Янтарь и Лазурит

Глава 8

С колокольчиком в руке Янтарь встречает каса-обакэ

Кохаку удобно расположилась на напольных подушках в подвале лавки свитков и чернил. Они с Джинхёном понимали друг друга с полуслова, а порой не надо было издавать ни звука, а один уже догадывался, о чём думал другой.

Целую неделю с ночи полнолуния Кохаку не видела Рури и даже не знала, вернулся он в Цзяожи или остался в Сонгусыле. Всё-таки Нам Сокчона перевезли на остров-тюрьму Нагёпто, поэтому Рури теперь незачем оставаться, он всё равно собирался вернуться домой к своим монахам, однако Джинхён уверял, что тот остался. Эти дни Кохаку по большей части провела в библиотеке, изучая историю Хунсюя, однако о нём осталось лишь незначительное количество свитков, либо же те были сложены в запретной части библиотеки с самыми ветхими документами, к которым не подпускали почти никого. Она также проглядывала свитки в поиске любых упоминаний Чигусы, однако не обнаружила ни одного.

Устав от безрезультатных поисков, Кохаку позвала свою служанку Хеджин и вместе с ней покинула дворец и отправилась прогуляться по Сонбаку; ноги сами принесли её в лавку свитков и чернил. После первого же взгляда Джинхён некоторое время развлекал её, пока его младший брат Джинги не накричал и не отправил старшего работать. Вместо них Кохаку пыталась представить повзрослевших Рури и Тенрана: какими бы стали братья-драконы, если бы не трагедия на Чигусе? Остались бы озорными юношами или превратились бы в серьёзных особ? Джинхён предложил Кохаку занять подвал и принёс ей свои новые нарисованные истории, а Хеджин послал за чаем и печеньем для принцессы. В обычное время служанка не оставляла свою госпожу, но видела, как та была расстроена — а Кохаку ходила с кислой миной целыми днями, — поэтому сразу поддержала его идею.

Джинхён рисовал эротические истории и в последнее время использовал в них различных существ со звериными ушами и хвостами, часто у него мелькали драконы, а в истории, которую он показывал последней, дракон и вовсе стал главным героем. Если раньше Кохаку совершенно спокойно воспринимала сцены со сношением, даже поощряла их и помогала придумывать, то теперь, разглядывая мужчину с драконьим хвостом, она неосознанно видела в нём Рури. Невольно вспоминала ночь полнолуния, их первый поцелуй.

В один момент она не выдержала, хлопнула рукой по низенькому столу и откинулась на спину. Джинги давно не убирался в подвале, так как Джинхён постоянно здесь рисовал, поэтому весь пол был замусорен как неудачными рисунками, так и засыпан пылью.

— Как же надоело!

Слишком поздно она заметила, что коса вляпалась в чернила, но не придала этому значения. Внешний вид волновал её в последнюю очередь.

— Рури, я ненавижу тебя! — выкрикнула Кохаку в порыве чувств и накрыла лицо рукой.

Должно быть, Джинхён услышал её и спустился в подвал со словами:

— Нуним, ну ты чего?

Кохаку промычала что-то неразборчивое, а её друг присел перед ней на корточки и крикнул:

— Возьми себя в руки, тряпка!

— Джинхён-а, не помогает, — захныкала она и перевернулась на бок.

— Хеджин принесла сладости, тебе сюда их спустить, или поднимешься к нам?

— Ничего не хочу-у.

— Понял, несу.

В следующее мгновение он уже оказался наверху, откуда до Кохаку донёсся голос Хеджин. Служанка не собиралась отдавать Джинхёну сладости, а хотела лично преподнести их своей госпоже, в то время как хозяин лавки не горел желанием, чтобы посторонние заходили в подвал и видели истории, над которыми он работал.

Настойчивая Хеджин всё-таки одержала верх и вскоре спустилась в подвал с целой коробкой печенья, аккуратно завёрнутой в ткань. Если Кохаку подвал не смущал ни капли, то её служанка в ужасе озиралась по сторонам.

