Отряд выступил сильно за полдень. Приготовления заняли больше времени, чем я рассчитывал. Но и плюсы свои были. Благодаря тому, что к нам присоединился «женский взвод», отряд добил численность до восьмидесяти бойцов. Конечно, с многотысячными армиями это не сравниться, но в местных масштабах — весьма грозная сила, способная запугать кого угодно. Кроме, разве что, сенешаля.
— Товарищ командир, а почему фургона всего три? — со мной поравнялся Ларс — командир красной десятки.
— Два — для раненых, один — для добычи, — хмыкнул я, и чуть натянул поводья Гневко, чтобы солдату не приходилось за мной бежать.
— А пленные? — поинтересовался тот, — Их как?
— А кто говорил, что мы собираемся брать пленных? — осклабился я, поправляя пояс с мечом. Алфрид его, конечно, подогнал, как смог, но тот всё равно периодически сползал. Да и верхом с такими длинными ножнами ездить я ещё не привык.
— Эвона как… — улыбка десятника превратилась в хищный оскал, — Енто хорошо. Значит, вдоволь сегодня ушей наберу.
— Чего? — теперь настала уже моя очередь удивляться.
— Ушей поверженных врагов, значица, — пояснил десятник, вытаскивая из-за ворота гамбезона нечто вроде ожерелья. На толстую джутовую нитку были нанизаны почерневшие кусочки сушеной плоти. Месяца три назад меня бы передёрнуло от подобного зрелища. Сейчас же я просто пожал плечами. И так было понятно, что в отряд мы набираем далеко не святых. Многим тяжело было оставить подобные привычки в прошлом, хотя мы на этом и не настаивали.
— В наших краях ходит поверье, что такое ожерелье отпугивает злых духов, — десятник продолжил свой рассказ, — Тех, кого ты убил и тех, кого только убить собираешься.
— Мне казалось, духи тех, кто ещё живы — заточены внутри их тел. По крайней мере, до момента смерти, — заметила Айлин, ехавшая рядом со мной. Девушку тоже не особо впечатлил варварский обычай десятника. В конце-концов мы видели вещи намного хуже, чем срезание ушей у мертвецов.
— Оно так то может так, — согласился Ларс, поудобнее укладывая тяжелый арбалет на плечо, — Да вот токмо за каждым из живущих стоят духи их предков. И уж они то нагадить вполне способны. Правда вот о том, как от них защитится, у меня недавно спор вышел с Мигелем. Он предпочитает брать пальцы.
— Я надеюсь те, которые не стыдно на шею повесить? — хмыкнула Айлин. Я тоже невольно улыбнулся, оценив его шутку.
— Большие, — пояснил Ларс, так и не поняв, о каких именно пальцах шла речь, — Он их тоже в ожерелье собирает навроде моего. Мы с ним даже об заклад побились, чьи значица, обряды кого лучше уберегут. Кого первого ранят, тот должен будет другому десять медяшек.
— Есть в этом что-то нечестное, — я покачал головой, — Мигель же боец первой линии. А ты стоишь во второй. Конечно у него больше шансов отхватить во время схватки, чем у тебя.
— А это уж пускай нас духи и обряды рассудят, — хмыкнул солдат и тут же чуть поотстал от нас. Видать, пока я не раскрыл его маленькую хитрость противоположной стороне спора. Впрочем, делать этого я совершенно не собирался. Мигель должен бы и сам соображать, на что подписывается.
Отряд неторопливо продвигался через лес. Скрипели колёса телег. Ржали лошади. По пыльной брусчатке отбивали нестройный ритм солдатские сапоги. Настроение у бойцов было странное. Некоторые горели жаждой мести. Другие были недовольны, что их сдёрнули куда-то тащиться посередь бела дня. Третьих немного пугала перспектива того, что мы можем устроить в деревне. Четвёртых — печалила потеря товарища. Надо было их как-нибудь подбодрить. А то с таким настроем я не ручаюсь за успех нашего маленького, кровавого предприятия.
— Тур, давай ка ту, что «на удачу», — скомандовал я. Здоровяк шёл во главе колонны, неся наш штандарт. Ещё вчера он мне говорил, что больше не будет принимать участие в боях и вообще, покинет отряд при первом же удобном случае. Однако, нападение на Роберта очень многое изменило в его взглядах.
