В магазин около станции Тимур ни разу так и не вырвался лично, ему не было нужды, как некоторым зависимым от наличия молекул спирта в организме. Его потребности вполне удовлетворяла автолавка, приезжающая в лагерь пару раз в неделю. Это только кажется, что в пионерском лагере сплошь дети, а взрослых раз, два и обчелся. Взрослых в «Настасьино» по прикидкам Тимура набиралось человек шестьдесят, а то и больше. Такому количеству людей, вырванному из нормальной бытовой ситуации, нужно нормальное снабжение. Ну или хоть какое-то.
Да то же курево на регулярной основе требуется и водителю, и слесарю-сантехнику, и вожатым, которые курят по ночам или далеко в лесу, лишь бы не попасться на глаза пионерам. Колбаса тоже предмет первой необходимости, как и сайра с кабачковой икрой, еда вообще всем требуется. Короче говоря, набирается длинный список и целая грузовая машина всего того, без чего никак не обойтись.
Он вообще заметил, что в сравнении с другими вожатыми ведет себя как-то лайтово, аккуратно, словно компания ему слегка жмет, как новые ботинки. Не расслабляется, всё время себя контролирует. А потом понял, что и в самом деле он новичок в этом обществе. С другой стороны, именно такого поведения ждут от подростка, случайно принятого в общество взрослых людей. Так что стоит и дальше придерживаться этого же стиля поведения.
А еще надо бы написать письмо родителям. Сам на пару с воспитателем регулярно прессует отряд на этот предмет: «Ваши родители по вам соскучились, они желают знать, как всё у вас здорово, они там себе напридумывали чёрте-чего про своих несчастных голодных, плачущих в темноте и холоде кровиночек. Вот и переубедите маму с папой, напишите, что вы еще живы и даже рады, что здесь так интересно и весело!» Голимая манипуляция, мол не пугайте родителей, пишите, что вам хорошо. С другой стороны, если никто не знает, что может быть лучше, то и так всё отлично. Слава богу, кормят и не секут. Кстати, можно в самом деле своим написать, они же тоже могут волноваться по поводу тельца Тимура.
Он уже почти собрался писать, даже продумал план письма, состоящий из трех пунктов: всё хорошо, кормят хорошо, со здоровьем всё хорошо. Но случилось воскресенье и было не до писем — в этот раз дежурство по дурдому на нём. Вроде ничего особенного, стой с повязкой на КПП, показывай пальцем, где вход, регулируй толпу нахлынувших с пригородного поезда родителей, обезумевших от предвкушения встречи с любимым ребенком. Поправка: безумством страдают только мамы, хотя папы тоже страдают, но уже от своих жён. За одну фразу типа «чего ты такая нервная, всего две недели не видела ребенка» можно получить столько негатива, что перспективы оказаться брошенным уже не покажутся столь ужасными.
Представьте себе не пару таких вот страдальцев, а целую толпу. На этом фоне совершенно уместными кажутся стальные конструкции пропускной системы лагеря. Видимо никакой другой материал не справился бы с напором родительской любви. Как вариант: никакой другой материал не справлялся и был заменен на сварную сталь, такую же, как на пропускных пунктах воинских частей.
Так вот, задача дежурного вожатого в этот самый пиковый момент — не быть растоптанным, растерзанным или украденным с поста. Стой где-то в сторонке, держись одной рукой за столб, чтоб не смело, а второй махай рукой в сторону лагеря: «Туда, все туда! Ваши дети там!» В остальное время дежурный по родителям — это лицо и уста лагеря, здравый смысл и страдание от бессмысленных призывов к взрослым быть благоразумными.
Он первый, кто доносит до мам мысль, что их чадо всё еще живо и условно здорово. Что его можно найти одним из двух способов: самостоятельно шариться по лагерю, подвергаясь опасности умереть от разрыв сердца или дождаться, когда вот этот замечательный посыльный пионер, умытый и сытый (ваш точно такой же) сбегает в (какой у вашего ребенка отряд?) отряд и приведет его за руку. Да, мы вам его выдадим на несколько часов, то есть до обеда. До отбоя? Нет, до отбоя нельзя. Нет, мы не сможем гарантировать жизнь вашего ребенка после того, как вы в него запихнете эти две сумки. Даже если запихнете их содержимое без обертки и шелухи. Нет, ответственность всё равно на нас. Получите своего сыночка взад, тогда издевайтесь над ним, как вам угодно. Да, пока он числится за лагерем, право издеваться принадлежит исключительно нам. Нет, это было ваше добровольное решение, вы сами отказались от всех прав владения сопляком на один месяц. Читайте в договоре, там всё написано. Не написано? Да и пофиг, можете жаловаться. И не надо мне совать в карман конфету, я взрослый человек, получаю зарплату! И сигареты совать не надо, я их в камеру не пронесу. Тьфу ты, не понесу, у нас в зоне отоварка есть.
