Знаменосец забытого бога

Глава 13 Чемодан

Тимур смотрел на стену сначала пристально, маминым взором, а потом менял взгляд на поверхностный папин: вроде нормально, гитара не бросалась в глаза. Он еще и старую ленточку на гриф привязал, переходящую ленту, по которой можно узнать его гитару в череде точно таких же чужих. Шутка. Ему повезло, что на старой гитаре не было никаких наклеек с женскими кудрявыми мордашками, любят в Союзе лепить на деки кудрявых восточных немок, красивых, как атомная война. Единственный лейбл находится внутри и не бросается в глаза, так что тоже без палева.

А вот с чем засада, так это с чехлом. Не удержался, купил в магазине, когда почти уже уходил. Смотрел на это упущение у удивлялся: почему ему не попытались впарить такую нужную вещь? Ведь всё сам, струны запасные сам, камертон сам, чехол-то могли предложить. Видимо, не могли, не такой пока у людей подход к сервису торговли. Тебе надо — спрашивай, а нам и без того есть чем заняться, ногти сами себя не подпилят.

Так вот, чехол был из разряда излишеств и стоил приличных денег, каких у мальчика априори быть не должно. Значит, надо просить на чехол. Или внаглую выигрывать в денежно-вещевую лотерею и покупать с тех денег. Да, так Тимур и поступит. Еще бы с обналичкой проблем не было. Но уж десятку ему в сберкассе выдадут, если выпадет настолько скромный выигрыш по одному из билетов. А двадцать? Понятно, будет видно по ходу пьесы.

Большая кладовая сталинской квартиры раскрыла юноше свои сокровища, в которых он сейчас копался, наплевав на опасность и пыль. Опасность представляли ярусы всякого хлама, не тронутого временем и хозяевами. Тимур очень хорошо представлял, что ему нужно — ему нужен чемодан. Чемодан, в котором он будет уверен, который будет не жалко сломать или улучшить.

Странно, да — кому-то может быть жалко, что сынок улучшает хорошую вещь. Что делать, логика взрослых порой не поддаётся прогнозу. И мало помощи от того, что Тимур сам был когда-то взрослым, он был другим взрослым из другого века. Из того, где не перелицовывают вещи, не копят хлам, не передают от семьи к семье детские вещи… Где коляска или кроватка покупается для любимого чада, а не притаскивается с чердака бабушек и дедушек.

Вот это чемодан, пожалуй, великоват, в него даже велик можно засунуть. А жалко, он выглядит заслуженным, наверняка в нем везли трофейные пиджаки и аккордеон из поверженной Германии. Выглядит сверхзаслуженно, за такой не заругают. А этот точно не подойдёт, понтовый и полумягкий из кожзаменителя, за этот сначала руки оторвут, потом заругают. И вообще, выкинь такой из кузова, он сразу попытается харчами похвастаться, как пассажир пассажирского судна в качку. Кто будет выкидывать чемоданы из кузова грузовика? Ясно кто — взрослые, которые будут организовывать доставку детских вещей в лагерь, они ничем не лучше грузчиков в международном аэропорту.

А вот чемоданчик это ничего так, и жесткий и обшарпанный в меру, и по размеру подойдет. Тимур открыл его, высыпал на пол скопившийся мусор — нормальный вариант! Изнутри рёбра стеклотканью усилить, особенно углы, снаружи обтереть от пыли, вон даже ручка не отрывается! Угу, а вот сюда, на торец стоит приклепать еще одну ручку, где-то тут был чемодан-донор. Ручку на один торец, колесики на другой.

Главное, найти колесики, иначе вся идея насмарку. А стеклоткань вот она, лежит родимая в ящике с инструментами и всяким полезным барахлишком, обрезками кожи, проволокой, наждачкой. Эпоксидка тоже есть, но её так мало, что лучше потратить рубль на новый флакон. Колеса нашлись, наверняка папа притащил их из своей лаборатории. А это что значит? Это значит, что нужно дождаться взрослых, спросить их разрешения и начинать апгрейд чемодана. Тимур взрослый человек, он знает важное правило: когда уверен, что тебе разрешат, спрашивай разрешения. И наоборот, не надо лезть под руку, зная, что всё равно не разрешат. Тогда делай молча.