— Сколько лет здесь не убирались?!

— Неделю? Может, две?

Следом спустился Джинхён с подносом в руках, но споткнулся и чуть не уронил чай.

— Видите, молодой господин, этому месту требуется срочная уборка! — решительно заявила Хеджин.

Она подошла к столику, возле которого лежала Кохаку, осторожно отодвинула на край изрисованные бумаги. Кохаку даже приподнялась, пристально наблюдая за реакцией своей служанки: обратит ли та внимание на изображённое или переложит не глядя.

— К-какой ужас! Молодой господин, что это такое, как вы могли привести сюда принцессу? — Та с осуждением взглянула на Джинхёна, а зачем перевела шокированный взгляд на свою госпожу. — Принцесса Юнха, как вы можете общаться с таким человеком?

Кохаку улыбнулась. Хеджин не догадывалась, что её госпожа тоже участвовала в создании этих историй.

Сердито осматривая рисунки, она развязала ткань и сняла крышку, оставила коробку со сладостями на столе. Кохаку уже ровно уселась на напольной подушке, как и подобало принцессе, и успела утащить одно медовое печенье в форме цветка. Не успев проглотить, она также отправила в рот второе и подавилась.

— Принцесса!

Пока Хеджин постукивала её по спине, Джинхён убрал со стола свои рисунки и поставил поднос с чаем. Кохаку взяла пиалу в руки и, не дуя, запила. К счастью, чай успел подостыть, пока служанка ходила по Сонбаку, поэтому принцесса не обожглась.

— Нуним, никто не отнимает у тебя печенье, ешь медленнее, — усмехнулся Джинхён, когда она наконец-то перестала кашлять.

Его рот говорил одно, а пальцы тянулись к желанной сладости. Кохаку хитро прищурилась.

— Хочешь сказать, ты сейчас не пытаешься украсть моё печенье?

— Вовсе нет, я разделяю с нуной трапезу.

— Но так все могут оправдываться! Что разделяют трапезу со мной.

Кохаку не злилась по-настоящему — наоборот, она смеялась и тоже грызла печенье.

— Хеджин-а, угощайся.

— Спасибо, принцесса, я не голодна.

Только съев половину содержимого коробки, она наконец-то смогла отвлечься от мыслей о Рури и подумать о более серьёзном.

— Джинхён-а, ты что-нибудь слышал об аккымах?

— О чём?

По интонации Кохаку догадалась, что её друг не был знаком с этим словом, как прежде и она сама. Расстроенный вздох непроизвольно сорвался с её губ.

— Что ты знаешь об истории Хунсюя?

— Не очень много, — он с сожалением посмотрел на неё, не в силах помочь. — Об этом не любят рассказывать.

— А о Чончо*?

* Так называли Чигусу в Сонгусыле.

— Просто не рассказывают.

Джинхён виновато улыбнулся, а Кохаку вновь вздохнула и откинулась назад, но шустрая Хеджин успела подложить под неё ещё одну подушку, поэтому улеглась она не пол, а на грубоватую ткань. Поскольку Джинги, младший брат Джинхёна, не пользовался подвалом, изначально здесь имелась только одна подушка, но так как принцесса стала часто к ним заходить, они вскоре приобрели вторую.

Несмотря на отсутствие полезной информации, после сладостей Кохаку повеселела. Она устала валяться на полу, поэтому встала и поднялась в лавку, где сразу заметила Джинги. Покупателей пока не было, поэтому она незамедлительно подошла к юноше.

— Джинги-я! Что ты знаешь об аккымах, Хунсюе и Чончо?

Не подумав, она сразу вылила на него все волнующие вопросы. Почти все.

Капельки пота выступили на его лбу, и повязка мангон едва не съехала. Если Джинхён уже много лет дружил с принцессой и общался с ней фамильярно, то Джинги всегда держался отстранённо. Первое время он даже боялся разговаривать с покупателями и научился этому спустя несколько лет.

— Ничего? — ответил он очень тихо и с вопросительной интонацией.