— Понял, — прогудел он, немного помедлил и затянул:
Жизнь наёмника не сахар,
Что ни день, то пыль дорог.
И вечерний отдых краткий,
Не излечит стёртых ног.
Мы идём на блеск монеты,
Продаём мы звон мечей.
Не годятся нам куплеты,
Благороднейших речей!
Нам плевать на все знамёна,
Господина нет у нас,
Лишь одна судьба безмолвно,
За плечом стоит подчас.
Лишь один бросок монеты,
Отделяет нас от сна.
Той, что смерти вьёт тенеты,
Поднесём бокал вина.
Пусть, не факт, что улыбнётся,
Велика её цена,
И уж коль не отвернётся,
Воздадим мы ей сполна!
С каждым новым куплетом в песню вплетались новые голоса. И под конец она уже гремела на всю округу, распугивая животных, птиц или случайно выбравшихся из урочища тварей. Эту песнь я тоже выбрал не без скрытого умысла. Её нам когда-то написал Роберт. Просто от скуки. У парня всё-таки был талант к рифмоплётству. Теперь же она не просто сплочала отряд и настраивала людей на нужный лад перед боем. Это было чем-то вроде обещания тому, кто сейчас боролся за жизнь на койке лазарета. Мы помним. И мы отомстим.
Люди и правда приободрились. Шаг стал ровнее и увереннее. Послышались шутки и бравадные возгласы. Безвольно повисший штандарт разгладили холодные пальцы ветра. Магия, не иначе. Будто та, кого мы упоминали в песне дала нам знак: «Сегодня я на вашей стороне».
Вскоре показалась и деревня. Хотя, если судить по его размерам — небольшой городок. Ещё в подлеске нас встретил придорожный камень, на которым кто-то неаккуратно выцарапал «Новый Гронесбург». Затем лес кончился, и нашему взгляду открылась широкая выжженая просека, по другую сторону возвышался неаккуратный частокол. Впрочем, неаккуратный, это было очень мягко сказано. В нём зияли дыры. Рядом с одним лежали выпавшие брёвна, в других местах его, как будто вовсе не пытались строить. К частоколу с внешней стороны теснились старые, разваливающиеся хибарки, из труб которых курился дымок. Рядом с ними виднелось что-то похожее на небольшие огороды, землю которых украшали чахлые всходы. С земледелием в этих краях было туговато. Торф смешанный с подзолом не могли давать нормальные урожаи, именно поэтому войско сенешаля настолько зависело от приезжих купцов.
Стражник у ворот был один. Пузатый мужик, одетый в грязно-серый гамбезон, на котором отчётливо виднелись несколько больших жирных пятен, сидел на завалинке возле ворот и мирно посапывал, обняв рогатину (длинная пика с крыльями). Его помятая, видавшая лучшие дни шапель валялась рядом, прямо на земле. Там же лежал пустой мех, из которого на всю округу разило кислятиной. Из стайки детей, что попалась нам по дороге и с криками разбежалась в разные стороны, стоило ей заметить отряд, и то получился бы лучший соглядатай, чем из этого олуха.
Мы подошли к воротам. Тур посмотрел на меня. В его глазах отчетливо читался немой вопрос. Я понял его без слов. Здоровяк хищно оскалился, шагнул ближе к мирно посапывающему стражнику и поднёс к губам боевой рог. Через мгновение по всей округе прокатился его оглушающий, рокочущий вой.
Стражник подпрыгнул. Выронил свою рогатину и заметался, не зная куда бросится сначала — к шлему или к оружию. Здоровяк одной рукой поймал его за шиворот, встряхнул, внимательно осмотрел, убедился, что тот хоть немного пришёл в себя. Затем толкнул его ко мне. Стражник съёжился от страха и принялся озираться по сторонам, пытаясь понять, что вообще происходит.
— Где ваш староста? — коротко спросил я, картинно положив руку на меч. Жест был скорее обычными понтами, но всё равно произвёл на горе-стражника большое впечатление.
— Губернатор в корчме… Пьёт… — голос его дрожал, глаза продолжали бегать, судорожно ища выход из сложившегося положения. Но его не было. Мужика давно окружили мои люди.
