Игра не для слабых: Загадка башни

Глава 12 «Любовь и кровь»

Несколько одиноких пылинок плавали в тонком луче бледного света, пробивающегося между неплотно прикрытых ставен. По подоконнику барабанил мелкий дождик. Со двора доносились лязг стали и резкие окрики команд. Утренние разъезды готовились выйти на дороги.

Начинался новый день.

Я ещё раз моргнул, пытаясь окончательно разлепить веки, чуть приподнялся на локтях и окинул взглядом комнату. Она представляла собой интересное зрелище. На спинке грубо сколоченного стула висело красивое зелёное платье. У его ножек валялись пара ботфортов, ботинки и чёрные набивные штаны. Мой дублет расположился на полу рядом с тумбочкой. Там же лежал один из чулок девушки. Второй — висел на спинке нашей кровати. Корсет, пояс, трусики, портянки, моя нательная рубаха и прочие тряпки — всё это было разбросано по полу. Да уж, знатно мы вчера вечером оторвались.

Я повернулся и посмотрел на Айлин. Девушка всё ещё спала, повернувшись набок. Её каштаново-рыжие волнистые волосы расплескались по белой ткани подушки. От моих ворочаний тяжёлое, набитое овечьей шерстью одеяло слегка сползло, обнажив плечо и гладкую кожу груди. Девушка инстинктивно сжалась, пытаясь спрятаться от промозглого утреннего воздуха, просачивающегося через неплотно прикрытые ставни.

Я невольно улыбнулся. Коснулся её плеча и осторожно погладил тёплую, мягкую кожу. Затем взял край одеяла и подтянул его под самый подбородок девушки. Она тут же укуталась и тоже заулыбалась сквозь сон. Я подался чуть вперёд и наклонился к ней, собираясь поцеловать её в лоб. Но в следующий миг девушка сама открыла глаза. Из-под одеяла вырвалась её рука, обхватила меня за шею и притянула к себе. Мир замер.

— А то в лоб, это как-то несерьёзно, — улыбнулась она, чуть отстранившись. Зевнула, прикрыв рот ладонью, бросила короткий взгляд на окно, затем снова перевела его на меня и спросила, — Что, уже утро?

— Вроде того, — кивнул я, выбираясь из-под одеяла и взглядом ища свои нательные портки, — Но ты можешь ещё поспать, если хочешь. Мы сегодня никуда не торопимся.

Айлин откинулась на подушки, и поначалу было уставилась в потолок, но потом перевела взгляд на меня. В заспанных глазах на мгновение промелькнул хищный отблеск.

— А может…

— Ни в коем случае! — взмолился я, — Дай передохнуть хотя бы до вечера. Так ведь и до могилы можно человека заездить.

— Ну ладно уж, — девушка потянулась, зевнула и снова натянула одеяло под подбородок, — Тогда какие у нас планы на день. Позавтракаем и…

— Позавтракаем чуть позже, — покачал головой я, натягивая портки, — Сначала мне нужно закончить одно важное дело. И чем скорее, тем лучше. Боюсь, до этого, кусок в горло у меня просто не полезет.

Девушка тут же помрачнела и уставилась куда-то в стену. В воздухе разлилось напряжённое молчание.

— Не передумал? — наконец спросила она.

— Нет, — я накинул нательную рубаху и на мгновение замер, пытаясь понять, что нацепить следующим: гамбезон или дублет. Стёганка была тяжеловата для обычного дня, но всё-таки запачкать парадно-выходной костюм кровью дезертира мне не хотелось. Взвесив все за и против и тяжело вздохнув, остановил свой выбор на стёганке.

— Значит, поваляться не получится, — девушка выскользнула из-под одеяла и принялась собирать свои вещи. Я невольно залюбовался её красивой, пускай и далеко не идеальной фигурой. Бросив одежду на стул, девушка подошла к окну и настежь распахнула ставни, впуская в комнату свежий утренний воздух. С улицы тут же послышался заинтересованный и одобрительный свист. Айлин забыла, что для всех остальных утро наступило намного раньше, и теперь во дворе было слишком уж много скучающих глаз.

Раздражённо фыркнув, девушка прикрыла грудь рукой, отошла от окна и всё-таки начала одеваться.

— Тебе не обязательно присутствовать, — бросил я, затягивая завязки стёганки, — Зрелище будет не из приятных.

