидел на трухлявом бревне, задумчиво шевелил пальцами ног, безуспешно разминая окаменевшие от пота вонючие носки.

И внимательно смотрел на нобилей ЗвеРры.

Они были вызывающе совершенны: холёные, изысканные, похожие на ледяные цветы. И ни черта не сделали, чтобы остановить свой город на краю пропасти.

Марк разозлился: если бы кому-нибудь в голову пришло засучить рукава, поковыряться в курильницах Оленьего Двора, сопоставить, проделать тот же путь по старой канализации, что и он, Марк, только раньше — насколько проще было бы найти Артефакт и повернуть всё вспять. И его бы здесь не было — никогда.

А вместо этого благородные доны деликатно, но настойчиво просят его прекратить хриплое пение и покинуть башню. Лисьи Норы не прошибёшь.

"Ну и хрен с Вами", — злобно подумал Марк, скребя щетину на подбородке. — "Если завтра Диса снова возьмётся за колокол, — я тоже палец о палец не ударю. Разбирайтесь с ней сами!"

Словно соглашаясь с его нерадостными думами, мир поблёк и посерел. Искорки в волосах лис потухли.

В качестве маленькой мести Марк лишь надменно кивнул, соглашаясь с предложением покинуть башню, но продолжал сидеть, как король во время аудиенции, пока слегка растерявшиеся лисьи гранды не отправились обратно, метя шёлковыми плащами брусчатку площади.

И тут бабахнула гроза, подкравшаяся незаметно, как звеРрюга. Громыхнуло так, что уши заложило. Тучи столкнулись лбами прямо над башней-звонницей.

Диса и Илса растерянно уставились друг на друга, потом на Марка.

Молнии секли небо над ЗвеРрой, дождь горохом скакал по кровле. Небо яростно рычало.

— У нас почти нет дождей! — прокричала в ухо Марку подобравшаяся поближе Илса. — Да ещё таких! Вот снег — сколько угодно!

— Ага, значит зонтики у вас не наколдовываются!!! — заорал в ответ Марк. — Это гроза!

— Угроза?! — переспросила Илса.

— Просто гроза!

Площадь вокруг башни стала чёрной, потом ослепительно белой, потом снова чёрной. Дождевые струи прибивали к земле намокших лисьих аристократов, торопящихся под защиту домов.

Росомаха оборотился человеком, подпрыгивал и выставлял руки, пытаясь поймать падающую воду.

— Водопад!!! — громко визжал он.

Птека прижался к столбу, поддерживающему перекладины, и завороженно смотрел на изменившийся город.

— В тучах водятся змеи!

— Это молнии! — объяснил Марк.

Гроза бушевала долго, потом перешла в затяжной дождь.

Вино было выпито до последней капли, сидеть на мокрой звоннице надоело. Компания под колоколом распалась. Лисички приоделись в длинные плащи, подобрали подолы и направились в Лисьи Норы проведать родственников.

А Марку со спутниками пора было на мельницу.

Птека решил подставить дождю свою шубу, надеясь, что вода будет стекать с меха, как со стожка. Росомаха просто оборотился в зверя. Марку же ничего не оставалось, как накинуть плащ на голову и надеяться, что кроссовки выдержат, не расклеятся в мокром виде.

И они пошли домой.

Дождь отмыл уличные булыжники до тусклого сияния. Росомаха с восторгом шлёпал прямо по лужам, заново пачкая блистающие мостовые. Птека аккуратно обходил лужи сторонкой.

Марк смотрел на мир вокруг из складок плаща, как из шатра. Кроссовки оставляли на камнях ребристые отпечатки, которые тут же смывались потоками. Голова была в сухости, зато джинсы по колено промокли.

Мельница стояла, как новенькая. Подожгли, точно по предсказаниям Птеки, лестницу, но дождь затушил огонь, не причинивший ни ступенькам, ни перилам особого ущерба.

Марк обрадовался несказанно: он привык к окнам на все четыре стороны света, к работе жерновов и молоточков. К флюгеру, реющему над крышей.