— Губернатор, — я невольно ухмыльнулся, — Довольно громкое звание, для такой дыры. Где найти вашу корчму.
— Так енто… енто, — мужик понемногу начал забывать слова от страха, — Выше по улице. А вы… Вы кто, значица… Будете.
— Те, за кем лучше не ходить, если хочешь дожить до вечера, — коротко бросил я и тронул поводья Гневко. В этот момент, один из моих ребят — Матош, подкрался к мужику сзади. Немного помедлил, а затем громко хлопнул в ладоши прямо над самым ухом у бедолаги. Тот аж подпрыгнул. Хотел было повернуться, но вместо этого покачнулся, глухо застонал и схватился за сердце. По его стёганым штанам начало расползаться тёмное пятно. Солдаты заржали.
Мы двинулись дальше по улице, не обращая внимания, на охающего и ахающего стражника, который с трудом дополз обратно до своей завалинки и продолжал шумно дышать держась за сердце. На его побледневшем лбу выступила испарина, а с края рта серебряной ниточкой протянулась тонкая дорожка слюны. По всему выходило, что он и без нашей помощи до вечера не доживёт. Впрочем, туда и дорога. Плакать я по нему точно не буду.
Внутри город выглядел ещё более причудливо, чем снаружи. Вернее сказать — уродливо. Одни домики теснились друг к другу настолько близко, что между их фасадами и вовсе не было никакого зазора. Другие стояли особняком, прячась высокими, но уже подгнившими и покосившимся заборами. Тут было как приличное каменное жильё, свойственное скорее для столичных пригородов, так и совсем уж дрянные, покосившиеся халупы из грубо отёсанных брёвен.
Понемногу становились понятны их проблемы с частоколом и стражей. Новый Гронесбург не был городом, в привычном смысле этого слова. Он был большим сборищем халуп, где каждый был сам за себя. Любой, кто приходил в город, мог построиться где хотел, но и выживал сам, как мог. На стену местные попросту не смогли собрать денег, а нормальное ополчение — не сумели организовать. Неудивительно, что банда Когтя, насчитывавшая всего несколько дюжин человек, подмяла город под себя и теперь доила его, словно корову.
Стоило местным завидеть наш отряд, они тут же разбегались с улицы. Кто успевал — прятался в ближайших домах, захлопывая двери и ставни. Те же, кто был менее расторопным — забивались в узкие проулки между строениями и пытались слинять через них. Видимо жизнь приучила их, что от большой толпы, бряцающей оружием, не стоит ждать ничего хорошего. Впрочем, в нашем случае это было недалеко от истины.
Встретились нам и несколько стражников. Эти уже выглядели чуть лучше, чем стражник у ворот. Были моложе, да и собственные ноги разглядеть могли. Впрочем, они тоже, лишь завидев нас, тут же забились в один из боковых проулков, вместе с прочими жителями, которых не пустили в дома. Желающих защитить город так и не нашлось.
Корчма была вовсе не корчмой, а внушительных размеров постоялым двором, вокруг которого город стихийно и разрастался. Забор, больше напоминавший невысокий частокол, уже покосился в нескольких местах и порос мхом, но защитную функцию всё ещё выполнял. Возле покосившейся арки ворот околачивались двое стражников. Завидев нас, они сначала похватались за короткие пехотные копья, но потом что-то быстро прикинув в уме рванули вверх по улице.
— Догнать? — поинтересовался у меня Мигель — командир синей десятки, провожая взглядом беглецов. Кажись это он у нас любитель пособирать чужие пальцы.
— Не нужно, — я спрыгнул с коня и передал поводья Бернарду, — Думается мне, они теперь до самого вечера из окрестных лесов носу не покажут. Лучше бери своих парней и давай за мной. Ларс, ты со своей десяткой тоже. Остальным — окружить корчму и смотреть, чтобы с неё никто не сбежал. Если кто-то попытается утечь — разрешаю его прикончить. Вопросы есть? Вопросов нет. Тогда вперёд.
— А я… — начала было Айлин, но я тут же её перебил.