Нервы дежурному пионервожатому нужно иметь железные. Тимур даже задумался, не пахнет ли подставой то, что его засунули в этот наряд. А потом подумал и решил, что подстава и есть. От кого? Да неважно, всем мил не будешь. Он справится, потому как опыта общения со взрослыми слабоумными людьми у него побольше, чем у всех вожатых этой смены.
Сначала шли редкие одиночки и пары из числа родителей-провинциалов, тех, кто отправлял детишек в этот лагерь из года в год. Они знали маршруты, порядки, приезжали со стороны области на пригородном дизель-поезда или автобусах, а то и на машинах, своих или служебных. Тут всё было просто, приданные адъютанты, посыльные и просто хорошие дети пулей бегали в корпуса, вызывая детей к ранним посетителям. Потом начался ожидаемый ад, когда по проселочной дороге в лагерь пришла толпа москвичей, выгрузившейся из такого же пригородного поезда, но уже со стороны Москвы. Встречать их вывели весь пионерский контингент лагеря, чтоб толпа не разбежалась в поисках детей. Им так и сказали: вон там поотрядно построены ваши дети, не затопчите их, не рвите с корнем из строя, они не морковка, могут и ручки оторваться.
А потом снова потянулись одиночки. Вот тут-то и случилась засада. Из подруливших прямо к воротам «Жигулей» вылезли мама и папа. Прямо как в песне «А мы не ждали вас, а мы припёрлися!» Нет, Тимуру было не неприятно видеть этих людей, волею богов ставших ему типа родными, просто сегодня ему было не ко времени.
Родители вышли из машины с пассажирских сидений, то есть машина не их. А то мелькнула мыслишка, что папа как-то крутанулся и купил с рук машину. Нет, какой-то дядька вышел из-за руля и начал беседовать с папой как с давним приятелем, пока мама на рысях скакала к калитке. Ворота, открытые настежь к массовому наплыву, уже были снова закрыты. А нечего баловать, привыкнет народ широко жить, начнет воображать много лишнего. Это как с дверями в магазинах: строят широкие проёмы по своим нормами СНиПам, а потом оставляют открытой одну створку, чтоб не разгонялись шибко. Глядишь, купят меньше. Странно только, почему при капитализме в России оставили ту же моду закрывать «лишние» створки.
Мама целенаправленно бежала к одной ей известной цели, не замечая преград и своего сына. Тимур подумал, что если бы калитка оказалась сейчас закрытой, то долго бы она не продержалась — буквально до первой мамы. Материнская любовь — это что-то страшное! Обычно для окружающих, но иногда по полной программе достаётся и объекту этого беспощадного чувства.
— Мам, далеко собралась? — Тимур окликнул её, когда Чиркова пролетела мимо, не собираясь тормозить.
— Мальчик, мне… ТИМУР!!! — Крик раненой чайки со сцены МХАТа не был так изнуряюще полон любви и безнадежности! Ты живой!
Простая по своей сути констатация факта физиологического статуса Чиркова-младшего повергла его в шок. То есть, он и так уже два месяца как был снова живой и привык жить в этом теле, но кричать-то зачем?
— Ты не писал!!! — Объяснение экзальтации и одновременно обвинение более-менее расставило всё на свои места. Будь Тимур подростком, он уже бы провалился куда-то глубоко-глубоко, ниже земной коры, ниже мантии. Но он был взрослым человеком и знал одну истину — всем пофигу. Что ты, кто ты, как ты — глубоко фиолетово, диип папл, выражаясь английским языком. Дети могут на какое-то время заметить, засмеяться, зацепить, но это ненадолго. Настоящая долговременная реакция должна постоянно подпитываться чем-то или кем-то.