— Обязательно, — отрезала девушка, вытаскивая из кучи одежды нательную рубаху, — Не думай, что я слепая. Вчера стоило тебе озвучить неприятное решение, как от тебя тут же отвернулись все. Даже Вернон и Роберт, сделавшие вид, что им всё равно. А я не собираюсь оставлять тебя один на один с… этим.

— Все, кроме Бернарда, — поправил её я, отстёгивая от пояса старые ножны с кацбальгером. Пришло время опробовать подарок барона. Ох и не думал я, что это будет так, но… Коротким мечом шею перерубить намного труднее.

— Именно поэтому я вчера не стала спорить, — ответила девушка, натягивая набивные штаны, — Хоть тоже не согласна с вашим решением. Но Бернард — старый и опытный солдат. Он в таких вещах понимать должен лучше, чем остальные. Да и то, что ты прислушался к нему, тоже о многом говорит. Что же до остальных — пусть видят, что у тебя всё ещё есть поддержка.

— Спасибо, — устало улыбнулся я, цепляя к поясу новые ножны. Тяжесть от полуторного меча тут же непривычно оттянула пояс, а край его ножен тут же упёрся в бедро. К новому оружию ещё нужно было приноровиться. Зараза. Сколько я готовился к тому, чтобы взять его в руки… И ведь кто тогда мог подумать, что первая кровь, которую прольёт этот меч, будет кровью моего собственного солдата. Пускай и дезертира.

— А ещё, согласись, будет очень странно, если женский взвод будет смотреть на казнь, а его командир спрячется в тёплой постельке под одеялом. Нет уж, не бывать этому, — жёстко отрезала девушка, — Кроме того, я уже видела слишком много крови, чтобы при одном взгляде на неё падать в обморок.

— Было бы, — согласился я. Ещё раз поправил пояс и взял со стола небольшой пузырёк с красной жидкостью. Кровоцвет. Его отвар помогал справляться с болью и головокружением после сотрясения, но в последнее время я уж слишком сильно начал на него налегать. Так и до зависимости можно найти. В основе своей это всё же наркотик, хоть и условно-безопасный в таком виде.

Я невольно поморщился, представив себе горечь этого варева, а затем просто залпом опрокинул содержимое пузырька в глотку. И тут же запил чистой водой из пузатой деревянной кружки. Шумно выдохнул. И помотал головой, пытаясь отогнать на миг возникшую дурноту.

— Помогает хоть? — поинтересовалась девушка, затягивая завязки на ботфортах.

— Вроде бы да, — не вполне уверенно ответил я, — По крайней мере, сегодня я чувствую себя намного лучше. А ведь после таких травм нормальный человек с неделю может пластом пролежать.

— Тебе бы тоже не помешало, — улыбнулась Айлин, одёргивая полы своего дублета, — Хотя-бы дня три. А лучше — больше.

— Кто бы нам ещё дал эти три дня, — я мрачно ухмыльнулся и снова отхлебнул из кружки.

— Тебе опять что-то приснилось? — догадалась девушка.

В последнее время мне часто снились сны, показывавшие будущее, прошлое и настоящее. Большую часть из них я не запоминал, а то что помнил, крайне редко мог понять. Но иногда случались и особенные видения, немного приоткрывавшие закулисье этого мира. Сегодня был как раз такой случай.

— Да, — кивнул я, — Попозже тебе расскажу в подробностях. Пока просто знай, что у нас тут не так уж много времени. Не три недели. И да, наши имена уже известны тем, кому бы их знать не следовало.

— Они давно были им известны, — девушка подошла ко мне и осторожно поправила сбившийся ворот гамбезона. Немного помедлила, и не удержавшись, пригладила мои растрепавшиеся волосы. Я снова невольно улыбнулся. Встал со стула и притянул её к себе. Несколько долгих мгновений мы молча стояли, наслаждаясь, друг-другом.

— А что до времени, — девушка продолжила мысль чуть отстранившись, — Надо будет выяснить, как они узнают, где именно мы находимся и какого хрена им от нас нужно.

— Убить им нас нужно, — отрезал я, окидывая взглядом комнату. Оставляли мы после себя тут жуткий бардак — куча одежды на стуле, незаправленная кровать, какие-то безделушки, разбросанные по тумбочке. Ну да и хрен с ним, потом уберём, — Вопрос только в том, нахрена? Остаётся надеяться, что мы проживём достаточно долго, чтобы выяснить на него ответ.