Дождь деликатно, но настойчиво стучался в южное и восточное окна.

Птека сразу же побежал на кухню затапливать печь. Росомаха — грязный, мокрый и довольный — оставляя за собой чёткий след, забрался под кровать.

Марк повесил промокший плащ для просушки у трубы, стянул джинсы и небрежно прицепил рядом с плащом. Подумав, сырые носки отнёс сушиться наверх, на чердак.

Из-под кровати отчаянно несло мокрой псиной.

Марк, не обращая на это ни малейшего внимания, забрался под лоскутное одеяло и с наслаждением вытянулся, заснув в одно мгновение.

Дождь лил и лил, словно стремился наверстать то время, когда в городе не было дождей. Грохотало теперь в отдалении, где-то за ЗвеРрой-рекой.

И сны под шум дождя снились лёгкие, светлые и пушистые, как волосы Илсы.

Проснувшись, Марк понял, что, наконец-то, отдохнул.

Он потянулся от души и свесился с кровати. Осмотр показал, что росомаха продолжает дрыхнуть без задних ног. Марк спустился на кухню — Птека ровно сопел на лежанке, пригревшись у печки. Перед сном звеРрик замесил тесто, чтобы всё-таки состряпать самый лучший в мире пирог. На плите загадочно булькало травяное варево. Отлив из кастрюли в кувшин, Марк прихватил сыр и лепёшки, и поднялся в комнату.

Неторопливо попивая птекин не то отвар, не то компот, разложил на столе добычу нескольких дней. И принялся сличать зарисовки, выписывая на отдельный лист для памяти:

"Пророк, вариант один, Волчьи Башни: пророк одноглазый, шуба, чепчик, шляпа, башмаки. Перстень-печатка, фонарь, посох, свиток.

Пророк, вариант два, Олений Двор: пророк одноглазый, шуба, чепчик, шляпа, пояс, башмаки. Фонарь, посох, свиток.

Пророк, вариант три, трактир "Весёлая крыска": пророк одноглазый, шуба, чепчик, шляпа, пояс, башмаки. Перстень-печатка, посох, свиток".

То, что в разных изображениях разнятся и предметы, было видно совершенно отчётливо.

Марк выписал отдельной строкой:

"Перстень-печатка, пояс, фонарь. А?"

Взял клочок бумаги, озаглавив его: "Остались в городе". На этом листе значились: "Астролябия" и "Башмаки".

В дверь раздался тихий стук. Марк заглянул под кровать, — росомаха прислушался, принюхался, чуть шевельнул ухом, но особой тревоги не высказал.

Марк открыл.

За дверью оказался отец Нисы в промокшем до нитки плаще. Архивариус.

— Извините за беспокойство… — затоптался он на пороге. — Но давно хотел посетить Вашу замечательную мельницу. А сегодня на удивление безопасный день, льёт и льёт, все попрятались. Такого никто не припомнит, и ни в одной хронике нет…

— Вы к печке, к печке проходите, — пригласил Марк. — Труба горячая, быстро плащ подсушит. Горяченького м-м-м…, компота…, хотите?

— Не откажусь, — улыбнулся лис.

Он присел к столу, за которым работал Марк, принял кружку и лепёшку. Пробежал глазами выписки, кивнул.

— О да, теперь я тоже склонен думать, что Артефактом был либо перстень, либо пояс, либо фонарь. До нас дошли отголоски преданий, что печать пророка — именно этого перстня-печатки — оттиснута на Предсказании. Была.

— Ну так значит, это перстень — и дело с концом! — обрадовался Марк и быстро поправился: — То есть, делу — конец, хотел я сказать.

— Увы. По другим преданиям, неразрывно связаны Круг Безумия и застегнутый пояс пророка.

— А где узнать поподробнее? — заинтересовался Марк.