Ну да, он собирался написать одно письмишко, но теперь не станет — они сами приехали, так что теперь «ребенок» расскажет устно всю ту стандартную галиматью про «всё хорошо», какую генерируют мозги подростков.
Кстати, даже когда всё нехорошо, об этом не говорят и не пишут родителям. Потому что в большинстве случаев они бессильны решить проблемы своих детей. Более того, подспудно мамы с папами не хотят слышать про эти напряги, но сами не сознают этого. Вот видят, что у ребенка всё хреново, но верят его словам. Потому что так проще. Дети привыкают к этой ситуации и не идут к родителям тогда, когда стоило бы, когда проблемы уже прямо вот взрослые-взрослые, когда надо подпрягать авторитетов к разборкам. А хрена-два, родители не в авторитете. Даже крутые, даже распальцованные папы не имеют нужного уровня доверия.
Это писать долго, читать, а в голове Тимура мысли мелькнули метеором в ночном небе. И наступил момент, когда надо держать ответ. Идеальный ответ был найден мгновенно:
— Привет, мама! У меня всё хорошо. Работаю.
— А почему пионерский галстук? — Перед этим весь костюм был просканирован на предмет соответствия маминому взыскательному вкусу и был признан условно приемлемым. Хуже, чем должно быть, лучше, чем могло. — Тимка, ты так похудел!
— Не похудел, а вытянулся! Привет, сын! — Папа пришёл на спасение сына, понимая, сколько всяких эмоций может сейчас обрушиться на неокрепший детский организм.
— Привет, папа! Давайте отойдём в сторонку, чтоб не загораживать проход.
— Почему в сторонку? Давайте пойдем куда-нибудь, где мы сможем тебя накормить, голодный же, сынок!
— Нет, мы никуда не пойдем. Я сегодня дежурный по КПП.
— А другие детишки тебя не могут подменить? — И мама ткнула пальцем в адъютантов.
— Нет, это мои помощники, он не могут подменить вожатого.
— Погоди, как вожатого?
Тимур молча посмотрел на своих пионеров, и ребятишек как ветром сдуло. А нечего уши греть, когда взрослые общаются на всякие скользкие темы. Тимур жестом предложил сесть на стоящую под козырьком лавочку. Родители сидели в машине всю дорогу, а он стоял болванчиком уже несколько часов.
— Так получилось, что в смене нехватка педагогического состава, конкретно — вожатых. Начальник лагеря обратился за помощью ко мне как как к комсомольцу и просто старшему. Я не стал отказываться ни от обязанностей, ни от ставки вожатого.
— Вот это да! Вот за такое хвалю, Тимур! — Папа прямо излучал гордость за сына. — Деньги, заработанные своим трудом, ценятся выше, чем просто выигранные.
— Пап, деньги ценятся за свою покупательную способность. Труд есть осознанная необходимость.
— Не путай меня, по Марксу свобода есть осознанная необходимость. Я еще что-то помню из диамата.
— Увы, папа. Но труд относится к той же категории, иногда приходится трудиться.
— Иногда?
— Ну да, признайся, что ты не всегда получаешь кайф от своего трудового процесса. Значит, порой заставляешь себя.
— Ладно, демагог из тебя вышел знатный, давай не будем про меня, как сам? Рассказывай.
— Сам нормально. Выделили как вожатому отдельную комнату, даже без подселения. Питаемся в столовой за отдельным столом по взрослым нормам довольствия, автолавка приезжает, докупаю по мелочи всякие вкусняшки. Так что не бедствую.
— Тяжело?
— Нормально. Другие справляются, я чем хуже.
— Вот, мы тут тебе привезли, кушай.
— Мам, ну как ты себе представляешь, вожатый, лицо лагеря стоит на проходной и жрет как из голодного края. Что подумают родители воспитанников лагеря!
— А что они подумают?
— Как что? Во-первых, что вожатые обирают пионеров, забирают гостинцы, которые привозят родители. Во-вторых, что в этом лагере голодают даже взрослые, что говорить о детях.
— Глупости ты всё придумываешь, Тимка!
— Оля, он прав. Он сейчас при исполнении, не подрывай своей заботой мальчику авторитет.
— Да мне начхать и на авторитет, и на то, что подумают…
— Тебе и на него наплевать?
— Как ты можешь такое…
— Тогда замолчи и подумай головой над сказанным. Ты у меня человек с высшим образованием, а не наседка. Здесь трудовой коллектив, у них взаимоотношения. Для тебя на твоей работе что важнее: пообедать или что люди подумают о тебе?