Не то чтобы Кохаку ожидала, что ей преподнесут блюдечко со всеми знаниями, но было бы неплохо. Более того, в Сонгусыле не принято обсуждать эти темы.

— А свитков с их историей нет?

Надежда умирала последней.

Джинги отошёл к полкам с аккуратно сложенными свитками и принялся перебирать их.

— Мне кажется, что-то попадалось про Хунсюй, — задумчиво произнёс он, — но почему принцесса не поищет в королевской библиотеке?

— Я там ничего не нашла.

Она поймала на себе взгляд, в котором читалось явное «а у нас как будто найдёшь», и показала Джинги язык, чем только смутила его.

Пока они говорили, из подвала успели подняться Джинхён и Хеджин, только почему-то эти двое сердились друг на друга. Служанка держала в руках коробку с остатками печенья, завёрнутую в ткань и связанную узелком, а на лице Джинхёна остались крошки. Кохаку подумала, что он попытался съесть её запасы, за что Хеджин отругала его, и не смогла сдержать улыбку.

— Принцесса, здесь упоминается Хунсюй, но лишь раз.

Джинги передал Кохаку свиток. Она присела на свободное место на прилавке и развернула документ.

«Возжелали хунсюйцы захватить близлежащий Цзяожи и начали бесчинствовать на той земле. Встал генерал Сонгусыля на их защиту, сразил предводителя, и пал Хунсюй от его руки».

Это всё, что Кохаку смогла из него узнать. В остальной части рассказывалось о том, какой Сонгусыль могущественный и как заботится о своих соседях. Свиток не выглядел ветхим и потрёпанным, а значит, не так уж и давно был списан с более старого.

Она вздохнула. Точно такой же текст она успела прочитать и в свитках королевской библиотеки. Нигде не рассказывалось об аккымах, а Чигусу как будто специально стёрли из истории. Были бы здесь Рури или Ю Сынвон — хоть кто-нибудь, кто мог бы по-настоящему понять её…

— Джинхён-а… — был один вопрос, который волновал её так же сильно, как и остальные проблемы с аккымами. — Ты не знаешь, он вернулся в Цзяожи?

Она не сомневалась, что Джинхён поймёт — просто не о ком ей было спрашивать ещё.

— Кого нуним имеет в виду? — Её друг хитро прищурился и улыбнулся. Конечно, он обо всём догадался и теперь издевался, поэтому Кохаку подошла и несколько раз хлопнула его по плечу. — Ай-яй, не бей меня, не уехал твой монах никуда.

— Точно? — Камень упал с души, но с облегчением она выдыхать не спешила. — Ты уверен? Кто тебе сказал?

— Он заходил. — Улыбка Джинхёна стала ещё шире. — Спрашивал о колокольчиках.

Кохаку непонимающе смотрела на друга, в то время как Джинги закатил глаза и ушёл работать. Зато Хеджин недовольно смотрела на Джинхёна, как будто и сама подумывала как следует ударить его, чтобы всё рассказал её госпоже.

— Колокольчиках?

— Фурин, — ответил он и кивнул на тот самый, который висел возле её головы. Они сделали его похожим на те, что по воспоминаниям Кохаку висели у домов в Чигусе — о чём она, правда, не упоминала.

На прикреплённом листе она изобразила тёмно-коричневую лису и синего дракона. Несколько лет назад, пусть небрежно, неумело, дрожащими руками, но ещё до встречи с Рури она нарисовала себя и его — такими, какими помнила с детства. Драконы бывали совершенно разных цветов, но неосознанно она изобразила именно Рури.

К щекам прилил жар. Первым порывом было сорвать фурин и спрятать его как можно дальше, Кохаку вскочила, вытянула руку, чтобы схватить его, но вовремя остановилась. Что она делала? Этот фурин уже много лет здесь висел.

Джинхён, казалось, не ожидал её реакции, поэтому сразу выложил всё:

— Твой монах спрашивал, как делаются эти колокольчики и что тебе нравится, нуним.

Она покраснела ещё больше.

— И что ты ответил?!

