Когда Тимур зашел перед сном на кухню попить водички, отец так и сидел за тетрадью, что-то записывая с шепча себе под нос. Подросток попытался стать незримой тенью, но у него не получилось.
— Ты сказал два-четырнадцать-один про неодим, железо и бор, это удельный вес веществ в сплаве?
— Нет, если я что-то помню, то это соотношение атомов. — Тимуру было сложно говорить что-то конкретно, его знания об этих хитровыдуманных магнитах были случайными, на уровне википедии. — Как-нибудь массу сам вычисли.
— Ты сказал, американцы и японцы над этим ферро-лантаноидом работают. Они совместно?
— Нет, каждый по отдельности. Заимеют проблемы с международным патентом на этой почве. Так что спеши, запатентуешь раньше всех, будешь купаться в золоте.
— В СССР не действует патентное право. Капиталисты воруют у нас, мы заимствуем у них, что можем.
— Как атомную бомбу?
— Откуда это в твоей голове взялось? Я про магниты.
— Я тебе рассказывал в мае. С тех пор ничего не изменилось. — Второй раунд переговоров оказался ничуть не легче первого. — И насчет денег, я еще себе немного выиграю, с моим теперешним ростом, думаю, больших проблем не возникнет в плане обналичивания билетов.
— Делай, что хочешь. Я уже не знаю, чему верить.
— Но эксперимент с этой формулой проведешь? — Отец молча кивнул, скорее обреченно, чем утвердительно.
Тимур понял, что за сеансом психотерапии — это не к нему. А даже если бы он и нашел слова какие-то правильные, вряд ли они могли сработать — важно не только что произносится, но чьими устами. Так что он только хуже сделает, если сядет рядом, задушевно стукнет кулаком батю по плечу и выдаст что-то в духе: «Слышь, бродяга, не парься ты с этой хренью, само всё рассосётся. Живы, и ладно!»
Утром он проснулся как ни в чём не бывало. То есть, сначала на автомате подскочил перед подъёмом, в голове крутилось: одеться, умыться, бежать на в корпус к разведчикам. А потом: «Свобода! Спи, сколько хочешь, делай, что хочешь!» Бодрость такая в теле образовалась, что Тимур вырубился еще на два часа.
Второе пробуждение совершенно естественным образом происходило в пустой квартире. Каникулы для попаданца — это не только ценный мех, но и возможность не идти в ненавистную школу, не читать идиотский учебник. Впрочем, в учебниках порой нормальные темы попадаются, даже интересные. «Смешно, — подумал Тимур, — обычно говорят, что дети второй шанс выучить школьную программу. А тут без детей в судьбе по второму кругу Фарадей с Тютчевым отжигают».
В какой-то момент он осознал, что застыл изваянием в самый ответственный момент — когда делал потягушеньки в кровати. Дурацкая поза, и давно он так сидит, уподобившись засохшему саксаулу? А главное — что так загрузило его мозг? Тимур покопался в себе и понял — это толкаются в черепной коробочке неоформленные планы на огрызок лета! Планы приодеться, прибарахлиться, подкачаться. Нет, насчет подкачаться — он в процессе. Вот сейчас позавтракает, подумает чего-нибудь, и отжиматься, разминаться!
Фирмовый спортивный костюм — самое то, чтоб идти искать шмотки у фарцы. Такой прикид не отпугнет. Ага, скажут — вот идет участник Олимпиады, который денег нагрёб лопатой. Скажут и задерут ценник, нехорошо. Надо как-то так одеться, чтоб лопухом не выглядеть, но и овцой тонкорунной. И не бараном. Тимур взялся перебирать вещи и понял, вариантов кроме красного «Адика» у него нет. В единственные старенькие джинсы он не влез, а те, которые еще почти впору, назвать джинсами можно только с большой натяжкой. В них точно идти нельзя.
На самом деле Тимур не был снобом по определению, а Василий по жизни. Он хлебнул товарного изобилия в двадцать первом веке, такого, что сейчас никому в голову не придёт, разве что в фантастическом рассказе. Как он назывался? «Все вещи мира» название, точно! Что одни выдумывают как идею, другие реализовывают, и не ради той идеи, а чисто за бабло. А тогда зачем ему качественные вещи? Да просто захотелось побаловать себя, потому что тупо не мог придумать другие варианты использования денег.
