Землянка для властных Галактианцев

23

Шаттл пробивал атмосферу Земли с протяжным, низким воем, который отдавался в костях, словно голос самой планеты, оплакивающей своё падение. Корпус дрожал, металл скрипел под напором ветра, пока мы снижались сквозь густые облака — серые, тяжёлые, пропитанные дымом и пеплом, будто кто-то сжёг небо и оставил его тлеть.

Я сидела на холодном полу рядом с Кайланом, мои руки всё ещё сжимали пропитанную кровью тряпку, прижатую к его ране. Обезбаливающее и мои неуклюжие попытки перевязки остановили кровотечение, но его грудь поднималась медленно, каждый вдох был слабым, но ровным, как тиканье часов, отсчитывающих последние мгновения.

Его глаза были закрыты, веки подрагивали, лицо оставалось бледным, как лунный свет, пробивающийся сквозь дымные тучи. Пот стекал по его вискам, оставляя влажные дорожки на коже, и я не могла отвести взгляд, боясь, что он перестанет дышать, если я отвернусь.

Тарек сидел впереди, сгорбившись над штурвалом, его широкие плечи напряжены, массивные руки сжимали рычаги управления. Он молчал, лишь пальцы слегка подрагивали — едва заметное движение, которое могло быть и усталостью после боя, и предчувствием встречи с прошлым, что ждало нас внизу.

Его янтарные глаза были прикованы к обзорному экрану, где сквозь дым проступали очертания Земли — не той, что я помнила из детских рассказов Дарина о зелёных лесах и синих морях, а израненной, покрытой шрамами разрушения.

Городские трущобы раскинулись под нами, как разбитая мозаика: покосившиеся здания с выбитыми стёклами, ржавые остовы машин, утонувшие в грязи, дым от костров, поднимавшийся вверх тонкими струйками, словно дыхание умирающего зверя. Я смотрела на этот пейзаж, и внутри что-то сжалось — смесь гнева и тоски по тому, чего я никогда не знала.

Шаттл приземлился с глухим ударом на пустыре, окружённом полуразрушенными стенами, чьи трещины были покрыты слоем сажи. Пыль взметнулась вокруг, плотным облаком застилая иллюминаторы, и я услышала, как мелкие камни стучат по обшивке, словно кто-то барабанит пальцами, требуя нас выпустить.

Дверь шаттла открылась с резким шипением, и в отсек ворвался холодный ветер, пропитанный запахом гари, ржавчины и чего-то едкого, кислого, как старое топливо, давно выгоревшее до последней капли. Я вдохнула этот воздух, и он обжёг горло, оставив привкус металла на языке.

Тарек поднялся первым, его тяжёлые шаги гулко отдавались по металлическому полу, ботинки оставляли тёмные следы в пыли и засохшей крови Кайлана. Я подхватила Кайлана под руку, помогая ему встать. Он опёрся на моё плечо, хрипло выдохнув от боли, и я почувствовала, как его вес давит на меня — не только физический, но и тот, что был в его взгляде, когда он открыл глаза и посмотрел на меня. Серые, мутные от боли, они всё ещё горели слабой искрой, и я крепче сжала его руку, помогая спуститься по трапу.

Земля под ногами дрожала — не от шаттла, а от чего-то живого, скрытого в тенях разрушенных улиц, будто сам мир пульсировал, сопротивляясь смерти.

Из-за ближайшей стены, покрытой выцветшими граффити и следами ожогов, вышли двое. Мужчина был высоким, жилистым, с коротко стриженными седыми волосами, которые топорщились, как проволока. Его лицо пересекали шрамы — тонкие белые линии, оставленные временем и боями, — а в руках он держал винтовку, ствол которой был опущен к земле, но пальцы лежали на спусковом крючке, готовые в любой момент напрячься. Его глаза, тёмные и острые, как лезвие, скользнули по нам с холодной расчётливостью.

Рядом стояла женщина, худощавая, с тёмными волосами, собранными в неряшливый пучок, из которого выбивались пряди, падавшие на её усталое лицо. Её пальцы нервно теребили планшет с треснувшим экраном, выдавая напряжение, скрытое за профессиональной маской.

Оба были одеты в потрёпанную униформу — серую, заляпанную маслом и пылью, с выцветшими нашивками, которые когда-то могли означать принадлежность к чему-то большему.

— Тарек, — произнёс мужчина низким голосом, в котором смешались удивление, облегчение и тень старой боли. — Думал, ты сгнил в пустошах, как все.

— Келан, — Тарек кивнул, его губы дрогнули в слабой, почти незаметной усмешке, обнажая краешек зубов. — Я слишком упрямый, чтобы сгнить. Это Лина и Кайлан. Нам нужна помощь.