— Сладости, конечно, как будто нуним любит что-то ещё, — хихикнул он, а у Кохаку едва пар из ушей не пошёл.

— Джинхён!

Она ринулась в его сторону и замахнулась кулаком, а друг успел юркнуть за один из шкафов.

— Не сбежишь!

Покупателей всё равно не было, поэтому Кохаку носилась за хозяином лавки, не боясь кого-то спугнуть и сбить с ног. Хеджин наблюдала за ними со стороны и смеялась, но всё-таки решила уточнить:

— Принцесса, вам помочь?

— Нет, я задушу его собственными руками!

— Я подержу, пока вы душите, — улыбнулась она и уже поставила коробку с печеньем на прилавок, как Джинги поспешил вмешаться.

— Немедленно прекратите, пока не разнесли тут всё! — он не кричал, но говорил строго и сердито.

Джинги только достиг своего совершеннолетия и являлся младшим из присутствовавших, однако поведением казался самым старшим из них.

Джинхён послушно остановился, а Кохаку, не ожидав этого, со всей силы врезалась в его спину, размахивая кулаками. Её друг не удержался от такого напора, не устоял на ногах и упал на пол, задев целую бамбуковую корзину с пустыми свитками и утащив принцессу за собой. Свитки покатились по полу и чуть не угодили в соседнюю, но оказались слишком лёгкими, чтобы повалить её.

— Прекратите! — на этот раз Джинги повысил свой голос.

Кохаку приоткрыла глаза, молча слезла с Джинхёна, на которого упала, отряхнулась и виновато осмотрела устроенный ими беспорядок. Не говоря ни слова, она наклонилась и подняла высокую корзину, потянулась за свитками.

Она редко задумывалась о последствиях своих действий. Совершала что-то глупое или говорила нехорошее, а потом осмысляла это. Даже её баловство, пустяковые ошибки в итоге могли плохо сказаться на окружающих, и она об этом знала — всё прекрасно понимала, но не могла изменить свою натуру.

В особенности сейчас, когда все её мысли занимал либо Рури, либо Чигуса с Хунсюем и аккымами.

— Принцесса, мы с хёном уберёмся, — поспешил вмешаться Джинги и бросился подбирать свитки.

— Я помогу. — Хеджин тоже присоединилась к ним.

Джинхён вздохнул и улыбнулся, поднялся на ноги, но не успел ухватить хотя бы один свиток, как остальные уже аккуратно сложили их.

Кохаку всё продолжала думать о Рури и фурине. Неужели он что-то вспомнил из детства? А может, захотел сделать подарок для неё? Раз узнавал о нравящихся ей вещах. Нет, такой вариант менее реальный… или всё же?

Ей захотелось закрыть лицо руками и закричать на всю округу, но она заставила себя сдержаться. Зато вопрос сам сорвался с её губ:

— Джинхён-а, а зачем Рури узнавал про фурин?

Она ещё больше покраснела, но отвернулась, чтобы ни с кем не пересекаться взглядом.

— Может, хотел изготовить для принцессы? — посмеиваясь, предположил Джинхён, а Кохаку вновь ощутила порыв придушить его, но вместо этого злобно выдохнула.

— Пойдём, Хеджин.

Она демонстративно сердито двинулась к выходу, как в спину услышала:

— Нуним, я же знаю, что ты не будешь долго злиться!

Он искренне и добродушно смеялся. И был прав — Кохаку и сейчас злилась не на него, а на себя, свои мысли и немного на Рури.

Хеджин выбежала за своей госпожой, не забыв забрать коробку с печеньем. Улицы по-прежнему были украшены разноцветными бумажными фонариками, которые развешивали к празднику урожая, у некоторых на дверях даже висели колоски, у других их давно сдуло ветром. За последние два дня на улице резко похолодало, но Кохаку всё равно продолжала расхаживать в летней одежде — не так уж она и мёрзла.

Не успела сделать и пары шагов от лавки, как нога за что-то зацепилась. Послышался треск.

— Принцесса! — испуганно воскликнула Хеджин.

