18

1

Иван замер, протягивая руки. Юда вернула себе глаза, осмотрелась, и теперь в мыслях проклинала царевича за то, что он оказался сильнее ее приворота.

«Мои силы иссякли из-за Вилы, не иначе! Или из-за Чернобога проклятого», – думала ведьма.

– Что ты наделала? – спросил Иван.

– Ты желал вернуться к Василисе, а мне захотелось вернуть себе глаза. Раз уж ты выбрал ее, то и живи с ней, как подобает трупу, вставшему из болота.

– Не нужно было спасать твою мать, – ответил Иван. Губы Юды дрогнули, лицо перекосилось от презрения и обиды. – Если бы я мог вернуть время, я позволил бы разбойнику зарезать ее. Тогда ты бы не появилась на свет.

Юда расхохоталась. В ее голосе слышалось безумие.

– Осторожнее, царевич. Ты не знаешь, с кем говоришь.

– С маленькой трусливой сукой, – ответил Иван.

И тогда внутри нее что-то оборвалось. Человек, к которому она что-то испытывала, возненавидел ее. Юда почувствовала холодок, пробежавший по позвоночнику, выдохнула, чтобы голова не взорвалась от ярости, и толкнула царевича в окно.

Не уцепившись за подоконник, он упал в снег, очутившись перед Василисой. От падения его руки и ноги неестественно вывернулись, но Иван собрался и поднялся.

– Я ничего не вижу, – сказал он. – Что произошло?

– Ты выпал из окна, – он ожидал услышать голос Юды, но говорила Василиса. – Похоже, ты где-то обронил свой нос.

Царевич наугад поймал ее за плечо, прижал к себе. Василиса дернулась, но он лишь крепче обнял ее.

– Я так долго шел к тебе, что больше не хочу никуда уходить. Любимая, как жаль, что я был глуп все эти годы, и что не смог вернуться к тебе раньше.

– Я ничего о тебе не знаю, – ответила Василиса. – Марыська сказала, что ты мой муж, но ни разумом, ни сердцем я этого не чувствую.

– Тогда позволь мне вновь стать надежным плечом, другом и возлюбленным, – попросил Иван. – Без тебя мне жизнь не мила, хоть я и не жив вовсе.

– Пусти, – Василиса вырвалась из его объятий и вдохнула свежий воздух. Царевич пах не свежими травами. – Если хочешь стать для меня кем-то, сначала ты должен слушать и слышать, что я говорю. Насильно мил не будешь, я тебя не помню. Ты для меня – странное существо без глаз. Не буду даже спрашивать, куда они исчезли.

– И что же ты хочешь, Василиса?

– Я попрошу тебя об услугах. Если ты с ними справишься, тогда я подумаю, подпустить ли тебя к себе.


2

Василиса интуитивно нашла кухню. Замки были похожи один на другой, отличались лишь внутренним убранством и внешним видом. У Лешего замок захватили мох и вьюнки, у Вурдалака он был построен из красного камня, замок Берендея окружал ров, а крыша была покрыта синей черепицей; замок Кощея был самым невзрачным и выполненным лишь из черного камня.

– В прошлый раз ты сказал мне, что Феди больше нет, – Василиса пристально посмотрела на Ивана, но опомнившись тряхнула головой. Сейчас не видел ее, и весь путь до кухни проделал, держа ее за руку. – Расскажи мне, как он умер. Я хочу знать все. В голове пусто, но сердце из-за брата болит.

Иван обреченно вздохнул, сел на деревянный стул.

– Иногда правду лучше не знать.

– На нас все равно движется проклятье. Лучше я узнаю о судьбе Феди и умру со спокойной душой, чем буду мучиться в каком-нибудь Затуманье.

Царевич решил не мешкать. В последний раз его скрытность завела его в могилу.

– Раз так, слушай, – набравшись смелости, Иван начал рассказ. – Было время, когда я еще не знал о том, что твоя семья проклята. Ты позвала меня свидеться к болоту. Сказала прийти и пустить стрелу из лука. Я так и сделал. Вот только стрела моя угодила в твоего брата. Свидание было позднее, солнце садилось. Когда я увидел тебя, ты превратилась в человека. Ты плакала, держала в руках крошечное тельце Феди. Мертвые лягушки в людей не превращаются, сказала ты мне тогда. Вот и вся правда о твоем брате.

