Зимняя роща

Братец-лягушонок [2]

Долго ли, коротко ли, явился Иван к болотам. Прицелился он хорошенько и выстрелил. Улетела стрела за камыши, да там и сгинула. Искал Иван стрелу до самой ночи, а нашел плачущую Василису.

Обратилась она в человека, и держала теперь в руках тельце братца-лягушонка. Пробила стрела его сердце. Извинялся Иван, сколько мог, да все без толку – брата любимого Василисе не вернуть.

Исчезла она из его жизни на многие годы. Корил себя Иван за неосторожность, пока сил хватало. Искал встречи с любимой, да так она и не пришла. В последний раз пришел Иван на болото, оставил Василисе весточку, и ушел с разбойниками куда глаза глядят.

Нашла Василиса его послание, бегала по лесу, искала, но не нашла. Решила она, что не судьба им с Иваном быть вместе. Смирилась с тем, что теперь нет ее брата в живых, а родные болота покинула, с родителями не попрощавшись.

Задумала Василиса мир повидать. Забрела в одну деревеньку, подружилась с местными, да стала туда приходить. В скором времени заселилась в один из домов на окраине, и стала жить как человек, пока в ее избу не нагрянули разбойники. 19

1

Победа Ягини ознаменовалась громким хлопком дверей. Она отпила вино, вызывающе посмотрела на Вурдалака.

– Тебе меня не победить. В игре людьми я намного опытнее.

– Я и не собирался, – ответил он. – У всякого терпения есть конец. И мое – на исходе. Я спрошу тебя только один раз, поэтому подумай, прежде чем ответить.

Вурдалак облокотился на стол. Яга поиграла вином в бокале, размышляя. Все Залесье было в ее власти. Она знала об истинных чувствах царевича, догадывалась о своих, но власть отдавать не хотела. Ее никогда не мучила совесть до этого года. Узнав, что она все время измывалась над невиновным Кощеем, Ягиня почувствовала стыд и злобу. Злилась она на саму себя за недальновидность, стыдилась своих жестоких поступков перед царевичем. Но перед остальными жителями Залесья виноватой она себя не считала.

– Спрашивай, – благосклонно сказала она.

– Завтра должен состояться ритуал. Мой брат женится, чтобы остановить проклятье. Я хочу своими глазами увидеть, как он борется с ним при помощи мертвой девки, – Вурдалак хищно осклабился. – Но я не могу заявиться туда без прекрасной спутницы. Пойдешь ли ты со мной на свадьбу?

– Неужели тебе нужно мое согласие? – фыркнула Ягиня. – Верни мне мои вещи, и я пойду с тобой куда угодно. Это платье жутко неудобное. К тому же юбка мне нравится больше.

– Жабы принесут их, – Вурдалак отдал команду. – Ты все еще любишь Кощея?

– Я не хочу об этом говорить, – Яга поставила бокал на стол. – Ты испортил мне настроение своим дурацким вопросом. Аппетит пропал, как и желание смотреть на твое лицо.

Она встала, но Вурдалак преградил ей путь. Он нависал над ней грозной тенью. Яге пришлось отстраниться, чтобы не дышать ему в подбородок.

– Кто-то должен научить тебя вовремя закрывать рот, – сказал он.

– Явно не ты! – она собралась отпихнуть его от себя, но Вурдалак обнял за талию, склонился к ней и поцеловал.

2

От пощечины у Вурдалака зазвенело в ушах. Он посмотрел ей прямо в глаза. На его бледном лице виднелся отчетливым след ладони.

– Я не разрешала тебе целовать меня, – непривычно тихо сказала Яга. Ее дыхание участилось, венка на шее предательски пульсировала.

– А я не разрешал тебе целовать Кощея, – сказал он, помог Ягине выпрямиться и отошел от нее. – Губы твои, что мягкий шелк. Как давно я мечтал о них, – Вурдалак погладил ее тыльной стороной ладони по щеке. – Когда жабы принесут тебе вещи, мы отправимся в путь.

– Расскажи мне, зачем ты их пробудил?

– Чем ты мне за это отплатишь?

– Можешь меня поцеловать.

– Этого будет мало, – Вурдалак усмехнулся. – Я уже вкусил запретный плод, и он оказался не так уж сладок.

Его слова хлестнули по ее самолюбию. Ягиня вспылила, и ответила, не подумав:

– Если расскажешь мне все о своих планах, я проведу с тобой ночь!