— Боюсь, только с моих слов. Гис в ярости спалил эти документы. Они вызвали его раздражение своей туманностью. Ведь было и третье смутное предание, о том, что фонарь пророка освещает истинную суть и гонит звеРрюг вспять. Я думаю, что это были шутки Хранителей: очень в духе оленей, напустить туману и наслаждаться. Вы знаете, это ведь очень давняя история о том, как волки обиделись на оленей. Именно волки передали городу башмаки пророка и астролябию. Они надеялись стать хранителями — но, опасаясь их несговорчивого нрава, звеРри предпочли оленей. Было ли это лучше для ЗвеРры — до сих пор непонятно. Олени, мало того, что обошли волков, так ещё и святынями распорядились совершенно по-своему. Астролябию отдали соболям, для нужд звездочётов, и это ещё можно понять, но башмаки! Башмаки разделили, один подарили нам, лисицам, второй оставили в Оленьем Дворе, но по пышности церемоний обряды с башмаком и близко не стояли к тому, чем окружали Артефакт. Волки обиделись

— Получается, олени подначили волков? — перебил архивариуса Марк. — Умышленно оскорбили?

— Боюсь, олени даже не заметили, что нанесли волкам несмываемую обиду, — объяснил лис. — Они поступили так, как сочли нужным поступить, а то, что в городе есть ещё звеРри, равные, вообще-то, им по положению — оленям и в голову не пришло. Они же никого не замечали.

Марк вздохнул. Это он уже слышал много раз. А требовалось что-то новенькое, чтобы сдвинуть поиск с мёртвой точки. Из новенького была пока только история о башмаках.

— А ведь главарь волков башмаки не признал! — вспомнил Марк. — Диса сразу узнала, а этот нет.

— Ничего удивительного, — улыбнулся понимающе лис. — Их так уязвило избрание оленей и судьба святынь, что они предпочли всё забыть. И забыли. В городском архиве хранились прелюбопытнейшие записи. Пока Гис там не побывал…

Марк подлил архивариусу Птекиного отвара. После второй кружки отвар уже не казался трава-травой, язык отыскивал в нём приятные вкусовые нотки.

— А почему Ниса так любит вышивать мышей? — спросил он.

— Потому что лиса, наверное… — улыбнулся архивариус. — Зов крови, мышковать хочется. Вы знаете, у вас так странно пахнет…

— Это носки, — смиренно признался Марк, но потом вспомнил, что носки сушатся на чердаке, и поправился: — Это росомаха.

— Чего? — недовольно пробурчали из-под кровати.

— Ничего, Графч, спи. Нисин папа в гостях, — объяснил Марк. — Ниса, которая мышь вышила.

— Она красивая, — прозвучало из-под кровати. — И умная.

Марк с лисом переглянулись и молчаливо решили, что росомаха похвалил Нису. А не дохлую мышь на вышивке.

— А астролябия, и правда, замечательная! — признался архивариус. — Я её впервые вижу так, в натуральном виде. Только с изображениями знаком.

Марк снял астролябию с гвоздя, поставил на стол перед архивариусом. Тот длинными пальцами ласково погладил обод, прошёлся по причудливой гравировке градусной шкалы.

— Эх, если бы сейчас была ночь, и небо ясное, мы могли бы поопределять высоту звёзд… — мечтательно сказал лис. — Вы знаете, как это делается?

Марк виновато покачал головой.

— Хоть я и Полярная Звезда всея ЗвеРры — увы…

— Вот эту штуку — её зовут алидада — показал архвариус на подобие стрелки, — одним концом направляют на звезду, а второй конец нам покажет на шкале высоту определяемого объекта. Просто и гениально.

— Ага… — поддакнул не очень-то понявший Марк. — Офигенная штука. Только никак я не пойму, пророку-то она зачем? Он же не моряк в конце концов.

— Говорят… — архивариус поднял астролябию за кольцо, покачал ею, как маятником, — говорят, что святой отец мог измерить ею высоту звезды каждого человека. И сказать, насколько низко она стоит.

— "Насколько низко" — слова, прекрасно характеризующие пророка, — буркнул Марк. — "Насколько высоко", как я понимаю, его меньше всего интересовало. Кстати, я в ЗвеРре не вижу птиц. Кроме домашних.

— Пояс Безумия не пускает.

— К птицам, как и к людям, у святого человека были какие-то претензии?