Келан перевёл взгляд на нас, оценивая. Его глаза задержались на Кайлане, чья одежда была пропитана засохшей кровью, пятна которой казались чёрными в тусклом свете. Затем он посмотрел на меня, и я почувствовала, как его взгляд прощупывает меня, словно проверяя, выдержу ли я то, что нас ждёт.

— Выглядите, как будто прошли через мясорубку, — сказал он, голос был грубым, но без насмешки. — Заходите. Мирра, помоги с раненым.

Женщина — Мирра, как я поняла, — шагнула вперёд, её взгляд скользнул по Кайлану с профессиональной холодностью врача, привыкшего к виду крови и смерти.

— Идти можешь? — спросила она, её голос был резким, но в нём проскользнула нотка сочувствия, едва уловимая, как тень.

— Смогу, — прохрипел Кайлан, отстраняясь от меня. Его ноги дрожали, колени подгибались, но он стиснул зубы, упрямо выпрямляясь.

Я осталась рядом, готовая подхватить его, если он рухнет, и поймала его взгляд — благодарный, но гордый, как будто он ненавидел свою слабость больше, чем боль.

Мы последовали за Келаном и Миррой через лабиринт разрушенных улиц, где ветер гнал обрывки бумаги и пепел, а стены домов, покрытые трещинами и граффити, шептались о прошлом. Костры горели в металлических бочках, их слабый оранжевый свет отбрасывал длинные, пляшущие тени, которые казались живыми.

Повстанцы — десятки фигур в потёртой одежде, с оружием в руках или за поясом — наблюдали за нами из укрытий: из окон без стёкол, из-за обугленных остовов машин. Их лица были измождёнными, кожа натянута на скулы, но глаза горели упрямством, тем самым огнём, который не гас даже в этом аду. Запах гари смешивался с едким ароматом ржавчины и сырости, и я чувствовала, как холод пробирается под кожу, несмотря на тепло от костров, пробивающееся сквозь мой изодранный комбинезон.

Келан привёл нас в подвал разрушенного здания — некогда, возможно, фабрики или склада. Стены были укреплены металлическими листами, покрытыми пятнами коррозии, а потолок подпирали грубо сваренные балки.

Внутри было тесно: столы завалены оружием — от старых винтовок до самодельных гранат, — проводами, кусками электроники и пожелтевшими картами. Воздух был тяжёлым, пропитанным запахом масла, пота и слабого дымка от ламп, работавших на остатках топлива. Келан повернулся к нам, скрестив руки на груди, его поза была расслабленной, но глаза оставались насторожёнными.

— Мы — последние, кто ещё борется, — сказал он, голос был твёрдым, но усталым, с хрипотцой, выдающей годы вдыхания этого проклятого воздуха. — У нас есть оружие, данные, чтобы ударить по станции Корпорации. Но нам нужны люди вроде вас… кхм, троих — с опытом, с информацией. Тарек говорил о тебе, Лина. О твоей смелости. И об этом… — он кивнул на Кайлана, прислонившегося к стене, — бывшем императоре, который знает их систему изнутри.

Я нахмурилась, бросив взгляд на Тарека, который стоял чуть в стороне, скрестив руки и глядя на Келана с мрачной уверенностью. Он лишь пожал плечами, молча подтверждая слова Келана, и я почувствовала укол раздражения — он явно знал и представлял из себя больше, чем говорил мне, раз каким-то образом передавал информацию с планеты-тюрьмы.

Мирра шагнула вперёд, её планшет мигнул, отображая схемы и графики — красные линии, пересекающиеся кривые, данные, которые я едва могла понять. Она подняла глаза, и её голос стал ниже, почти дрожал от сдерживаемого гнева, который прорывался в каждом слове.

— Земля пала не просто так, — начала она, её пальцы сжали планшет так, что костяшки побелели. — «Петля Смерти» добралась сюда ещё до вторжения галактианцев. Правительство было частично заражено. Половина лидеров стала марионетками Корпорации — их разумы угасли, тела двигались по чужим приказам. Остальные сдались из страха, когда увидели, что вирус делает с людьми. Мы потеряли всё из-за этого — города превратились в руины, ресурсы выжгли, свободу растоптали. Это был их первый эксперимент.

Я замерла, слова Мирры ударили в грудь, как кулак. «Петля Смерти». То, что Кайлан пытался остановить, уже разрушило мой дом ещё до того, как я узнала о её существовании. Образы из прошлого — Фаррат, торговец второсортными продуктами, рассказывающий о том, как города начали пустеть, как люди исчезали или становились странно тихими, — вспыхнули в памяти, и я сглотнула ком в горле.

— Как давно? — спросила я, голос вышел хриплым, почти чужим.

