Запретное знание

Глава 9

С сиденья командира Ник пристально посмотрел на нее. Его тон был угрожающим, как тогда когда он беседовал с Орном Ворбульдом.

– Сделай аборт.

Морн была рада, что не совершила ошибки и не подумала, будто он будет рад любому ребенку, пусть даже и сыну. И она была рада, что наконец-то может окончательно отвергнуть его. Честно говоря, она была в восторге – так довольна, что даже сердце пело. Самой большой опасностью в данный момент было то, что она уже не могла отступить; и она могла только радоваться этому.

Она тихо сказала:

– Не хочу.

– Меня не интересует, чего ты хочешь, трахнутая в вакууме, – ответил он. Его улыбка была кровожадной и голодной. – Я сказал, сделай аборт.

– Зачем? – ее реплика в своей притворной невинности прозвучала почти саркастически. – Ты не хочешь иметь сына? Репутация – всего один способ добиться бессмертия. Но через какое-то время все забудут о тебе. Люди забывчивы. Они забудут истории о тебе. Но ты можешь добиться большего. Сын сохранит твои гены.

– Отлично. Кошмар. С моим счастьем этот сукин сын вырастет в полицейского. – Ник развернул свое кресло к Морн; его ладони сжимали поручни. – В любом случае, ты не сможешь вырастить ребенка на корабле вроде нашего. Тебе нужно будет кормить его, заботиться о нем. Тебе всегда придется о нем думать – ты не сможешь работать. Он будет стоять у тебя на пути. Я буду связан этим на годы.

– Это будет несложно. Я со всем справлюсь.

– Послушай меня, Морн. Я обычно не повторяю. Я хочу, чтобы ты убрала это маленькое дерьмо.

Ну вот наконец-то: хочу. Слово абсолютного приказа. Когда ты слышишь слово «хочу», ты не спрашиваешь, не споришь. Нужно выполнять приказ. Она была рада, что довела его до такой точки с такой легкостью.

Не дрогнув, она ответила:

– Нет.

Он глубоко вздохнул: он был готов взорваться. Его пульс бился в его шрамах, делая их такими же темными, как суть его страстей. Он убивал людей за то, что они возражали ему; она была уверена в этом.

Но одновременно она была уверена, что он не убьет ее. Еще не сейчас; пока она представляет для него ценность; пока он верит в свою маску. Она сидела неподвижно и ждала, когда он взорвется. Или сдержится.

Он с шумом выдохнул.

– Всего один раз, – прохрипел он сквозь зубы, – я хочу услышать, каковы твои мотивы.

Настало время для лжи. Так как Морн наполняла радость, ложь далась ей легко.

– Ник, ты знаешь, в чем дело. Я думаю, мне нет нужды объяснять. Я – женщина. И я люблю тебя. Я хочу иметь от тебя ребенка.

Ты не привык к женщинам, которые любят тебя. Тебя слишком часто предавали. Но ты видел, какие чувства я питаю к тебе. Я горю, словно в огне каждый раз, когда ты прикасаешься ко мне. Даже когда ты бьешь меня, – добавила она, потому что чувствовала себя в состоянии рисковать безгранично. – Я схожу с ума.

А потом, у меня больше никого нет. Я их всех убила – Я убила их всех, Ник. Ведь у меня прыжковая болезнь, помнишь? Я сделала аборт всему кораблю. И не хочу повторять этого.

В настоящий момент ты – все, что у меня есть. И я уверена, что это – ненадолго. – Это была часть маски, фальшивый инструмент, играющий для обманутого участника представления. – Ни один мужчина никогда не сможет удовлетвориться всего одной женщиной, а ты больше мужчина, чем кто-либо, кого мне довелось встретить. Рано или поздно, но я наскучу тебе. Таким же образом, как наскучили тебе Микка, и Альба, и все остальные. В конце концов ты заменишь меня. Но я никогда не смогу заменить тебя в своем сердце.

Когда тебя не будет, я хочу, чтобы со мной что-то осталось. Я хочу твоего сына. Я хочу растить его и воспитывать его так, чтобы всегда знать: то, что произошло с нами, было в действительности. – Она противопоставляла свое «хочу» его. – Неважно, сколько пройдет времени; даже если мне откажет память, я буду знать, что не выдумала тебя. Он напомнит мне, что по меньшей мере раз в жизни я знала, что такое настоящая страсть.

Ее ложь взволновала Ника; она это видела. Его руки лежали на поручнях; задумчивая печаль наполнила влагой его глаза. Он поверил маске; он оказался доступен лести.

И в то же самое время он был слишком упрям, слишком подозрителен и слишком умен, чтобы так легко сдаться. Ему пришлось дважды сглотнуть, прежде чем он смог сказать:

– Дерьмо.

Она не была разочарована. Без колебаний она ответила:

– Испытай меня.

– Я собираюсь проверить, – проревел он. – Что творится у тебя в мозгу?

Его поведение привело ее в восхищение; она могла рассмеяться. Наконец-то она сможет использовать свое отвращение. Но смех вызвал бы нежелательный эффект. Вместо этого она подалась вперед и положила локти на колени, еще больше приближаясь к нему.