Кохаку удержалась и уже хотела ругаться, что накидали тут непонятно чего, как заметила красную верёвочку. Она присела и приподняла с земли колокольчик с изображённой на стекле чёрной лисой, такая же была нарисована на прикреплённом листе, но вместе с ней, свернувшись в калачик, лежала белая, а возле неё стоял гохэй.

Также красным цветом мелко было написано: «Благосклонность луны даёт нам силу».

В самом низу она заметила маленький листик, форму которого Кохаку не забыла бы никогда в жизни. Гинкго — сердце Чигусы.

Однажды, когда ей было года три, а Рури и его брат Тенран только научились ходить, Кохаку хвасталась, какая она высокая, подпрыгнула и сорвала один такой листочек с дерева. Как же в тот день ругался золотой дракон, верный хранитель верховной лисы, — чуть не оторвал головы всем троим и строго-настрого запретил приближаться к этому священному месту. Листья разрешалось подбирать исключительно с земли, и Кохаку с остальными об этом знала, но дети были детьми.

Неужели Рури сделал для неё этот фурин?! Кохаку бережно отряхнула его, избавляясь от пыли и грязи. Аккуратно провела пальцами по трещине на стекле, которое хоть и не раскололось совсем, но прошлось наискосок от уха до низа живота чёрного лиса. С любовью прижала его к своей груди и погладила стеклянную поверхность, бумагу, представляя, как Рури создавал его, как вырисовывал лис и гохэй. Выплавить стеклянный в Сонгусыле было гораздо сложнее, чем металлический — на Чигусе этим обычно занимались лисы, в совершенстве владеющие огнём.

От мыслей на душе сразу стало тепло, Рури даже запомнил произнесённые ей слова о луне и каким-то образом вспомнил гинкго! Но одновременно с этим в голове Кохаку всплыл их поцелуй, и в который раз за сегодняшний день она покраснела.

Хеджин ничего не спрашивала, а с загадочной улыбкой помогла своей госпоже подняться. Кохаку спрятала фурин в розоватый чогори цвета нежного рассвета, осторожно разгладила ткань рукой, переживая, что тот вывалится.

Они вернулись во дворец к обеду. Поначалу Кохаку была уверена, что наелась печенья и теперь не голодна, но чем ближе подходила к своим покоям, тем громче начинало урчать в животе.

— Хеджин, принеси мне поесть, — попросила она, предпочитая есть у себя, чем в королевской столовой. Кохаку не любила общаться с другими принцами и принцессами, одни были высокомерными, другие — чересчур податливыми.

Она не хотела кем-либо управлять и даже со своими слугами общалась больше как с друзьями, но также не терпела плохого отношения к себе: если кто-то пытался подставить её или нагрубить, она могла загрызть обидчика. И не позволяла обижать не только себя саму, но и своих слуг, а также вступалась за застенчивых «братьев и сестёр».

Сейчас её голову занимали совершенно другие вещи, она была не готова тратить время на посторонние пустяки.

Хеджин поклонилась и отправилась в сторону кухни, а Кохаку свернула в другой коридор, ведущий в крыло принцесс. Не успела она среагировать и поднять голову, как со всей силы врезалась в юношу в тёмно-синем халате. Рури! Что он здесь забыл?!

Кохаку взглянула в манящие лазурные очи, напоминающие ей о море, окружавшем Чигусу, о небе над её родным домом, как перед глазами мелькнула ночь полнолуния, и она вмиг покраснела, сжала губы в тонкую полосочку и опустила голову. Целую неделю не видела его.

— Как ты оказался во дворце?

К счастью, голос от неожиданности она не теряла. За спиной Рури выглянул евнух Квон, который немедленно кинулся к Кохаку с жалобами.

— Принцесса, я думал, вы снова сбежали! — захныкал он, но даже не дал ей возможности слово вставить; с другой стороны, оправдываться она всё равно не собиралась. — Пока вы отсутствовали, у нас тут нечисть поселилась!

— Это какая? — уточнила Кохаку, глядя Рури на грудь и не решаясь поднять взгляд выше.