— А ты построй девочек в оцепление и смотри за тем, чтобы у них рука не дрогнула, — я повернулся к остальным, — Любой, кто попытается сбежать из таверны — может донести нашим недругам, что мы идём за ними. И те либо подготовятся к нашему приходу, либо разбегутся по всем окрестным лесам. Оба варианта херовые. Поэтому с убегающими не церемоньтесь. Кончайте на месте.
Десятники недружно ответили: «Так точно» и принялись выстраивать бойцов вокруг частокола. Мы же двинулись внутрь.
Двор у заведения оказался тоже весьма просторный. Его центр украшал венец колодца с длинным деревянным журавлём, стрела которого устремилась в ослепительно ясное небо. К частоколу прислонились конюшни, у которых давным-давно крыша провалилась внутрь. Рядом пристроилась небольшая псарня, внутри которой лежал и едва слышно брехал старый кобель. Сложно было понять, пытается он нас облаять или просто подавился костью.
Возле колодца ошивались парочка выпивох. Судя по порванным рубахам, грязным штанам и босым ногам — квасили они уже не первый день. Впрочем, сейчас, они лечили своё похмелье, хлебая воду прямо из колодезного ведра. Завидев нас парочка переглянулась и с несвойственной алкашам прытью рванула в сторону частокола. Впрочем, далеко они убежать не смогли. Стоило одному из выпивох выглянуть наружу, как он тут же свалился обратно во двор и постарался забиться в щель между псарней и конюшней. Второй оказался не столь сообразительным. Он спрыгнул на ту сторону. Через секунду оттуда послышались щелчок арбалетной тетивы и короткий вскрик, переходящий в невнятный скулёж.
— Без нужды не убивайте, но если кто нехорошо дёрнется — разрешаю кончать на месте, — коротко бросил я, доставая из ножен длинный мизерикорд. Бастардом в тесном, заставленном мебелью, помещении не особо помашешь, а вот кинжал в заварухе окажется в самый раз.
— А уши со жмуриков можно срезать? — поинтересовался Ларс.
— И пальцы, — поддакнул Мигель.
Я смерил своих десятников уставшим взглядом, покачал головой и ответил:
— Только не передеритесь из-за них. Готовы?
Десятники молча кивнули.
— Тогда пошли.
Я выждал ещё пару мгновений. Затем отступил назад, размахнулся и со всей силы вмазал подошвой своего сапога по двери. Затрещало и грохнуло дерево. Жалобно застонали проржавевшие петли. С потолка посыпалась пыль.
В лицо мне тут же дохнуло тяжелым, спёртым воздухом, в которым причудливым образом переплелись кислятина перепревшего пота, вонь хмельного солода, удушливый дым очага и аппетитный запах жареного мяса.
Услышав грохот двери и увидев мою фигуру в проёме, завсегдатаи тут же повскакивали со своих мест. Одни рванули в сторону выхода, другие похватались за кинжалы. Парочка выпивох упали под стол и тут же поползли к дальнему углу, предчувствуя хорошую драку. Корчмарь — сухощавый усатый дядька, с большими залысинами, нырнул под стойку, вытащил оттуда тяжелый арбалет с немецким воротом и с остервенением принялся его крутить, взводя оружие. Служанка выронила поднос с едой и кинулась в сторону спален.
— Всем сидеть, где сидели, — рявкнул я, чуть отступая от прохода и пропуская внутрь моих ребят, — Хоть один ублюдок дёрнется — всех вырежем нахер!
Мои слова произвели эффект, но далеко не на всех. Половина посетителей замерла на месте, боясь шелохнуться. Однако корчмарь продолжил, как ни в чём ни бывало крутить рукоятку ворота. Те хмыри, что похватались за кинжалы, потихоньку начали сползаться в кучу. А несколько забулдыг, думая, что я их не замечаю, поползли в сторону чёрного хода. Они ведь не знали, что мои парни уже окружили корчму.
Однако вид солдат, с оружием наголо вваливавшихся в общую залу охладил и эти горячие головы. Корчмарь замер, как вкопанный, осознав, что мы доберёмся до него раньше, чем он успеет кого-нибудь прикончить. Хмыри, видя, что численный перевес теперь не на их стороне попрятали кинжалы обратно под одежду и принялись расползаться по ближайшим столикам. Только забулдыги, уже почти добравшиеся до кухни, через которую можно было выбраться на задний двор, вскочили и рванули наружу. Я не пытался их остановить. Они сами определили свою судьбу.