– Ник, – сказала она почти шепотом, – ты нуждаешься во мне. Ты хочешь продать меня – или то, что я знаю – чтобы починить корабль. И ты хочешь, чтобы я сделал аборт. Мы оба знаем, что ты можешь получить то, что ты хочешь. Ты можешь ударить меня прямо сейчас – ты можешь сшибить меня с ног и оттащить в лазарет. Я не смогу остановить тебя. Тебе нет нужды даже задумываться, что я буду чувствовать при этом. Ты можешь просто накачивать меня катом, пока мы не прибудем на Малый Танатос, где ты избавишься от меня. Я уверена, что у них есть наркотики, которые заставят меня выболтать все, что я знаю.

Но тебе нет нужды заходить так далеко. Ты можешь просто проигнорировать меня. Я сказала, что я хочу ребенка? Я сказала, что не хочу быть с ним на Малом Танатосе? Что ж, это мои проблемы. Когда мы прибудем туда, ты можешь накачать меня наркотиками, накачать ребенка и продать меня. Если ты боишься, что я что-то причиню «Капризу капитана» за время полета, ты можешь забрать мой идентификационный жетон. Это достаточно эффективно парализует меня.

Пока она говорила, Ник смотрел на нее с растущим спокойствием и уверенностью. Она подсознательно напомнила ему о его власти над ней. Это его успокаивало.

То, что он мог сделать с ней, больше не пугало ее.

И когда ярость начала уходить из его шрамов и его глаза стали спокойнее, она захлопнула ловушку.

– Но если ты сделаешь что-либо их этих вещей – если ты заставишь меня сделать аборт или заставишь меня родить ребенка на Малом Танатосе – я расскажу всякому, кому ты попытаешься продать меня, что ты ведешь какие-то грязные дела с ПОДК.

Его неподвижность подсказала ей, что она ударила его по больному месту.

– Тогда, – продолжала она, – все, что я знаю, не будет стоить и капли дерьма. В космосе нет таких дураков, чтобы думать, что люди типа Мин Доннер или Хаши Лебволя будут просто сидеть сложа руки, пока ты торгуешь их секретами. В ту минуту, когда ты пригласил их участвовать в аукционе, ты предупредил их в какой они находятся опасности, и все, что я знаю, станет бесполезным.

Она еще больше подалась вперед, словно умоляла, а не угрожала; он подался назад, словно был ошеломлен. И она не теряя времени принялась объяснять:

– Каждый код, каждый путь, каждый слуховой пост будет изменен. Каждый агент и корабль будет предупрежден. Не имеет значения, что именно было в твоем сообщении. Сомнения будет вполне достаточно. Это – то, чего ты не сможешь отобрать у меня – разве что уничтожишь мой разум, и тогда у меня не останется никаких секретов.

Мне нужно будет лишь сообщить тому, кто купит меня, что ты послал сообщение на слуховой пост ПОДК, и тогда на те деньги, что ты за меня получишь за меня, тебе не купить и нового коврика для ванны.

Она поймала его; она поймала его. Она была так уверена в этом, что едва не пела от восторга.

И как только она поймала его, он вывернулся.

Ник Саккорсо был человеком, привыкшим находить выход из безнадежных ситуаций – человеком, который всегда находил способ остаться в живых. Но он не просто привык выкручиваться: а нечто намного большее. Согласно его репутации он был пиратом, который никогда не проигрывал. Недавно Микка Васацк успокоила команду одним лишь окриком: Вы КОГДА-НИБУДЬ видели, чтобы Ник проигрывал?

Не проиграл он и сейчас.

Он пропустил через себя то худшее, что могла сделать Морн; ему это не понравилось. Когда она закончила, он сидел неподвижно и смотрел на нее, и казалось, будто он не может дышать; словно она ударила его так сильно, что весь воздух вышел из легких.

Но свет борьбы снова мелькнул в его глазах. Зубы сверкнули в злобной улыбке.

Внезапно он рассмеялся – резкий звук, походивший на насилие.

Замершая от внезапной тревоги Морн смотрела на него, не в силах пошевелиться.

– Ты думаешь, что загнала меня в угол, не так ли? – заскрежетал он зубами. – Ты думаешь, что не оставила мне выбора? Я могу позволить тебе сохранить ребенка – я могу не приземляться на Малый Танатос. Но ты будешь продолжать заниматься со мной любовью. Мой корабль, может быть, не будет починен, но я получу весь этот блядский секс, сколько смогу выдержать. Или заставлю тебя сделать аборт. В таком случае ты совершишь диверсию настолько крупную, что я продам душу Биллю лишь за продукты, а мой корабль все равно не будет починен.

– Я не представляю, почему я не могу обмануть тебя, наобещав с три короба?

Сейчас Морн с трудом сдерживала дыхание.

– Может быть, потому что не хочу женщины, которая считает, что может обвести меня вокруг пальца.

– А может быть, – продолжал он, не скрывая дикой радости, – потому что у меня есть условия, которые ты не приняла в расчет.

На мгновение у нее голова пошла кругом; но потом все стало на место. Она не пыталась гадать, что он имеет в виду. Вместо этого она спросила:

– К примеру, какие?

Резко, словно собираясь атаковать ее, он подался вперед на своем кресле, подвигая лицо поближе к ней, передразнивая ее позу. Шрамы придали его улыбке сходство с гримасой.

