Давыд все утро провел за медовухой и весь день за вином. Пока остальные опричники ходили по домам да по избам, собирали подать, он сидел то в зале, то на скамье у пруда, то в тени деревьев подле усадьбы и везде носил с собой кувшин.
- Эй, Елизар! Голова твоя дырявая. Ну-ка подь сюды, посидим да выпьем.
- Не могу, Давыд. Яков сказал дела прежде сделать надо, собрать добро, да и в путь отправляться. Я бы рад, правда, но Яков...
- Яков? Ах, этот Яков. Давно он тут главный стал?
- Так ты главный, а не он.
- А чего ты тогда о его словах мне рассказываешь? Брось сундук и иди сюда. Дело есть к тебе. Личное и очень важное.
Елизар, был самым крупный опричником и не самым умным, потому и тащил сундук в одиночку. Детина, ростом с небольшое дерево, бросил сундук и присел рядом с Давыдом. Скамья жалобно хрустнула под его весом.
- Ну что, конь? – спросил Давыд.
- Какой конь? Я не брал коня. Это Федор по коням у нас.
- Как скажешь. Елизар, вот ты скажи, ты мне помочь можешь? По-братски, мы же братья, да?
Давыд говорил развязно и потрепал Елизара за бычью шею, словно щенка малого.
- Могу, Давыд.
- Тогда послушай внимательно, - Давыд дернул его за шею и наклонил к себе, а сам заговорил тихо и на ухо. Пьяная речь сменилась на холодную и рассудительную. – Когда мы поедем дальше, в следующую деревню, мне надо будет вернуться. И мне надо, чтобы ты поехал со мной. Я тебе за это дам пять златцев прямо сейчас, и еще столько же если никому не скажешь об этом разговоре. Но только после того, как мы с тобой сделаем одно дело тут. Только ты и я. И никому об этом деле не скажем.
- А Якову?
- Ему тем более. Слышишь?
- Слышу, слышу.
- Ну, хорошо, - сказал Давыд и разжал шею Елизара. – Тогда неси сундук дальше. Да не спеши особо, чем позже мы поедем, тем лучше, - вновь разнузданно заговорил Давыд.
- Это почему нам лучше позже выезжать, а Давыд?
- Ох ты! Яко! Да ты словно призрак бесшумно ходишь. Хотя, я не припомню, чтобы ты подохнуть-то успел, чтобы бестелесным стать.
- Потому что я живее всех живых, - сказал Яков.
- Да это медовуха во мне говорит, не обращай внимания, - сказал Давыд и отмахнулся.
Яков не собирался продолжать разговор. Он проследил взглядом за Елизаром и последовал за ним.
- Елизар, давай помогу, а то ты силач, конечно, самый известный среди нас, но даже ты можешь подустать.
- Ерунда, Яков, - улыбнулся Елизар, довольный тем, что похвалили его врожденную силу.
- Я, все-таки, помогу.
Они вместе донесли сундук, доверху нагруженный крестьянским добром. Прежний царь крестьянское имущество забирать в качестве подати не велел, но Златолюб в своем княжестве решил периодически проводить такие мероприятия.
- Вот мы зачем забрали у той бабки клубок ниток цветастых, а? – спросил Елизар.
- Видимо, ничего другого не было, раз забрали.
- А забирать-то зачем?
- А ты о таких вещах не думай и спать будешь спокойно. Нам князь раздал указы и мы должны их исполнить. Давай, загружай тюки.
В это время подошли еще несколько опричников. Они тоже несли честно награбленное имущество. Один из них рассказывал, как ударил промеж глаз мужика, что не хотел топор, с рукоятью резной отдать. Яков подошел к ним.
- Идите, еще несите. Мы с Елизаром погрузим сами.
Когда они остались одни Яков спросил:
- Елизар?
- Ау.
- О чем вы там с Яковом трепались на скамейке?
- Да ни о чем таком, Яков, ты же знаешь, - ответил тот.
«Ты же знаешь», Елизар использовал, когда не мог придумать, что сказать. Врать же он умел едва ли лучше ребенка, что только что научился говорить.
