Здесь вам не равнина...

Глава 5 Горная хижина

Помимо того, чтобы не спешить на склонах навстречу своей смерти, мой седоусый тренер в прошлой жизни, Ковригин Анатолий Павлович не раз, бывало, приговаривал:

— Ты смотри, болтун — находка для врага. Слово не зяблик, выпорхнет и обратно не загонишь. А у тебя иногда слова не просто как пташки, а как пули из пулемета выскакивают. Молчание — золото, не забыл?

Нет, забыл, многоуважаемый Анатолий Павлович. Каюсь, забыл, дурья моя башка. Черт меня вчера потянул за язык и вот вам пожалуйста.

Ни свет ни заря в наш домик ввалился Харазов, высокий, сильный мужчина, правда, с небольшим брюшком, угадывающимся под штормовкой, легкой курткой из плотной водоотталкивающей ткани с капюшоном.

— Рота, подъем! — заорал он на весь лагерь, да еще и таким звонким высокотембровым голосом, что впору табун лошадей на водопой отправлять. — Кто у нас тут Сохатый, самый лучший восходитель в Советском Союзе? Наш великий мастер? Пошли быстрее, нам надо уходить на высоту!

Вот проклятущее проклятье всех горных демонов! Я ворча, поднялся с постели и поежился от утренней прохлады.

— Скорее давай, салага, тебя все ждем! — закричал Харазов. — Работай ножками, ну, скорее!

Чертыхаясь, я побежал умываться. Гущев, собака, само собой, вчера умышленно «забыл» сказать, что мы отправляемся в поход на обустройство горной хижины в четыре часа утра. Запамятовал, так сказать.

Перед нашим домиком стояли еще двое парней, у их ног лежали увесистые рюкзаки. Само собой, это были не легкие изящные сумки двадцать первого века, а бесформенные мешки, чуть ли не мезозойской эры.

Я быстро сполоснул лицо в рукомойнике, собрал свой рюкзак и подошел к парням. Харазов недовольно осклабился:

— Ну, Лосяра, долго тебя ждать? Всю косметику положил, духи там, крема всякие? Смотри, солнышко наверху сильно горячее, сожжет твою нежную кожицу.

— Позавтракать можно? — спросил я в ответ, уже зная, что он скажет. Сейчас еще больше начнет издеваться, предположит, что я, как жираф, буду еще два часа набивать себе брюхо. Спросит, не подождать ли, пока мое сиятельство изволит отобедать и отужинать.

Поглядел на меня, Харазов перестал улыбаться.

— Это никогда не помешает. Пустой желудок — враг альпиниста.

И мы пошли в столовую, подкрепиться перед выходом. Никого нет, еще рано. Поэтому можно брать все, что угодно. Но мы этого делать не стали.

Наедаться перед походом до отвала — это плохая идея. Достаточно утолить голод. Во всяком случае, такова моя концепция.

Легкий перекус. Рисовая каша, тушенка, какао. Приятная тяжесть в животе. Теперь бы на боковую и дальше спать. Но нет, мы поднимаем рюкзаки и натягиваем тяжелые мешки на спину.

Вдобавок к своим вещам я добавил туда съестные припасы: ту же тушенку и колбасу, а еще хлеба. Не удержался и взял булочки, ириски и карамельки. Конфеты тоже нужны — это источник углевода, так ценного в горах.

Мы выступаем в поход в полпятого. Я уже проснулся окончательно, смотрю по сторонам, готовлюсь к дальнему пути. С одной стороны, чуток сожалею, что выеживался вчера за костром. Молчал бы и сейчас лежал в домике, отдыхал. Хотя нет, сегодня я и так планировал индивидуальные тренировки. Отлежаться не удалось бы.

С другой стороны, пробежка по горам и работа на высоте — это тоже хорошая тренировка. Надо воспользоваться этим походом по-полной. Как раз, познакомлюсь с опытными людьми.

Мы вышли из лагеря, протопали по тропинке к ручью. Справа и слева росли кусты, за ними молча высились ели. Тишина, только ранние пташки вяло порхали среди ветвей. А вон промелькнула шустрая рыжая белочка.

Мы перешли ручей по камням. Дальше тропинка виляла среди валунов и снова пряталась между деревьями.