– Запрещенный космос в этом секторе космоса имеет свой пост, – сказал он тоном, едким, как кислота. – Ты знаешь это. Ты заметила это, когда «догадывалась», куда мы направляемся. Но мы можем попасть туда, с трудом. Если изменим курс в самое ближайшее время.

– Ты знаешь, сколько они платят за живые человеческие жизни? Я могу продать тебя там, неважно, насколько неактуальна твоя информация, и получить достаточно денег, чтобы избавиться от этого чертова вируса. Пока я буду там, я могу продать какое-нибудь ничтожество вроде Альбы Пармут и получить гораздо больше, чем требуется для починки прыжкового двигателя.

Это угроза была хуже, чем что-либо, что она могла предположить, что она могла представить. Продать ее? В запрещенный космос? Для чего ему это? Она не могла сказать: она просто не знала его достаточно, чтобы предполагать, до чего он может дойти. Подавив панику она попыталась возразить ему.

– Как только ты начнешь продавать свою команду, они раз и навсегда перестанут верить тебе. Даже нелегалы вроде тебя должны как-то доверять экипажу. Они могут взбунтоваться. Ты не сможешь быть начеку двадцать четыре часа в сутки. В самом крайнем случае они начнут распространять слухи. Они уничтожат твою репутацию. Ты перестанешь быть Ником Саккорсо, который никогда не проигрывает. Ты будешь Ником Саккорсо, который продает своих людей в запрещенный космос.

– Этого не случится, – сказал он резко, словно полоснул ножом, – если я продам тебя. Ты – ПОДК, ты – враг. Продажа тебя сделает меня засраным героем.

– Но… – Морн чувствовала, что сражается с ним, словно с сильным m, – у тебя не будет достаточного количества денег. Ты сможешь избавиться от вируса или починишь прыжковый двигатель, но не обе поломки. А больше тебе продать будет нечего.

Глаза Ника сверкали. Он коротко кивнул и рухнул в кресло. Его шрамы снова стали бесцветными; бледными и дряблыми, как старая кожа.

Но его улыбка оставалась все такой же хищной, когда он провозгласил:

– Пат.

Он был прав. Они оба нашли недостатки в позиции друг друга. Их угрозы уничтожали друг друга.

– Ник, – медленно сказала она. – Я хочу сохранить ребенка. Я не хочу быть проданной в запрещенный космос. – Сама мысль об этом была ужасающей. Она предпочла бы сидеть в тяжелом скафандре, который бы постепенно разгерметизировался. – Если у тебя есть какие-то предложения, я выслушаю их.

При этих словах он снова улыбнулся, словно обещая, что больше никогда она не будет чувствовать себя в безопасности. Затем он снова подался вперед и выставил указательный палец, словно ствол пистолета точно между ее глаз.

Почти шепотом он сказал:

– Ты, черт побери, права. У меня есть «предложение».

– Это твои проблемы. Ты отказалась выполнить приказ. Значит, ты должна решать их.

Продолжая целиться в нее пальцем, он встал с кресла и направился к ней.

– Найди мне средство, победить вирус.

Она изумленно смотрела на него, не в состоянии ответить.

– Если ты это сделаешь, – он остановился прямо перед ней. – Если ты сможешь заставить мой корабль снова маневрировать и сражаться, я позволю тебе сохранить ребенка. Я не продам тебя в запрещенный космос. Мы не отправимся на Малый Танатос.

– Но если ты этого не сделаешь… – Он позволил угрозе на мгновение повиснуть в воздухе. И после выдохнул:

– Ты сама сделаешь аборт. И будешь держать рот на замке о сообщениях в ПОДК.

– Ник… – Ее горло сдавило; ей было трудно проталкивать слова. – Что заставляет тебя думать, что я смогу справиться с компьютерным вирусом?

Безо всякого предупреждения он ткнул указательным пальцем; палец попал в нежное сплетение нервов под носом. Пока ее глаза были закрыты невольными слезами, он сказал тихо:

– А кто тебе сказал, что меня это волнует?

Затем он встал и ушел с мостика, оставив ее одну возле информационного пульта со слезами текущими по щекам, словно она была побеждена.

У нее были кое-какие возможности ответить. Можно было с легкостью активировать командный пост на мостике и стереть всю информацию. Затем, если она будет достаточно ловкой, она сможет утащить тяжелый скафандр и выбраться с корабля, прежде чем ее хватятся. Это даст ей возможность спрятать идентификационный жетон так, что его никто не сможет найти. Если ей повезет – и если она сможет использовать маневренный двигатель скафандра и окажется как можно дальше от «Каприза капитана» – она сможет избежать тех кошмаров, которые Ник и его команда совершат с ней прежде чем умрут.

Она и сама умрет, когда воздух в скафандре закончится; она будет задыхаться в бесконечной тьме. Но, во всяком случае, смерть ее будет не напрасной.

Это позволит ей остановить Ника Саккорсо.

Две или три недели назад Морн могла бы попытаться совершить нечто подобное. Она была в достаточном отчаянии.

Но сейчас она отвергла этот план.

Она слишком изменилась, чтобы желать покончить жизнь самоубийством.

Размышляя над ультиматумом Ника, она желала знать, каковы ставки в этой игре. Чтобы ни содержалось в его сообщении в штаб-квартиру ПОДК, она была уверена, что там нет ни слова об аукционе. Его знание координат слухового поста доказывало, что он ведет какие-то дела с ПОДК в течение какого-то времени – дела, которые позволяют им поддерживать связь.

