Здесь вам не равнина...

Глава 20 У подножия пика Коммунизма

Ужасный вой и пронзительный визг чуть усилился. Вертолет легко оторвался от земли. Незаметно. Раз — и вот мы уже в воздухе.

Я заглянул в иллюминатор. На стекле остались царапины. Но видно хорошо. Зеленые склоны долины, где расположен лагерь Ошхамахо, быстро остались внизу. Аккуратные домики, вездеходы, кучка людей на площадке, все, как на ладони.

Вертолет трясся, как бешеный. Но держался хорошо. Плавно развернулся в воздухе и полетел на юго-восток. В иллюминаторе мелькнули горы. Мелькнули и пропали.

Итак, я опять еду на Памир. Правда, в этот раз совсем в другое место, чем то, где я закончил прошлую жизнь. К пику Коммунизма. Помочь в спасении экспедиции Вайнова.

Ребята застряли наверху. Ужасные погодные условия, двое раненых. К ним не пробиться.

Спасательную команду собрали из лучших альпинистов страны. Я как раз крутился под ногами и тоже сумел попасть в состав. При условии, что буду делать черновую работу.

Гущев был решительно против.

— Кто будет отвечать за этого сосунка, который впервые поднялся в горы? — спросил он. — Вы понимаете, какая это ответственность?

Друг Вайнова, тоже именитый альпинист Комиссаров Женя, с которым я уже был шапочно знаком, возразил:

— Вайнов считает Сохатого одним из самых лучших и перспективных альпинистов. В этом деле важны как опыт, так и сила с энтузиазмом. Он будет помогать спасателям. Что в этом такого?

Дело тогда происходило в домике начальника лагеря. Альпинисты, находившиеся недалеко от Безенгийской стены, договорились встретиться в Ошхамахо. Гущев предоставил жилье для маститых гостей.

Тогда на собрании присутствовали четверо альпинистов. В том числе Комиссаров. Они уже сегодня после обеда улетали к пику Коммунизма.

И еще был Гущев. И я.

— Что в этом такого? — взревел начальник лагеря. — Что в этом такого, спрашиваете вы? Смотрите, это по его вине в моей шевелюре появилась седина. Это он довел меня.

Комиссаров тогда снисходительно улыбнулся. Это был мужчина среднего роста, лет тридцати. Неторопливый и в то же время ловкий. Усатый, смуглый, лицо обветренное. На левой руке нет двух пальцев. Ампутировали после того, как застрял на пике Ленина. Примерно, как сейчас Вайнов.

— Он? Восемнадцатилетний юноша? Тебя, Боря, легко сбить с панталыку, как я посмотрю. И что же он сделал?

Гущев зверем поглядел на Комиссарова. Он рассчитывал, что Вайнова нет, и за меня некому заступиться. Но получилось так, что у меня опять появился покровитель.

— Этот упрямый соплях совершил траверс Безенгийской стены. В одиночку. Несмотря на мой запрет. И несмотря на установку коммунистической партии о том, что альпинизм — спорт взаимовыручки. Коллективный спорт. Почти что воплощенный коммунизм. А он на все это наплевал.

Гущев мог много расписаться насчет коммунизма и социализма. Но его никто не слушал. Альпинисты удивленно подняли на меня мохнатые брови. Как только начальник лагеря закончил, Комиссаров, не обращая внимания на его тухлую белиберду, тут же спросил:

— Это правда, сынок? Ты совершил траверс Безенги? В одиночку?

Задавший вопрос «батя» не намного превосходил меня возрастом. Но ничего, считается. Он уже заработал себе репутацию, его знают по всей стране. С первым секретарем ЦК за ручку здоровался, медаль от него получил, опять же, не хухры-мухры, заслуженный мастер спорта СССР.

Поэтому я кивнул, хлопая доверчивыми коровьими глазами. Пусть думают, что я простой провинциальный парень, ни черта не понимающий в горах. Взял да и пошел лазить по диким скалам, причем нечаянно забрался так далеко, что сделал то, к чему другие готовятся месяцами.

— За какой период? — строго спросил другой альпинист, прищурив ясные карие глаза. В уголке высокого лба у него имелся извилистый рваный шрам, видимо, последствия удара камня. — И есть ли доказательства?

