Когда великан внёс меня внутрь огромного каменного помещения, я осознала, что это его камера. Тёмные стены, освещённые слабым голубоватым светом, казались одновременно пугающими и завораживающими. Он двигался уверенно, словно хозяин этого мира, и его шаги эхом раздавались в тесном пространстве.
Преступник резко бросил меня в угол, и я едва успела сгруппироваться, чтобы не удариться о холодный каменный пол. Сначала я просто сидела, не двигаясь, мои мысли лихорадочно метались.
«Что теперь? Это конец? Он собирается…» — я подавила очередной приступ паники, стараясь сосредоточиться.
Когда он закрыл дверь за собой, звук щёлкающего замка отозвался глухим эхом в моей голове. Теперь мы были одни.
Великан повернулся ко мне, его янтарные глаза блестели в полумраке, а выражение лица было хищным и непреклонным. Я инстинктивно прижалась к стене, пытаясь стать как можно меньше. Но в этом взгляде было что-то ещё — не только угроза, но и необузданное желание. Оно было таким явным, что я ощутила его физически, как горячую волну.
— Пожалуйста, — начала я, надеясь, что голос прозвучит спокойно, но он всё равно дрожал. — Ты можешь…
Его грубый, властный голос оборвал мои попытки заговорить:
— Молчать.
Я замерла. Мои губы непроизвольно сжались, а сердце забилось так быстро, что я слышала его пульс в ушах. Он сделал шаг ближе, и воздух между нами стал тяжёлым, насыщенным его присутствием. Его взгляд буквально пожирал меня, словно он видел во мне что-то запретное, что нужно получить любой ценой. Это пугало, но оторваться от этого взгляда было невозможно.
Его руки потянулись к ремню, и я почувствовала, как в груди сжимается ледяной комок. Он расстегнул штаны, но его движения не были агрессивными или поспешными. Они были уверенными, почти демонстративными. Его взгляд оставался прикован к моему лицу, и в этом взгляде я увидела нечто, что заставило меня застыть: он хотел меня. До безумия. Но он не желал причинить вред. Его желание было словно огонь, контролируемый лишь тончайшей гранью самоконтроля.
Я инстинктивно вжалась в угол, дыхание стало частым и неглубоким. Страх и напряжение смешались с чем-то ещё, с чем я не хотела сталкиваться.
«Что он делает?» — мелькнуло в голове, но я не могла даже сдвинуться с места. Его взгляд, тяжёлый и пылающий, буквально приковывал меня.
Великан не подошёл ближе. Вместо этого он откинул голову назад, его дыхание стало резким и тяжёлым. Его руки начали двигаться, удовлетворяя его собственные потребности, но ни на секунду не отрывая глаз от меня. Это было как вызов, как демонстрация силы и желания, но при этом — удержание себя от действия, которое могло бы всё разрушить.
Я застыла, не понимая, что делать. Бежать? Но дверь закрыта. Говорить? Он ясно дал понять, что этого делать нельзя. Поэтому я просто смотрела на него, ошеломлённая и всё ещё охваченная страхом. Но где-то в глубине души зародилось другое чувство — не понимание, а странная, непривычная тягость от осознания его страсти. Это было подавляюще, пугающе, но в то же время завораживающе.
«О, Боги, Лина, он же преступник! Прекрати пялиться на него и придумай уже, как сбежать отсюда, пока он занят… кое-чем более увлекательным, чем надругательством над твоим телом», — вновь заверещал внутренний голос, к которому стоило бы прислушаться, но…
Глаза великана снова встретились с моими, и этот взгляд был таким глубоким и обжигающим, что я почувствовала, как внутри всё сжимается. Это было больше, чем просто влечение. Это был огонь, которым он жил. И мне нужно было понять, как не сгореть в этом пламени.
Он громко застонал, а его тело сотряслось в напряжении, я почувствовала, как мои щеки начинают гореть. Он кончил, и звук этого был оглушающим в тишине камеры. Его дыхание стало рваным, но даже в этот момент он не отводил от меня взгляда. Потом, застегнув штаны, он подошёл к маленькому умывальнику в углу и быстро привёл себя в порядок. На полу осталась небольшая лужа его семени, на которую я старалась не замечать.
Сидела в углу, не зная, как себя вести. Все слова, которые я могла бы сказать, застряли где-то в горле. Ситуация была настолько странной, что мне хотелось либо засмеяться, либо заплакать.
Он посмотрел на меня, всё ещё тяжело дыша, и наконец прервал напряжённое молчание:
— Ты хочешь есть?
Его голос звучал грубо, но в нём не было ни злобы, ни агрессии. Я кивнула, не зная, что ещё делать. Это было самое безопасное, что я могла ответить.
— Слушай меня внимательно, — сказал он, приблизившись на несколько шагов. — Ты не выходишь отсюда без меня. Никогда. Ясно?
Я снова кивнула. Его властный тон не оставлял места для возражений. Я сидела неподвижно, ощущая себя словно пленница, но теперь уже понимала, что нахожусь под защитой самого опасного существа на этой планете. Везение ли это или насмешка судьбы?