Вектор Шахид имел основание думать, что сама полиция была коррумпированной и предавала человечество. Если он был прав, то это могло означать, что Ник занимается чем-то еще более мерзким, чем обычное пиратство.

И если она погибнет, то маленький Дэвис Хайланд погибнет вместе с ней.

Желание спасти его поразило Морн. На уровне сознания она хотела сохранить его в качестве дымовой завесы, маскирующей ее реальные намерения не оказаться проданной на Малом Танатосе. Но теперь она поняла, что действительно хочет ребенка. Может быть, она хотела его, чтобы поступить наперекор Нику; может быть, она не хотела, чтобы имя «Дэвис» снова попало в список ее жертв; может быть, она поступала так вопреки логике, под действием гормонов; она не знала. Каково бы ни было объяснение, Морн стало ясно; она готова сражаться за жизнь ребенка.

Это означало, что она должна найти способ вылечить машины от вируса Орна.

Именно к такому выводу она пришла. Понимая, на что идет, она приняла условия Ника, как когда-то приняла условия Ангуса.

Идея была сама по себе абсурдной. Она знала о вирусах не больше, чем сам Ник. Откуда ей следует начать? Что она сможет предпринять такого, чего не делали другие? Насколько она измучится, прежде чем сдастся – прежде чем Ник заставит ее признать поражение?

Тем не менее, она решила рискнуть.

И снова, пренебрегая опасностью, она взяла с собой управление шизо-имплантатом.

Кроме всего прочего, ей приходилось как-то справляться с Ником. Разгневанный ее непослушанием и, видимо, решив сделать все, чтобы она проиграла, он занимался сексом скорее, чтобы доказать свое превосходство, а не получить удовольствие; он брал ее в неожиданных местах, в неожиданное время, когда ей нужно было сосредоточиться на других проблемах. А ведь ее жизнь зависела от ее способности сохранить иллюзию, что она сгорает от страсти по нему, чтобы он ни делал, словно даже насилие заставляет ее любить его еще больше. Без своей черной коробочки она не смогла бы сохранить маску даже в течение пяти минут – но уж наверняка не те длинные последующие дни.

Но она нуждалась в управлении шизо-имплантатом, оставаться предельно внимательной, подавить разочарование, не поддаваться страху. Она выполняла свою работу во время вахты Микки – и должна была быть готовой для Ника, когда только он пожелает. Это оставляло совсем немного времени, чтобы она могла заняться проблемой вируса; слишком мало. И, насколько возможно, она старалась обходиться без сна.

Подпитываемая искусственной энергией, Морн проводила все свое свободное время на запасном мостике, копаясь в программах «Каприза капитана» – запуская всяческие диагностические тесты; пытаясь понять их логику; разбирая программы на составные части и запуская каждую из них в отдельности, чтобы понять, как они работают. Когда она спала, она это делала не потому, что ощущала в этом необходимость, а потому что знала, что у тела есть ограничения, которые игнорируются шизо-имплантатом. Но иногда она забывала об ограничениях и работала бесконечно. Она частенько забывала поесть. Ее разум был словно ускоритель, работающий на полную мощность, превращающий все ресурсы в белый чистый огонь, который, казалось, отрицал энтропию и термодинамику.

После многих дней такого издевательства над собой она выглядела выжатой и измученной, словно покойник. Но она не знала этого.

Прошла неделя и часть следующей недели прежде, чем она придумала решение.

Когда эта мысль пришла ей в голову, она не стала изумленно размышлять, почему она не додумалась до этого раньше – и не прокляла себя за недогадливость. Она была слишком занята.

Изучение временных меток на информационном ядре.

Если говорить правильнее, изучение временных меток на базовых программах «Каприза капитана» как они были записаны в информационном ядре. Это позволило бы ей сравнить оригинальные программы с нынешним состоянием программ. И обычный сравнительный тест позволит найти изменения, которые написал Орн в операционную систему.

Работа предстояла чудовищная. Обычное сравнение нынешнего состояния корабельной информации и состояния на момент, когда Орн пришел на корабль, отнимет месяцы, чтобы прокрутить ее до конца и сообщить о миллионах изменений, зафиксировавших все, что видел и делал «Каприз капитана» с того времени. Поэтому Морн написала короткую программу – фильтр, который отметал все ненужное и не влияющее на функции программы. Затем, буквально строчку за строчкой, она перелопатила гору этой информации, чтобы отмести все ненужное, что не имело ничего общего с ее целью.

Это отняло у нее почти четыре дня. Она могла бы справиться и в три дня, если бы Ник не настаивал на том, чтобы так часто использовать ее.

Когда она закончила – когда запустила свою программу временных меток и получила окончательные результаты – она почувствовала эмоцию столь глубинную и спонтанную, что с ней не справился даже шизо-имплантат. Ее искусственное сопло закрылось оставляя ее на милость ее жалкой человеческой оболочки.

Сравнение было закончено. С того дня, как Орн оказался на борту, до настоящего времени никаких внезапных изменений или добавлений в операционных программах «Каприза капитана» не было сделано.

Согласно ее исследованию, вируса в системе не было.

