Здесь вам не равнина...

Глава 1 Срыв

Когда пошла лавина, я не слышал никаких криков, никаких предупреждений.

Просто негромкий хлопок. Я поднял голову вверх. По всему склону горы на меня мерно, набирая скорость, двигались массы снега. Лавина, белое проклятье.

И все это горное наказанье катилось на меня, стоящего на крутом склоне. Я поглядел на веревку, «карабины», на напарника по восхождению, Юру Савицкого. В сегодняшнем восхождении Юра работал «забойщиком», шел передо мной и навешивал перила.

Сейчас он, по счастью, стоял под небольшим каменным «островком», торчащим из сплошь заснеженного склона. Он хотел закрепить туда перильную веревку. Чудом остался в единственном месте на склоне, где можно было спастись от лавины. Вокруг него текли массы снега.

Я взялся за веревку, вздохнул и снова посмотрел на товарища.

— Э, Серега, даже не думай! — он отчаянно замотал головой.

Я снова перевел взгляд на летящую на меня лавину. Если я не отцеплюсь от Юры, то почти гарантированно утащу его с собой в пропасть. Он еще не навесил перила. А мои крючья наверняка не выдержат, я полечу вниз с трехсотметровой высоты, да еще утяну с собой товарища. У которого есть шанс спастись. Я взялся за карабин, чтобы быстро освободиться от связки.

— Не смей, Серега, мы выдержим! — бешено заорал Юра.

Как же так получилось? Как же я угодил в такое дерьмо?

Ну что же, теперь, когда секунды превратились в тягучие, растянутые, как нуга, часы, можно познакомиться чуть поближе. Меня зовут Сергей Самойлин, я уже опытный альпинист и мастер спорта по альпинизму и скалолазанию.

Горы — моя лютая страсть. Там, внизу, в Москве в обычной жизни я продаю автозапчасти и содержимое небольшую СТО-шку. А когда наступает сезон, рву наверх, к заснеженным вершинам.

В этом году мы с Юркой приехали в Таджикистан, для восхождения на два семитысячника за один сезон. Самое удобный для этого маршрут — это восхождение на пик Корженевской (7105 м) и получение на ней отличной акклиматизации. Потом тут же второе восхождение на Исмаила Сомони (высота 7495 м), бывший пик Коммунизма.

Вертолетом нас забросили в базовый лагерь на поляну Москвина (высота 4300 м). Мы обошлись без гида, Юра еще опытнее меня и уже два раза бывал на Корженевской. Быстрая адаптация и вот мы уже поднялись по пологой тропе на длинную морену ледника, идущего из-под Юго-Западной стены пика Корженевской. Тут располагался первый лагерь на высоте 5300 метров.

Ночевка. Из этого лагеря мы начали подъем по леднику, о котором я упоминал. Потом устроили промежуточный лагерь на высоте 5800 метров. Вышли на Юго-Западную стену и после подъема по почти непрерывной линии перил вышли на Седловину Южного вершинного гребня Корженевской.

Все это время погода баловала нас. Яркое солнце слепит глаза, редкие облачка бегут по небу. Ветер умеренный, хотя временами налетают сильные порывы и пытаются сбросить с маршрута.

Дальше осталось немного. Отвесный скальный участок. Тот самый, покрытый снегом. За ним должно быть широкое плато, там, где можно установить второй лагерь, на высоте 6400 метров.

А уже оттуда путь на вершину идет через длинный, местами узкий гребень. При благоприятных условиях от второго лагеря можно дойти до вершины за шесть-двенадцать часов.

Но у нас ведь акклиматизация. Мы спустились со второго лагеря. Передохнуть в базовом лагере один день. Потом снова поднялись и снова спустились. Организмы адаптироваться хорошо, все-таки не первый год в горах. После двух спусков обратно, что в итоге заняло неделю, мы наконец отправились на вершину Корженевской.

И уже недалеко от вершины, на отвесном скальном участке, случилась та самая лавина.

Вариантов, как быть, у меня не осталось. Три года назад, на пике Победы, Юрка спас мне жизнь. Я тогда был дерзок и самонадеян. Проскочил три разряда за сезон, почувствовал себя всемогущим.

А пик Победы — это такая гора, где нельзя показывать гордыню. Склоны и переводы изрезаны огромными и коварный трещинами, спрятанными под слоем тонкого снега. Все время дуют ледяные ветры, скоростью свыше полутораста километров в час. Температура часто опускается ниже тридцати градусов.

Я тогда был руководителем группы и шел первым. Склон горы был покрыт плотным слежавшимся зернистым снегом. Его еще называют фирновым.

