Злобный леший, выйди вон! (СИ)

Часть II - Глава 12

Олег вернулся в убежище, где застал Теодора Кительсона за спешными сборами. Ученый набивал дорожную сумку всевозможными склянками, мешочками и свертками. Последним увлечением Теодора Кительсона были растения, особенно те, что вредят человеку. «Врага надо знать в лицо», - кричал он, и брался за очередной опасный опыт.

Теодор Кительсон накинул кафтан, раздвоенные полы которого все еще покрывала пыль вчерашней погони.

- Куда-то едешь, Тео?

- Именно, – возбужденно ответил он. – Со вчерашними проблемами, я совсем забыл о проблемах сегодняшних. Но что тебе сказал Леший?

- Погляди.

Олег вытянул руку. На среднем пальце свободно болтался подарок.

- Что скажешь? – спросил Олег.

- Что оно тебе не по размеру – это точно. Не самый лучший образец искусства, который я видел. Видимо, его польза не в эстетическом, а в практическом смысле. Я прав?

- Посмотрим. Я пока и сам не знаю.

- Тогда увидимся ближе к ночи, и ты расскажешь мне об очевидных и не очень свойствах этого кольца. До встречи! – буквально крикнул, а не сказал Теодор Кительсон, перекинул мешок через плечо, подхватил самострел и выбежал из убежища.

- Да, увидимся, - сказал Олег.

Он положил перед собой кольцо.

«Какое бы животное я пленил?» - подумал он.

Первое, что пришло в голову – медведь. Самое сильное, после Лешего, существо в Глухом Бору. Но прежде чем пленить душу зверя его надо убить, а убить бурого медведя задача не из простых. Хотя Теодор Кительсон давно хотел заполучить медвежий желчный пузырь, чтобы проверить, так ли он хорош в лечении диареи.

«Нет, слишком опасно, - решил Олег. – Может пленить волка? В одиночку победить волка легко, но попробуй найди волка-одиночку. Хотя найти волка вне стаи можно, но это значит, что он слишком стар, болен или просто слаб от рождения. В такого зверя мне обращаться не с руки».

Олег поразился той обстоятельности мыслей, что заставила его все это обдумать, ведь ноги его просились поскорее в путь.

«Нет, - сказал он сам себе, - сначала надо все обдумать, а потому уже идти».

Так просидел он до полудня, перебирая весь бестиарий Глухого Бора, но ничего толкового не пришло в голову.

- Ладно, ноги, вы победили. Пошли искать нашего зверя, - сказал он и поднялся.

Неподдельный интерес к предстоящему предприятию подгонял каждый шаг.

«Может быть, орла?», - подумал он напоследок, покидая убежище.

***

Олег шел по знакомой тропе. Вот здесь Тео учил его обращению с самострелом. Поваленное дерево на холме служило мишенью и до сих пор сохранило следы болтов на потрескавшейся коре. Хоть Сизый и преподал Олегу некоторые основы стрельбы, когда тот еще был мальчишкой, но то были лишь основы. «Натяни тут и нажми здесь», - вот и все. Теодор Кительсон же ко всему подходил как к самому интересному занятию в жизни. Когда он рассказывал о стрельбе из самострела, казалось, что важнее ничего на свете нет. Вспомнив, как ученый сравнивал звук спускаемого затвора и летящего болта с музыкой, как вычурно он при этом размахивал руками и делал лицо, словно почувствовал запах пирога, Олег не сдержал улыбку. Пройдя еще версту, он оказался на небольшой поляне. Именно тут Теодор Кительсон учил его искусству верховой езды, что, несомненно, в тот момент имело самое первостепенное значение. Так ходил он по уже знакомым местам, и думал, что могли значить слова Лешего, о том, что кольцо выберет зверя за него. Олег решил передохнуть и укрылся от солнца в тени дуба.

-Как же оно может это сделать?

Олег снял кольцо и повертел его еще раз в руках, но ничего нового он не увидел. Он еще раз вспомнил их разговор: «Зверя за тебя выберет кольцо».

- Чего же ты медлишь? Небось ждешь какого-нибудь барсука или белку? Вот это подарочек будет, - сказал он и пошел дальше.