Где-то в глубине корчмы грохнула дверь. Через мгновение послышался удивлённый возглас одного из пьянчуг. Щёлкнули тетивы арбалетов. Возглас оборвался, превратившись в приглушённый булькающий хрип. Со стороны кухни донёсся гул стали, рассекающей воздух. Треск одежды. Чавканье разрубаемой плоти. Отчаянный вой второго пьянчуги. Третий спустя пару секунд влетел обратно в общую залу, захлопнул дверь кухни и прислонился к ней спиной.
— Как вы могли заметить, таверна окружена моими людьми, — осклабился я, картинно поигрывая кинжалом, — Поэтому не пытайтесь убежать и не делайте глупостей…
— Рука! Моя рука, — вой пьянчуги, оплакивавшего отсечённую конечность заставил меня чуть повысить голос.
— И останетесь живы. И, если у меня будет хорошее настроение, может быть даже целы. Ты, — я повернулся в сторону кабатчика, продолжавшего сжимать цевьё взведённого, но незаряженного арбалета, — Положи ка на стол свою игрушку, пока не лишился пальцев.
Побледневший корчмарь, трясясь словно осиновый лист лишь крепче вцепился в цевьё своего арбалета. Но, увидев хищную улыбку Мигеля, вознамерившегося пополнить свою страшную коллекцию, тут же передумал и собрался убрать стреломёт обратно под стойку.
— Я сказал на стойку, а не под стойку, — поправил я засранца, а затем кивнул одному из своих парней, — Эльм, иди, забери.
Боец сунул фальшион в ножны, вальяжно, чуть в развалочку подошёл к стойке, сгрёб с неё арбалет и придирчиво его осмотрел.
— А ничего такая цаца, — резюмировал он, — Станет отличным пополнением арсенала. Да мы с её помощью ещё поди и турнир выиграем. Правда Жиль?
— Такой стреломёт пожалуй и сдюжит закинуть болт до дальней виселицы, — подтвердил солдат, — Но нужно будет немного пристрелять его, прежде чем состязаться с солдатами сенешаля.
— Но ведь… — начал было трактирщик, однако я тут же его перебил.
— Заткнись, нахер. И скажи спасибо, что мы пока-что не спалили твою сраную халупу ко всем свормовым тварям. А теперь будь другом, подскажи, где у вас тут сидит так называемый «губернатор».
Трактирщик ничего не сказал. Молча вытянул дрожащую руку, тыча куда-то в дальний угол зала. Там, как по мановению волшебной палочки мигом образовалось пустое пространство, посреди которого в гордом одиночестве восседал толстяк в чёрном берете и, как ни в чём не бывало продолжал лакать своё вонючее пиво. Он был так поглощён этим процессом, что не заметил, как все, включая головорезов с кинжалами попытались от него отодвинуться.
— Мигель. Твои ребята пусть пройдутся по залу и соберут оружие. Местным оно ни к чему, а нам всегда пригодится добрая сталь. Ларс, твои пусть глядят в оба. Если кто дёрнется — стреляйте не раздумывая. А я пока пойду потолкую с уважаемым человеком.
Парни Мигеля кивнули, разбились на тройки и принялись выполнять приказ. Двое из такого небольшого отряда хватали какого-нибудь посетителя, заламывали ему руки и ставили к стенке. Третий же хлопал по штанам и рубашке, пытаясь отыскать скрытые под одеждой клинки. И, мимоходом, не забывал срезать с поясов мешочки с монетами.
— Но ведь это гра… — один из завсегдатаев попытался возмутиться, однако в следующий же миг получил тяжелый удар по почкам, захрипел и попытался согнуться пополам. Но парни, заломившие ему руки попросту не позволили это сделать.
Я сел напротив губернатора. Подцепил остриём кинжала кусок копчёного мяса с блюда, откусил кусок, хищно оскалился и пристально уставился на жирного борова, именующего себя местным главой. Тот в свою очередь принялся внимательно изучать дно своей опустевшей кружки. Так, будто бы там обнаружилась золотая монета или изумруд размером с яблоко.
Он боялся. Он буквально вонял, страхом, потом и мочой. Трясся, словно осина на холодном осеннем ветру. Пытался это скрыть, но получалось хреново. Молчание затягивалось.