— Вряд ли, — совершенно серьёзно сказал архивариус. — Скорее всего, просто так получилось.

Из кухни появился взъерошенный Птека. Вооруженный поленом. Увидев гостя, засмущался, спрятал полено за спину.

— А я слышу — голоса здесь… — сбивчиво пояснил он. — Доброе утро. То есть день.

Архивариус учтиво склонил голову в ответ.

— Ваше питьё, уважаемый Птека, бодрит на удивление.

— Это можжевеловая вода, — обрадовался польщённый Птека, положил полено на пол. — С боярышником, шиповником и другими травами. Наш старинный семейный рецепт.

— Пожалуй, я бы не отказался его узнать. Когда приходится работать ночами с бумагами — подобный напиток незаменим.

Птека растерялся. Было видно, что он вспоминает, сколько дней ещё отпущено ЗвеРре до того момента, когда Безумие рванет в городе и всем станет не до можжевеловой воды.

Лис это заметил.

— Разумеется, после полнолуния, — вежливо добавил он. — Если всё обойдётся. Точнее — когда всё обойдётся.

— Вы в это верите? — стало любопытно Марку.

— Почему бы и нет? — усмехнулся лис. — Мне приятно в это верить. Тем более, что моя вера подтверждается. Одно из подтверждений — на столе.

— А есть второе подтверждение?

— Есть, — кивнул лис. — За окном. В ЗвеРре никогда не было таких дождей. Что-то сдвинулось с места и определённо меняется. Думаю, хуже, чем сейчас есть, не будет.

— Но я не знаю, куда шагнуть дальше, — признался Марк. — Ну, очертился круг вещей, среди которых прятался Артефакт, — и что? Я словно в ваш треклятый Круг Безумия носом упираюсь, ни туда, ни сюда.

— Дальше — думать.

— У меня голова пухнет, — мрачно хлебнул можжевеловой воды Марк. — У нас есть поговорка "пусть лошадь думает, у неё башка большая".

— Ничего, это пройдёт, — пообещал лис. — Первые два человека были съедены слишком рано, мы не узнали, кто они. Третий человек был учеником, студиозусом. Четвёртый — военным, командором, пятый — политиком, мудрецом. А кто ты, Марк?

— Не скажу! — отрезал Марк. — Если ЗвеРра устоит — она устоит, кто бы я ни был. Ну а если гикнется, тем более разницы для неё не будет, кого конкретно она слопала после ученика, вояки и политика.

— Но ты не ученик, не мудрец, не военный…

— Ага. А ещё я не врач, не учитель и не слесарь-сантехник. И ещё много кто "не" — подтвердил ехидно Марк. — И это моя маленькая злобная радость — заставить ЗвеРру поломать голову, кто ж я. Такая своего рода ответная плюха за то, что меня, не спросясь, дернули сюда и велели разбираться неизвестно с чем. Так что я тоже загадочный — ничего личного.

Архивариус молча кивнул.

Марк немного остыл и спросил миролюбиво:

— А где тело этого мудреца, который пятый? Я видел третьего и четвертого.

— Он у нас, лисиц. Как-то так решили, что раз военный лежит у зубров, мудреца приютят лисы.

— Что-то мне подсказывает, что шестому человеку только на подвал птекиных родственников и можно рассчитывать, — заключил Марк. — Все приличные склепы уже заняты приличными людьми. А мудрец до чего доискался?

— Мы не знаем. Около Оленьего Двора на него напали ласки. Теперь-то понятно, откуда они там были, но тогда никто не сообразил, что резиденция Хранителей не пустует. Решили, что это просто судьба…

Архивариус прислушался, принюхался.

— В дождь всё пахнет сильнее, — сделал он вывод. — А вот олени, к речам о резиденции, держали в своём Дворе кладовую благовоний.

— Я знаю, — отмахнулся Марк.

— Я к тому, что можно оттуда палочек принести, — немного смущенно сказал архивариус.

— Я уже ничего не чувствую, — признался Марк. — Привык. Хотя…

— А ещё нас подслушивают, — ровно продолжил лис. — Кто-то снаружи, у восточного окна.