— Десятки лет назад, — ответила Мирра, глядя мне в глаза с такой интенсивностью, что я почувствовала её боль, как свою. — Они тестировали её здесь, втихую, под видом эпидемии. Когда галактианцы пришли, мы уже были сломлены. Аркатон-7 должен был стать их следующим шагом — отработка на заключённых, чтобы довести вирус до совершенства.

Кайлан, прислонившийся к стене, чтобы не упасть, кивнул, его лицо исказилось от боли — не только физической.

— Это правда, — прохрипел он, кашляя, и я заметила, как его пальцы сжались в кулак, ногти впились в ладонь. — Рейнек… он начал с Земли. Я не знал, пока не увидел отчёты. Пока не стало поздно.

Келан прервал его, подняв руку — резкий жест, полный авторитета.

— У нас есть кое-что для тебя, Лина. Идём.

Я последовала за ним, сердце заколотилось быстрее, каждый удар отдавался в висках. Мы прошли через узкий коридор, освещённый тусклыми лампами, которые мигали, бросая дрожащие тени на стены, покрытые плесенью и пятнами ржавчины. Воздух здесь был влажным, пропитанным запахом антисептика и слабым металлическим привкусом крови.

Келан толкнул скрипучую дверь, и мы вошли в маленькую комнату — импровизированный медпункт с одной койкой, несколькими ящиками медикаментов и старым монитором, показывающим слабый пульс. На койке лежал человек — худой, с впалыми щеками и кожей, бледной, как пепел, но знакомые черты лица заставили меня остановиться, дыхание перехватило. Мой брат. Живой.

— Дарин, — выдохнула я, бросаясь к нему. Мои колени ударились о холодный пол рядом с койкой, руки дрожали, когда я схватила его ладонь — тонкую, холодную, с синими венами, проступающими под кожей. Его глаза открылись, мутные от слабости, но в них зажглась искра узнавания. Слабая улыбка тронула его потрескавшиеся губы, и он сжал мои пальцы с той силой, что у него осталась.

— Лина… — прошептал он, голос был едва слышен, как шорох ветра в пустошах. — Ты всё ещё борешься. Спасибо… что не сдалась.

Слёзы жгли глаза, горячие, солёные, но я стиснула зубы, не давая им пролиться. Его рука в моей была такой хрупкой, будто могла сломаться от одного неосторожного движения, и я почувствовала, как гнев и надежда борются внутри меня.

— Я вытащу тебя отсюда, — сказала я, голос стал твёрдым, как сталь, несмотря на дрожь в груди. — Мы уничтожим их, Дарин. Обещаю.

Келан кашлянул за моей спиной, привлекая внимание.

— Он болен, — сказал он тихо, но без жалости, лишь с констатацией факта. — Вирус ослабил его — не полностью подчинил, но выжег силы. Мы держим его в стабильном состоянии, но это ненадолго. Если хотите победить, нам нужно действовать быстро.

Я кивнула, поднимаясь, но не отпуская руку Дарина, пока он не закрыл глаза, погружаясь в беспокойный сон. Его слабое дыхание было единственным звуком в комнате, пока я не повернулась к Келану.

— Я готова, — сказала я, голос был низким, полным решимости.

Мы вернулись в главный зал, где Тарек и Кайлан уже стояли у стола, заваленного картой станции Корпорации — потёртой, с пятнами от кофе и крови, но детальной, с отмеченными уровнями и точками доступа. Кайлан, несмотря на слабость, выпрямился, опираясь на край стола, его пальцы дрожали, но глаза горели твёрдостью. Мирра стояла рядом, вводя данные в планшет, её лицо было напряжённым, но сосредоточенным.

— Мои ложные коды сработали, — сказал Кайлан, глядя на меня, его голос стал твёрже, несмотря на хрип. — Вирус начал заражать их станцию — системы дают сбои, охрана в панике. Но он не завершён. Нужен финальный удар — прямой доступ к ядру системы. Я могу это сделать, если вы доставите меня туда.

Тарек фыркнул, скрестив руки на груди, его массивная фигура отбрасывала тень на карту.

— Тогда готовьтесь, — прорычал он, голос был грубым, но в нём мелькнула мрачная усмешка. — Мы идём в их логово. И я хочу увидеть, как оно горит.

Атмосфера вокруг сгущалась, становилась почти осязаемой — запах гари и ржавчины смешивался с едким ароматом антисептика, доносившимся из медпункта, и слабым теплом надежды, что теплилась в глазах Дарина, когда он смотрел на меня. Разрушенные улицы снаружи шептались ветром, гудели далёкими звуками костров и шагов повстанцев, но здесь, в подвале, рождался план — хрупкий, отчаянный, который либо спасёт нас всех, либо станет нашей общей могилой.

Я посмотрела на Тарека, затем на Кайлана, и почувствовала, как внутри загорается что-то новое — не просто гнев, а вера, что мы сможем переломить этот мир, даже если он уже сломан.