— Ты знаешь почему я здесь, — я решил не тянуть кота за хвост, — И знаешь, что мне нужно.
В этот момент один из посетителей корчмы, которого парни вели к стене внезапно вывернулся из их крепкой хватки и перемахнув через стол, рванул в сторону парадного входа. Послышался сухие щелчки нескольких арбалетов. Короткий вскрик. Грохот падающего тела. Треск глиняной посуды. Беглец, падая перевернул один из столиков. Перевернул и скорчился на земляном полу в луже то-ли чьей-то блевотины, то ли какого-то густого варева. Глухо застонал, схватившись за чёрное древко болта. По корчме прокатились испуганные шепотки. Остальные посетители судьбу испытывать не хотели.
Один из бойцов Мигеля подошёл к беглецу поближе, пнул его в живот, чтоб не дёргался и принялся срезать с пояса мешочек с монетами. Судя по столу возле входа, куда парни складывали добычу, у нас накопилась уже целая куча этих мешочков и разного вида ножей и кинжалов. Грабёж… А вернее экспроприация, оказалась удивительно выгодным делом.
— Мне нужны ответы, — я хищно оскалился и принялся сверлить губернатора взглядом. Тот съёжился ещё сильнее. На его жирном затылке появилось несколько лоснящихся от пота складок, — Ответы на вопросы: «Кто это сделал?» и «Где они сейчас?» Выбор у тебя простой. Либо ты мне их дашь. Либо… — я ухмыльнулся и указал взглядом на скорчившегося на полу кмета, из спины которого торчали два арбалетных болта. Ещё один воткнулся в живот, — Мы решим, что это сделали вы. Убьём здесь всех, а после — возьмём факелы и сожжём этот поганый городишко дотла.
— Вы… — губернатор попытался было что-то ответить, но начал заикаться и путать слова. Голос его дрожал от страха, — Вы не посмеете. Сенешаль…
— Ничего не сделает, — покачал головой я, — Вы находитесь тут незаконно. И он сам давно должен был вас прогнать или перевешать. Мы лишь выполним ту работу, которую не захотел выполнять он. Но, можем и договориться. Решать тебе.
— Я не знаю… — залепетал тот, тряся вторым подбородком и ещё больше «утопая» взглядом в своей кружке. Казалось, будь у него возможность — он бы целиком туда залез, лишь бы не общаться со мной, — Я ничего не видел.
— Вот оно как, — я стряхнул недоеденный кусок мяса прямо на стол и подцепил его второй подбородок остриём кинжала. Легонько надавил. Не так, чтобы серьёзно ранить или убить, но так, чтобы он почувствовал холодную сталь на своём, заплывшем салом горле, — И то, как мои люди стучались во все двери, прося о помощи ты тоже не видел. И про «упыря поганого, которого и убить то не грех», тоже, надо полагать ничего не слышал? А может быть именно ты весь этот спектакль и организовал.
Губернатор что-то невнятно булькнул и попытался отодвинуться от меня. Я не дал ему это сделать. Встал, наклонился вперёд, схватился за ворот кафтана и рванул на себя. Толстяк беспомощной тушей распластался на крышке стола, опрокинув кувшин с пивом. Я легонько ткнул острием мизерикорда его в шею и нарочито спокойным голосом поинтересовался:
— Ты и правда считаешь, что местной швали тебе стоит бояться больше, чем нас?
— Но… Они мне… — в голосе губернатора послышались умоляющие нотки, — Хату ведь… Спалят…
— Да? — в моём голосе послышалась плохо скрываемая издёвка. Я выдержал паузу, затем, продолжая прижимать эту свинью к крышке стола бросил короткий взгляд на Мигеля, — Как там в ваших поверьях? Годятся только пальцы убитых? Или пальцы живых тоже пойдут?
— Да они вдвое ценнее будут! — обрадовался десятник, доставая из ножен небольшой кинжал, — Особливо если резать под самый корень и знаешь, так, неторопливо. Наслаждаясь процессом!
— Но ведь… — заныл корчмарь, но голос внезапно донёсшийся из общей залы его перебил.
— Замолкни Йохан! Прекрати ныть и хоть раз в жизни поступи, как мужчина! Скажи им всё, как есть! Иначе я сам скажу!