Василиса подошла к муке, рассыпала ее по столу, и принялась готовить. Она долго молчала, и Иван забеспокоился.

– Ты здесь, Василиса?

– Да. Думаю о твоих словах, – она посмотрела на круглое аккуратное тесто, ударила его кулаком, затем другим. – Кажется, я начинаю вспоминать. Брат подсказал мне эту идею. Сказал, что так я не испугаю человека, который мне нравится. Велел притвориться зачарованной царевной, чтобы ты забрал меня домой, а на утро, как по волшебству, я превратилась бы в юную девицу, а ты влюбился бы в меня без памяти.

– К тому моменту я уже любил тебя, – ответил Иван. Он постарался улыбнуться, но губы плохо слушались его. Он чувствовал, как кожа на теле грубеет, мышцы деревенеют, но использовал оставшуюся магию, чтобы не смущать Василису и поддерживать в себе живость. – Когда ты подошла ко мне первой, заговорила, как ни в чем не бывало, в свете костра я увидел самую прекрасную женщину в мире. Тогда я и понял, что хочу связать с тобой судьбу. Жаль только, что шли мы к этому долгие годы.

– Твой рассказ похож на правду. Считай, что выполнил мое первое пожелание. Осталось два.

– Все, что угодно.

Василиса разделила тесто на круглые порции, и стала искать варенье или что-то, что можно было бы использовать вместо начинки.

– Ты сказал, что мы поженились не сразу. А что нам мешало? Я хочу знать о тебе всю правду. Даже ту, что ты хочешь от меня скрыть. Если ты и вправду мой муж, значит, я тебе доверяла. Мне всегда было трудно довериться другим людям, а уж выйти за кого-то – было лишь мечтой.

– Я оставил тебя одну. Не по своей воле, но чтобы помочь своим людям.

– Кем же ты был?

– Предводителем шайки разбойников. Я – потомок Соловья-разбойника. Звали меня в ту пору Иван-разбойник. Не нравилось мне это прозвище, но с этими людьми я вырос, всему, что умею, учился у них. Многие из них были мне друзьями, и тогда я считал, что мы все делаем правильно.

– И что же вы делали правильно? – Василиса нашла мед и решила сделать медовые булочки.

– Мы убивали людей, грабили их, отнимали дома. Мы даже подумывали напасть на самого царя, но он вовремя отменил поездку. Я был настоящим мерзавцем, но не могу сказать, что все люди, которых мы убили или ограбили, были невинными. Многие из них отбирали еду у крестьян, приставали к женщинам, выкупали детей в рабство. Из двух зол я выбрал меньшее.


3

– Давай не будем говорить о разлуке и смерти. Пусть они останутся за пределами наших голов, – сказал Берендей.

– Нельзя вечно избегать смерти, что идет за мной по пятам, – ответила Руслана. – Надеюсь, тебе не будет больно, когда я умру.

Берендей не ответил. Поддерживая ее, он шел по коридору, вслушиваясь в отдаленные голоса гостей.

Перед ними из-за двери вышли Кощей и Баюн.

– Мне бы рыбки, мр, – сказал кот, – тогда мне было бы не так сложно тебя подвезти.

– Получишь рыбу, когда разберемся с задачей, – ответил царевич.

Руслана кашлянула. Они оба повернулись.

– Ты куда-то собираешься? – спросил Берендей.

– Мне нужно в Тихую рощу.

– Зачем?

– Я отдал свое бессмертие Тае, и теперь мне нужна живая вода. В твоем колодце ее нет, а если и есть, то она давно замерзла.

Берендей взглянул на Руслану через плечо.

– Мне нужно поговорить с братом. Сможешь немного подождать?

– Смогу.

Он усадил ее на подоконник. Баюн засеменил к балкону, братья последовали за ним.

– Ты хочешь меня о чем-то попросить? – спросил Кощей.