Это было начало маршрута, я шел не в связке, хотя веревка была. Ледорубом не пользовался, хотя он тоже имелся. Просто «кошки» на ногах и трекинговые палочки. Думал, быстро выведу группу к первому лагерю.

Потом неожиданно под снегом оголился лед. Я и глазом моргнуть не успел, как поскользнулся и полетел вниз по склону. Затормозить никак нельзя, ледоруб остался за стяжками рюкзака. Впереди пропасть, а там высота с полсотни метров и ледник. Не очень высоко, но чтобы разбить череп, хватит.

Юрка тогда не растерялся. Пропустил меня под себя ниже по склону, затем прыгнул и придавил, попутно зарубившись ледорубом. Если бы не он, я бы свалился с высоты почти в двадцать этажей.

Поэтому сейчас я не мог утащить его с собой. Не отвечая другу, я быстро отцепил его от себя. Если веревка и крючья выдержат, то у меня есть шанс выжить после схода лавины.

А если нет, то я улечу вниз, куда дальше, чем мог бы улететь на Победе. И тогда уж пусть Юрка останется жив.

— Ты чего, сдурел? — орет Юрка.

Лавина быстро набирает скорость. Достигнув края снежной шапки, она превращается в бешеного зверя. Весь снег, что был на склоне, мчится на меня. Мчится со скоростью курьерского поезда.

Еще не успела белая мгла ударить по мне, как сначала меня толкнула воздушная волна. Перед несущейся лавиной образуется воздушный кулак, как во время взрыва бомбы.

От волны у меня чуть не лопнули барабанные перепонки. Я на мгновение ослеп, а потом открыл глаза. Как раз для того, чтобы увидеть, что все передо мной накрывает ослепительно белая волна. А я не могу никуда убежать, намертво прицепленный к скале.

Жестокий удар. Такой сильный, что из меня выбило все остатки воздуха. Не осталось даже на крик. С каким-то нелепым «Кех!» я откинулся назад вместе с тоннами снега и полетел вниз.

Нет, крючья не выдержали. Сумасшедшая боль во всем теле. Кажется, от удара веревки сдавили меня и переломали все ребра и кости.

Но не это главное. Вместе со снегом я молча летел вниз, с невероятно огромной высоты. Кувыркнулся пару раз, заметил заснеженные пики гор вокруг и еще внизу — стремительно приближающиеся скалы.

«Ну вот и все», — все, что успел подумать я и с силой ударился о льды и камни. И наступила темнота. Абсолютная темнота.

— Эй, парень, ты жив? — первое, что я услышал, это хриплый мужской голос. — Слышишь меня?

Все тело зверски болело, но больше всего пострадала голова. Я попробовал повернуть ее и в черепе тут же вспыхнули огненные шары.

— Встать можешь? — озабоченно спросил другой голос, тоже мужской, но помоложе.

И явно не Юркин. Кто это, черт подери? Неужели я выжил после падения с такой высоты?

Я проделал невероятное усилие и разлепил веки. Огляделся, стараясь не вращать головой. Но и то, что увидел, поразило.

Что за чертовщина? Где снег и лед? Где скалы? Откуда появились все эти люди вокруг, мужчины и женщины, парни и девушки? Они меня спасли, что ли?

Я попытался приподняться. Рядом со мной находились двое: тот самый мужик, низенький и косматый, похожий на гнома и парень лет восемнадцати, загорелый и белобрысый.

Оба тощие и низкорослые. А вокруг, еще дальше, группа людей в древнейших спортивных костюмах, трениках неопределенного происхождения и нелепых спортивных кофтах, извлеченных из архивов прошлого века. А вон там, на узком серпантине горной дороги, в тени скал и елей, отдыхали после поездки несколько уазиков «буханок», тоже довольно старомодных.

— Э, подожди, Лосяра, — сказал мужчина, удерживая меня за плечо. — Не мельтеши. После такого удара не надо рыпаться. Посиди, полежи. Отдохни чуток. Славка тебя осмотрел, говорит, отдых нужен и неподвижность.

Парень, стало быть, тот самый Славка. Он стоял рядом со мной и хлопал глазами — дзиньк-дзиньк. Пощупал голову и сказал авторитетно:

— Полный покой и неподвижность. Тренировки исключены. Желательно увезти обратно вниз, в Минводы.

Э, минуточку, чего это он? Кто тут ударился головой, я или этот медик липовый? Какие такие Минводы? Ставрополь, что ли? Мы в Таджикистане, вообще-то, если я не ошибаюсь.

Но это потом, а сейчас я пытался понять, как из края суровых льдов снова очутился в зоне вечнозеленых елей. Меня что, резко эвакуировали с Корженевской вниз? Это сколько же времени я провалялся без сознания? И как там Юрка, кстати? Где он?