К этому вопросу я уже основательно подготовился, чай, не совсем придурень. Назвал срок моего горного путешествия. Выложил перед импровизированной комиссией записки предыдущих экспедиций, собранные на маршруте. Получилась целая стопка пожелтевших, измятых листков, исписанных расплывающимися чернилами.

— А это что такое? — строгий с шрамом выпучил глаза на фантик с изображением лося. — Что за конфеты?

— А это мой фирменный знак, так сказать, — я скромно потупил глаза. — Моя фамилия Сохатый. Можно сказать, это отметина. Тавро, свидетельство того, что я здесь был.

Альпинисты снисходительно усмехнулись. Гущев побагровел от еле сдерживаемой ярости.

— Ну что же, товарищи, — веско подытожил Комиссаров. — Не будет слишком громко сказано, но если ты, сынок, и в самом деле сделал то, что сказал, причем за такой короткий срок, то надо признать, ты — феномен. И мы не можем препятствовать тебе. Закрывать дорогу к вершинам. Поэтому, давайте проголосуем. Кто за то, чтобы товарищ Сохатый принял участие в спасательной экспедиции?

Все, кроме пунцового Гущева, подняли руки. Я внутренне усмехнулся.

— Кто против? — чуть насмешливо спросил Комиссаров. Только Гущев поднял руку, но слабо, не до конца, и тут же опустил. — Ну, что же, раз так, тогда Сохатый летит с нами.

На этом и решили. Побежденный Гущев пробормотал: «Вы все еще пожалеете о своем решении». И только. Все, что он мог сказать, больше ничего.

Самое трудное настало потом. Мучительное объяснение с безутешной матерью. И с еще больше обиженной Катенькой. Оба разговора выдались, сразу скажем, нелегкие.

Но в конце концов, огорченные женщина и девушка смирились. А что еще оставалось?

Мать поохала, повздыхала, всплакнула. Но поделать ничего не могла. Сын, все-таки, не просто так летит в дальние края. Спасать другие жизни, помогать чужим, попавшим в беду.

Катя тоже погоревала, а потом успокоилась. Как не крути, долго обижаться на меня она не могла. Последний час перед вылетом я провел с ней. Наедине, в палатке. Прощальное рандеву, страстные объятия, нежные поцелуи.

До самого приятного, впрочем, дойти не удалось. Катя была порядочной девушкой. До белоснежной свадьбы — ни-ни. Никаких пошлых шалостей. Ну что же, уважаю. Хоть это и немного досадно.

Когда прилетел винтокрылый вертолет, я собрал все свои эксклюзивные новинки в сфере снаряжения. Закинул тяжеленный рюкзак с вещами в кабину и уселся сам.

И вот я лечу, вместе с остальными спасательной команды. Тут очень тесно. Справа и слева крепкие, прокуренные тела других участников.

Громко гудит пропеллер. Очень громко. Черных наушников против шума для меня не нашлось. Пришлось закупорить многострадальные уши затычками из обычной ваты. Впрочем, это нисколько не помогло.

Летели долго и утомительно, почти сутки. Трижды останавливались на жарких, иссушенных южным солнцем аэродромах для заправки. Пузатый вертолет устало гудел, но безропотно тащил нас по небу.

Я тихонько дремал, положив голову на рюкзак. Потом вспоминал, как сам участвовал в таких миссиях выручки. В том, в далеком будущем. Безвозвратно утерянном.

Две у меня такие спасательные операции были. Одна на славном безмятежном Алтае, куда люди со всего мира летят за открытием третьего глаза и постижением невиданной силы нирваны. Получить откровение там можно. Не скрою.

Но если пренебрегать элементарными правилами безопасности, то можно и погибнуть.

Тогда тоже пришло сообщение, что на невысокой алтайской горе застряли люди. Высота небольшая, что-то около четырех тысяч метров, но из-за мерзких отвратной погоды и большого количества травм у восходителей, ситуация получилась острая, как бритва.

Люди пошли на гору. Обычные горные туристы, без разрядов по альпинизму. Офисные менеджеры, домохозяйки, блогеры, работяги с цехов, мелкие предприниматели. На дюжину человек только один гид, что уже нарушение, слишком мало.

Они успели взобраться на высоту четыре тысячи, почти дошли до вожделенной вершины. По дороге двоим самым неподготовленным участникам стало плохо, они вернулись в домик спасателей на трех с половиной тысячах.