Долго шел он через лес, погруженный в мысли, пока не дошел до оврага, где впервые встретил кикимору. С тех пор прошло семь лет, но тот день он помнил как нельзя лучше. Олег сел на край оврага и свесил ноги. Светящиеся грибы, что росли на дне, пропали. Как позже Олег узнал, эти грибы растила Ивовая Ведьма, для связи с другими ведьмами. Если вырастить эти грибы кругом, то встав в него, ты сможешь заговорить с тем, кто стоит в таком же круге, будь он хоть у Северного Моря. Но этим пользовались лишь ведьмы. Потому Ивовая Ведьма в тот день отправила кикимору, чтобы собрать урожай. Она не хотела, чтобы секрет это попал в чужие руки. Тем более людские. Больше светящиеся грибы Олег не встречал. Так просидел он, пока не услышал рык, донесшийся сзади.

Проходящая мимо стая волков, решила воспользоваться замечтавшимся путником. Олег посмотрел на кольцо, но оно все также свободно болталось на пальце, и только жемчужина подмигнула солнечным бликом. Олег протянул правую руку ладонью к волкам, и они побрели дальше.

- Знака почти не видно, а все-таки работает, – Сказал Олег и вернулся взглядом к кольцу. – Что же мне с тобой делать? Молчишь и молчишь. – Он повернул кольцо, и по нему пробежала полоска света.

Юноша побрел дальше и дошел до небольшого ручья. Вдоволь напившись прохладной воды, он вспомнил историю, связанную с этим местом.

***

Когда Олег привык к жизни в лесу и к обществу Теодора Кительсона, он рассказал ему о своих злоключениях, что случились, когда он отправился в лес вместе с двумя деревенскими мальчишками. Теодор Кительсон выслушал все это очень внимательно, и с интересом, но когда речь зашла о Старичке Боровичке, он нахмурился.

- Однажды и мне довелось встретиться с русалками. Тогда они тоже плясали возле березы, но как только завидели меня они, стыдливо хихикая, скрылись в камышах, только плеск и услышал. – Сказал он, улыбнувшись, но тут же лицо его вновь приняло серьезное выражение. – А вот Старичок Боровичок. То, что в нашем лесу живет такое существо, это меня очень сильно волнует. Ты наверняка знаешь, что в Глухом Бору живут упыри. Так уж вышло, что где-то глубоко в чаще стояло захоронение. Когда тут начал расти лес и появился первый леший, мертвецы ожили. Возможно, настолько сильна была жизненная сила лешего, что даже мертвые вернулись в наш мир. Сами по себе они не опасны: выроют себе нору поглубже в каком-нибудь холме и плачут там по ночам, лишь изредка выбираясь наружу, чтобы полакомиться кроликом или еще кем-нибудь. На человека, вопреки расхожему мнению, они нападут, только когда тот будет иметь наглость, докучать им своим любопытством и бескультурьем. Даже сейчас я точно знаю, что в Глухом Бору живут четыре упыря, милые ребята в общем-то, - посмеялся Теодор Кительсон. – Но вот Старичок Боровичок – это особый случай. Исходя из того, как ты его описал, думаю, лет ему столько, сколько люди не живут, а достиг он этого, питаясь соками, которые текут и обливают органы человеческие.

Однажды, собирая травы, для, кхм… впрочем, неважно для чего, я услышал детский крик. Так быстро, как только мог я добежал до того места, откуда он доносился, но опоздал. Я нашел лишь пару маленьких следов, которые просто оборвались. Но в том месте было слишком много поломанных веток и опавших сосновых иголок, что навело меня на мысль, что их схватил кто-то сверху. Через пару недель, я нашел два обглоданных детских скелета в кустах возле небольшого ручья, к западу отсюда. Опять-таки, следов на земле не было. Теперь же, выслушав твой рассказ, я понял, как все произошло. Этот humagust, по-вашему людоед, перемещается по деревьям. Леший, кстати, не хочет бороться с ним, ибо людоед необходимое зло. Так, видите ли, люди стороной лес обходят. Остается вопрос, кто те двое, что были с ним. Оборотни? Вряд ли, те бы не стали ходить парой, а еще и за людоедом. Каждый оборотень, которого я видел – гордый отшельник. Может это два лиха? Ты не заметил, сколько у них было глаз? Очень жаль.

Спустя несколько дней Теодор Кительсон рассказал Олегу свои мысли:

- Раз уж он так любит детей, а с тобой у него есть еще и старые счеты, я полагаю, он не замедлит явиться к тебе, как только услышит крик о помощи. Если ты откажешься от роли приманки, я пойму, хотя по глазам вижу, что ты тоже считаешь ваши дела незаконченными, – заметил Теодор Кительсон.