— Подождите, а где Юра Савицкий? — спросил я, оглядываясь. Почему это мой товарищ не бросается мне на шею с криками, как же хорошо, что я выжил?! Или он убедился, что я выжил и отправился дальше по делам, например, снова на восхождение с другой группой. — Где мой напарник? Он спустился с Корженевской?

Мужик и Славка-медик переглянулись. В группе людей в спортивных костюмах раздались удивленные возгласы.

— Во дает, Сохатый!

— Все-таки крыша поехала…

— Напарника придумал, надо же! Может, он уже на Джомолунгму сходил, пока без памяти валялся!

— Это что же теперь, его Антон повезут? Для этого машину придется задействовать, а остальным здесь куковать получается?

Мужик свирепо оглянулся на говорильщиков.

— Товарищи, попрошу без комментариев. Пострадал один из членов вашей будущей команды. По правилам советских альпинистов, в случае травмы одного из участников восхождения, оно прерывается. Пострадавший эвакуируется вниз. Как бы близко вы не находились от вершины. Это закон взаимовыручки.

Группа молчала, озадаченно глядя на него. Ну да, странные, архаичные понятия. Когда-то так может быть, и было, но не сейчас, в век феодально-хапужного капитализма.

Эти люди заплатили за поездку из своего кошелька, так что им похрен на то, что кто-то там упал со скалы. Они едут в какое-то туристическое восхождение и не развернутся обратно, если кто-то пострадал. Странно только, что они молчат, как будто энергетиков во рты набрали.

Только один парень, кудрявый, темноволосый, с огромными глазищами, записной, наверное, красавчик, запальчиво возразил:

— А почему нельзя сначала отвезти нас, а потом на обратном пути доставить в город и самого Сохатого? Он ведь все равно может подождать здесь. Ничего с ним не случится. Сказал же наш милый «доктор»!

Про кого это они вообще, черт подери? Про меня, что ли? Почему Юрка не распорядился насчет эвакуации? Мы заплатили бешеную страховку, менеджер турфирмы, между прочим, симпатичная такая девушка Таня, обещала, что в случае чего, нас спустят вниз вертолетом. А если понадобятся, пришлют сотню спасателей, как за космонавтом, чья капсула упала где-то в степи после месячного пребывания на орбите.

Но нет, никакими спасателями вокруг и не пахло. Очередное надувательство, что же тут удивительного. Зато вокруг были горы, солнце, где-то приглушенно рокотала речка и в ветвях елей чирикали сойки и свиристели.

А еще ратующий за взаимовыручку мужик устроил с красавчиком перепалку:

— Крылов, хватит тут уже басни петь! — закричал старший по возрасту. — Я тебе сказал главный принцип взаимовыручки, что тут непонятного?

— Так мы разве уже на маршрут вышли, Борис Юрьевич? — не унимался чернокудрый. — Мы же всего-навсего в лагерь поднимаемся. Ничего с нашим Лосем не случится, полежит в теньке, отдохнет. Подумает о своем поведении, о том, что не надо совать голову под камни. Правильно, товарищи?

Группа странно одетых молодых людей, смущенно молчала, пока, наконец, одна девушка, тоже брюнетка, тоже вроде себе ничего, похожая на Варлей в Кавказской пленнице, не сказала:

— Конечно, мы подождем! Надо убедиться, что с Сохатым все в порядке, и только потом можем ехать. Я считаю так, товарищи.

Красавчик Крылов не желал сдаваться и предложил поставить вопрос на голосование. Я глядел на них разинув рот и мне даже показалось, что это все происходит со мной в фантасмагорическом сне. Лежу я, значит, на самом деле, среди скал, с разбитой головой, замерзающий и умирающий, а вся эта картина просто привиделась мне в больном воспаленном мозгу.

— Никаких голосований! — яростно сказал Борис Юрьевич, демонстрируя немалые диктаторские замашки. — Мы должны убедиться, что с Сохатым все в порядке.

— Слушайте, это кто такой Сохатый, я, что ли? — уточнил я и все вокруг замолчали и посмотрели на меня.

— Ну вот, я же говорю, он контуженный, — убежденно заявил руководитель этой группы. — Себя уже не помнит, видите? Тут уже без больнички не обойтись.

Крылов обреченно застонал, но я их уже не слушал, потому что засмотрелся на свою одежду. Это что же такое получается, кто успел сменить мой замечательный пуховик Snow ray-x, толстовку, защитные штаны и ботинки Timberland с шипами, в общей сумме за две штуки баксов с гаком? Я что, испачкал свою одежду в крови?