Раз так, то логично, что её друга-монаха пригласили во дворец, всё-таки он занимался именно ловлей нечисти, чем зарабатывал на жизнь.

— Принцесса Сонён выбежала из своих покоев с криками, что за ней кто-то следит.

Евнух Квон так серьёзно это говорил, что Кохаку чуть не умерла со смеху. Принцесса Сонён, старшая дочь наложницы Хон, была одной из её самых противных «сестёр»; она обладала высоким авторитетом и постоянно издевалась над младшими, даже над своей родной сестрой Наюн, за которую в последний раз вступился наследный принц ван Тэ. Только из-за него Сонён пришлось охладить свой пыл и отложить нападки, но никто не сомневался, что продлится это недолго.

— Так ей и надо, — хихикнула Кохаку, по-прежнему смущаясь смотреть на Рури, но хотя бы повеселела и отвлеклась.

— Но оказалось, что эта нечисть уже три дня беспокоит принцессу Наюн…

Кохаку вздохнула. Двенадцатилетняя Наюн ужасно боялась, что остальные принцессы во главе с её старшей родной сестрой будут издеваться над ней, поэтому — понятное дело — никому ни о чём не рассказала. Но раз даже Сонён перепугалась — а этой уже было целых двадцать шесть лет, — то и она сама наконец-то могла пожаловаться. Кохаку не понимала, почему король до сих пор не выдал Сонён замуж. Ни её, ни кого-либо ещё из остальных принцесс, словно всё ждал подходящих кандидатов в зятья для заключения союза с целью расширения власти и территорий, но так никого и не нашёл.

Сама Кохаку, конечно, в женихах не нуждалась, поэтому удивилась словам генерала Ю. Если уж кому и пора замуж, так это старшей Сонён, у которой подходящий возраст давно прошёл.

— Да что за нечисть, как называется? — попыталась выяснить Кохаку, всё-таки слова евнуха Квона не дали никаких нормальных объяснений.

— Пытаемся узнать, принцесса, — с важным видом ответил он.

Рури выглядел ещё более молчаливым, чем обычно, даже не издавал уже привычное «м».

Кохаку приподняла голову и решила заглянуть ему в глаза, но и Рури отводил взор в сторону и смотрел в стену.

— И что успели узнать?

Евнух Квон обвёл их обоих взглядом, искренне не понимая, что случилось между этими двумя. Поскольку Рури продолжал хранить гордое молчание, ему, не разбирающемуся в нечисти, пришлось отвечать самому:

— Что… это существо следит за принцессами?

— И всё? — усмехнулась Кохаку. — Не нападает, не угрожает их жизни?

— Принцесса Юнха, неужели вы бы не испугались, если бы обнаружили нечисть в вашей одежде?

Несколько дней с ней успел прожить мышонок Джик, который то спал в её чогори, то прятался в простынях, даже в соккот* не стеснялся залезать. Она не видела его с тех пор, как Нам Сокчона отправили на остров Нагёпто, но не удивилась бы, если бы он скрывался где-то в её покоях. А может, жил у Рури или кого-то ещё.

* Соккот (кор. 속곳) — общее название нижнего белья.

— Евнух Квон, ты меня недооцениваешь.

— И правда, наша принцесса Юнха ничего не боится…

Нельзя было сказать, что она не имела страхов, но нечисть её точно не пугала, Кохаку предпочитала сталкиваться с опасностью лицом к лицу.

— Пойдём искать вашу нечисть.

Позабыв о голоде, она развернулась в противоположную сторону, готовая идти на поиски приключений.

— Мы уже осмотрели покои принцессы Сонён и собирались идти к принцессе Наюн, — сообщил евнух Квон, пока Рури продолжал хранить молчание.

Дверь, ведущая в покои принцессы Наюн, находилась в самом начале крыла, так как всех старались селить по возрасту. Чем принцесса была старше, тем дальше по коридору находились её покои; то же самое происходило с принцами, но они жили в крыле в противоположной части дворца. Для наложниц же выделялись отдельные собственные домики, расположенные на территории дворца.