Я шел предпоследним. Харазов первым. Все молча и сосредоточенно смотрели под ноги. Шли размеренно, готовые к долгому переходу. Я спросил:

— А на какой высоте эта хижина? Большая ли она? Ее хоть начали строить?

В ответ все промолчали. Тогда я заметил:

— Жаль, что высота способствует небольшой глухоте.

Тогда передний спутник на ходу обернулся и посмотрел на меня. Высокий и длиннорукий, как дядя Степа. Я вспомнил, что в эти годы как раз ценились именно такие альпинисты. Которые могут, не напрягаясь, достать птенца из гнезда на вершине скалы.

Техника скалолазания сейчас только начинает развиваться в полную силу. И забеги на скорость обычно выигрывают самые высокие, те, что успевают как можно быстрее ухватиться за зацепы и бегать по каналам, как горный козел. Это уже потом, когда трассы станут более техничные, когда надо проходить еще и нависания, и карнизы, на первый ряд выйдут низкорослые крепыши.

Короче говоря, этот долговязый сказал:

— Ты все увидишь, когда будем на месте. Зачем тебе сейчас забивать этим голову? — снова повернулся вперед и пошел дальше.

Какая трогательная забота о содержимом моей головы! Надо же, а я и не знал, что это так сильно беспокоит других участников нашего стройотряда.

Теперь тропинка круто пошла в гору и мы мерно затопали ботинками по земле, из которой выглядывали узловатые корни деревьев.

— А я люблю забивать голову всякой ненужной всячиной! — сказал я, стараясь отрегулировать дыхание. — Это помогает держать мозги в тонусе. Также, как и мышцы. К тому же, я вправе знать, куда меня тащат в пять утра. А то мне толком так никто и не удосужился рассказать.

Поначалу мои спутники продолжали хранить упорное молчание. Но пока мы шли в гору, мне нечего было делать и я развлекался тем, что продолжал выбивать из них информацию.

— Или мы идем строить сверхсекретный объект КГБ в горах, для наблюдения за космическими спутниками? — спросил я у моих безмолвных конвоиров. — А вы взяли тогда с собой большой телескоп? Что-то я его не вижу.

Упоминание КГБ было последней каплей.

— О горные духи, ты когда-нибудь заткнешься или нет? — проворчал Харазов. — Или тебе запихать в рот грязный носок, который остался у меня после восхождения? Мы идем на высоту 3800, там уже стоит небольшая горная избушка из камней и бревен. Гиды из прошлого захода по маршруту сообщили, что у нее снесло часть стены во время последней непогоды. Вот это мы и должны отремонтировать.

— Все подручные материалы найдем на месте, — ответил другой мой спутник, тот самый, дядя Степа великан. — Надеюсь, ты умеешь пользоваться пилой и молотком также умело, как болтаешь своим длинным языком?

Ага, кажется я знаю эту хижину. Тогда, в будущем, я ходил по этим горам и уже натыкался на это горное убежище. Действительно, избушка на курьих ножках. Мне в нем останавливаться не приходилось, как-то руки и ноги не доходили. Но вот моим коллегам-верхолазам несколько раз пришлось укрываться там от непогоды.

Пожалуй, только благодаря этой сакле они тогда и смогли выжить. А уж скольким заплутавшим горным туристам она спасла жизнь, не счесть. Короче говоря, мы шли делать весьма благопристойное и нужное дело, без всяких сомнений.

Насколько я помню, идти туда еще часа три. Правда, я всегда поднимался другим маршрутом, но не думаю, что здесь будет слишком много изменений. Вскоре взошло солнце. Мы тоже взобрались, но отнюдь не по небосводу, а просто на склон горы, откуда нам предстояло штурмовать перевал.

Деревьев вокруг уже стало гораздо меньше. Раньше внизу я видел буки и терены, дикие вишни и груши, местами даже дубы и тисы. Больше всего, конечно, елей.

А сейчас, повыше, росли только отважные небольшие сосны и пихты. Да еще продолжали попадаться остатки упрямых кустов: кизила, терна, шиповника. Они цепляли нас за штанины, как будто пытались остановить.

Я шел и вспоминал, когда был в этих местах в последний раз. Это было давно в будущем, в прошлой жизни, когда я еще был начинающим зеленым альпинистом. Да, точно, недалеко от Безенги был погранпост, сейчас его нет, поскольку могучая Советская империя еще не раскололась на куски.