Откуда взялись вот эти старинные спортивные штаны, этот вязаный свитер, эта толстая шапочка диковинного покроя? Вот задница снежных демонов, это что, на штанах лямочки снизу для ступней? Как в моем советском детстве, чтобы штаны не слетели с ног? Вы издеваетесь, что ли?

— Эй, Ваня, ты что, и вправду не помнишь? — спросил Славка. — Ну-ка сколько я пальцев показываю, скажи?

И он показал два пальца. Я отмахнулся и наконец-то попробовал подняться. Как не удивительно, но это удалось сделать довольно легко. Голова все еще раскалывалась на черепки, как глиняный кувшин, но тело уже почти избавилось от ноющей боли. Надо же, как легко я отделался.

— Все путем, народ, я в порядке, — я поглядел на окружающую меня группу. — Я и не думал уже, что кости соберу, но при падении с трехсот метров травма головы неизбежна. Так что это пустяки.

Парни и девушки снова переглянулись.

— Какие такие триста метров? — поинтересовался Борис Юрьевич. — Ты чего, Сохатый? Ты на скалу полез во время перекура, получил по башке булыжником. Отделался синяками, но вроде цел. И вообще, ты скажи, голова кружится? Тошнота есть, сердцебиение?

Я прислушался к своим ощущениям. Нет, вроде все в порядке. Голова болит, во рту привкус ржавого металла, будто я закусил старую рельсу, но в остальном все вполне приемлемо. Может, даже опять на восхождение рискнуть?

— Все хорошо, поехали в лагерь, — я надеялся увидеть Юрку и поблагодарить, за то, что вызвал мне помощь. — Там же есть фельдшер? Он, если что, меня подлатает.

И отважно отправился к Уазикам. По дороге несколько раз качнулся, но быстро выровнялся. Мысли о том, чтобы отправиться на госпитализацию, не было. Я ощущал себя хорошо, и с каждой минутой все лучше.

— Отлично, молодец! — возликовал Крылов.

Группа отправилась следом за мной и суровый Борис Юрьевич вынужден был сдаться. Все еще ворча под нос, что меня надо отправить вниз, он шел сзади.

Но потом я остановился. Только сейчас обратил внимание. Вокруг высились горы, но не Памира, а Кавказа. Я протер глаза и еще раз огляделся.

Да, это северный Кавказ. Вон пик Коштантау, а вон Восточная Дыхтау. Мне ли не знать, я облазил эти места еще в молодости, когда обучался альпинизму. Как я мог перенестись сюда из Таджикистана?

В спину мне ткнулся Борис Юрьевич и опять пробурчал:

— Ну что, встал столбом? Давай уже, ходи вперед.

— Позвольте, а как же так? — спросил я ошарашенно. — А как мы здесь…

Да, я узнал эту местность, чтоб ее дьяволята разодрали. Это же дорога на альплагерь Ошхамахо, что в переводе с кабардинского означает «гора счастья».

Почему я знаю это? Да потому что я лазил по этим скалам, как горный козел. И дорогу эту знаю, как облупленную. Но как я здесь очутился?

— Пошли уже, герой, — Борис Юрьевич пихнул меня вперед и я послушно залез в машину.

Ох уж эти Уазики «буханки». От слова бухать, само собой. Места внутри мало, сиденья узкие, без подголовников. Я кинул быстрый взгляд на место водителя и поморщился. Никаких подстаканников, никаких ниш для документов, портов для подзарядки телефонов. Никакого кондишна, никакого климат-контроля.

Водила парень здоровенный и в теле, огромными ручищами сжимал тонкий круг душевного колеса. Приборная доска перед ним была самая архаичная, не электронная, а чуть ли не механическая, с циферблатами приборов, где стрелочки качаются от самого хода автомобиля.

Когда я захлопнул за собой дверцу, она не закрылась сразу. Пришлось поднапрячься и рвануть дверь на себя, чуть не порвав все связки и сухожилия. Такое ощущение, будто лучше обойтись кувалдой, чтобы надежно закрыть эту капризную штуку.

Войдя внутрь, я пробрался, прогибаясь, по узкому, как кишка, проходу и уселся на свободное место. Единственная радость, что сидеть мне выпало рядом с сероглазой светловолосой девушкой.

Впрочем, когда я сказал: «Привет!», она надменно посмотрела на меня и отвернулась к оконцу. Ну ничего, за время поездки я пробью ее защиту, не будь я Серега Самойлин, самый отъявленный ловелас Пресненки.

Но когда я посмотрел на свои руки, то снова застыл в изумлении. Это же не мои руки, чтоб вас всех бесенята защекотали. Это же какие-то чужие руки, без шрамов и обгрызенных ногтей.