Он поведал план Олегу. Простой как охота на котенка. Олег должен был сесть под определенным деревом, и звать на помощь. Прямо перед ним, под заранее спиленной веткой, будет вырыта волчья яма. Неподалеку, в засаде будет сидеть Теодор Кительсон, на тот случай если что-то пойдет не так. План не идеаленый, как признался сам ученый, но нужно было как можно скорее поймать людоеда, пока тот не сожрал еще кого-нибудь.

На следующий день, Олег уже сидел под деревом и кричал о помощи. Он притворялся, что повредил ногу и не может идти. В десяти шагах от него в кустах крыжовника прятался Теодор Кительсон. Он надел на себя старую рыбацкую сеть, к которой посредством смолы прилепил мелкие ветки, листья, сухую траву, так что, даже не прячась в крыжовнике, его можно было принять за вполне обычный кустарник.

Долго кричать о помощи не пришлось. Скоро по другую сторону ручья показалась сгорбленная фигура. Все те же лохмотья и палка для опоры. Голову человека покрывал капюшон, так что лицо скрывала тень. На одной ноге его красовался сапог, другая же была босая.

- Чего с тобой приключилось, несчастный? – спросил человек.

- Ногу вывернул, - Олег поморщился, - не могу ступить и шагу.

- Так тебе может, помощь моя нужна? - сказал человек и зашагал в его сторону, хромая на обутую ногу.

Олег пытался разглядеть лицо человека, но тот старательно не поднимал головы и сторонился света.

- Сейчас только ручей перейду, и помогу тебе, мальчонка, не пужайся.

«Почему одна нога босая, а другая обута? - думал Олег. – Да и сапог знаком».

- Сейчас сейчас, кхе-кхе, - прокашлялся человек, - я тебе помогу.

«Сапог, - вспомнил Олег, - точно такой сапог, с золотистым узором, и на небольшом каблуке был у того опричника, что хотел меня убить! Неужели это он?».

От такой неожиданности мальчик встал. Теодор Кительсон все это время следивший за незнакомцем, вскинул самострел.

- Что? Прошла нога? Кхе-кхе. Вот мы и встретились, погань мелкая! – сказал незнакомец и скинул с себя плащ.

Он выпрямился, хрустя позвоночником, и от этого вырос на три головы. На нем были ободранные штаны, и остатки рубахи. Босая нога, выглядела вполне нормальной, не считая длинных и грязных ногтей. Вторая же, от колена до стопы, казалась чужой. Синяя и распухшая, спрятанная в сапог, что распирало изнутри, она явно мешала ему ходить. Вокруг колена, змеей обвился широкий, сине-красный шрам. Когда Олег увидел лицо человека, он обомлел. Чувство отвращения и неприязни, опередили чувство страха. На лице человека сидело другое лицо. Словно маска скомороха, сделанная из кожи другого человека. Пустые глазницы, через которые смотрели два маленьких, хищных глаза, покосившийся рот, съехавший набок нос, серый цвет кожи, в некоторых местах настолько растянутой, что сквозь нее было видно настоящую кожу незнакомца – ничего отвратительней Олег не видел в жизни.

- Что? Воротишь нос? Это по твоей милости я теперь аки калека безликий. Убожество! Это тот, в кольчуге, искромсал мне лицо. Ничего, как видишь, благодаря ему, я обрел новое, - сказал людоед и натянул повыше сползшую маску. – Скоро она приживется. И нога глядишь, не отвалится. Особенно теперь, когда мне есть чем полакомиться.

Людоед уперся палкой в землю далеко перед собой и, сделав несколько быстрых шагов, с ее помощью перелетел через ручей и оказался прямо перед Олегом. Мальчик прижался к дереву и не шевелился.

- Ну что ты стоишь? Беги малек. Беги!

Олег не шевелился.

- Я рассчитывал позабавиться, но ты, как я погляжу, не настроен. Будь по-твоему. Покончим с этим.

Людоед достал из-за спины, уже знакомый Олегу, похожий на волчий клык, ржавый кинжал. Но воспользоваться им не успел. Сделав шаг навстречу Олегу, он сделал последний шаг к волчьей яме и провалился.

- А-а-а! – донесся протяжный крик снизу.