Вот сейчас он пойдет и на чужой улице подальше от дома в «Спринт» выиграет сколько-то рублей. Добавит те, что лежали дома, заработанные — вполе хватит на кроссовки или штаны из денима.
Поднять бабла через спринт оказалось нетрудно, труднее было найти точку распределения холявных денег среди счастливчиков. На своей улице второй раз светиться счастьем Тимур был не готов, так что пришлось пинать улицу. Заветный лоток он нашёл спустя два мороженых. Чирик ему выплатили сразу, а пятьсот рублей предложили забрать в сберкассе и махнули в сторону его улицы. Пришлось делать вид, что он идет туда, а потом закладывать петлю через дворы и снова наматывать тротуар на ноги в поисках той сберкассы, где его еще не знают. Не хотелось становиться звездой, на чей свет стремятся мотыльки с золотыми звёздочками на плечах или синими перстнями на пальцах.
Очень удачно вышло, что стекло, через которое Тимур общался с кассиршей, чуть не полностью было исписано золотистыми буквами, обещающими вкладчиками земное блаженство и три процента годовых. Он маячил за этой надписью как ганфайтер, «качающий маятник» под дулом пистолета, оставляя своё лицо в стадии частичного узнавания. Тетушка видела скорее красный спортивный костюм с надписью «СССР», чем лицо счастливчика с лотерейным билетом «Спринт». И вообще, её основная задача — проверить подлинность билета, а фиксацию личности выигравшего пусть ведет милиция и органы БХСС.
Ног не жалко, всё равно их подкачивать надо, как и дыхалку. Так что после сбера у Тимура в плане было посещение родной квартиры и загрузка денежными знаками. Шесть с половиной сотен — на такие деньги можно неплохо прикинуться, наверное. Он не очень хорошо знал цены у фарцы. А еще Тимур понимал, что за свои кровные можно и проблемы получить. Одинокий подросток с кучей денег может вызвать нездоровые ассоциации.
И что делать? Просто следовать ранее составленному плану. «А возьму-ка я шопер!» — последний штрих завершил картину, нарисованную в воображении. Шопер — изобретение далекого прошлого, ранее называемое котомкой, представлял из себя матерчатую сумку для походов в магазин, сшитую мамой и украшенную аппликацией. Чтоб не так уныло выглядеть в очереди за морковью. Сумка была хороша своей неубиваемостью и способностью поместиться в карман в свернутом виде.
Магазин «Спорттовары» в центре города встретил Тимура полупустым залом по причине буднего дня. Многие товары были украшены олимпийской символикой и явно завышенными ценниками в честь такой радости. Олимпиада закончилась, но уценять такой товар никто не спешил. Ну и ладно, Тимур от двадцати копеек накрутки не обеднеет. Бедным он может стать, если не подготовится к шопингу со всей революционной ненавистью.
Он немного походил вдоль прилавка, пока наконец не выбрал самые маленькие самые скромные гантели по полкило весом и смешной ценой в сорок пять копеек за штуку. Неплохой спортивный снаряд, такие ему посоветовал один вожатый в лагере, по его словам, боксирование с тенью с утяжеленными руками неплохо качает выносливость. Не будучи спортсменом, Тимур прислушивался к советам специалистов, даже доморощенных. Так что эти железяки пригодятся в любом случае.
А еще в прошлой жизни один специалист по другому виду спорта с юридическим образованием объяснил, что ударить по голове кирпичом или гантелей можно с преступным умыслом, а можно в целях самообороны. Оказывается, если ты к самообороне приготовился заранее, то по мнению что Советского, что Российского правового сообщества, ты приготовился к преступлению. И наоборот явно случайно оказавшиеся в руке «весомые аргументы» говорят о чистоте твоих помыслов. В переводе на русский: если ты купил гантели только что и ударил ими хулигана — ты комсомолец, тобой гордится страна. А если всё тоже самое сделал спортинвентарём, взятым из дома — ты преступник. А преступник автоматически превращается… превращается преступник… в невинную жертву! Бывалый юрист советовал не искать в этом логику, а верить на слово.
Гантели прямо в заводской упаковке были уложены в холщевую сумку, сумка вложена в полиэтиленовый пакет за шестьдесят копеек с изображением Москвы, Тимур отправился в то место, про которое знал — на проспект Калигулы, то есть Калинина к магазину «Мелодия».