- И все-таки.
- Да я забыл уже честное слово. Ты же знаешь, Яков.
- Знаю, знаю. Голова ты дубовая.
Оставшийся день у опричников прошел в таком же духе. Приносили сундуки, нагружали лошадей, выпивали кружку пива и по новой. Чем больше пива они пили – тем меньше добра крестьянского отбиралось. Один опричник синий, словно небо, принес камень с огорода одной вдовушки. Конечно, его в тюк не положили. Яков решал вопросы с Бокучаром по поводу увеличившейся подати. Наместник все никак не хотел отдавать ту же долю, что и крестьяне, но у Якова имел в запасе железные аргументы, против которых Бокучар не пошел. Все отдал. Ни больше, ни меньше. Все как положено. Еще Яков выпросил телегу одну у наместника, потому как на лошадей все не влезет, а им еще в Зеленый Яр ехать. Конечно, Бокучар спорил и конечно дал телегу, помня о железных аргументах Якова. Давыд все это время пил вино и пел старые песни:
Если вдруг грустит бандит,
И притих дев-и-и-и-чник,
Значит, кто-то за всем бдит
Значит сыт опр-и-и-и-чник!
Хоп-хей, хоп-хей!
Будет сыт опричник!
- Давыд! Собирайся. Скоро в путь, - крикнул ему кто-то из опричников с конюшни.
- Да, да. Мне прежде надо дело одно сделать, а то много пил сегодня. Погодите.
Давыд покачиваясь и морща лоб от головной боли, пошел за дом наместника. Там он, прежде чем сделать дела, кинул меч в траву. Оружие это, на котором имя его выбито, и ручка с камнями цветными, Давыд получил в награду за первый удачный поход. Забудь Давыд именной меч в траве за домом, ему бы пришлось за ним вернуться, как бы далеко они не уехали. Даже заумный Яков не поспорил бы. Вскоре Давыд присоединился к опричникам.
- Ну что друзья, как прошли сборы? Все собрали?
- Всё! – хором прокричали опричники.
- А не обманываете? Себе ничего не прикарманили?
- Ничего, – снова хором, но уже не так смело, ответили они.
- Ну, боги вам будут судьями. Давайте еще по кружке выпьем и в путь.
- Хватит пить, Давыд, - сказал Яков, седлающий коня. – Мы и так задержались тут из-за твоего боя, да пока ты в себя пришел.
- Никак не могу понять, ты откуда такой правильный взялся, Яков?
- Сам знаешь, откуда.
- Да, знаю. Так что? Никто не ударится со мной кружкой?
Опричники посмотрели на Якова и не ничего не ответили.
- Да что вы на него смотрите все? Своих голов нет что ли? Если я прикажу, то все тут как свиньи нажретесь! Но я по-братски прошу. Пока что...
- Не в выпивке братство познается, - сказал Яков.
- Все. Начал сопли пускать. И вы хороши. Собаки этакие! Смотрите, как бы самосуд тут над вами не учинил за отступничество.
- Давыд.
- Ни слова больше! Я тебя слушаю, Яков, и мне спать сразу хочется. А откуда у нас тут телега?
- Бокучар дал, много подати везем.
- Я тогда тут устроюсь, если никто не будет возражать? – спросил Давыд, осматривая лица опричников. Не встретив возражений, он запрыгнул в телегу и улегся поверх дырявого ковра, который отобрали у кого-то из крестьян. Не успели опричники глазом моргнуть, как Давыд захрапел.
- Собираемся, собираемся! – кричал Яков. - Селиван, давай вяжи там покрепче. Фома, куда ты прешь? Кинь с Давыдом рядом. Елизар. А хотя, ничего. Делай, как знаешь. Все? По коням мужики.
Кони задвигали ушами, замотали головами, радостные, что, наконец, разомнут ноги. Коня, что покрепче запрягли в телегу, хозяин коня же сел на козлы. Так и тронулся княжий караван во главе с Давыдом, что спал позади, управляемый Яковом, что ехал впереди.