Теодор Кительсон выбежал из укрытия, скинув с себя сеть. Олег стоял, прижавшись спиной к дереву, в трех шагах перед ним в волчьей яме вопил, хрипел и булькал Старичок Боровичок. Теодор Кительсон, подошел к краю. Его, прежде всегда доброжелательное и во всем заинтересованное лицо не показывало ничего кроме злобы и ненависти. Он выстрелил из самострела куда-то вниз. Крик и хрипы тут же прекратились, но ученый еще раз зарядил самострел и выстрелил во второй раз. Небольшие капельки вишнево-красной крови долетели до его кафтана. После этого он достал из кармана пузырек, заполненный густой желтой жидкостью. Сосуд плотно закрывала деревянная пробка, из которой торчал шнурок. Щелкнув по шнурку пальцами, он поджег его и кинул пузырек вниз. Яма осветилась сине-зеленым огнем.

- Вот теперь все, - сказал Теодор Кительсон. – Ты цел?

- Цел, - ответил Олег.

- Хорошо. Когда пламя погаснет, мы его закопаем.

Запах гари заставил Олега отойти подальше и только когда огонь утих, он посмотрел вниз. На дне лежало обгорелое существо, раскинув длинные худые конечности, словно раздавленный таракан. Лоскуты кожи свернулись и облупились. Во многих местах торчали обугленные деревянные колья, что пронзили тело насквозь. В голове твари торчали два снаряда, один подле другого. Огромный кусок черепа откололся после второго выстрела и болтался лишь на тонкой обугленной полоске кожи, отчего голова напоминала разбитую гнилую тыкву. В желудке мальчика что-то затрепетало и поспешило наружу. Олег побежал к ближайшему кусту.

- Да, зрелище не из приятных, - сказал Теодор Кительсон.

- Зачем было все это делать именно так? – спросил Олег, когда рвотные позывы его отпустили.

- Ты о чем?

- Зачем так жестоко? Хватило бы и одного выстрела.

- За всю свою жизнь я видел много разного зла и понял, что с большим злом я должен поступать так. Уверен, что в моем королевстве нашлись те, кто захотел бы защитить этого людоеда, ссылаясь на болезни разума и невозможность суда над тем, кто лишился рассудка. Так бы он и прожил всю жизнь в катакомбах под Храмом Первых, питаясь кашей из капусты да куриной требухой, пока не умер от старости или несварения. Как ты думаешь, он болен? – спросил Теодор Кительсон, и не дождавшись ответа продолжил. – Конечно! Но, уверен, что ему, в общем, нравился такой уклад дел. К сожалению, для него, - ученый посмотрел на еще дымящуюся волчью яму, - это идет вразрез с моими воззрениями. Тот, кто подвергает опасности общество, должен его покинуть и больше не обременять нас своим присутствием, либо покинуть этот свет. Как ты думаешь, он бы покинул добровольно эти края? Я думаю, нет. А если бы и покинул, я не смог бы спать спокойно, зная, что эта тварь, забравшись подальше, продолжает обгладывать детские кости. А теперь, - сказал он уже с привычной улыбкой, - возьми лопату, она лежит в свертке за деревом, и начнем погребальную церемонию.

Когда, в тот далекий день, они возвращались в убежище, Теодор Кительсон сказал:

- Знаешь, Олег. Как-то раз, когда я ждал переправы через реку Айвор, ты о такой не слышал, имела место одна интересная беседа. Между мной и обычным портовым плотником. Пока я сидел на причале и ждал паромщика, я наслаждался видом спокойной зеркальной глади реки - судоходной артерии целого графства. Тут ко мне подсел мужчина, одетый, как и все портовые рабочие в обноски, пропахшие сыростью и опилками. Запомнил я его бороду, я еще подумал, как она у него не попадает под пилу, когда он работает, но не о том речь, хотя и это я тоже выяснил. Ах да, еще меня удивили его глаза. Удивительная в них виделась доброта вперемешку со смирением и спокойствием. Никогда бы не поверил, что могу описать так орган зрения, но что есть, то есть. Именно эти чувства возникли во мне. Слово за слово и вышли мы с ним на очень серьезные и интересные темы. Я даже забыл, что говорю с плотником, казалось, что это был мой брат уеный-ренегат, до того складно, изящно и в то же время лаконично он говорил. Так вот, он мне сказал, что любое преступление, требует прощения. Я несказанно удивился этой мысли, а он еще и добавил. Что если все друг друга простят, то и зла в мире не будет. К сожалению, мой паром пристал к берегу, и я вынужден был с ним проститься. После я долго думал над его словами и понял, что какой-то смысл в них есть.