Опа. А вот это уже интересно. Неужто, у нас в этой дыре появились единомышленники? Или сейчас кто-то нас попытается наебать, натравив не на тех? В любом случае — будет интересно послушать.
Я смерил взглядом говорившего. Худощавый, слегка помятый мужичок с козлиной бородкой и густыми, обвисшими усами. Одет он был просто — штаны и рубаха из грубого, но чистого сукна. На поясе — небольшой кинжал с натёртой до блеска рукоятью. Видать, ему частенько приходилось им пользоваться. Я молча кивнул Мигелю. Тот что-то тихо скомандовал своим людям и спустя пару мгновений у столика мужика уже стояли двое бойцов. Один забрал кинжал, а другой проводил его к нам. Усадил за стол и встал у него за спиной, недвусмысленно говоря, мол только попробуй дёрнуться.
— Трактирщик, метнись кабанчиком и принеси нам ещё пива. Самого лучшего, а не той тёплой ссанины, что хлебал ваш «губернатор».
Корчмарь застыл на мгновение, но затем схватил со стойки глиняный кувшин и засеменил к нам. Я же уставился на нашего гостя.
— Я слушаю.
— Это были бандиты Когтя, — бросил мужик, чуть подавшись вперёд, — Они давно уже присматривались к вашим людям. Видать решили, что вы хотите захватить их территорию, вот и полезли на рожон.
— Заткнись, Хавель, — вновь забулькал губернатор, — Все знают, что у тебя с людьми Когтя личные счёты. Не пытайся решить их за счёт чужаков.
Я легонько ткнул толстяка остриём кинжала во второй подбородок, тонко намекая, что заткнуться не мешало бы именно ему, а затем перевёл взгляд на Хавеля.
— Это правда, — кивнул мужик, — Эти ублюдки убили мою жену, когда я отказался им платить за крышу. Подкараулили её в подворотне, перерезали горло, оттяпали голову и повесили у себя на частоколе.
— Что ж ты брешешь то… — начал было губернатор, но я нажал посильнее заставив его промолчать.
— Это правда, — громко сказал мужик, повернувшись лицом к общей зале, — Этот ублюдок, — он ткнул пальцем в сторону губернатора, — Рассказывает всем нам, мол ваши родичи пропали без вести в окрестных лесах. Мол нечисть из урочища выползает и жрёт людей и с этим ничего не попишешь. Но ведь исчезли они лишь у тех, кто отказался платить Когтю деньги. Думаете совпадение? Брехня в чистом виде!
— Да сам ты брешешь, — послышался чей-то возглас из зала, — Все знают, что в округе всяких уродов тьма тьмущая. Кто, значица, в лес ходит — сам себе приговор подписывает. Да, я отказался платить Когтю, за что его выродки меня поколотили. И да у меня пропал шурин. Но его растерзали дикие звери. Не станет человек обгладывать дочиста кости другого человека…
— Ага, а голова у него сама значица куда-то укатилась, — съязвил Хавель и снова обратился ко всем, — Ежели мне не верите, так сами сходите к их логову и посмотрите сами! Все ваши родичи там! Их даже не похоронили достойно!
По залу прокатился неодобрительный шепоток. Похоже, Когтя боялись многие. Догадывались, что их родичи пропали не сами, но предпочитали верить в ложь, которую рассказывал губернатор. С ней было гораздо проще жить. Правда требовала действия. Мести. А это было слишком страшно для большинства.
— Заткнись, Хавель! — крикнул другой мужик из зала.
— Ради всего святого, пока на нас ещё большей беды не навлёк! — поддакнул второй.
— Эти вон бандюки меж собой сговорятся, а Коготь нам потом хаты запалит! — отозвался третий.
— А ну все заткнулись! — рявкнул я, разом оборвав этот цирк.
Корчмарь подошёл к нам и поставил на стол кувшин. Я взял его, отобрал у толстяка кружку, налил в неё пива и подтолкнул к нашему словоохотливому гостю. Тот с благодарностью принял её, отпил и тут же брезгливо поморщился. Похоже, лучшее пиво оказалось ещё большей мочой, чем то, что лакал Губернатор.