— Пока нам это удавалось, — пожала плечами девушка. Ещё раз окинула меня взглядом и спросила, — Ты как, готов?

— Угу, — кивнул я, снова поправляя сползающие набок ножны. Нет, с ремнём определённо придётся что-то делать. Новую дырку в нём ковырять или пару поддерживающих петель добавить. Надо будет потом посоветоваться с Алфридом, а лучше и вовсе — завести своего «полевого» кожевенника.

— Тогда идём, — кивнула девушка, взяв меня под руку.

В коридоре второго этажа опять было пусто. Только Трухляш сидел на окне в дальнем конце коридора. Увидев нас, котяра громко мяукнул, спрыгнул на пол, лениво потянулся и, задрав хвост, потрусил в нашу сторону.

— А я-то думал, Бьянка его совсем замучила, — я хмыкнул, присел на корточки и погладил кошака по густой, всклокоченной шерсти. Он тут же заурчал и перевернулся на спину, подставляя живот. Но его я трогать уже не стал. Знал, что это была коварная ловушка. В прошлый раз в похожей ситуации засранец вцепился Вернону в руку всеми четырьмя лапами, да ещё и укусил его.

— Вроде как она теперь на детей переключилась, — заметила девушка, — А дети уже начали сживать со свету этого хвостатого. Позавчера видела, как пацан носился по лагерю с ним в обнимку. А сейчас Трухляшу удалось сбежать. Вот и прячется бедолага, где только может.

— Ну, хоть у кого-то жизнь налаживается, — улыбнулся я, — Честно говоря, думал, после тюрьмы в Деммерворте Бъянка не восстановится. Её капитально тогда поломали.

— Время лечит, — пожала плечами Айлин, — Кроме того, в тех двух сиротах она нашла родственные души. Их ведь всех перемололи жёрнова войны. Просто по-разному. Впрочем, — девушка на секунду замялась, — Она всё ещё довольно странная. Почти не говорит, других людей сторонится. Особенно мужиков. Стоит кому-нибудь из ребят зайти в комнату, как Бъянка тут же пытается сделать ноги или забивается в самый дальний угол, какой только может найти.

— Надо бы всё-таки их где-то высадить, — я встал и снова поправил сползший ремень, — Наш-то поезд мчится прямиком в ад и нам соскочить с него уже не выйдет. А вот они всё-таки заслужили право на нормальную жизнь.

— Ещё бы найти в этом проклятом мире такой уголок, где дела не успели закатиться в такие места, куда не проникает солнце, — хмыкнула девушка, немного помолчала и добавила, — Ладно. Мне надо бежать собирать своих десятниц. Встретимся уже во дворе.

Я немного постоял, давая Трухляшу потереться о мои сапоги, а затем направился вслед за девушкой. К лестнице, ведущей на первый этаж.

В общей зале висел пыльный полумрак, разгоняемый лишь несколькими тусклыми лучами хмурого утра, пробивающимися сквозь неплотно прикрытые ставни. Жировые коптилки, висевшие на стенах, уже давно отгорели, и никто не потрудился заменить в них масло. На длинном столе валялись несколько пустых мисок, пара ложек и длинный кинжал, с нанизанным на него куском хлеба. А за дальним концом стола сидели двое. Бернард и Тур. Сидели и о чём-то тихо, но яростно спорили.

Стоило последней ступеньке скрипнуть под тяжестью моего сапога, оба повернули раздражённые, но в то же время заинтересованные взгляды в мою сторону. Сержант был внешне спокоен. А вот здоровяк, судя по раскрасневшейся морде, желвакам на скулах и плотно сжатым губам был не на шутку взбешён. И это пугало. Тур, по своей природе, человек незлобивый. И чтобы его довести — нужно хорошо постараться. В последний раз я видел здоровяка настолько раздражённым после того, как он узнал, что именно тюремщики сделали с Бьянкой.

— С добрым утром, — коротко поприветствовал меня Бернард, — Мы тебя уже заждались. Весёлая ночка?

— Вроде того, — устало улыбнулся я, подсаживаясь к ним, — Пришлось отрабатывать старый должок.

— Да уж, половина замка слышала, как ты его отрабатывал, — ухмыльнулся в усы сержант. Тур тоже невольно улыбнулся.