Марк от стола, а росомаха из-под кровати одновременно бросились к окну, столкнулись. Марк дёрнул створки — неизвестный, замерший на мокрой стене, отпрянул и исчез, съехав по мокрой веревке. Только и видели.

У росомахи глаза хищно загорелись, он перемахнул через подоконник, вцепился в веревку и тоже понесся вниз.

Марк обернулся, чтобы спросить у архивариуса, как тот смог почувствовать гостя за окном раньше росомахи, но обнаружил, что и лиса уже нет. Покинул мельницу, не прощаясь.

— Вот чёрт! — не сдержался Марк. — И этот испарился.

Он подошёл к западному окну, глянул: лестница была пуста. Дождь намывал ступеньки.

— Даже пирога не дождался, — удивился Марк. — Ну и, собственно говоря, пророк с ним. Больше достанется.

По ступенькам устало поднимался росомаха. В зверином облике.

Через несколько мгновений он толкнул дверь и мокрой, грязной шваброй ввалился в комнату. Оставив дверь полуоткрытой, молча заполз под кровать и заснул, не желая обсуждать неудачную погоню.

Из кухни просачивались умопомрачительные запахи: пирог уже пёкся.

Марк закрыл окна и двери, сел к столу и принялся снова разглядывать изображения одноглазого пророка, думать и сопоставлять.

— Волки обиделись… — бормотал он себе под нос. — Волки обиделись и забыли… Обиделись, что их дары не оценили… Так обиделись, так обиделись…

Из кухни поднялся Птека, торжественно неся блюдо с пирогом.

Водрузил блюдо на южный стол.

— Где сегодня ночевать будем, как думаешь? — спросил его Марк.

Птека неторопливо разрезал горячий пирог на части.

— У нас дома… — мечтательно предположил он. — Грибов нажарим…

— Увы, — оборвал его мечты Марк. — Заночуем мы у волков: смиренно попросимся на постой. Заверни полпирога с собой: угостим хозяев Волчьих Башен. Графч, ты пойдёшь с нами?

— Нет! — обиженно прозвучало из-под кровати. — Скараулю гада. А вы идите.

— Договорились. Жаль только, дождь не кончается.

— Скоро закончится… — угрюмо пообещал росомаха. — Снегом.

Наевшись пирога до отвала, Марк стал готовиться к очередной ночи. Карту, тетрадь сложил в полосатый рюкзак. Слазил на чердак за влажными носками.

Птека упаковывал еду.

Дождь лил, как окаянный.

Марк высунул нос за дверь мельницы, присматриваясь и собираясь с духом.

Вечер надвигался, пора было идти. Марк натянул вязаный жилет, рюкзак спрятал под зубровый плащ, надел и полосатую шапку под капюшон. Птека, блистая шубой, баюкал у груди тючок с запелёнутым пирогом. Набаюкавшись вдоволь, убрал пирог в мешок.

Росомаха наполовину выполз из-под кровати и, валяясь на половичке (всё то же вязаное изделие трудолюбивых птековых родственников) с интересом наблюдал за сборами.

— Ну всё. Пока, Графч! Удачной охоты!

— И тебе! — откликнулся росомаха.

Марк толкнул дверь и вышел под дождь.

Приближение ночи чувствовалось: стылая сырость царила вокруг. Если утром бушевала яростная летняя гроза, то сейчас зябкий осенний дождь вперемешку со снегом заливал-засыпал ЗвеРру, обещал скорую зимнюю стужу.

Марк в очередной раз подивился сегодняшним гостям, не поленившимся навестить его по такой погоде, как лису, так и тайному соглядатаю.

Плащ его мигом отсырел и отяжелел, давя на плечи. Марк вздохнул, приказал себе не обращать внимания ни на снег, ни на дождь, и зашагал по берегу. Вниз по течению реки.

Птека спешил за ним, изредка поскальзываясь на мокрых камнях. Он не спрашивал, куда они идут, хотя видел, что путь к Волчьим Башням Марк избрал довольно извилистый.