– Если в мамином саду остались цветы мальвы, принеси их мне. Я сделаю для тебя все, что угодно.

– Это из-за нее? – Кощей обернулся. Руслана смотрела им вслед, прислонившись к оконной стене. Она выглядела болезненно, и он только сейчас обратил на это внимание. – Она украла ноги у Таи, хотела жить ее жизнью.

– Если бы она этого не сделала, мы бы с ней никогда не встретились. Поэтому…не вини ее. Она оживила меня, когда я стал каменной статуей из-за проклятия Ягини. Я обязан ей жизнью, душой и телом. Это…трудно объяснить.

Берендей заметил на лице брата усмешку.

– Верно. Ты раньше никогда не пытался рассказывать мне о своих чувствах к женщине. Я знаю, о чем ты говоришь. Я тоже обязан Тае. Она спасла меня от чар Яги, пожертвовав собой. Ее жертва вышла случайной, но я верну ее к жизни. Даже если это будет стоить судьбы всего Залесья.

Берендей хмуро улыбнулся. Его брови часто застывали в одном положении, ведь с самого детства он привык прятать эмоции глубоко в душе.

– Привези цветы мальвы, – напутствовал он брата.

Они вышли на балкон. Баюн увеличился и лег на лапы, чтобы Кощей мог залезть на него. Так царевич и сделал.

– Я хочу, чтобы ты знал, – Кощей сжал жесткую шерсть кота, и посмотрел на Берендея, – я прощаю тебя. Хоть ты никогда не извинялся передо мной за то, что сговорился с Вурдалаком, я знаю, ты этого не хотел. И те годы, что мы мучились вдали друг от друга, сполна окупили твою вину.

– Спасибо, Кощей.


4

Баюн унес Кощея вдаль, а Берендей вернулся к Руслане. Она вновь забралась к нему на спину, и он понес ее в зал с картинами.

– О чем вы говорили?

– Попросил его помочь мне кое с чем.

– С чем же?

– Любопытство до добра не доводит, – Берендей взглянул на нее, поймал ласковый усталый взгляд. Он не сердился на Руслану, и с каждой секундой чувствовал неотвратимость чего-то зловещего.

– Тогда куда ты меня несешь?

Берендей свернул к лестнице, поднялся на самый высокий этаж. Толкнул узкую дверь, повернулся боком, чуть присел, и только тогда смог пройти в комнату.

Она была заставлена множеством мольбертов, но каждый из них был закрыт покрывалом. В сундуке неподалеку лежали краски. Руслана похлопала царевича по плечу.

– Хочу посмотреть поближе.

Берендей подносил ее к мольбертам, а она стягивала покрывала. На одной картине красовался натюрморт, на другой она видела пейзаж, на третьей – портрет женщины.

– Кто это?

– Людмила.

Руслана пригляделась. Телосложением Людмила не вышла: полноватая, коренастая, но вместе с тем невероятно женственная. Добрые большие глаза, мягкая улыбка маленьких пухлых губ, прямой нос, наливные, как спелые яблоки, щеки.

– Я представляла ее по-другому.

– Здесь она еще здорова. Через два месяца после портрета болезнь забрала ее формы, она была похожа на скелет и не могла шевелиться, – Берендей поднял покрывало и накрыл портрет. – Она была моим лучшим другом. Может, даже единственным во всем Залесье.

Руслана указала на мольберт в середине комнаты.

– Там, наверное, кто-то очень важный?

Берендей поднес ее к мольберту, сам снял покрывало.

– Что? Почему здесь пусто? – возмутилась Руслана. Она надеялась увидеть самого важного человека в жизни царевича. – Я думала, что здесь будет портрет твоей мамы!

Берендей сдул пыль с бумаги, пожелтевшей от времени.

– Портретов матери у меня много. Они в правой части мастерской, – сказал он. – Здесь я хотел запечатлеть ту, кого буду любить, – царевич посмотрел на Руслану. – Это место – твое.

Руслана растерялась. Ее болтливость куда-то исчезла, тело дрожало, а в глазах стояли слезы.

– Вот, что значит быть для кого-то важным, – пробормотала она. – Я никогда такого не чувствовала.

Загрузка...