Прошло какое-то время, прежде чем Морн заметила, что она склонилась над информационной панелью запасного мостика, хныкая словно ребенок. Зажатая между чудовищной усталостью, естественной печалью и отсутствием энергии она не могла ничего делать, только сидела и плакала.

Через какое-то время Вектор Шахид услышал ее и поднялся на мостик. Она не имела ни малейшего понятия, что он делает, когда он поднял ее на ноги и потащил наружу; она не представляла как болели его суставы, когда он поднимал ее. В ней остался лишь плач, и он не прекращался.

Он отвел ее на камбуз посадил на стул возле стола и поставил чашку дымящегося кофе.

– Не бойтесь обжечь губы, – посоветовал он. – Прижигание лечит.

Аромат кофе ударил Морн в лицо. Подчиняясь то ли совету Вектора, то ли инстинкту, о котором она до сих пор не подозревала, она подавила рыдания и заставила взять чашку и выпить.

Кофе ожег язык и горло. На мгновение боль пробилась сквозь ее беспомощность.

Между двумя глотками Морн перестала плакать. Шизо-имплантат начал снова контролировать ее.

– Так-то лучше. – Голос Вектора доходил к ней словно из пелены, словно издалека. – В любую минуту вы снова сможете начать думать. Если сначала не заснете. Или не умрете. Вы можете убить себя такой работой. Вы играете в карты?

Она не реагировала. Все, что ее волновало, это черный жар кофе и горящее ощущение во рту.

– Я знаю, что момент покажется вам неподходящим для беседы, – пояснил он мягко, – но я хочу достучаться до вас, пока вы – пока еще можно достучаться. Вы были слепы и глухи в течение последних нескольких недель. Так что это мой единственный шанс. Вы играете в карты?

Печаль навалилась на Морн с такой силой, что она даже позабыла об усталости. Она тупо кивнула.

– В покер. Немного. В Академии. Я не слишком хорошо играла.

Вероятно, она дала ему нечто вроде разрешения. Он сел, взял чашку кофе и сказал небрежно:

– Интересно, как сохраняются игры. К примеру, шахматы. И покер – как разновидность игры, мы почти постоянно играли в покер. А также бридж. Я видел энциклопедии по игре – не говоря уже о висте – от которой произошел бридж – но когда я работал в Интертехе, мы играли в бридж днями и ночами. Орн был особенно хорош в нем. Бридж и покер. – Вектор издал ностальгический вздох. – Жизнь воспринимается в чистом виде, лишь когда ты играешь в одну из этих игр. Это потому, что они – замкнутые системы. Карты и правила – и онтологическое содержание – конечны.

Но, правду сказать, покер по сути дела не является карточной игрой. Это игра людей. Карты всего лишь инструменты для игры против ваших партнеров. И, возможно, именно поэтому вы не слишком хорошо играете в покер. Бридж находится гораздо ближе к разрешению проблем – экстраполяция дискретной логической системы. Вас может не интересовать, кто ваши противники, но вы выиграете, если будете использовать разум, а не волю.

А вы пока что используете одну только волю, Морн. Вам следует использовать разум.

Морн снова отпила кофе. Она ничего не сказала; ей было просто нечего сказать. Вместо этого она сосредоточилась на боли в обожженном рту.

– В бридже существует максима, – продолжал он. – Если ты хочешь, чтобы определенная карта находилась в определенном месте, представь, что так оно и есть. Если тебе нужен определенный расклад карт, представь, что он существует. Планируй свою стратегию так, словно у тебя есть право быть уверенным в своем предположении.

Конечно, это срабатывает не всегда. Честно говоря, можно играть в течение нескольких дней, и это предположение не сработает ни разу. Но дело не в этом. Дело в том, что если предположение ложно – то вы все равно проиграете. Это предположение дает вам единственную возможность выиграть, так что следует рассчитывать на него. Без него вам следует всего лишь пожать плечами и отдать игру.

Морн погружалась в пучину усталости и измученных нервов и держалась на поверхности лишь благодаря кофе и обожженному рту. Ничто из того, что говорил Вектор, не имело смысла. Его короткая лекция казалась ей бессмысленной, абсолютно немотивированной. Но он говорил так, словно это было важно; словно она нуждалась в его советах. Огромным усилием воли она удержалась от того, чтобы выключить черную коробочку и рухнуть без сознания лицом на стол.

Электрическое раздражение в ее мозгу, казалось, не могло справиться с усталостью. Тем не менее состояние оцепенения понемногу начало проходить. Она прокашлялась и слабо спросила:

– Чья сейчас вахта? Я даже не знаю, какой сегодня день недели.

Вектор справился с хронометром, вмонтированным в переборку.

– Лиете дежурит еще час. Затем ее сменит Ник. – Он заколебался, прежде чем добавил: – Вы пропустили последнюю вахту, но Ник сказал Микке, чтобы она вас не отрывала от того, чем вы занимаетесь. Он, может быть, и относится к вам, как к дерьму, но рассчитывает на вас.

Относится к вам, как к дерьму. Он коснулся больного места. Слабый укол гнева прорвался наружу. Действие шизо-имплантата стало сильнее. Она почувствовала, что она хочет, чтобы он заплатил кровью за подобное обращение.