Юный типчик в красном Адике и позорных кедах с позорным же пакетом не затерялся в толпе, как-то не очень он выглядел на общем фоне. Народ там тёрся постарше, поупакованнее, и вёл он себя странно. По мнению Тимура странно: никто не подошел спросить, что нужно потенциальному клиенту, никто не начал втюхивать свой остро модный товар. Подвалил какой-то кадр с пластинками, но быстро отвял, наткнувшись на жест отрицания со стороны подростка.
Рядом какие-то молодые мужчины бубнили на не сильно понятном языке. Половина слов была знакома, вторая ускользала вместе со смыслом сказанного:
— Прикинь, чувачок, на днях бомбил с одним югом, взял бундесовские пусера под комок. Могу подогнать.
— Кому ты гонишь, откуда у югов бундошка? Небось самострок голимый!
— Отвечаю, клевая фирма́в натуре!
— Вот и толкай в комок, мне паль нафиг суёшь! У меня своих утюгов как грязи.
Зачем торговцу шмотками так много утюгов, какую бундошку везут с Югов? Тимур этого не знал, но подозревал использование сленга.
— Что толкаешь, спортсмен? — Обращение к нему было неожиданным, но Тимур чётко понял, что это точно к нему. И «спортсмен» — не кличка, а отсыл к его костюму.
— Да ну, откуда у меня товар? Кроссы порвал, видишь, в чём выйти пришлось! — Тимур кивнул на свои кеды. — Хочу правильные тапки на свои лапки.
— Я думал, привёз чего. — Уныние незнакомца выражалось в каждом слове. Он явно встрял без пользы.
— Не, оттуда привезти на продажу можно только руководителям, даже тренера голяком возвращаются каждый раз. — Тимур решил твёрдо отыгрывать спортсмена-международника.
— Так уж и голяком?
— Понятно, что себе можно. А чуть две пары шузов — уже от сопровождающего вопросики вскакивают.
— А где был сам? Болгария-Польша?
— Италия-Австрия, если знаешь, где такие страны.
— Но-но, дерзить не надо, если решил что-то найти. А что вообще ищешь кроме «Адидасов»? и вообще, капуста есть?
— За капусту «бабочка». — Тимур наконец вспомнил некоторые моменты, которые Василий видел в каком-то сериале про советскую фарцовку. Статья №88 Уголовного кодекса за валютные операции была очень жёсткой. — Деревянные на кармане.
— Да не, я про капусту чисто иносказательно. Без всякого контекста. — Испугался, открестился и перешёл на вполне литературную речь фарцовщик, если это был он.
— Филфак МГУ? — Усмехнулся Тимур.
— Истфак. Но это неважно. Ты точно не из ментовки?
— Тебе ксиву показать, что не оттуда? Ты думай, что спрашиваешь. Точно. Отличник, спортсмен, комсомолец.
— Ага, а бабки откуда на шмот?
— В стройотряде заработал. А даже если и подломил, то что с того? И вообще, брателло, я же вижу, что ты «пустой», к чему порожняк гнать? — Лексикон девяностых сам собой полез из подростка как реакция на разочарование. Ничего ему тут не продадут. Тут вообще кроме пластинок никто ничего не продавал, в кино соврали.
— Здесь все «пустые». Если реально надо, могу проводить.
— Нормальная тема. Только учти, за мной люди. Если кинете и не вальнёте наглухо, будут проблемы.
— Кто тебя кидать собирается, остынь! — Негоциант советской эпохи аж отшатнулся. — Пугает он меня. Кидать на жалкие копейки — весь бизнес по боку! Короче, решай сам.
— Я же говорю, нормалёк всё. Кстати, зовут тебя как? — Тимур был готов отправиться в путь безотлагательно.
— Вадиком. Но здесь знают как Вагона.
— Почему? — Они уже обогнули здание магазина и шли между какими-то сталинками.
— Сначала звали Вадон, типа Вадим, но по-другому. А потом как-то стал Вагоном. А тебя как?
— Я Тимур, погоняла не имею.
— Понятное дело, твоё и так запоминается.
Оба спутника уже расслабились, вроде как даже знакомыми стали, судя по всему, идти было еще не близко. Старый район Москвы, в котором Тимур ни разу не бывал изобиловал переулками, подворотнями, арками. Он постоянно крутил головой, запоминая маршрут, так что срисовал двух типчиков раньше, чем они вступили в контакт. Хотел было просить Вагона, не его ли это люди, но решил, что лучше не показывать виду — пусть эффект неожиданности будет обоюдным. И неожиданность произошла в полном соответствии с самым плохим вариантом плана Чиркова, во всяком случае выглядело это именно так.