Дальше мы должны были как раз выйти на ледник с видом на Безенгийскую стену. Там, насколько я помню, должны открыться зрелища потрясающей красоты — тропинка идет среди зеленой травы, а вокруг сияющие пики шести из восьми пятитысячников Кавказа. Они соединяются между собой отвесными склонами, стоят нерушимо и гордо, как братья, и образуют стену, которую прозвали Малыми Гималаях, а иногда и Президиумом Кавказа.

Через два часа непрерывной ходьбы мы вышли на тропу, ведущую на ледник. За ним высилась Безенгийская стена, казалось, можно пройти всего чуть-чуть и коснуться ее руками. Затем тропа радвоилась. Да, точно, если идти прямо, мы как раз и придем к стене, а если свернуть направо, то можно выйти к озеру Баран-кош на Каргашильском хребте.

Видимо, я слишком громко шептал названия этих экзотических мест, потому что дылда передо мной обернулся и с подозрением спросил:

— Эй, откуда ты знаешь про Баран-кош? Ты уже бывал здесь?

Я простодушно пожал плечами.

— Я же говорю, что люблю знать о том, что нас ожидает. Мне уже рассказали, какие здесь маршруты. Так что не надо на меня смотреть, как на буржуйского шпиона. Я здесь уже все разузнал. Теоретически.

Мы прошли еще немного и перед нами открылись захватывающие виды на Безенгийскую стену. В небе плыли плотные перистые облака. В верхних слоях облака быстро стремились к нижним, а те стремились убежать в сторону.

Между прочим, такое поведение «белокрылых лошадок» очень настораживает. Это ведь свидетельствовало о скором изменении погоды. Причем, не в лучшую сторону.

Но смотреть, конечно же, хотелось не на облака. Взошедшее солнце как раз окрасило вершины гор в бледно-розовый свет, а потом в пламенеющий золотой. Снежные пики заискрились тысячами сверкающих иголок, аж глазам больно. Да, наблюдать за тем, как спящие великаны пробуждаются на рассвете — это одно из самых потрясающих зрелищ на свете.

— Ты куда так разогнался, Лосяра? — спросил Харазов сбоку.

Ах да, точно, оказывается, мы впервые остановились на привал. Я, между прочим, совсем не чувствовал усталости. Разогнался, как настоящий лось и пер вперед, не желая останавливаться.

Мои спутники чуток запыхались и сейчас с удовольствием скинули рюкзаки и укрылись среди больших валунов в стороне от тропы. Вытерли потные лица платками и сейчас стояли, тоже рассматривая золотые вершины Безенгийской стены.

Ах да, кстати, я же так и не успел представить их. Вот этот, высоченный каланча — это Женя Ворсин, литейщик, там, внизу, среди обычных обитателей городских джунглей. Говорят, золотые руки, может починить все, что угодно. Понятно, что без него при ремонте лачуги не обойтись.

Второй — это Саша Носков, тоже альпинист и по совместительству завхоз в доме культуры из Куйбышева. Надо полагать, тоже умеет орудовать инструментами. Он пониже ростом, с толстым носом и отвисшими щеками, пухлый и коротенький, но очень ловкий.

— А вы, старая гвардия что же, устали уже? — насмешливо спросил я. — Пошли дальше, чего языки высунули?!

Ворсин и Носков промолчали, игнорируя меня. Харазов недовольно засопел. Конечно же, они отдохнули еще минут пятнадцать, прежде чем идти дальше. Я и в самом деле не ощущал усталости.

Сердце билось ровно и мощно, как новенький мотор в триста лошадиных сил. Нет, вернее, лосиных сил. Я отнес это к молодости и задору, не подозревая еще о том, что стал обладателем потрясающего тела, заточенного под альпинизм и восхождения.

Еще через час мы добрались до нужного места. Хижина укрывалась между скал и действительно была выложена из плоских камней, склеенных между собой цементным раствором.

Крыша из веток. Дверь сколочена из досок. Грубое и неказистое сооружение, вполне под стать суровым молчаливым вершинам поблизости. Задняя стена и в самом деле развалилась от ударов ветра и рассыпалась на куски.

Внутри стояла печка, труба вела наружу. Запас дров, спички, свечи, соляра, кое-какие припасы: вода в бидонах, те же консервы и крупы. Газеты и журналы, чтобы разжечь дрова и скоротать время до прихода спасателей. И пока не уляжется непогода.

