Зимняя роща

24

1

Когда Юда и Мороз вошли в кухню, у них заурчали животы от сладкого запаха выпечки. Юда сглотнула слюни, а Мороз подскочил к столу, наклонился и понюхал медовые булочки.

– Это искусство! – воскликнул он, умыкнув одну, и тут же отскочил подальше, чтобы Василиса не ударила его по руке.

– Ладно, живи, воришка, – хмыкнула она, перевела взгляд на Юду. – Какая худая девочка. Проголодалась, небось? Садись, съешь булочек, да выпей сыти.

– Я такое не ем, – воспротивилась ведьма.

– А больше ничего нет, – Василиса развела руками.

– Ничего ей не давай, она ведьма, – насторожился Иван, повернул голову в сторону Юды, и теперь буравил ее своими дырами вместо глаз.

– И что? Ведьмы у нас теперь не едят? – Юда хотела сказать это, но Василиса опередила ее, сказав ее мысли слово в слово.

Царевич нахмурился. Он хотел рассказать жене, через какие муки прошел, что добирался к ней, невзирая на приворот, но все это не имело смысла, ведь жена не помнила его, не верила ему, и не хотела провести с ним оставшуюся жизнь.

Мороз тем временем зализал булочку до того, что она стала мокрой, и теперь с удовольствием откусывал по кусочку.

– Давно я не ел нормальной пищи! Все вода, да ягоды с медом, – сказал он, когда с лакомством было покончено.

Василиса поставила перед Юдой деревянную тарелку с булочками, налила ей сыти в крупную кружку, сама же села напротив, и без стеснения разглядывала ее.

– Чего? – огрызнулась ведьма.

– Лицо у тебя юное, а в глазах многовековая печаль. Что с тобой случилось, раз ты так страдаешь, дитя? – Василиса потянулась к ее рукам, но Юда опустила их под стол.

– Не надо играть со мной в матушку-наседку, – она нехотя взяла еду и попробовала ее. – Вкус-то какой противный, прямо тошнит, – добавила ведьма, а вскоре от булочки не осталось и крошки.

Василиса улыбнулась, резанув Юду по сердцу. Теперь она понимала, что Иван-царевич нашел в этой старухе, но не хотела мириться со своим первым в жизни проигрышем.

– Выпей сыти, – Василиса подвинула к ней кружку, не отрывая взгляда от ее лица.

Юда сделала глоток.

– Я хочу твоего мужа, – заявила она.

Лицо Василисы переменилось: от по-матерински доброго и нежного оно стало удивленным, затем сменилось негодующим.

– Чего-чего? – переспросила она.

– Ты уже достаточно пожила. Отдай мне своего мужа, тогда я, так и быть, оставлю тебя в покое. Будешь стареть, как все, наслаждаться последними мгновениями жизни, – язык у Юды был тем резче, чем ей было страшнее. Говорила она уверенно, нагло глядя на Василису, а сама, если бы у нее был хвост, поджала бы его, и, скуля, забилась бы в угол.

2

Юда не ожидала, что старуха окажется такой прыткой, а Василиса, перемахнув через стол, прошуршав по нему юбками, вцепилась в рыжие волосы ведьмы и теперь тянула их во все стороны.

– Как ты со старшими разговариваешь?! – кричала она, лупя Юду по спине. Ведьме казалось, что позвоночник вот-вот рассыплется от сокрушительных ударов. – Не доросла еще, чтоб такие вещи в лицо высказывать!

– Отстань от меня, старуха! – вопила ведьма, отвечая Василисе ударами, царапаньем и зубами. Она умудрилась укусить ее в плечо, но Василиса не успокоилась.

– Перестаньте! – Иван-царевич подскочил, вытянул руки, и пошел по всей кухне к противоположной стене. Он еще не привык передвигаться без глаз, путал направления и не различал, с какой стороны исходят звуки.

Мороз же немо покатывался со смеху. Подцепив еще одну булочку, он достал свирель и заиграл. Теперь Василиса и Юда перемещались по кухне под веселую музыку, раздавая друг другу тумаки.

Один удар, второй, третий, и вот уже Юда сидит на полу, ревет во всю глотку, а под ее глазом светится вспухающий синяк.

Василиса гордо запрокинула голову, уложила выбившиеся волосы в прическу, и уперла руки в боки.

– Дитя совсем, чтобы со мной тягаться! – победно заявила она.

Мороз перестал играть на свирели, повесил на шею, и теперь смотрел на них с неподдельным интересом.

– Тебе меня не переплюнуть. Ты, небось, по дому-то ничего не делала, не используя магию, – Василиса покачала головой. – Забудь о сыти. Тебе такое пить не положено. Поголодаешь, подумаешь, может, рассудок вернешь.

Василиса взяла кружку Юды, залпом выпила содержимое. Она взглянула на Ивана, и поняла, что вспомнила все: как они встретились, как влюбились, как она его отговорила быть разбойником, и как их ребенок погиб, так и не родившись. Сердце тут же сжала тоска. Она подошла к мужу, взяла его под руку.