По коридору были расставлены как цветы, так и просто декоративные вазы без них, а также статуэтки. Когда Кохаку только начинала жить во дворце, она много носилась по нему и несколько предметов всё-таки разбила, за что её, естественно, наказали.

Евнух Квон остановился у дверей в покои принцессы Наюн и постучался; почти сразу вышла служанка и вежливо поклонилась.

— Доложи принцессе, что монах Шуаньму и принцесса Юнха пришли осмотреть покои в поисках нечисти.

Держа руки перед собой, служанка кивнула головой и удалилась, но быстро вернулась и с добродушной улыбкой пригласила всех войти.

Комната принцессы Наюн ничем не отличалась от покоев Кохаку: такая же кровать с длинной подушкой, такой же низкий стол с другой подушкой для занятий и ещё один повыше с украшениями и косметикой, а также красиво расписанная ширма — хотя бы здесь у каждой принцессы был изображён разный рисунок, а не один и тот же. Кроме того, принцесса Наюн училась играть на каягыме*, который располагался на ещё одном специально вырезанном для него столике, в то время как Кохаку отказывалась притрагиваться к какому-либо инструменту. Она прекрасно помнила, как на Чигусе лисы и драконы играли на сямисэнах**, сякухати*** и кото**** — помнила и не хотела браться за какой-то другой. Пусть каягым и выглядел похожим на кото, она просто не могла изменить традициям своей родины, как учителя ни пытались заставить её.

* Каягым (кор. 가야금) — многострунный щипковый музыкальный инструмент (цитра), наиболее популярен 12-струнный.

** Сямисэн (яп. 三味線) — трёхструнный щипковый музыкальный инструмент (лютня).

*** Сякухати (яп. 尺八) — продольная бамбуковая флейта.

**** Кото (яп. 箏) — японский щипковый музыкальный инструмент (цитра).

В один из тёплых летних вечеров она застала верховную лису, сидевшую у корней гигантского дерева гинкго. Опавшие золотистые листики изящной формы украшали тропинку и растущую вокруг низкую траву. Маленькая Кохаку не хотела ложиться спать, поэтому сбежала из дома и загуляла в лесу, но её внимание привлекла чарующая музыка. Когда Кохаку подкралась близко к источнику, то с восхищением застыла на месте, обнаружив, что это верховная лиса играла на кото. Вокруг неё висели белые и красные огоньки кицунэби, которые освещали длинную цитру, но находились достаточно далеко от дерева, чтобы случайно не поджечь его листья необычной формы.

Со своей прекрасной памятью Кохаку идеально помнила ту ночь, словно это произошло вчера. Она долго пряталась в кустах, наслаждаясь волшебной мелодией, но не только она обладала хорошим слухом: как оказалось, верховная лиса тоже сразу узнала о её присутствии, но подозвала маленькую лисичку к себе только после того, как закончила, и сыграла для неё настолько убаюкивающе нежную мелодию, что Кохаку свернулась у её ног и задремала.

Как только Кохаку вошла в комнату, принцесса Наюн вскочила со стула и подбежала к ней:

— Принцесса Юнха, неужели и на вас напала нечисть?

На лице девочки отразился искренний испуг.

— Нет, я пришла помочь. — Кохаку улыбнулась и потрепала принцессу Наюн по щеке. — Расскажи, что ты делала, когда появилась нечисть.

Рури молча обошёл покои, осматривая каждый угол, пока принцесса Наюн говорила:

— Я перебирала украшения и выбирала, какое бы мне надеть, как за ширмой заметила большой глаз, — она вздрогнула и обняла себя за плечи. — Это был первый раз. Вчера я играла на каягыме, но не могла избавиться от ощущения, будто за мной кто-то следит, а когда обернулась, снова заметила этот глаз. Я закричала, и он исчез.

— Просто глаз? — переспросила Кохаку и изогнула брови от удивления. — Летающий в воздухе?

— Нет… — задумчиво произнесла принцесса Наюн. — У него была красная голова, наверное… длинная и узкая.