– Значит, вы советуете… – она слишком устала, чтобы разговаривать нормально, но она старалась четко выговаривать каждое слово. – Просто предположить, что я смогу избавить компьютер от вируса. Предположить, что я могу что-то сделать и это не зависит от опыта или знаний, которых у меня нет.

В ответ Вектор поднял чашку, словно салютуя ей. Мягко улыбаясь, он сказал:

– Если вы слышали, что я сказал, то еще не все потеряно.

– В таком случае… – ответила она, стараясь не сбиться на бормотание, – весь наш подход был неправильным с самого начала. Мы должны предположить, что все, что мы делали до сих пор, было неправильным.

Он небрежно кивнул.

– Неужели? Неужели это единственное предположение, которое дает нам какой-то шанс?

Она проигнорировала его слова. Может быть, она нуждалась в разочаровании, чтобы дойти до границ действия шизо-имплантата; может быть, она была ослеплена своей искусственной спешкой, и так далее. Сейчас ей казалось, что она чувствует, как нейроны, доведенные до крайних пределов, снова становятся в строй один за другим. Она снова начинала думать.

– Где Макерн? – спросила она, словно имела право требовать помощи у Вектора.

Он смотрел на нее, скрывая улыбку.

– Он через час заступает на вахту вместе с Ником.

Так что? Если Микка могла обойтись без нее, Ник сможет справиться без Макерна.

– Он мне нужен.

Вектор пожал плечами. С трудом поднявшись на ноги, он отправился к интеркому.

– С твоего разрешения, Ник, – сказал он в интерком. – Морн хочет поговорить с Сибом Макерном. Она говорит, что он нужен ей.

Подсознательно Морн отметила, что до сих пор никогда не слышала имени Макерна.

Из интеркома раздался голос Ника:

– Где?

– На камбузе.

– Я пошлю его. – Интерком со щелчком отключился.

Первый помощник по информации появился через несколько минут после того, как Вектор снова сел. Он, должно быть, находился где-то поблизости.

– Ты хотела поговорить со мной? – спросил он Морн. От этой мысли его неуверенность, похоже, возросла. Вектор заставил Сиба Макерна сесть; он предложил помощнику чашку кофе. Сиб предпочитал стоять; кофе он отверг.

Оба мужчины смотрели на Морн, словно хотели быть свидетелями того момента, когда она заснет.

Сон, пробормотала она про себя. Отдых и смерть. Она нуждалась во всем этом не обязательно в таком порядке. Но это нужно пока отложить.

– Сиб. – Она дернулась, собираясь с мыслями. – Что это за имя?

– Это сокращение от Сибил, – ответил он, сильно нервничая и потому отвечая совершенно честно. – Моя мать хотела девочку.

– О, Боже, – вздохнул Вектор. – Если бы ты был девочкой, она бы хотела мальчика. Никто из нас никогда не может в полной мере удовлетворить свою мать.

– Сиб, мне нужна твоя помощь. – У Морн не оставалось энергии, чтобы разделить веселье Вектора. – Никто не верит мне. Никто не собирается делать то, о чем я прошу их. А я… – она едва могла держать голову прямо, несмотря на шизо-имплантат, – слишком устала, чтобы делать что-то сама. Мне нужен ты.

Он не позволил себе никаких проявлений дружелюбия.

– Ник, приказал мне помочь тебе.

– Сиб, ты знаешь о компьютерах гораздо больше чем я. – Она отбросила всякую скромность. – Если бы ты захотел поместить в машину вирус. Как бы ты это делал?

Его взгляд переместился на Вектора и вернулся к ней.

– Не понимаю.

Не в состоянии объяснить, чего она хочет, яснее, Морн повторила:

– Как бы ты это сделал?

– Если бы я знал, как заразить машину вирусом, – заметил он, – я смог бы вылечить ее.

Морн смотрела на него в отчаянии и тревоге и не давала ему сорваться.

– Но если бы я знал, как… – Он заколебался; его усы выглядели, словно кровотечение по углам рта. Через мгновение он заговорил снова более громко: – Если бы я знал, как, я бы просто сел за пультом и написал программу. Но это было бы сложно.

– Почему?

– Это невероятно сложная работа. Мне нужно было бы изучить всю систему и найти для вируса нужное место. Это займет время. Множество времени. И кодировка вируса – тоже очень сложная проблема – точно так же как и очень тонкая. Иначе его можно очень быстро найти. Или он не будет выполнять то, что от него требуется. А это требует нового времени. Кто-нибудь наверняка застукает меня.

В бессилии он добавил:

– Ты и сама знаешь это.

Она отвергла его утверждение движением руки.

– А как можно проделать это более легким путем?

– Написать его заранее, – сказал он, отчасти успокаиваясь. – Поместить его на дискету или на чип. Тогда мне нужно будет всего лишь скопировать его в систему, как только выдастся свободная минута.

– Отлично, – пробормотала Морн таким тоном, словно начала бредить. – Тебе нужно написать его заранее. Ты можешь скопировать его в течение нескольких секунд. Но тебе все равно нужно изучить систему. Ты не можешь замаскировать свой вирус, пока не познакомишься с системой.

Помощник по информации кивнул:

– Конечно.

– Вектор, у Орна была возможность познакомиться с системами «Каприза капитана», прежде чем вы нанялись на корабль?

Взгляд инженера выражал любопытство.