- Вы это к чему, господин Кительсон?

- К тому что, я прощаю этого людоеда. Теперь прощаю. И зови меня Тео, раз уж мы с тобой теперь делим одну крышу.

Олег шел подле Теодора Кительсона, и не мог отделаться от чувства, что ученый все-таки неправильно понял плотника.

***

Долго скитался Олег по лесу в поисках какого-либо знака от кольца. Так дошел он до небольшого озера, что притаилось в одном из самых укромных уголков Глухого Бора.

«Не припомню, чтобы я здесь был, - подумал Олег. Он встал у самого берега, и осмотрелся. - Нет, точно, я тут никогда не был».

Ветви белых ив склонились над озером, оставив лишь небольшое оконце для света, что освещало середину озера. Ни одно дуновение ветра не беспокоило молочно-херкальную гладь. Олег вспомнил Бажена и как тот пытался сойти с лодки в реку.

«Действительно, порой в воде есть что-то волшебное», - подумал он.

Словно под воздействием таинственной озерной магии кольцо-перевертыш сжалось. Да с такой силой, что Олег испугался, что оно вот-вот переломит палец. Но кольцо вновь растянулось и приняло идеальный размер. Вместе с этим по пальцу разлилось тепло.

- Что происходит? – спросил Олег у кольца.

Тут, через то самое окно, образованное ветвями ив, пролетела большая черная тень и, хлопая крыльями, скрылась на одном из деревьев. Олег не успел разглядеть, что это было за существо, но ему это и не было нужно. Когда тень пролетела над ним, кольцо задрожало. Что это если не знак?

- Вот оно, - сказал Олег и достал самострел.

Далеко идти не пришлось, уже вскоре он заметил большое гнездо, построенное на вершине обломанного дуба. Хозяев видно не было Кольцо доселе жалобно дрожащее, заплясало на пальце, как только он подошел ближе. Стрелять вслепую юноша не решился. Да и как можно убить создание, чью душу ты собираешься пленить, даже не взглянув на него. Олег поднял камень с земли и кинул в гнездо, в надежде спугнуть того, кто там прятался. В ответ, из гнезда лишь донесся звонкий рокот.

- Аист? Значит, вот в кого я хочу обратиться? – спросил он кольцо. – Никогда бы не подумал.

Ничего удачней, чем метание камней до тех пор, пока птица не взлетит, он не придумал. После шестого камня птице надоела осада. Она взлетела, и скрылась за кронами деревьев. Олег опять проглядел птицу, но повторившийся рокот, сказал ему о том, что первое предположение было верно. Так кричат только аисты. Он всегда считал аиста птицей семейной, а потому удивился тому, что в гнезде кроме одной птицы никого не оказалось.

Олег шел на звук. Аист словно смеялся над ним, где-то за деревьями.

«Давай, давай, - думал Олег, - веди меня к себе».

Наконец, когда деревья разрядились, он увидел животное, чью душу ему суждено пленить.

- Ничего себе, - сказал Олег с придыханием.

На верхушке молодого клена, расположился черный аист. Его голова, спина и крылья словно укутывал плащ из угольной крошки. Когда аист подставил крылья под солнце, по ним пробежала перламутровая волна. Красный клюв, длиной в два локтя, напоминал клинок, обагренный в битве. Вокруг глаз растеклось красное пятно, похожее на каплю крови с того самого клинка. Только живот его отличался белизной, как бы в насмешку над серьезной и жестокой чернотой всего остального.

- Ничего себе, - повторил Олег.

Черный аист, словно заметил восхищение и, закинув голову назад, так что она практически коснулась спины, снова залился рокотом. К сожалению, смех оказался недолгим – Олег стоял на расстоянии выстрела.

Аист дернулся, чуть присел на своих коротких ногах и попытался взлететь, но не смог. После неловкого прыжка, какой делают птенцы, впервые покидающие гнездо, аист пролетел сквозь ветки клена и упал на землю. Олег подошел к еще живой птице. Среди белых перьев виднелась кровавая брошь. Совсем рядом с сердцем.

- Прости, я не хотел, чтобы ты мучился.