Спал Давыд или нет, сказать трудно. Храпел он взаправду, однако периодически приоткрывал глаза, чтобы оценить, как далеко они уехали. Когда опричники проехали поля и вышли на большую северную дорогу, он проснулся. Всю дорогу Давыд просто сидел, прислонившись к бортам телеги и ждал. Опричники потянули известную в том краю песню:
Золотишко золотцо, ты куда же покатилось?
Так на солнышке искрилось, и покинуло крыльцо.
Золотишко золотцо, отчего ты убежало?
Я с тобою бед не знаю, как нам вместе хорошо!
Яков подъехал к телеге и сказал Давыду:
- Думаю, нам лагерем встать придется. Что скажешь?
- Чего? – не расслышал он из-за хорового пения.
- Скоро ночь, а дорога через лес вести будет. Как ни юли, а до Зеленого Яра только через лес.
- Ты испугался что ли, Яков?
- Нет. Обычная осторожность. Надо бы бивак устроить. На въезде в лес. А утром проедем спокойно.
- Согласен. Скажи нашим, чтобы горланили потише, а то голова раскалывается.
- Еще бы.
- Я тебя прошу, не стой над душой, - сказал Давыд.
Яков уехал вперед и раздал приказы.
Раньше большак, что соединял Лысовку и Зеленый Яр, являющийся частью большого южного тракта, пролегал через необъятные, дикие, поросшие высокой травой и сорняками поля. Но с тех пор как Глухой Бор начал молчаливое завоевание, дорогу со всех сторон окутал лес. Где-то она шла вдоль, где-то едва заходила в лес, но примерно на середине пути, дорога исчезала под аркадой темных крон. В таком вот месте закат застал опричников. Решено было встать лагерем и разжечь костер. Они прихватили немного запасов Бокучара, так что еды было море. Выпивки не было совсем. Яков проследил, чтобы никто ничего не взял. Он не следил лишь за Давыдом.
- Ну что мужики? Скучаете? – спросил голова и кинул два больших бурдюка с вином.
- Ого, а ты где взял то? – спросили опричники.
- Места знать надо, Клюв, - сказал он опричнику, который кончик носа потерял в бою.
- Давыд, ты опять за свое?
- Да как же ты достал то меня за сегодня! Посмотри на них, сидят угрюмые, как тучи дождевые. Дай им чуть-чуть повеселиться.
- И так вся жизнь - одно веселье, когда они последний раз бандитов били? Когда последний раз на дела настоящие ходили? Только подать собираем, да бока отращиваем. Тем более мы сейчас стоим лагерем в Глухом Бору. Ты сам слышал об этих местах. Этот лес губит тех, кто по-панибратски к нему относится.
- Один бурдюк то чего сделает, Яков? – спросил Фома.
- Где один, там и второй.
- Так забери один, а нам второй оставь. Мы дурить не будем, чай, не дети малые.
- Как знаете. Когда вас волколак утащит, послушаю, как вы запоете. Дурни, - сказал он и уселся подальше от остальных, оставив оба бурдюка в распоряжении опричников.
Стемнело. Ночь подкралась и всей своей тушей рухнула на лес. Опричники галдели, расположившись под деревьями. Не веселились лишь двое. Но один из них вскоре провалился в сон. Давыд только этого и ждал. Тотчас он подскочил в телеге и принялся переворачивать все, что видит. Сундуки, ковер, утварь, все летело прочь.
- Эй, Давыд! Ты чего потерял? – спросил один из опричников.
- Меч! Где он? Кто видел?
- Опа. Как же ты его так? Нехорошо. Именной же был, - покачал головой другой.
- И без тебя знаю, что именной. Разрази меня Перун! Где я его оставил?
- Может упал по пути где?
- Давайте Якова разбудим? Он подскажет, где искать?
- Нет! Не будите, пусть спит. Он сегодня командовал весь день. Устал поди.
- А что делать? Где искать?
- Поскачу-ка я обратно по тропе, авось, попадется где-нибудь.
- Как ты один-то то поскачешь? Давай я с тобой! – сказал опричник с краснющими глазами.