— Сам хорош, — отмахнулся я, — Ты с корабля каждую ночь, да и почти каждый день пашешь так, что народ уже делает ставки, не стёрлась ли бедная Исгрид.

Здоровяк не выдержал и заржал в голос. Отходил он так же быстро, как и вспыхивал.

— Скорее уж я сотрусь, — хмыкнул сержант, но тут же нахмурился и спросил, — Не передумал.

Я молча покачал головой. Мысль о предстоящей казни мне не доставляла никакого удовольствия, но сейчас отступать уже было поздно. Если дам заднюю — это ещё сильнее ударит по моей репутации и дисциплине в отряде. Это работа, которую просто надо сделать. И вероятно, далеко не последняя работа такого рода. Придётся к ней привыкать.

Бернард довольно ухмыльнулся. А вот здоровяк снова помрачнел. На мгновение в воздухе повисла тяжёлая тишина, пропахшая пылью, потом и сыростью.

— Не так мы договаривались, когда создавали этот отряд, — нарушил молчание здоровяк, — Прикрывать спину и стоять за своих горой — такой был у нас девиз.

— И он никуда не делся, — я пожал плечами, а затем пододвинул к себе одну из пустых кружек и глиняный кувшин с холодной водой, — Но тогда нас было шесть человек. И за других каждый был готов идти до конца. Не было нужды в таких мерах. Сейчас же нас уже почти сотня. Появление того, кто решит разменять наши жизни на свою, было лишь вопросом времени.

— Делайте, как знаете, — мрачно процедил здоровяк, — Но без меня. Я покину отряд, как только представится удобный случай.

Я невольно улыбнулся. Немного забавно было слушать этот «шантаж», после того, что я только что обсуждал с Айлин. Здоровяку давно уже было не место в отряде. С тех самых пор, как он и Бьянка приютили сирот войны. Да и, признаться честно, мне тоже будет гораздо спокойнее от осознания того факта, что он и его семья остались в безопасном месте, а не лезут вместе с нами в очередную мясорубку, которая может закончиться фатальным исходом для всех.

— Я рад, что ты всё-таки решил свернуть с этого пути, — кивнул я, приложив кружку к губам. Ледяная вода в первый миг обожгла пересохшую глотку, но затем разлилась по ней приятной прохладой, — Давно пора была разойтись. Ещё в Деммерворте, прежде чем мы влезли в заварушку с волками. Ты не набивался в воины. Бъянка — тем более. Вы оба и так уже заплатили слишком высокую цену за путешествие со мной. Не заставляйте платить её ещё и ваших детей.

Здоровяк ничего не ответил. Раздражённо хмыкнул, встал из-за стола и вышел из комнаты. Бернард же пристально посмотрел на меня.

— Однако. Вот уж не думал, что ты к этому готов, — наконец бросил он.

— К чему? К тому, что после моего решения многие от меня отвернуться? — хмыкнул я, снова наполняя кружку. Не знаю почему, но меня мучал сушняк. И при этом совершенно не мучала совесть.

— К тому, что ты будешь готов потерять тех, с кем прошёл огонь, воду и медные трубы, но кому не понравилось твоё решение, — уточнил сержант, — Далеко не каждый способен на такое.

— Далеко не каждый может командовать армией. Пускай и небольшой, — пожал плечами я, — Всем в любом случае не угодишь. Так что… Остаётся просто делать то, что должно. А там уже — будь что будет. Если потеря близких — это цена сохранения отряда, что ж, я готов её заплатить.

Бернард ничего не ответил. Лишь многозначительно хмыкнул и смерил меня долгим, изучающим взглядом, в котором отчётливо читался уважительный отблеск. Он явно рассчитывал на меньшее и был приятно удивлён моим решением.

— Даже если такой ценой однажды станет Айлин? — поинтересовался сержант с плохо скрываемой иронией в голосе.

Я мрачно ухмыльнулся. Засранец попал в самую точку. Всё ещё оставалась та цена, платить которую я был категорически не готов.

Сержант многозначительно хмыкнул и бросил, поднимаясь из-за стола:

— Я пойду собирать людей. Надеюсь, ты сегодня не облажаешься.

Я снова ничего не ответил. Залпом опрокинул в себя кружку, отёр усы, встал, поправил вновь сползшие ножны и неторопливо пошёл к выходу из казарм. У меня ещё оставалось несколько минут, чтобы привести в порядок мельтешащие мысли.