— Опачки, какая встреча! Сережа, друг! — Оба парня были среднего роста, на вид явно сильно моложе тридцати, но точно за двадцать, короче мужчины в самом расцвете сил.
— А кто тут Серёжа? — Вадим-Вагон почему-то стал агриться на Тимура, вместо победной улыбки на лице фарцовщика застыл оскал. — Это ты что ли Серёжа?
— Я думал, это твои кадры. — Тимур понял, что что-то пошло не так. Как минимум, пока не нарисовалась ситуация трое на одного. — Чепушилы, вы где Серегу тут увидели⁈
— Мальчик, та сейчас отдашь тугрики, а потом будешь сильно извиняться перед дядями за чепушил. Тощий, тебя это тоже касается. Отдаёшь всё с себя, а потом тихо валишь и никому ничего не рассказываешь.
Диалог прервался буквально на середине, потому что реально худой и не атлетического сложения Вагон резко подшагнул к парочке гопников, резко зарядил одному из них в челюсть, а потом также резко разорвал дистанцию. Всё было бы здорово, если бы дистанцию он рвал по своей воле, вместо этого фарцовщик буквально отлетел назад от встречного удара и впечатался в стену. Масса решает, чего уж там.
Масса Тимура не решала ничего, поэтому он сделал то, что смог — разворот на месте. Если бы он повернулся на сто восемьдесят градусов, его бы никто не осудил, но тут имели место все триста шестьдесят. Сумка в его руках сделала не просто круг, как на карусели. Тимур заставил её сначала взлететь вверх, а потом опуститься со всей своей безудержной мощью.
Этот день однозначно был наполнен всеобщим везением: только что купленные гантели ухитрились разминуться с головой бандита и впечатались куда-то между его шеей и плечом. Один гражданин Страны Советов не стал трупом, а второй, который хорошист, активист и комсомолец, не попал в убийцы. Второй круг гантели сделали вхолостую, их несостоявшаяся жертва успела отскочить в сторону. А когда ударенный Вагон встал на ноги, хулиган и вовсе решил валить куда подальше.
У Чиркова появилась мысль доработать до конца, но он посмотрел на наливающийся фингал Вагона и осознал — парень не подельник гопников, а жертва. Упавший в подворотне бандит всё еще не встал, похоже ему здорово досталось. Да и понятно, килограмм советской стали может приземлить кого угодно. Против законов физики не попрешь.
— По ходу, они тебя срисовали.
— Почему это меня? — Вадим не хотел признавать себя терпилой и жертвой.
— Ты на Калинина трёшься, я там в первый раз. Увидели, что ты клиента зацепил, и повели нас оттуда и досюда.
Тимур говорил это, сев на корточки. У него возникло желание облутать тело. Фишка с проверкой пульса у него никогда не получалась, не предназначены его пальцы найти какое-то там биение какой-то жилки на шее, как это делают в кино сплошь и рядом. Он не единожды проверял этот момент на заведомо живых товарищах и каждый раз обламывался.
— Не трожь, парень! Не связывайся.
— Почему?
— Так у тебя самооборона или хулиганка. А возьмёшь что, сразу даже не кражу — разбой квалифицируют.
— Кто?
— Да мало ли. Кто-то увидел, кто-то стуканёт. Тебе надо из-за десятки срок самому себе с асфальта поднимать?
— Логично излагаешь. Тогда что, разбегаемся или идём дальше?
— Я смотрю, ты не из пугливых, Тимур. Пошли, недолго уже до хаты.
— Ты тоже нормальный пацан, Вагон. Кстати, ты первым в драку ломанулся. Я бы еще побазарил.
— И много бы ты там выторговал? Они явно ничего предъявлять не собирались, грабить шли.
— Что теперь делать будешь? Затихаришься? — Тимуру было интересно, как Вагон станет выкручиваться. Урки могли свалить в туман, а могли затаить лёгкую обиду.
— Людям скажу. Есть кому, так что всё ровно будет. Мы уже пришли. Сначала я поднимаюсь, потом ты. На третий этаж, никуда не стучишь, я открою. Или нет, если что-то не так будет.