– Нет, насколько я знаю. Я не могу быть совершенно уверен, но мне кажется, что нет. – И затем он добавил: – Ник знает наверняка.

Она тем же жестом отвергла вопрос о Нике.

– Предположим. Предположим, что он не мог написать программу вируса, пока не познакомится с системой – а он не мог познакомиться с системой, пока не нанялся на корабль.

Хмурое облачко появилось на круглом лице Вектора.

– Ты утверждаешь, что он должен был создать вирус после того, как мы с ним нанялись на корабль.

– Нет. Сиб прав. – От усталости она не могла объяснить свои мысли. – Он был новичком. Никто не верит новичкам. Никто не позволит ему провести пять или десять спокойных часов за компьютерами, не поинтересовавшись, чем он занимается. – Во всяком случае, это не ускользнуло бы от внимания Микки Васацк. И уж наверняка – от внимания Ника, который инстинктивно чувствует опасность. – Он должен был бы делать работу урывками, пока никто не наблюдает за ним. Это могло бы занять недели.

– Но он сказал… – изумительно, как четко она помнила это, он сказал: «Я поместил вирус в компьютеры в тот же день, как появился на судне». В тот же самый день, а не неделями позже.

– Он мог и не говорить правду, – заметил Вектор.

– Предположим, что он говорил правду. Сейчас у нас появился вирус, который не мог быть написан позже и не был написан заранее.

Вектор изучал свой кофе так, словно тот мог излечить его растерянность.

– Тогда каковы альтернативы?

– Оборудование, – выдохнул Макерн. Он говорил так, словно его в любую минуту могло стошнить.

Морн утомленно уставилась на него и принялась ждать.

– Но это невозможно, – возразил он сам себе. – Я имею в виду не технически. Он мог поместить вирус на чип или в карту. Или на материнскую плату – это было бы самым разумным решением. И он бы работал как программный вирус. Он мог бы давать приказ отменять действия или активировать его в любую минуту.

Он мог сделать работу до того, как попал на корабль. Тогда ему нужно было бы всего пять минут, чтобы заменить чип или что там было.

Но все равно – это невозможно.

Разрываясь между желанием заснуть и волей, требующей концентрации внимания, Морн спросила:

– Почему?

– По той же самой причине, почему он не мог написать вирус заранее, – ответил Сиб. – Есть слишком много типов компьютеров, точно так же как великое множество программ, которые управляют ими. Он не мог бы подготовить совместимый чип, разве что четко знал, какое у нас оборудование. А мы предположили, что он не мог этого знать, пока не оказался на корабле.

– Не говоря уже о стоимости, – вмешался Вектор. – Обычно типы вроде нас могут позволить себе чип жесткой памяти, в крайнем случае пару – если у нас есть постоянная работа и мы можем позволить себе откладывать. Материнская плата – все равно что на другом конце пространства.

– Но не… – пробормотала Морн, словно погружаясь в сон, – интерфейсные карты.

Первый помощник по информации приоткрыл рот; затем захлопнул его. Его широко раскрытые глаза выглядели так, словно он боялся ее.

– Что вы имеете в виду, говоря, – сказал Вектор вопросительно, – «но не интерфейсные карты»? – У него было такое выражение, словно он сомневался, что она сможет ответить на его вопрос.

– Ничего, – не осознавая, что делает, она сунула руки в карманы скафандра; пальцы ее застыли на клавишах управления шизо-имплантатом. Она была так хорошо знакома с ними, что могла пользоваться клавишами, не глядя.

– Это – недорого. – Вероятно, она должна была чувствовать колоссальный подъем, победу; она должна была гордиться, что нашла решение. Но для такого всплеска эмоций ей не хватало энергии. Как только она закончит говорить, она отключит пульт управления и позволит себе отдохнуть. – И это возможно.

– Морн… – Вектор подался вперед, коснулся ее руки. – Ты плывешь. Попытайся остаться с нами еще какое-то время.

Усилием воли, которое сделал возможным шизо-имплантат, она сняла пальцы с пульта управления.

– Они не слишком дороги, – сказала она тупо. – Если бы они были дорогими, то «простые парни» не могли бы позволить себе улучшать свои системы. И они могут быть прошиты, как чип или материнская плата. – В особенности в том случае, когда требуется простая команда, вроде полного уничтожения информации, с простой временной кодировкой. – Кроме того, нет никаких проблем с совместимостью. Интерфейсные карты – стандартизированы. Вот почему они дешевы. Их вставляют в стандартные разъемы, они работают на стандартных операционных системах. Если вам нужно соединить два компьютера, все, что нужно, это просто найти интерфейсные карты. Затем выставить нужные выключатели на панели и соединить их порты.

Пока она говорила, Сиб начал кивать, представляя то, о чем она рассказывает.

Она заставила себя продолжать:

– Все наши компьютеры независимо друг от друга функционируют прекрасно. И они стирают всю информацию, когда мы соединяем их вместе. Он смог бы заменить все интерфейсные карты в течение пятнадцати минут.

– Кто-нибудь обыскивал его каюту?

Глаза Вектора были круглыми, широко распахнутыми и донельзя изумленными:

– Нет, насколько мне известно. К чему? Он вряд ли оставил бы руководство по искоренению вируса.

Волны сна накатывали на нее и отступали, когда шизо-имплантат сопротивлялся им. Она подождала, пока прошла очередная волна; затем сказала:

– Вы могли бы найти что-нибудь интересное, если бы обыскали каюту.