Продолжал накрапывать мелкий дождик. Его холодные капли разбивались о камни мостовой. Собирались в небольшие мутные лужицы в углублениях между ними. Стекали по черепичным крышам домов, по грубой кладке каменных стен, оставляли тёмные разводы на старых досках барака. В воздухе висел промозглый туман.

Мир плакал. Не над тем, что сейчас должно было произойти. На это ему было глубоко и искренне наплевать. У него имелись свои причины лить слёзы.

«Лобное место» располагалось совсем недалеко от главных ворот. Нет, мощёной площади с плахой там не было. Просто посреди небольшого пятачка вытоптанной земли был вкопан широкий пень, на котором и рубили шею арестанта. Застарелая кровь, которую никто не потрудился убрать, пропитала дерево, из-за чего оно сменило свой оттенок на тёмно-красный. Ни корзины под голову, ни носилок для тела никто притащить, разумеется, не потрудился.

Я остановился перед пнём и на мгновение представил, как всё будет выглядеть. Вот приводят заключённого, со связанными за спиной руками, грудью кладут его на этот пень. Так, чтобы шея торчала слегка за его край. Затем взмах клинком, удар и вот голова, отделившаяся от тела, уже шлёпается в жидкую грязь. Я вытащил из ножен меч. Взмахнул им. Раз. Другой. Третий. Оружие было тяжеловато, а сам клинок непривычно заносило. Однако такая особенность лишь облегчала мою задачу. Всё выглядело просто. Представлялось просто. Но…

Я вытянул руку перед собой и внимательно посмотрел на неё. Она мелко дрожала. Не от холода, нет. Зараза, да кого я обманываю. Я нервничал. Нервничал с самого утра, когда только проснулся. Когда цеплял на пояс новый меч. Когда ржал вместе с Туром и Бернардом над тупой шуткой. Сидел и тихо срал себе в штаны, когда строил из себя «сурового командира», готового на всё ради будущего отряда. Меня пугало — это решение. Пугал ещё один шаг на пути во тьму. Пугало то, что ещё полгода назад на месте этого пацана мог оказаться я сам. Но я не имел права показывать этот страх. Сам себя лишил вчера на совете. Отступить сейчас, показать людям, что все слова про бегство с поля боя и смерть — лишь пустой звук, означало фактический конец отряда.

Десятки начали подтягиваться на «пустырь». Первыми показались мужики, но вскоре на площади появились и первые представительницы «женского взвода». Солдаты выстраивались полукругом, распределяясь по цвету лент на предплечьях. Десятники впереди, их десятки позади в два ряда. Все молча пялились на меня. А я, положив руку на эфес клинка, смотрел в небольшой закуток, между бараками, где располагался вход в местные казематы. Пленника должны привести оттуда.

Вскоре он действительно показался. Впрочем, не только он. Целая процессия. Бернард, двое бойцов, волочивших дезертира под руки, сам приговорённый с мешком на голове и заплаканная женщина. Кажется, её звали Мериль. Прибилась к нам ещё в Дрейке, так же как и Йонтек, сбежавший вчера с поля боя. Кажется, они вообще пришли вместе. Дерьмо. Только этого мне не хватало для полного счастья.

Женщина что-то втолковывала сержанту. Что именно я не слышал. Мог различить лишь истеричные нотки в её голосе. Впрочем, и без того, нетрудно было догадаться, о чём именно шла речь.

На половине пути она попыталась повиснуть на руке сержанта. Тот остановился и грубо оттолкнул девушку, из-за чего она едва не рухнула в жидкую грязь. Что-то коротко и отрывисто рявкнул, указав пальцем в мою сторону. Мериль несколько секунд смотрела на него, покрасневшими от слёз глазами. Затем перевела взгляд на меня. И побежала к нам, прямо через весь двор, путаясь в полах своей юбки и поскальзываясь на мокрых камнях мостовой. Я стоял и молча наблюдал за этим, стискивая рукоять своего бастарда до побелевших костяшек.

Добежав до лобного места, девушка бухнулась на колени и уставилась на меня. Она тяжело дышала и не могла выдавить из себя что-то связное. С её губ, вместе со стонами и судорожными всхлипами раз за разом срывалось лишь одно слово. «Прошу».