Вурдалак удивленно смотрел на нее. Он понимал, что этот соблазн дорого ему обойдется, но ожидание в пять веков было невыносимым. Он взял ее за руку, сжал крепко-крепко, чтобы прочувствовать – явь это или сон.

– Не пожалей о своих словах, – сказал он.

– А ты не пожалей о своих желаниях, – сказала Ягиня.

3

В Залесье никто не вспоминал о богине смерти. Существа боялись умереть, быть забытыми, но не просили Мару позаботиться о них в загробном мире. Люди стали эгоистами, и не молились ей.

Ее внимание привлек треск. Мара посмотрела на Таю. Ее светлые волосы понемногу пожирала чернота. Ее тело начало оживать, и ему нужно было время, чтобы очнуться.

Никто не мог предсказать, получится ли вернуть душу Таи в том виде, в каком она была изначально. Кощей вернулся из Затуманья лишенным эмоций. Затуманье любило души, бережно прятало их в Хранилище, но стоило одной из них сбежать, как Затуманье становилось для беглеца злейшим врагом.

Если в Хранилище душа могла успокоиться и принять свою новую обитель, то после побега за ней отправлялись туманные черви. Стоило их пасти сомкнуться на белом шарике, как он навсегда исчезал в недрах тварей. Душа лишалась покоя, сходила с ума, а под конец превращалась в яйцо из туманного сгустка. В конце концов не упокоенная душа становилась еще одним туманным червем.

– Ты слишком долго спишь, пора просыпаться, – сказала Мара, подошла к Тае и легонько похлопала ее по щекам. – Если не откроешь глаза через минуту, мне придется применить силу. Тебе это не понравится.

Мара подняла ладонь, чтобы хлопнуть Таю по щеке, но та открыла глаза. Они стали неестественно белыми, как у Кощея, когда они только встретились.

– Ты помнишь, как тебя зовут? – спросила Мара.

Светлые волосы Таи почернели. Она без труда села, свесила ноги.

– Я почти не узнала тебя, Мара, – ответила она. Подняла руку, поправила несколько прядей у богини. – Когда я видела тебя в последний раз, ты была седовласой старухой. Баловалась с косой, что у крестьян в поле отобрала.

– Ты не Тая. Кто ты?

Чары, что окружали Таю, напугали Мару. Она неуверенно отошла, настороженно глядя на нее.

– Кто ты? – повторила она.

– Я твоя мать. Белбог.

4

Мышца на щеке Мары безжалостно задергалась.

– Это невозможно. Ты давно покинула Залесье и умерла как человек!

– Верно, – ответила Белбог, – но часть меня живет здесь. Лихо передал меня этой смертной, поэтому я одолжу ее тело, пока мои силы не иссякнут.

– Лихо? – Мара потрясла головой. – Значит, ты не моя мать. Ты – то, что осталось от ее магии. Образ, не более.

– Может, и так, – Белбог встала, прошлась по комнате, осваивая незнакомое тело, разрабатывая пальцы на руках и ногах. – Во мне живут ее мысли, чувства, и стремления. Кроме того, я знаю, что Залесье нуждается во мне. Ты не сможешь вечно отрицать это, потому что это глупо. Глупо не цепляться за возможность, когда твоему миру угрожает уничтожение.

Мара хмыкнула, скрестив руки на груди.

– Залесье – не мой мир. Мой мир – Затуманье. Ты бросила меня там с туманным червем и сбежала с охотником.

– Дитя, – Белбог подошла к Маре, положила ей руки на плечи, – я сбежала – это правда. Но сейчас я вернулась помочь. Если тебе будет проще ненавидеть меня, пусть будет так, – она поцеловала дочь в лоб.

Мара почувствовала обжигающую боль. Ее тело скрутило от судорог, ноги отказались слушаться. Она упала, не в силах двигаться или говорить; могла только водить глазами.

– Я всегда знала, что ты причинишь этому месту только зло. Ты любила Затуманье больше, чем Залесье, и даже сейчас, когда у тебя появились любимые люди, мыслишь лишь о том, как получить выгоду для себя, – Белбог переступила через нее и пошла к выходу из комнаты. – Если хочешь сделать доброе дело, найди того, кто тебе нравится, попроси у него прощения, и умри.

Хлопнула дверь, и Мара осталась одна. Ее парализовало, и хоть ее магия уже начала бороться с заклинанием Белбога, освобождение могло затянуться надолго.