Макерн вскочил, не прекращая кивать.

– Стоит попытаться. – Вектор оказался рядом с интеркомом, прежде чем Морн заметила, что он пришел в движение. Она снова положила пальцы на черную коробочку и услышала, как он нажал на клавишу интеркома и сказал:

– Микка?

Второй пилот ответила через минуту или две. Голос ее казался мрачным и недовольным.

– Я сплю, черт бы вас побрал. Оставьте меня в покое.

Спокойный как обычно, Вектор сказал:

– Мы на камбузе. Я не думаю, что ты захочешь пропустить это, Микка.

Когда Микка появилась, Морн спала глубоким сном, уткнувшись головой в руки, лежащие на столе.

Когда Вектор разбудил Морн, ее мозг, казалось, исчез, потерявшись в колоссальной слабости. Она смогла посмотреть на него – она смогла узнать Микку и Сиба, стоявших сзади – но она не имела ни малейшего понятия, что им нужно.

– Пошли, – мягко сказал инженер. – Ты не должна упускать такой случай.

Где она слышала это раньше? Она не могла вспомнить.

Но было и другое, чего она не могла сделать. К примеру, она не могла протестовать. Или сопротивляться; все ее сопротивление, вся ее независимость рухнула в черную пропасть сна. Ничего не соображающая, покорная, она позволила Вектору и Микке увести ее с камбуза.

Они отвели ее на мостик.

Здесь находился Ник со своей вахтой – Кармель и Линдом, молодой Вероне и первым рулевым. Место Сиба Макерна пустовало, но он не пошевелился, чтобы занять его; он стоял рядом с Миккой возле Вектора и Морн, словно они все четверо были заговорщиками.

Ник в упор смотрел на них. Морн не могла прочесть выражения его лица, да и не пыталась. Если бы Вектор и Микка отпустили ее, она бы рухнула на палубу.

– Это продолжалось довольно долго, – сказал он. – Что, черт побери, происходит? – Она не могла ничего определить и по его тону.

– Я опущу детали, – спокойно ответила Микка. – Морн думает, что догадалась, где находится вирус. Она убедила Вектора и Макерна. А те, в свою очередь, убедили меня обыскать каюту Ворбульда.

По неизвестной причине он хранил коробку с интерфейсными картами у себя в шкафу. Они показались мне обычными, но Макерн сказал, что он думает, что над ними проводились манипуляции. Он считал, что нам нужно заменить все интерфейсные карты в машине. – Морн чувствовала, что второй пилот пожимает плечами. – Он – первый помощник по информации. Я позволила ему сделать это.

Он достал из склада новую упаковку карт и сменил все старые. Для пущей безопасности я приглядывала за ним. Все старые карты сняты. А новые были запечатаны, прежде чем мы открыли их, так что вряд ли с ними были проделаны какие-то манипуляции.

– Если он прав – если права Морн – то мы избавились от вируса.

– Если ты не возражаешь, – сейчас Морн расслышала в голосе Ника сарказм, – я хотел бы проверить это, прежде чем поверю.

– Макерн, – приказал он, – и все остальные – за работу. Я хочу, чтобы вы запустили все тесты, которые запускали и раньше – я хочу, чтобы вы проделали все то же самое, что во время первого стирания информации.

Может быть, он продолжал говорить, а может быть – нет. Морн не могла сказать; она снова спала.

Вектор и Микка держали ее, и она продолжала стоять; они стояли все время, пока все тесты не были окончены. Но она не пришла в состояние, напоминающее сознание, пока Вектор не потряс ее и не сказал на ухо:

– Все работает, Морн. Вы были правы. Победа.

Победа. О, Господи. Она не была уверена, что понимает, о чем он говорит.

Но затем странным придушенным взглядом, которым Ник уставился на нее, капитан заставил ее обратить на себя внимание.

– Ты выиграла, – он смотрел на нее так, словно победа была самой опасной штукой, которую она совершила. – У нас было соглашение. Ты выполнила свои условия. Я выполню свои.

Ты можешь оставить своего чертового ребенка. – Признание больше походило на рык. – И тебе не придется рожать его на Малом Танатосе. Вектор сказал, что прыжковый двигатель введет нас в тах и обратно еще разок. Он не собирается рисковать своей жизнью, но он готов рискнуть своей репутацией. – Ник прохрипел это слово, словно ругательство. – Я собираюсь рискнуть и тем и другим ради тебя.

Его глаза горели не то жаждой убийства, не то дикой радостью, Морн не могла определить точнее.

– Я собираюсь отвезти тебя на Станцию Возможного.

Как только Морн услышала это название, она перестала дышать.

Похоже, вся команда перестала дышать.

– Они там тебе наверняка помогут родить. И нам не придется возиться с сопливым мерзавцем еще десять лет. Нам выдадут в течение часа вполне взрослого ребенка.

Может быть, тогда мне не придется бросить тебя.

Она услышала его последние слова, но не поняла их смысла. Она думала: Станция Возможного.

Запрещенный космос. Амнион.

Может быть, она услышала мстительный смех Ника. Он готовился к этому с того самого момента, как заключил с ней договор.

Несмотря на поддержку Вектора и Микки, она обмякла, словно умирала.