Я ещё раз посмотрел на неё. Затем обвёл взглядом своих солдат. Во взглядах некоторых читалось удивление и недоумение. Имелась и парочка насмешливых взглядов. Мол, устроила тут представление. Но большинство явно сочувствовали ей. Эта парочка путешествовала с отрядом достаточно долго, чтобы успеть познакомиться с каждым, преломить с нами хлеб и рассказать свои истории. И вот теперь история одного из них подходила к концу. А для меня неумолимо наступал момент истины.

— Когда вы оба вступали в отряд, вам чётко и ясно озвучили правила, — мой голос звучал холодно и отчуждённо. Словно бы сейчас, это говорил другой человек. Психика ушла в защиту. Собрала осколки совести и отошла в сторону, став лишь ещё одним безмолвным наблюдателем, — Уйти можно до боя. И после боя. Но бегство с поля боя — смерть. Приговор будет приведён в исполнение.

— Прошу… — девушка, давясь слезами, поползла вперёд, — Мы… Мы уйдём… Только не…

Она почти поравнялась со мной. Наклонилась, намереваясь поцеловать перемазанный в грязи сапог. Я отступил назад. Пробежался холодным взглядом по строю солдат. Нашёл два взгляда, в которых сочувствия не было.

— Эдгар, Лейн, уберите её, — снова холодный, отстранённый голос. На лицах бойцов сначала недоумение. Затем хищный оскал. Они были со мной в тот день, в той битве. И именно их тогда предал Йонтек. Бросил оружие и побежал, пытаясь выкупить за счёт их жизней свою собственную. Потому у них и не было сочувствия. Ни к нему, ни к его бабе.

— Есть, товарищ командир, — сказали они почти одновременно.

Шагнули вперёд, схватили девушку под руки и попытались оттащить в сторону. Та, несколько мгновений висела, словно тряпичная кукла, у которой оборвали все нитки. А затем издала громкий, полный боли и отчаянья вопль. Дёрнулась раз. Другой. Третий. Наклонилась вперёд и клацнула зубами. Теперь уже вскрикнул Лейн. От боли и неожиданности.

— Цапнула меня, сука! — сплюнул он, внимательно осмотрев свою руку. На ладони красовался след от зубов, из которого уже начинала сочиться кровь.

Эдгар среагировал, прежде чем Мериль успела что-то ещё предпринять. Одной рукой вцепился ей в волосы у самой шеи, а второй — завёл ей предплечье за спину и заломал его, вынудив девушку завыть от боли. Лейн натянул перчатку на покалеченную руку. Размахнулся и со всей силы ударил Мериль в живот, заставив ту согнуться пополам и застонать.

Пленник услышал это. Дёрнулся. Попытался вырваться из хватки конвоиров, но тут же сам получил в живот и по шее. К нему снисхождения никто не испытывал.

— Отставить, — рявкнул я, шагнув вперёд, — Эдгар, Лейн. Я вам сказал увести её, а не бить. Так выполняйте приказ. Заприте её в одной из комнат на втором этаже и проследите, чтобы при ней не осталось ничего острого. Сейчас она может наделать глупостей. И если ещё хоть волос с её головы упадёт, лично передо мной будете отвечать! Поняли?

Солдаты мрачно кивнули, снова подхватили девушку под руки и поволокли её в сторону бараков. Она больше не дёргалась. Лишь глухо стонала и периодически мотала головой, пытаясь прийти в себя. Удар Лейна всё-таки выбил из неё дух.

К нам подвели пленника. Один из конвоиров сорвал с его головы мешок, обнажив худощавое, покрытое кровавыми подтёками лицо. Парня били. Били без моего приказа. И с этим тоже предстояло разобраться. Но уже после.

— Прошу, — его губы едва шевелились — их покрывала растрескавшаяся корка запёкшейся крови, — Я… Понимаю, что вас подвёл. Всех подвёл. Я думал, что воин. Что готов сражаться. Но оказалось, что нет. Мы… — его голос заметно дрогнул. Испуганный, умоляющий взгляд вцепился в меня словно клещ, — Мы просто уйдём. Оставим всё. Жалованье. Имущество. Как… — парень на мгновение замялся, пытаясь вспомнить нужное слово. Похоже, он заранее готовил свою речь. Или кто-то из тюремщиков ему в этом помогал, — Возмещение за проступок. Всё оставим что есть. Там достаточно… Этого должно хватить… — он начал нервно всхлипывать и давиться словами. Я стоял неподвижно, сверля его холодным, ничего не выражающим взглядом. Эмоций не было. Они остались где-то там… В далёком прошлом. На их место пришла холодная решимость, прокручивавшая у меня в голове одну-единственную фразу: «Дело надо закончить».