- Ты встать то не сможешь. Давай я поеду, Давыд, - предложил другой.
- Елизар поедет, - сказал главарь.
Тот удивился не на шутку. Он уминал баранину и совсем позабыл о договоренности. Наконец сообразив, под многозначительным взглядом Давыда, он подскочил, отряхнулся, а через мгновение сидел верхом и облизывал пальцы покрытые жиром.
Всадники выехали из лесу и поскакали в деревню. Они ехали не спеша, близко друг к другу. Один всадник что-то объяснял второму. Долго объяснял. По нескольку раз. Когда до второго, наконец, дошло, они перешли на галоп. До деревни они добрались глубокой ночью.
Яков проснулся от того, что в дерево, которое служило ему опорой, прилетел сапог.
- Что за чертовщина? - проснулся он.
Среди опричников начался кулачный бой, причину потом вспомнить никто не мог, но в момент бойни, все знали, что по-другому было нельзя. Яков влетел в разъяренную кучу, раздавая трезвые тумаки по пьяным головам. Попутно он лупил их, пущенным в него же сапогом. В толпе он углядел босого на одну ногу опричника, что полз на четвереньках подальше от драки, Яков нанес ему удар ногой с замаха, известного в народе как «от души». Опричник подскочил словно кот, в которого кинули ночной горшок.
- Тихон! Матерь твоя тебя не учила сапогами не раскидываться? А, красавица? Куда же ты с пира, без сапога побежала? Забирай давай! – кричал Яков, лупя его этим же сапогом куда придется.
- Все! Все! Яков! Я не в тебя хотел!
- Да мне без разницы, куда ты хотел.
- Я понял, понял. Прости, ну же.
Яков вернулся в толпу и начал по очереди укладывать их на землю. Благо большинство держались на ногах как новорожденные телята, а потому подсечки воспринимали с большой охотой. Пару ударов локтями Яков получил от самых активных молодчиков, их пришлось приложить еще и по голове. Когда все улеглись, он спросил:
- Какого лешего вы творите, а? Давыд, ты как это допустил? – возмутился он, ища глазами главаря.
- А он ускакал, - сказал, потирая спину Фома.
- Как ускакал? Куда?
- За шлемом вроде как, - сказал кто-то.
- Нет, за палицей!
- За щитом, точно я говорю.
- Да за мечом он поехал, я точно помню. Он его потерял в дороге где-то, - закончил Фома, и попытался встать на ноги. – И Елизара прихватил с собой.
- Как давно он уехал?
- Да давненько. Мы песни четыре спели точно, пятую вот не успели.
- Успели бы, если бы кое-кто не устроил тут... - краснощекий опричник ткнул локтем в плечо другого.
- Я устроил? Ты на себя посмотри, Румян Румяныч! – сказал тот и ударил в лицо краснощекого. В этот раз в драку больше никто не вовлекся, и их растащили по разные стороны бивака.
- Беда будет. Точно будет, - сказал Яков. – Так, кто сможет ехать верхом?
Все как один подняли руки в воздух. Двоих при этом вырвало. Все разразились громким смехом. Кроме Якова.
- Как вернемся к князю, сменю отряд. Хватит с меня, синих свиней гонять по деревням. Я вам не пастух. Сидите тут все, пока я не вернусь!
- А ты куда?
- За Давыдом поеду. Может, верну его.
- Почему может?
Яков не ответил. Он запрыгнул на лошадь и помчался в Лысовку.
***
- Меч я забрал. Ну что, ты его видел? – спросил Давыд.
- Там свеча горит в доме, похоже, он не спит, - ответил Елизар.
- Пошли, не будем тянуть.
- Давыд, а по-другому точно нельзя? Ты точно знаешь, что иначе никак?
- Елизар, кто тут голова?
- Ты, Давыд.
- Так чего же ты спрашиваешь? Конечно, знаю. Пошли.
Две тени перемахнули через забор и растворились в темноте двора.