Родители разрешили, они вообще не догадывались о существовании конкретно этого чемодана. По версии мамы папа был должен выкинуть этот мусор еще до того, как они переехали в их квартиру. Папа осознал свой косяк и весь вечер ползал с сыном по полу, размечая чемодан, делясь тонкостями смешивания эпоксидной смолы, которой в доме не имелось. А та, что стояла, была признана уже негодной. Колёсики были от какого-то выдвижного не то модуля, не то блока, за давностью времени, прошедшего с момента их умыкания из института «чтоб были», детальки считались законной собственностью семьи.

Нашлись в загашнике и алюминиевые пластины, которые Чирков-старший велел изнутри посадить на смолу для усиления в местах крепления роликов. Тимур признал, что мысль дельная. А папа так увлекся, что совершил политический демарш, пропустив программу «Время». Даже на прогноз погоды не пришёл, хотя мама громко кричала: «Погода!»

— А что, может получиться! Колеса смонтируешь, вторую ручку поставишь, останется выкрасить и выбросить.

— А просто выбросить нельзя, пап? — Поддержал шутку Тимур.

— А ты представь, мусорный полигон, необозримые залежи мусора, чайки, вороны. И тут на самом видном месте валяется твой некрашеный чемодан как укор эстетическому чувству всякого посетившего свалку. Так что никак нельзя не красить. Краска с меня, я в «Хозтоварах» видел нитроэмаль в аэрозольных баллонах. Только на улице крась и жди, пока высохнет.

У Тимура всё получилось. То есть сначала были проблемки, болтиков с гайками не хватило одинаковых, но папа и тут выручил, принеся полную коробочку. Хорошо, когда родитель с пониманием. Чемодан теперь мог стоять на боку, как классический предмет, а мог стоять и кататься по квартире на торце. Мама, поначалу скептически отнесшаяся к данной затее, признала, что по полу, ровному асфальту или плитам метро такой чемодан даже она может везти, не напрягаясь. И чёрная краска его не сделала хуже. Он выглядел убого раньше, а сейчас чемодан смотрелся тоже убого, но уже по-другому. Тимур не удержался от слова «рукожопство», был услышан, отруган за мусор в речи, а потом похвален за её образность.

Всех одноклассников Тимура, как и его самого, очень порадовало, что летнюю школьную практику в этом году в московских школах отменили, свободного времени теперь хватало на всё. Его даже было немного чересчур. По двору слонялись редкие еще не эвакуированные дети, по телевизору крутили полную муть, а в домашней библиотеке Тимура заинтересовал только Чехов. Тимур даже подумал, что пионерский лагерь — это к лучшему, хоть какое-то будет действие.

Не одним Чеховым жив человек, если есть в его душе влечение к музыке. Пальцы мальчика «вспомнили» гитару, постепенно на них появлялись правильные мозоли, вернее, уплотнения кожи, позволяющие брать аккорды и рифы без намёка на боль. Короче говоря, к концу июня он был почти готов к поездке в лагерь, в том числе морально.

Но еще раньше, двадцатого июня наступил тираж розыгрыша призов денежно-вещевой лотереи. И тут Тимур смог понять график, по которым проводятся розыгрыши: оказалось, что тиражи устраивают не раз в месяц, а каждые четыре недели и обязательно в пятницу. Чирков-старший совершенно естественным способом забыл про волнующий момент проверки билетов, а вот Чирков-младший помнил. Честно сказать, отцу ничего не стоило пометить эту дату в своём перекидном календаре-ежедневнике, стоящем на рабочем столе в институтском кабинете. После того памятного разговора у папы была такая мысль. Даже руку занес над страницей календаря, чтоб пометить дату. А потом отложил импортную авторучку и вздохнул. Не надо отнимать детство у мальчика. Ну сочинил, ну придумал галиматью дичайшую, но ведь забавно придумал. Чего ж теперь, каждый раз вспоминать про несбывшиеся сказочные прогнозы и не выигравшие билетики? Сын у него один, мягче надо быть, добрее.