Я посмотрел на конвоиров и молча кивнул им на плаху. Те поняли меня без лишних слов. Подволокли парня и уложили его грудью на пень. Для верности один из бойцов придавил ему спину подошвой своего сапога. Чтобы приговорённый не дёргался и не пытался сорвать процесс.

Я вытащил из ножен меч. Ещё раз обвёл взглядом своих бойцов. И повернулся к пленнику.

— Йонтек из Валенхайма. Мы приняли тебя в отряд. Мы дали тебе кровь и делили с тобой хлеб. Мы прикрыли твою спину, когда законники девяти башен начали тобой интересоваться. Ты же ответил нам предательством. Бросил своих братьев умирать на поле боя. Позорно сбежал, надеясь сохранить свою шкуру. Ты просил о пощаде. Просил отпустить тебя. Но мы не прощаем предателей. Я, сир Генри Отважный, выношу тебе смертный приговор.

Пленник заскулил от страха. Дёрнулся. Раз. Другой. Третий. Попытался упасть с плахи и откатиться в сторону. Но парни держали крепко.

Я отошёл назад. Поднял над головой меч, схватившись за рукоять обеими руками. На несколько секунд задержался, затем выдохнул и рванул лезвие вниз. Брызнула кровь. Послышался хруст разрываемой плоти. Лезвие бастарда вошло в шею на треть, застряв в позвонке. Пленник заорал от боли и страха.

Я рванул меч вверх. На мгновение замер, пытаясь унять дрожь в руках и прицелиться поточнее. Затем ударил снова. Послышался хруст ломаемых позвонков. Крик сменился невнятным горловым бульканьем. В грязную лужу перед плахой заструилась вязкая, тёмно-алая кровь.

Снова вверх. Выдох. Удар. Сталь с хрустом разорвала остатки плоти. Отрубленная голова ударилась об пень, повиснув на лоскуте кожи. Из перерубленной шеи толчками выплёскивалась дымящаяся на холоде кровь. Дело было сделано.

Я шумно выдохнул. Сунул окровавленный клинок в ножны. Несколько секунд помедлил, а затем со всей силы ударил уже мёртвого пленника подошвой сапога в висок. Послышался влажный треск разрываемой кожи. Голова мотнулась в сторону, отделилась от тела и шлёпнулась в лужу крови, перемешавшуюся с грязью. Безвольно обмякшее тело так и осталось лежать грудью на плахе.

Я повернулся к своему отряду. Поймал на себе разочарованный взгляд Тура. Испуганный — Роберта. Взволнованный — Айлин. И одобрительный от Бернарда. Мрачно ухмыльнулся и нарушил, разлившееся в воздухе молчание.

— Я надеюсь, что мне никогда не придётся делать этого вновь, — голос всё ещё был холодный и отчуждённый, но слова давались уже легко. Не застревали липкими комками в глотке, не путались в голове. На смену копившемуся напряжению пришли отнюдь не муки совести. Пришло облегчение. Такое резкое и внезапное, что у меня чуть колени не задрожали от неожиданности.

— Вас никто не держит в отряде против вашей воли. Вы можете покинуть его до боя, если вам не нравятся наши порядки. Вы можете покинуть его после битвы, если сочтёте, что командиры бездарно распорядились вашими жизнями. Но любой, кто попытается сбежать с поля боя, станет для нас предателем и сам подпишет свой смертный приговор. Сегодня вы в этом наглядно убедились.

Отряд ответил угрюмым молчанием. Некоторые бойцы смотрели на меня со страхом во взгляде. Другие — с осуждением. Но на лицах большинства теперь отчётливо читались скука и безразличие. Бернард старался не набирать в отряд желторотиков. Большинство было привычно к крови. И всё, произошедшее сейчас здесь, было для них лишь небольшим спектаклем, для кого-то, возможно, расставившим все точки над «и». Но теперь спектакль был окончен. И они не понимали, почему их не отпускают по своим делам.