Сизый сидел за столом и думал. Думы темные и тягучие, как деготь не давали уснуть. Почему он совершил так много зла? Почему боги дозволили ему сделать столько зла и при этом жить? Что его спасало все это время от смерти, когда та была рядом? А если что-то и спасало то для чего? Ответы, на сверлящие голову вопросы, найти он не мог. Еще и Олег снова куда-то пропал, прихватив меч. «Наверное, опять пошел в лес, разбираться с Лешим», - думал он. Что же такое случилось с мальчиком? Откуда к нему закралась мысль, что он не мой сын? Кто ему рассказал? Опять вопросы без ответов.
В дверь постучали.
- Олег? Мальчик мой! Сейчас отворю! Как же ты меня напугал, - сказал он и открыл дверь. Он не успел сообразить, как пролетел через полкомнаты и рухнул на пол.
Понемногу очухавшись, он различил два голоса. Темнота комнаты, блики в глазах и звон в ушах после удара скрывали нападавших, но слова он услышал.
- Нет мальчишки. Я точно везде посмотрел.
- Ну и ладно. Лучше конечно было бы с ним. Я бы не хотел совершать ошибки этого пса. Но что поделать, не пойдем же мы его по всей деревне искать.
- Давыд, он просыпается.
- Ох, ты! А я и не думал, что ты успеешь к празднику, - сказал Давыд.
- Я бы сказал, что я удивлен, - продолжил он, садясь на стул напротив Сизого. - От удара Елизара некоторые души сразу покидали тело, а ты, я смотрю, решил задержаться.
Сизый попытался пошевелить руками, но их связали за спиной. Ноги привязали к ножкам стула, под ним что-то хрустело.
«Хворост», - понял он.
- Ах, ты, крысеныш этакий! Не смог в честном бою меня порешить, так решил, как последний упырь сделать, да? Решил исподтишка напасть, да еще и обалдуя этого привел с собой!
- Елизар, слышал как он назвал тебя? – спросил Давыд.
- Слышал, - нахмурившись, сказал здоровяк.
- Выйди ка на улицу пока, а мы тут потолкуем чуть-чуть. Я быстро, не успеешь глазом моргнуть. Давай, давай!
Елизар послушно вышел. Когда тяжелые шаги затихли, Давыд сказал:
- Наконец вдвоем.
- Ну ты и погань, ну ты и тварь, - процедил сквозь зубы Сизый. По его губам пробежала теплая струйка соленой крови.
«Нос разбили, - подумал он. - Хотя, какая теперь разница».
- Я хочу попросить прощения, Степан. Знаешь за что? За то, что так долго тянул с этим. Ты должен был уже остыть к этому моменту. Может даже лежал бы сейчас весь в червях и мухах. Но справедливый Яков дал тебе еще один день жизни. Надеюсь, ты им насладился. А по поводу того, что поступил как «крысеныш этакий», тут твоя правда. Видишь ли, я хоть и человек обязанный перед князем, человек, который напрямую несет его слово в народ, иногда приемлю действия обратные его слову. Не часто, разумеется. Вот в таких вот, особенных, - он выделил это слово, - случаях. Ни к кому в своей жизни я не испытывал таких чувств как к тебе. Знаешь, что у меня сейчас внутри? Буря! Шторм! Гроза! Огонь, который разгорается все сильнее и сильнее! Спасибо, что снова зажег его. Я будто забыл, расправляясь с разбойниками, зачем я все это делал. Ты мне напомнил. Может быть даже в будущем, я буду расправляться с твоими сородичами даже с большим удовольствием, чем прежде.
- У таких как мы нет будущего.
- Таких как мы? Нет-нет. Не равняй нас. Мы стоим по разные стороны.
- А вспомни тот вечер, Давыд. Вооруженный бандит и беспомощная жертва, связанная в углу. Ты меня за этим связал? Не для того ли, чтобы ощутить, что я тогда ощущал?
- Что ты несешь старик?
- Хочешь знать, что я тогда чувствовал? Бездну! Огромную черную бездну. Из нее вырвался зверь, что забрался в меня, разорвав человека, что до того был внутри. Конечно, я сам выманивал зверя. Я свистел ему по ночам, я кидал ему объедки со стола, я подстегивал его кнутом, я дразнил его. И вот он вышел. А сейчас этого зверя зовешь и ты. И я вижу его в твоих глазах. Он уже близко. Бешеный пес готов выйти наружу, убив хозяина. И ждет тебя только один исход. Тебя забьют камнями как бешеную псину.