Остальные с неугасимым энтузиазмом отправились дальше. И очень зря. Где уже почти на вершине один из туристов получил по голове пролетавшим мимо камнем, небольшим, размером с кулак.

Поскольку был в горной каске, урона сильного не получил, но споткнулся и ухнул прямо в пропасть. Высота там не большая, около полсотни метров, но чтобы разбиться, этого хватит. Что еще плохо, так это то, что все они шли в одной связке.

Это уже другое грубое нарушение, не знаю, куда глядел беспечный гид. Он вроде опытный парень, да и зачем о погибших плохо говорить.

Хуже то, что упавший человек утянул за собой еще двоих. Все они были в одной связке и разбились насмерть. Еще двое пострадали, сломали себе руки-ноги.

К тому времени и без того пасмурная погода резко испортилась. Прогнозы до этого были благоприятные, но в коварных горах все быстро меняется. Сначала по склонам хлестал дождь, потом запорошил мокрый снег, а к вечеру поднялась настоящая буря.

Несмотря на решительные возражения гида, трое отчаянных туристов ушли вниз по мокрой и скользкой тропе. Больше их никто не видел. Оставшиеся бедолаги укрылись в маленькой пещерке на склоне.

Они развели крохотный костер из сырых веток, он быстро погас. К счастью, у гида была горелка и запас пищи, это им помогло на первых порах.

К тому времени они уже успели сообщить по портативной рации о бедственном положении и с ближайшего городка тут же вылетел борт со спасателями. Впрочем, добравшись до маленького села неподалеку от гор, спасатели вынуждены были приземлиться. Нелетная погода.

Поскольку масштаб бедствия был слишком велик, помощь срочно отправили со столицы края. Губернатор запросил лучших альпинистов страны, чтобы пробиться к застрявшим на горе туристам. Я не скажу, что самый опытный и квалифицированный, но тогда по счастливой случайности я оказался недалеко от места трагедии. Поэтому и присоединился к спасателям вместе с другими добровольцами.

Три дня бушевал ураган и воздушная техника не могла пробиться к вершине горы. Двое альпинистов высшего класса, дико рискуя жизнью, и чуть не сорвавшись с тропы, смогли прорваться к терпящим бедствие людям. Принесли медикаменты, продукты и теплые вещи.

Правда, помощь тогда несколько запоздала. Из пятерых оставшихся на горе, считая вместе с злополучным гидом, выжили только двое туристов. Сам гид тоже упал с тропы от порыва ветра, поранился, сломал ребра и позвоночник. Еще двое, те самые, что пострадали в самом начале и лежали со сломанными конечностями, не перенесли горной болезни и постоянного кровотечения.

На четвертый день несносная погода наконец успокоилась и вертолет смог прилететь, чтобы забрать оставшихся участников смертельного рейда. Я тогда тоже поднялся на гору и помогал транспортировать несчастных туристов. Они, к слову, еще могли передвигаться. Первый поход в горы для них оказался последним.

Всем этим драматическим воспоминаниям я предавался до самого прилета на жаркий Памир. Непрерывный гул лопастей вертолета к тому времени стал уже привычным. Я не обращал на него внимания.

А еще я сразу почувствовал, что чистый воздух уплотнился от беспощадного зноя. В вертолете было душно.

Когда мы приземлились, Комиссаров поднялся и похлопал меня по плечу.

— Ну все, спасатель, вставай, приехали.

Штурм гребня проходил в несколько этапов. Сначала пришлось прокладывать веревочные перила, поднимаясь по суровым жандармам. Они отнюдь не хотели облегчить альпинистам работу.

Один камнепад чего стоил. Навезнев тогда тоже получил камнем по голове. Отрубился.

Другой камень ударил его аккурат по ноге. Раздробил кость. О каком подъеме дальше могла идти речь? После того, как камнепад прошел, пришлось спустить Навезнева вниз. Его отправили вместе с носильщиками и Хмелевым.

Сам Вайнов пока что вместе с тремя другими альпинистами атаковал жандармы. Действовали методично и неторопливо. Сначала навесили точки на одной скале. Потом на другой. На третьей.

На каждую уходило по дню, иногда по два. Снаряжения не хватало, приходилось ждать, пока принесут носильщики.

Хорошо еще, что путь был проторен предыдущими экспедициями. От некоторых на скалах остались крючья. От других как-то нашли моток веревки.