— Брандон, бери свою десятку и пару телег. Ваша задача — нарубить дров для погребальных костров. Парней надо достойно похоронить. В лес сильно не углубляйтесь. Рубите так, чтоб вас было видно с крепостной стены. А и да… — я бросил короткий взгляд на обезглавленный труп, — Эту падаль тоже с собой заберите. Вывалите где-нибудь там в канаву. Он не заслужил нормальные похороны.

— Так точно, — кивнул десятник и махнул рукой своим людям.

— Одрин, твоя десятка посменно стережёт Мериль. Только осторожно, она сейчас не в себе и может наделать глупостей. Как себе, так и вам. Не забудьте её покормить и помните, что она не пленница, потому бить я её запрещаю. Но не выпускайте её до моего распоряжения.

— Слушаюсь! — ответил десятник.

— Остальные свои задачи уже знают. До вечера можете быть свободны.

Бойцы начали понемногу расходиться. Двое схватили под руки обезглавленное тело и поволокли его к телегам. Один забрал голову. Пурпурная десятка с арбалетами наперевес и туго набитыми колчанами болтов направилась к одной из надвратных башен. Ребята хотели поучаствовать в местном «соревновании». Быть может, им даже удастся выиграть жбан пива. Остальные потопали либо в сторону кухни, либо обратно в казармы. Есть, бездельничать, резаться в кости или «превосходство» и ждать момента, когда Бернард вновь пинками и матюгами погонит их всех на плац.

— Ты как? — ко мне подошла Айлин и осторожно тронула меня за плечо.

— Пойдём сядем, — устало улыбнулся я, — В ногах правды нет.

Мы неторопливо дошли до старой, потёртой не одной сотней задниц завалинки возле барака и уселись на неё. Я достал из поясной сумки кусок грубой мешковины, вытащил меч и принялся протирать перепачканное в крови лезвие. Да уж, глупость, конечно, сделал, сунув его в таком виде в ножны. Теперь и их придётся очищать. Ну да и хрен с ним. Времени у нас полно, так что будет хоть чем заняться.

— Ну так…

— Нормально, — я равнодушно пожал плечами, — Знаешь, это… оказалось проще, чем казалось поначалу. Я больше сам себя накрутил.

— Не жалеешь? — в голосе девушки всё ещё звучали тревожные нотки. Похоже, она думала, что у меня внутри сейчас идёт какая-то моральная борьба. Но её не было. Осталось лишь чувство облегчения и освобождения. Этот долг упал с моих плеч.

— Нет, — я невольно хмыкнул, перевернул меч и принялся протирать другую его сторону, — Что сделано, то сделано. Голову обратно ему уже не приставишь. Проблема дисциплины тоже решилась. По крайней мере, на время. Так что и жалеть тут не о чем.

— А что будет с Мериль?

— Зависит от неё самой. Ни я, ни отряд против неё ничего не имеем, — я отложил очищенный меч в сторону и внимательно посмотрел на ножны. На кромке их металлического обруча остались следы крови. На коже внутри — вероятно, тоже. Оставлять всё как есть — не годится. Металл клинка может начать ржаветь. Блин, чем бы таким туда подлезть-то, чтоб вычистить эту пакость…

Я отложил в сторону ножны и опёрся спиной на мокрую стену барака.

— Если она захочет остаться в отряде после случившегося — то её право. Правда, я попрошу нескольких ребят за ней последить какое-то время, чтобы не натворила глупостей. И к готовке, пожалуй, пока не допущу. Если решит уйти… Что ж, выплатим ей выходное пособие, компенсацию за убитого любовничка и высадим в каком-нибудь селе поспокойнее.

— Не знаю, — в голосе Айлин появились нотки сомнения, — Как по мне, так лучше бы её отпустить на все четыре стороны. По крайней мере, я бы на её месте точно не успокоилась бы, пока не добралась до тебя. В лоб бы не полезла, конечно. Но выждала нужный момент и…

Она оборвала мысль на полуслове и молча уставилась в сторону донжона крепости. Я проследил за её взглядом.

От ворот главной башни в нашу сторону, прихрамывая, ковылял «Пенёк». Он был одет в свои, помятые и потерявшие былой блеск доспехи. Одной рукой он сжимал край своего бацинета, второй придерживал рукоятку меча. Рыцарь был зол. Это отчётливо читалось по его раскрасневшемуся от бешенства лицу. Можно было предположить, что он повздорил с генералом, вот только смотрел он прямо на меня.

Да ну ёб твою мать. Только этого клоуна мне сейчас и не хватало для полного счастья.