- Смелость, рожденная в последний миг жизни, в надежде запугать меня. Сколько я слышал подобных речей.
- О нет, моя речь особая. Я говорю правду. Ты вспомнишь мои слова, когда будешь также близок к смерти как я сейчас.
- Ты этого не увидишь.
- Последнее о чем я жалею.
Елизар приоткрыл входную дверь.
- Что там? – спросил Давыд.
- Давыд, тут мечник меня увидел и побежал куда-то, думаю, что надо нам уходить потихоньку.
- Хорошо, приведи лошадей. Я закончу здесь, - сказал Давыд Елизару, а после обратился к Сизому, – Почему-то мне кажется, что ты меня молить о пощаде не станешь.
- Конечно, нет. Ну а теперь, покажи мне, на что ты способен, когда перед тобой сидит связанный старик.
- Смотри, Степан Скобель. Смотри внимательно, - сказал Давыд и достал огниво.
***
Яков мчался быстро, как мог. Поля вокруг залила призрачная лунная пыль. Вот уже из-за поля показалась деревня. Яков остановился. Один из домов на дальнем краю полыхал, словно чучело по весне.
«В деревню теперь лучше не соваться», - подумал он.
Яков остался на дороге, ведь другого пути в Зеленый Яр все равно не было. Рано или поздно Давыд должен был появиться. Ждать пришлось недолго. Вскоре на дороге показались два всадника.
- Я даже не сомневался, что ты отправишься за нами, - сказал Давыд, когда приблизился к Якову.
- Яков, это ты? – спросил, щурясь, Елизар.
- Да, Елизар, - подтвердил он, а после обратился к Давыду. – А как я мог не поехать за вами? Ты мой брат по мечу. Я должен был остановить тебя. Предупредить твою ошибку. Ты ведь не будешь отрицать, что тот дом горит по твоей вине.
- Для начала, я не вижу никакой ошибки. Ошибка была принимать за него выкуп. Убийцу должны казнить - я его и казнил. С большим опозданием, но все же казнил.
- Я соглашусь с тобой. Убийцу должны казнить. Но таково было решение князя! Раз он принял за него выкуп, значит, он перешел во владение наместника. С этим, ты, как опричник, должен был смириться. Но ты пошел против княжьего слова.
- Как у тебя все устроено просто. Князь сказал - Яков сделал!
- Так должно быть и у тебя.
- Но у меня не так. Ты же понимаешь, что он был не просто какой-то разбойник?
- Понимаю.
На дороге под луной воцарилось молчание. Подул легкий и прохладный ветер и волнами пробежался по колосьям, прервав песню сверчков. Откуда-то издалека, из-за деревьев, новый поток ветра принес детский крик. Крик настолько далекий и слабый, что каждый решил, что ему послышалось.
- Все равно это неправильно, - сказал Давыд.
- Как и то, что сделал он.
- А что с мальчиком? Он тоже сгорел?
- А какое тебе дело?
- Ответь.
- Нет. Его там не было. Только Степан.
- Поединка не было? Ты просто сжег его?
- Да. Просто сжег.
- Это очень плохо. Будет собрание. Прости.
- Веришь или нет, мне все равно.
- Верю...
До бивака они ехали молча. Яков ехал позади, и все время оглядывался на столб дыма. Елизар по-детски, с интересом разглядывал ночниц, и охал каждый раз, как перепончатое крыло хлопало над ним и исчезало среди травы в поисках мелких грызунов и насекомых. Давыд ехал впереди. Он ждал, что испытает облегчение после случившегося, но нет. В том доме, вместе со Степаном сгорело что-то от него самого.