Когда вернулся Хмелев, начали штурм последнего жандарма. Самого огромного.

Высота здесь составила 6000 метров над уровнем моря. На такой высоте обычная простуда быстро превращалась в пневмонию.

По склонам то и дело обрушивались лавины. Закручивали клубы снега. Стремительно мчались по вниз, сметая все на своем пути. Обрушивались со склона в пропасти. Что самое удивительное, как бы много не сходило лавин, тут же снег насыпал еще больше.

Проклятье. Белое проклятье.

Пятый жандарм преодолели с громадными усилиями. Во время последнего пребывания здесь группа Вайнова разбила здесь промежуточный лагерь.

Здесь на крутом склоне установили две палатки. Сейчас они рухнули в трещину. Застряли там на пятиметровой глубине. Лезть за ними не было ни желания, ни сил.

Пришлось организовать новый лагерь. Как раз перед штурмом шестого жандарма. Вайнов и его товарищи рубили ледорубами площадку для новых палаток. Потратили драгоценное время.

Переночевали. Утром пошли на штурм шестой по счету скалы. Карабкаться необычайно тяжело. Стена ледяная, стальные крючья еле держались на ней.

Вайнов шел впереди, рубил ступени. Потом его сменил Гайдуков. Он поднимался вверх по желобу. Вайнов страховал его на веревке чуть ниже. Вторая тройка шла следом за ними.

Бух, бух. Из-под ноги Гайдукова вырвался камень, размером с голову человека. Покатился по жалобу. Как раз нацелился на Вайнова.

Он успел отшатнуться. Крикнул:

— Камень!

Валун улетел дальше. Внизу первым шел Куркин, потом Мохов и замыкал Хмелев. Только Куркин поднял голову, как камень шмякнулся на его кисть.

Какая жесть. Вайнов даже услышал хруст. Куркин взвыл от боли. Камень повалился дальше и чуть не ударил Мохова. Потом ударился о склон и исчез в пропасти.

— Моя рука! — Куркин тряс окровавленной ладонью. — Какая боль.

Положение аховое. Они почти добрались до верха скалы. Что же теперь делать? Спускать Куркина вниз или поднимать вверх?

Если тащить вниз, находясь на скале, кто-нибудь еще может свалиться. Можно дождаться Гудакова. Пока он заберется наверх. И тогда уже он сможет страховать остальных.

— Наверх, Саня, тащим его наверх, — сказал Мохов. — До верха совсем ничего. Обработаем там рану и уже тогда спустим вниз.

Тоже разумно. Вайнов задрал голову и посмотрел вверх. Гудаков глядел на них сверху. Глаза круглые от ужаса. Зрачки гигантские, поэтому глаза полностью черные. Он покачал головой.

— Я не хотел, — сказал он. — Я нечаянно. Я не думал, что этот чертов камень вылетит у меня из-под ноги.

Вайнов ощутил, как болит все тело. Как же он устал карабкаться по скользкой скале. Ему нужен отдых и немедленно.

Налетел порыв бешеного ветра. Бросил в скалолазов горсть колючей пороши.

— Надо наверх, — повторил Мохов. — Давайте быстрее. Шевелитесь.

Курков тряс в воздухе раненой кистью. Долго он так не продержится. Ладно. Действительно, лучше затащить его на скалу и разобраться с раной.

Поэтому Вайнов кивнул.

— Давай наверх, быстрее, — приказал он Гудакову. — Закрепляйся там. Я тебя страхую.

Гудаков кивнул и полез выше. Несмотря на приказ, он все равно торопился. Лед крошился под зубьями его «кошек». Осколки падали Вайнову на лицо, но тот не жаловался. Следил теперь зорко, чтобы снова не упал камень. И не размозжил кому-нибудь голову.

Наконец, Гудаков залез наверх, постучал там ледорубом и молотком, заколачивая крючья. Потом потащил Вайнова наверх.

Вскоре руководитель экспедиции тоже забрался наверх и они вдвоем вытянули Куркина. Тот не мог опираться о камень раненой рукой, но крепится и старался не показывать боль.

Когда все забрались наверх, то первым делом занялись рукой Куркина. Обработали, остановили кровотечение и перебинтовали.

Пока все оказывали помощь, Хмелев осмотрелся. Потом тронул Вайнова за плечо и спросил, указывая в сторону:

— Ты уверен, что мы сможем отсюда спуститься?