Тимур купил в киоске свежий номер «Известий» с итоговой таблицей тиража билетов пятого выпуска перед обедом в субботу, но по приходу домой свернул и спрятал газетку так, чтоб родители не увидели. Он бы не стал оттягивать удовольствие, тем более что не всё еще было куплено к поездке, а несчастная сотня была уже вся потрачена. В том числе и на мороженое — в Москве неплохой выбор этого лакомства имеется. Но в выходной день, когда мама с папой дома, не хотелось светить свою очередную победу над серостью бытия на всё семейство. Тем более, что отец вроде как принял условия игры в конспирацию. Мама в такое играть не умеет или делает вид.

Все выходные он общался с семьёй, ходил с ними в кино, кушал, а сам помнил, что в его комнате под шахматной доской лежит тот самый номер газеты. А в ней таблица с номерами билетов, скорее всего даже с номерами конкретно его билетов на поезд в страну благополучия.

Кстати, Москва в последние стала заметно просторней, возникало ощущение, что специальные машины, подметающие улицы, заодно вымели куда-то целую кучу народа. Да не только прохожих, автомобилей на дороге тоже явно меньше! Оставшиеся пока в городе пацаны со двора повторяли байки, что приезжих в город теперь не пускают, чуть ли не на вокзалах их останавливает милиция и разворачивает обратно, если не показать командировочное удостоверение. Враньё, наверняка, до такого беспредела не могут дойти даже коммунисты, чтоб ограничивать передвижение по стране своих свободных граждан.

Или могут? Или как раз поэтому и магазины так сказочно преобразились? На продуктовых прилавках появился такой импорт, про какой даже забывать уже начали. Ром, шоколад, самые модные сигареты, естественно, импортные. Колбаса чуть ли не четырёх наименований, даже финская сухая! Родители повизгивали от восторга, когда перечисляли всё то богатство, на которое они натыкались. Кое-что брали, кое-что в запас, а не сразу на стол. Олимпиада закончится, а потребности останутся. Главное, чтоб деньги не кончились раньше, чем дефицит на прилавках.

Тимур был вне всей той эйфории, он не испытывал пиетета к сухой колбасе или торту «Прага», он вообще не понимал, как можно балдеть от консервированного колбасного фарша, пусть и импортного. Продукт эпохи капитализма с полным иммунитетом к товарному изобилию, Тимур с ужасом думал, что краткий миг нормального снабжения скоро закончится, начнутся серые будни продуктового совка. Он помнил и перебои с едой в конце восьмидесятых, и голодные девяностые у тех, кто не вписался в рынок и базарную экономику.

Кстати, слушая родителей, он сделал список продуктов долговременного хранения, которые можно купить сейчас и положить в кладовку. Холодильник как складской ресурс не подходил категорически по причине своего заниженного объема. Две курицы — и морозилка всё. Две сумки условного скоропорта типа сыра, сливок, колбасы — и нутро белого помощника забито. Впору второй покупать. Вот только короткий период изобилия закончится, а там снова полупустой холодильник, второй набивать будет нечем. Тем более, на семью из трёх человек. Опять же, снабжение в столице нашей Родины всё-таки лучше, чем в провинции, несравнимо лучше. Вареная колбаса, масло и сыр с прилавков не исчезают, так что ерунда это — второй холодильник!

Родители не предполагали, какие взрослые мысли крутятся в голове их сына, а его лёгкую рассеянность привычно списывали на возраст. Удобно, любой закидон можно на него списать. Хочет мороженого? Так возраст детский. Не хочет мороженого? Так понятно же, переходный возраст. Зато в носу не ковыряется, неудобные вопросы не задает, в толпе не теряется.

— Представляете! От меня на работе потребовали доказательств, что Тимка в июле уедет в лагерь! Оля, дай мне путёвку, завтра покажу нашему парторгу.

— А он тут причём?

— Общественная нагрузка, понимаешь-ли! Партия следит за здоровьем подрастающего поколения.