Аист дергал крыльями и ногами в попытке подняться и взлететь как прежде, но как прежде уже ничего не будет. Олег положил руку на тело птицы. Надоедливая дрожь в кольце чуть успокоилась. Он посмотрел в глаза птицы и испытал уже знакомое чувство полного паралича. Вспышка молнии, на землю обрушилась серая безликость, и только аист горел холодным синим цветом. Послышался гром. Олега пронзили ощущения схожие с глубоким дыханием в мороз, однако дыхание шло не из груди – он дышал всем телом. С каждым таким потоком мороза, синий ореол вокруг аиста становился все слабее и слабее пока не растворился в бесцветье. С последней волной мороза, к Олегу вернулся контроль над телом. Вслед за колючим холодом, который устремился куда-то вглубь тела, прошла приятная теплая волна. Когда она залила все тело, вновь ударила молния. По небу барабаном прошелся гром, и вся картина лопнула.

Олег пошатнулся, но удержался на ногах. Аист погиб. Кольцо последний раз вздрогнуло и затихло. Но вид его несколько переменился – в черной жемчужине появился перламутровый блеск.

- Надеюсь, что твоя тюрьма внутри просторней, чем выглядит снаружи, - сказал Олег. – Хотя, быть может, ты даже не понял, что случилось. Тео утверждает, что мало какое животное может понять, что оно существует. Самые простые потребности, есть, спать, размножаться. Никакой философии, никаких принципов, - заключил Олег и, поняв, что разговаривает с кольцом, в последний раз посмотрел на бездыханное тело черного аиста и побрел домой.

Никакой радости от заполученной души он не ощутил. Зачем Лешему делать такой подарок? Подарок без возможности отказа.

«Я должен, именно должен был взять кольцо и пленить душу, да еще и ту, которую выберет кольцо. Что-то неладно с этим подарком», - думал Олег.

Порой ему казалось, что всю жизнь его кто-то подталкивает, кто-то ведет за руку. Иногда это было явно, как сейчас, в случае с кольцом и аистом. Иногда события складывались так, что счастливый случай в них усмотреть было трудно. Так он думал, вспоминая те несколько дней, после которых, он покинул деревню и перебрался в лесное убежище. Чувство внутри подсказывало ему, что все эти события приведут его к чему-то. К чему-то необычному. Не может он закончить жизнь крестьянином в поле, во время сбора урожая, или во время закалывания свиньи, или лежа на нарах медленно разъедаемый чахоткой. Нет, все это не для него. В свои двадцать один он уже знаком с Лешим, хозяином Глухого Бора. И живет он с Теодором Кительсоном, ученым-отступником, из далекого и чужого королевства. В отличие от сверстников, тех, что из простых, он обучен грамоте, умеет читать и писать на тридевятом, и знает пару фраз на иноземном. Он умело обращается с мечом и самострелом. Сведущ он и в делах ученых. Кое-какие познания в области лекарского искусства, анатомии, чтения погоды и природных знаков, ему с радостью передал Теодор Кительсон. Ну как такой человек может закончить жизнь пьяницей в придорожном кабаке или сгинуть во время охоты на волка? Глупости. Что-то большее должно ждать впереди. Ведь кто-то или что-то ведет его. Порой легко толкает, порой тащит за шкирку, и постоянно вперед.

«А может это все игра фантазии? Помру ни сегодня завтра от укуса бронзового ядозуба и все. Вот веселья то будет», - подумал он и побрел обратно.

Олег остановился у старого дуба, в гнезде которого он и нашел черного аиста. Он решил, что там могут быть птенцы, но, прислушавшись, понял, что гнездо пустое. Он знал, что аист - птица верная и созданная однажды пара навсегда оставалась вместе, но, похоже, этот аист жил отшельником. «А, может, у черных аистов все по-другому?», - подумал он.

Олег вспомнил рассказы Теодора Кительсона о черных людях, что выстроили свои волшебные дворцы среди песочного моря и волшебных дюн, далеко на юге. У них точно все по-другому.

- Эх, было бы здорово, увидеть все это. Но куда мне, я и в своем царстве, как чужой. Хоть бы дальше леса выбраться куда-нибудь, не опасаясь поимки. Тео же ездит в окрестные деревни за склянками, да утварью разной. И меня все обещает взять. Как же, держи карман шире!

Олег вернулся к озеру и белым ивам: «А видения эти, что еще такое? Молнии, гром, цвета пропадают, синие огни. Похоже то бревно, упавшее на голову в детстве дает о себе знать. Нет! Не могу я быть болен. Я же говорил с древним лешим. Я слышал его, а он меня. Он сказал, что я вижу души. И я видел синий свет от аиста. Душа его перешла ко мне и свет пропал. Или все это и есть болезнь?».