— Ну ты сравнил. Мы взрослые, а они…
— А Тимур сейчас работает работу во взрослом коллективе. Всё всерьёз. Тимур, ведь ты не сочиняешь снова?
— Ну да, и повязку надел чисто вас поприкалывать.
Родители поморщились от подросткового сленга, но промолчали. Действительно, на повязке имелась надпись «Дежурный вожатый», такую просто так никто не наденет. А потом их сын встал и слегка отодвинул в сторону родителей. Мальчик вышел к калитке, куда только что вошли мужчина и женщина и начал форменный допрос взрослых:
— Здравствуйте! Я дежурный вожатый пионерского лагеря «Настасьино». Вы с какой целью к нам?
— Как это, с какой целью! К ребенку приехали мы. Где наша девочка?
— Имя, фамилия, отряд?
— Отряд? Отряд мы не знаем.
— Не страшно, возраст своей девочки вы знаете?
У подростка всё время была такая официальная интонация, что двое взрослых даже не подумали спросить, с какой радости этот шкет до них домотался. Чирковы смотрели на сына и видели другого, ранее незнакомого им мальчика. Взрослого, самостоятельного, умеющего общаться и решать вопросы.
Узнав имя, фамилию и возраст разыскиваемой, Тимур достал из-за пояса свёрнутую трубочкой тетрадку и мигом нашел нужную фамилию в списке. А потом повернулся к двум стоящим неподалеку пионерам и по-военному чётко произнёс: «Четырнадцатый отряд. Сейчас они в клубе на лепке. Фамилию слышали? Доложить воспитателю, что к девочке приехали родители, ждут в беседке у входа. Кто побежит, решайте сами. Второй провожает в беседку». Тут же один из мальчишек сорвался куда-то вдаль, а второй явно подражая вожатому подошёл и предложил родителям пройти в беседку и ждать там.
— Как у вас всё чётко организовано, Тимур. — Похвалила мама, когда Тимур вернулся к родителям.
— Пионерская организация сильна своей дисциплиной. Дети тянутся к порядку, когда он есть.
— Я бы так не сказал, сын. Сколько тебя приучали этот самый порядок наводить в твоей комнате.
— Пап, социальные законы для больших групп действуют иначе, нежели для индивидуумов. Переход количества в качество налицо.
Так они и общались, пока папа не услышал звук горна, зовущего обедать.
— Тебе туда не надо?
— Нет, ребят проконтролирует воспитатель, а мы обедаем отдельно. Да я и не пойду с вашими гостинцами. Там, небось, на троих хватит. Вы когда поедете в Москву?
— Через час, мы с Виктором договорились, что засветло вернемся домой. Спасибо ему большое. А прямая электричка до вас не ходит, только на перекладных можно добираться.
— Вот и молодцы, что нашли такой вариант. Больше не приезжайте, я писать тоже не буду уже, вы всё видели, нагрузка серьёзная, особо нет времени писать. Мы до отбоя при детях, только потом начинается личная жизнь и все дела. А вставать тоже до подъема приходится. Короче, всё по-взрослому.
Немного замкнутому по характеру Василию было непросто стать подростком Тимуром настолько, чтоб соответствовать ожиданиям родителей, но он старался. Что-то рассказывал, где-то смеялся, одним глазом присматривая за воротами. У него был категорический наказ — за территорию лагеря через проходную не должна шагнуть ни одна нога ни одного пионера. В самоход на травку с мамой-папой? Сколько угодно, но через дырку в заборе и тайком. Официально — категорически нет! Застукали на самоходе? Это кто такой умный, что встанет между родителями и их ребенком? Никто никого не увидит, если действовать с умом. Ума или заменяющего ум опыта у всех много, жить в условиях двойной морали все привычные, так что всё хорошо. Как раз за разом повторяет начальник лагеря.
Попрощались и с Тимуром, он всеми силами сдерживался, чтоб не выказать облегчения от расставания. Не та это реакция, которая типична для ребенка. С другой стороны, для подростка, а тем более для вожатого в самый раз. Так что кое-кто из коллег-педагогов её заметил и не увидел ничего неестественного, а родители вроде не спалили, у них грусть-тоска от расставания с сыном превалировали над прочими чувствами.