— Бандиты когтя, значит? — хмыкнул я, — Знаешь где они есть? Как выглядит их логово? Хорошо ли укреплено? Сколько их?
— Знаю, — кивнул мужик, — Их что-то около четырёх, может пяти десятков. Закрепились у дальних холмов. Там было что-то вроде старого хутора. Они обнесли его выгородкой из частокола, превратив в некое подобие крепости.
— Высокий частокол-то? — поинтересовался я, снова поддев кончиком ножа кусок мяса. Губернатор вроде перестал дёргаться и пиздеть не по делу, так что можно было спокойно поесть.
— Не особо, — Хавель снова отпил из кружки и покачал головой, — В полтора человеческих роста, не выше. С наскоку, его, конечно не взять, но у вас, думается мне, хватит опыта.
Ага, значит понадобятся штурмовые лестницы. Их мы тоже, пожалуй, экспроприируем у местных. Частокол и правда невысокий, так что сойдут почти любые. Защитников у такой выгородки немало. Но вот с организацией и боевым опытом большие проблемы, раз один мой боец имея за спиной двух раненых товарищей смог порезать двоих ублюдков и разогнать пятерых. Видать, привыкли грабить крестьян, а как сами получают отпор — сразу теряются.
— Достанет, — кивнул я, — Много туда дорог ведёт от города? Окольных путей? Тропок? Не хотелось бы, чтобы кто-то из местных предупредил этих говнюков заранее о том, что мы идём. Хотя, они и так уже поди догадываются, что без последствий их действия не останутся.
— Всего одна дорога, — ответил мужик, — По обочинам — леса да топи, так что обогнать нас будет довольно сложно. Я сам вас проведу, покажу.
Ага. Леса, топи и единственная дорога, которая идёт через них. Идеальное место для засады. А не собираешься ли ты, друг любезный, отвести нас в ловушку? На этот случай тоже надо будет подстраховаться.
— Добро, — кивнул я, — Радует, что в этой дыре нашёлся хоть один разумный человек. Кстати, а почему ты моему бойцу не помог, когда его порезали. Раз уж ты так не любишь этих бандитов, мог бы и подсобить тем, кто с ними сцепился.
— Меня тогда не было в городе, — Хавель покачал головой, — Ходил проверять силки. Земля тут не особо родит, так что из промыслов остаётся только охота. Но, как только узнал, что произошло, сразу пришёл сюда. Знал, что вы не заставите себя долго ждать. И да, вы правы. Враг Когтя — мой друг.
Звучало вполне убедительно. Впрочем, как и любая другая заранее продуманная брехня. Впрочем, у меня уже созрел план на случай подобных неожиданностей.
— Один вопрос, прежде чем я соглашусь вам помогать, — продолжил мужик, — Вы и правда их всех того? Не будете с ними договариваться?
Я молча кивнул. Тех, кто стоял за смертью моего человека, я щадить не собирался. Забавно. Ещё полгода назад я бы сказал, что отправлять к праотцам несколько десятков человек за одного — это перебор. Но сейчас мне было попросту наплевать. Хоть несколько сотен. Все кто нам задолжал — заплатят свою кровавую цену.
— Хорошо, — Хавель грохнул кружкой об стол, — Хоть у кого-то в этой дыре нашлись яйца, чтобы решить эту проблему раз и навсегда. Я с вами.
— Мигель, будь другом, сходи на улицу. Передай зелёным, чтоб пробежались по окрестным домам и собрали все лестницы, какие найдут, — бросил я, обращаясь к своему десятнику, — А пурпурным — чтоб наловили с десяток местных. Желательно баб и детишек.
— Так точно, товарищ командир! — кивнул боец и тут же скрылся за дверью. Все присутствующие удивлённо уставились на меня. В корчме повисла густая, напряженная тишина.
— А бабы с детьми то зачем? — нарушил молчание Хавель, — Они ведь только мешаться будут.
— Ничего. Прогуляются с нами, — я зубами стянул кусок мяса с острия кинжала, прожевал его и продолжил, — Если ты сказал нам правду, то мы их отпустим. И даже заплатим за причинённые неудобства. Тебе кстати, тоже. А вот если, ты набрехал, — я хищно оскалился и ткнул мизерикордом в сторону охотника, — то мы их убьём.