Мы передохнули рядом с этой полуразваленной халупой, пообедали и потихоньку приступили к ремонту. По хорошему счету, надо было разобрать одну стену, а потом восстановить ее. Харазов хотел бы еще и укрепить стены, чтобы в дальнейшем этот домик Наф Нафа не развалился от новых дуновений воздуха. Работы на пару дней, не меньше.

— А почему бы не выкрасить ее потом в оранжевый цвет? — спросил я, когда мы принялись таскать камни и складывать их друг на дружку. — Тогда она будет видна издалека и любой заблудившийся в горах турист быстро обнаружит эту первоклассную комфортабельную гостиницу. Передохнет здесь, ожидая, пока утихнет метель или ураган.

Ворсин привычно нахмурился, но Харазов задумчиво почесал затылок.

— А что, идея хорошая. Где-то я уже слышал, что так делают. Хижина и в самом деле должна выделяться на горе, чтобы ее видели.

Он кивнул.

— Жаль, у нас краски нет. А так я скажу гидам, пусть покрасят.

Мы работали до самого заката, который в горах наступает быстро, уже в четыре часа дня. Но у нас случилось и похуже, после обеда погода испортилась. Теплый ветер из ущелья сменился лютым студеным с ледника.

Быстро набежали грозовые тучи, небо нахмурилось. Мы едва успели закончить стену, как пошел дождь. Спрятались в хижине и работали уже внутри, при колеблющемся свете свечей, замазывая щели.

Развели дрова в печке. Огонь весело загудел внутри. По крыше бил дождь, ветки мягко принимали капли. За стенами завыл ветер. Когда стало темно, мы поужинали и разложили спальники.

Носков, между прочим, отказался от консервов и свалился спать самый первый.

— Слишком быстро я высоту набрал, — вяло пожаловался он. — Только вчера приехал из Ставрополя. Ох, что-то сердце колотится, как шарики у лотерейном колесе.

Он попытался встать и походить по хижине, как и рекомендуется при горняшке, чтобы быстрее приучить организм к высоте. Потом он сказал, что в него сильно болит голова. Он вышел из хижины и вывалил за камнями наружу весь съеденный недавно ужин.

Вернулся мокрый и озябший, перестал ходить по хижине, улегся в спальник и отвернулся к стене. Я сидел перед печкой и грел руки. Пил чай с сахаром. Иногда проверял свои ощущения и благодарил небеса, что чувствую себя прекрасно.

Харазов и Ворсин тоже легли спать. Я задул свечи и сидел перед огнем, подкладывая дровишки. Вспоминал, как лазил по горам в прошлой жизни. И еще в голову назойливо лезли эпизоды из жизни настоящего Сохатого.

Во мне как будто бы жили две личности. Как бы не свихнуться от такой шизофрении.

Носков забормотал во сне, потом захрипел. У него продолжалась гипоксия. Головокружение и головная боль. Что-то у него слишком сильные симптомы, вроде бы они гиды, значит уже добрались до первого разряда. Не новички в горах.

Раздался кашель, Носков захрипел, заметался из стороны в сторону. Вот бедолага. Таких страданий даже врагу не пожелаешь. Я поглядел на страдальца, но ничего не мог сказать. Ничего не поделаешь, придется ему терпеть. Только так можно справиться с горняшкой.

А потом снаружи послышались шаги.

Я обернулся к двери и прислушался. Кто-то молча ходил вокруг хижины по камням. Через щели ничего не видно, вокруг сплошная темнота. Что за чертовщина?

Тоже заплутавший турист? Тогда чего он ходит снаружи, не заглядывает внутрь? Слишком скромный и церемонный, что ли, думает, что забыл дома фрак и поэтому не решается зайти? Или тут что-то другое? Может, мне кажется, что это шаги?

Я подошел к двери и прислушался. Снаружи все утихло. Сначала ничего не было слышно. Только хрип Носкова и храп Харазова. Да гудение и треск дров в печке.

А потом снаружи снова раздалось шарканье по камням. Потом кто-то шлепнул по лужам и по земле. Вот проклятье, а если это медведь или волки? Хотя звук такой, будто это ходит человек, шлепает ботинками.

Я послушал еще немного, потом открыл дверь и вышел наружу.