– Пойдем, Ваня. Нам нужно обо всем поговорить, – Василиса повела его к выходу.

Когда супруги вышли из кухни, плач Юды стих. Она сидела на полу, всклокоченная и поверженная в бою какой-то старухой.

3

Чернобог спрыгнул с коня, снял с него Вилу, и повел ее к арке. Она не сопротивлялась. До Лукоморья они добрались быстро.

«Стой на месте!» – услышал Чернобог голос Кикиморы.

«Или что?»

«Или я натравлю на тебя всю мощь леса!»

«Ты ничего не сможешь мне сделать», – он щелкнул пальцами. Искра подлетела к зарослям в арке, коснулась их, и они с шипением обратились в пепел.

Чернобог зашел в Лукоморье, огляделся.

– Посмотри, какая красота. Все это существует здесь только для того, чтобы ты была принесена в жертву как подобает.

– Мне казалось, что алтари – жуткие места, заваленные останками, – шепнула Вила. Почему-то она боялась поднимать голос, словно от этого тихое Лукоморье могло превратиться преобразиться во что-то страшное.

– Раньше так и было, – хохотнул Чернобог, – потом люди стали убирать за собой, вырастили цветы.

Чернобог отвернулся, вскинул руки. Земля задрожала: из-под нее перед Великим дубом появлялся вытянутый каменный алтарь.

«Остановись! Лукоморье не для жертв!» – Кикимора заставила корни дуба вцепиться в ноги Чернобога, но он оборвал корни, лишь раз махнув рукой.

– Что это за жалкие потуги, Кикимора? Так ты защищаешь Залесье? – засмеялся он, глядя в дупло. Он смотрел на нее, и Кикиморе становилось от этого дурно. – Коли хочешь прогнать меня со своих земель, придумай что-нибудь получше! А пока – я хозяин этого места, хозяин Залесья, Затуманья и всего, о чем ты только могла слышать.

«Кто ты?» – спросила она.

– Чернобог. Творец сего мира. Я совершу обряд во что бы то ни стало, и оставлю тебя в живых, если не будешь меня злить.

Кикимора готовилась атаковать его всеми силами Лукоморья, но не стала. Она подумала о Домовом и отступила.

– Так-то лучше, – Чернобог обернулся.

Пока он был занят приготовлениями, Вила сбежала в лес. Она цеплялась за жизнь, но он выследил ее. Как только искра коснулась ее головы, Вила вновь оказалась возле Чернобога.

– Зря ты так. Я уже думал, что ты умная и все поняла, – он грубо поднял ее, положил на алтарь. Взмахнул руками. Тут же толстые корни Великого дуба опутали ее тело, руки и ноги. Тонкий корень приковал ее шею, чтобы Вила не могла пошевелить головой.

– Слава, очнись! Умоляю тебя, – позвала она. Ее голос дрожал, глаза увлажнились. Слеза соскочила с виска на алтарь и неподвижно затаилась на нем.

Чернобог наклонился к ней, поправил растрепанные волосы, и сказал:

– Зови его, сколько хочешь. Вот только не поможет он тебе. Он уже мертв.

4

Белбог шла в Лукоморье, а я пыталась придумать, как прогнать ее из своего тела.

– Не думай, тебе это не полезно, – сказала она, – к тому же меня не прогнать простому смертному. Я – сгусток магии, а магию из крови убрать у тебя никак не получится.

«Тогда что делать мне? Я хочу вернуть тело себе, а вы его у меня отобрали?» – спросила я.

– О, не волнуйся. Я всего лишь одолжила его. К ритуалу я тебе его верну. Знай только, что тело будет ощущаться чужим, ты станешь другой сущностью, и никакие заботы, что волнуют тебя сейчас, после тебя волновать не будут.

Белбог подошла к арке, уже свободной от пут растений, и зашла в Лукоморье. Удивительное буйство красок в сравнении с остальным Залесьем поразило меня.

Белбог заметила человека, стоящего под мощным дубом.

«Это Слава!» – воскликнула я в уме.

– Нет, дорогая, это некто другой, – Белбог двинулась к нему.

Слава ощетинился, и стал похож на лютого волка.

– Ты покинула Залесье, теперь вернулась. Зачем? – сказал он.

– Мне не стоило жалеть тебя, – ответила Белбог, подошла к алтарю, кинула взгляд на Вилу. – Думаешь, сможешь принести жертву в честь самого себя и обретешь силы? Глупец.

– Не смейся надо мной, – его голос стал похож на утробное рычание. – Что ты знаешь о моих муках? Ты сбежала со смертным охотником, бросив меня и дочь! Ты не достойна зваться матерью.

Белбог улыбнулась.

– Чернобог-Чернобог, – она покачала головой. – За пять сотен лет ты так и не научился отделять зерна от плевел. Я сбежала с охотником не от большой любви. Я выбрала его, потому что от смертного не может родиться монстр, отнимающий жизни.