Показались деревья и комочек огня между ними. Один опричник лежал, прислонившись к дереву, надвинув на глаза шлем, и бубнил под нос песню. Остальные валялись на тех местах, где их поборол сон. Как только трое всадников заехали в круг света, что-то лохматое забралось по дереву, под которым спал краснощекий Румян, и скрылось в кроне. Что-то зашумело неподалеку в кустах и с рыком побежало прочь. Яков подумал, что перебить опричников сейчас, было бы не сложнее чем утопить дюжину котят. Доберись они чуть позже, застали бы не мертвецки пьяных, а действительно мертвых опричников.
- Дурни, вставайте! Вы что же? Вы же все погибнуть могли. Почему дозора нет? - принялся он их расталкивать.
- Как нет, дозора? – спросонья спросил Клюв. – Вон же Фома дозорит, - указал он пальцем, на опричника, у которого шлем уже почти перекрыл нос, но тот все также упорно продолжал петь, используя древнюю как мир технику, что зовется «мычанием».
- Точно говорю, откажусь. Ну вас. Себе дороже. Соберу другой отряд и черт с вами!
- Эй, Яков. Давай повременим с собранием до утра. Ты не думай, что я боюсь, но ты посмотри на них. Пьяны все, кроме нас троих. А что за собрание из трех человек. Мы же не можем считать голоса пьяных вусмерть?
- Не можем, да. И раз уж мы единственные, кто может стоять на ногах, то до утра в дозоре будем стоять мы.
- Тогда давай, я буду первым, потом Елизар.
Они обернулись в поисках Елизара. Великан улегся в траву и захрапел в унисон с остальными. Оба знали, что разбудить его не выйдет.
- Что же. Видимо после меня, ты будешь стоять в дозоре. Что так смотришь? Не прирежу я тебя ночью, не бойся. Мужики сразу поймут, что это я был, - посмеялся Давыд. – Как луна в той стороне будет, так я тебя разбужу. Хорошо? Порешили?
- Порешили.
Яков прошел между спящими собратьями и улегся в середину. Он не сомневался, что Давыд разбудит их в случае опасности, но лежать у самого края не хотелось. Говорили, что в этих лесах полным полно волков, да и упырей под холмами не счесть.
Давыд походил немного вокруг и решил, что никто не додумается напасть на лагерь полный вооруженных людей. Убедив себя в этом, он тоже улегся спать, но с краю. Для себя он определил это как лежачий дозор.
От сна его пробудили голоса. Давыд обратился в слух.
«Тихие какие, то ли бабские, то ли детские», - подумал он.
Обладатели голосов говорили скоро, словно чем-то напуганные. Кто-то постоянно всхлипывал. Двое или трое что-то тараторили, перебивая друг друга.
« Все-таки дети», - заключил Давыд, когда голоса приблизились.
Группа подкралась к лагерю и, наконец, оказалась достаточно близко, чтобы Давыд разобрал слова.
- Давай тут останемся, смотри их тут толпа лежит целая.
- Так это же опричники.
- И что?
- А то, что может те и получше этих.
- Не городи чепухи.
- И не горожу. Ладно, просто бежим дальше. Может быть, они на опричников нападут, когда спящими увидят, а мы успеем убежать.
- Подставить их предлагаешь?
- Мы же не будем ничего нарочного делать, просто побежим дальше.
- Бажен, а ты что думаешь?
Значит их все-таки трое, понял Давыд. Но то, что сказал третий мальчик, он не услышал.
- А Сизый тебя ничему не учил на этот случай?
- На такой – нет.
- Ладно, тогда бежим дальше. Пока и эти не проснулись.
Давыд услышал, как зашуршала трава под ногами – дети побежали прочь от лагеря. Тут он понял, к чему сказали про Сизого. Того Сизого, что углем лежал на полу сожженной хаты. Один из детей - его сын.
Давыд подскочил. В голове его мелькнула мысль: «Убить щенка, как и старого пса и покончить с этим». Шаги почти исчезли в чаще. Давыд посмотрел на спящих собратьев и сказал сам себе:
- Все равно утром бы они меня сместили и под суд княжий повели. Лучше уж я сам уйду. А вы теперь, что хотите, то и делайте.
Давыд схватил самострел и побежал за мальчиками.