— Получается, не просто следит, а надзирает. Пап, а если бы меня в деревню сослали, то как бы ты доказывал это?

— Ой, не знаю. Придумали бы что-нибудь. Наверняка есть какой-нибудь способ. Слова коммуниста уже мало. — Худощавое лицо отца вытянулось как от лимона.

— Тимка, ты завтра чем собираешься заниматься? Опять бездельничать?

— Мам, ты что! Когда я бездельничал? Буду гулять с Тёпой, играть на гитаре, почитаю, начну собирать чемодан, поем раза три, физкультурой позанимаюсь. В туалет схожу…

— Понятно всё с тобой. Чемодан не собирай. И вещи еще не все куплены, и ты не знаешь, как надо их складывать, чтоб не помялись, и вообще.

— Что вообще?

— Заранее предупреждаю, что буду проверять, что ты берешь с собой в лагерь, чтоб ты всякую ерунду на тащил.

— Ого, сынок, у тебя нарисовывается шмон перед этапом. — Вот как так, только что отец сидел недовольный, а уже ржёт над бедой Тимура. Где мужская солидарность и сопереживание? Сто процентов, сам же небось страдает от гиперопеки, а туда же, шуточки.

— Я не знаю, что означает слово «шмон», — мама зацепилась за ремарку в свой адрес, — но пионерский лагерь — это важный этап в жизни мальчика. Тем более, что едет последний раз в старший отряд и больше он туда не попадёт. Ты, Павел, как отец должен осознавать этот момент и оградить ребенка от него самого. А то знаю я, хлопушки, пистоны, ножички, карты… А его потом выгонят из лагеря за нарушение дисциплины.

— Ну и что страшного? В комсомол уже приняли, что они мне сделают? А выгонят, так я только рад буду.

— Вот! — Указующий перст, а не палец вонзился в грудь отца, удлинившись на полметра и начав его жечь как лазер. — Это твоё воспитание!

— А я не отказываюсь! Я отец! Ты, небось, замуж шла за меня не потому, что я телком был на веревочке. Тимур тоже будущий мужчина и муж. Так и пусть растет мужиком.

— То есть, ты не против, да? Карты, ножики, сомнительные знакомства, может, и нальёшь ему тогда? А что, мужик же растёт!

— Может и налью. Пускай пробует под присмотром и дома, а не где-попало с кем-попало. Пусть узнает, что делает алкоголь и какой он на вкус в максимально безопасной среде.

— Да знаю я. — Нечаянно проболтался Тимур и тут же пожалел о сказанном. — Знаю, что гадость на вкус, пацаны рассказывали.

— Что пил?

— Пиво, та еще гадость. Горькое и какое-то… короче, лимонад вкуснее.

Тимур выкручивался как мог, он не боялся родителей, просто раздражают все эти разборки, выяснение отношений, нотации. Родители, в сущности, неплохие люди, говорить им, чтоб не лезли в его жизнь, не хотелось. Тем более, что это вряд ли помогло. Обычно люди плохо реагируют на советы не лезть в чужую жизнь. Такие советы входят в топ-пять самых неосуществимых, наряду с советами не волноваться, не переживать и быть аккуратнее.

В конце концов воскресенье кончилось, а вместе с ним и обязаловка с социальными обязанностями его как хорошего сына. Вечерняя прогулка с собакой, уже привычно проведенная в формате пробежки, ужин, душ, партия в шахматы с батей — всё, можно закрываться и спать. Вот интересно, Тимур заметил, что в этой жизни он так втянулся в бег, что даже пройтись по улице в магазин не всегда получается. Через какое-то время он замечает, что перешёл на лёгкий бег. Прямо потребность в беге какая-то выработалась, зависимость!

Утром, как обычно на каникулах, он первым делом проверил, насколько ему в квартире одиноко. Снова один? Ура! И спасибо папе, он перед уходом на работу выгулял собаку. Завтрак или газета? Совмещать Тимур не станет, нет у него такой привычки читать свежую прессу за завтраком. Тем более, несвежую. Тем более, не читать, а искать свои номера. Решено — сначала завтрак.