— Больше ты его не видела?

— Я не знаю… Мне постоянно кажется, что за мной кто-то следит.

Девочка хныкала и едва сдерживала слёзы, поэтому Кохаку прижала её к своей груди и погладила по голове и спине, успокаивая. Но успела она узнать не всё, что хотела.

— А потом он оказался у принцессы Сонён?

— Я не знаю… — принцесса Наюн всё-таки расплакалась. — Принцесса Сонён закричала, что у неё кто-то сидит в одежде, и убежала из своих покоев, тогда ваш евнух позвал монаха.

— Принцесса Наюн, — вдруг подал голос Рури, внимательно осматривающий ширму, расписанную цветами, — здесь ничего не проливали?

Девочка перестала плакать и взглянула на монаха, хлюпая носом.

— Как… как вы узнали? — удивилась она и отодвинулась от Кохаку. — Там же не осталось пятен?

— Запах, — немногословно ответил Рури.

— Я разбила чайник с цветочным чаем… — виновато произнесла принцесса Наюн.

— Как и принцесса Сонён! — воскликнул евнух Квон, словно эта информация стала для него открытием. Должно быть, Рури уже задавал тот же самый вопрос сегодня, а значит, подозревал, за кем они охотятся.

Кохаку была знакома лишь с небольшим количеством нечисти, в основном она знала обитателей Чигусы: успела подружиться в детстве со всем островом; а вот по Сонгусылю почти не путешествовала. Если в её три-четыре года старшие лисы брали всех младших и странствовали с ними по разным поселениям Чигусы, знакомили с разными народами и существами, то здесь, будучи принцессой, большую часть времени Кохаку была вынуждена находиться во дворце. Хотя её и тянуло на свободу и она часто сбегала в город, она редко покидала пределы Сонбака, поэтому не знала большой мир — соответственно, была плохо знакома с населявшей его нечистью.

Кохаку убрала руки от принцессы Наюн, приблизилась к Рури и ширме и, решив говорить официально, задала вопрос:

— Монах Шуаньму, вы уже догадываетесь, кто угрожал принцессам Наюн и Сонён?

Он наконец-то поднял голову и взглянул в её глаза.

— Нет.

Не этот ответ она ожидала услышать. Получается, Рури оказался либо внимательным благодаря своему драконьему нюху, либо везучим, раз узнал о пролитом чае.

— Подождите, — Кохаку решила уточнить, — принцесса Сонён пролила чай на одежду, и существо появилось там?

— Да! — радостно-испуганно воскликнул евнух Квон. — Тоже цветочный.

Кохаку не хотела ломать голову на бессмысленные размышления, лучше сразу вступить в схватку с существом.

— Так давайте прольём ещё цветочный чай и призовём его.

— Принцесса Юнха! — в ужасе воскликнул евнух Квон и схватился руками за лицо.

— Я лучше призову противника и сражусь с ним лицом к лицу, чем буду ломать голову и гадать, что за невидимая опасность угрожает моим близким.

— Принцесса Юнха, а если вы пострадаете?

Он так отчаянно заходил из стороны в сторону, что чуть не запутался в своей зелёной одежде и не споткнулся.

— Евнух Квон, — Кохаку тепло улыбнулась, — я ценю твою заботу, но жертвовать собой не собираюсь, так что не переживай так.

— Вот вы так говорите, принцесса Юнха, а потом сбегаете из дворца, и где мне вас искать только?

На мгновение ей даже стало жаль его. Как и каждый раз, когда она залезала в свои покои через окно, а евнух Квон в слезах и переживаниях бросался ей на шею и плакал от счастья, что никто её не убил и не похитил. Он всегда, как верный пёсик, сидел в её комнате и дожидался, когда она вернётся. Если принцессы не было слишком долго, то он поднимал на уши весь дворец и лично отправлялся на поиски. Однажды Кохаку за это прилетело, поэтому она начала оставлять для него записку с одним-единственным словом «ушла».

— Но я же до сих пор жива.

— И это великая удача!

— Ладно, неважно, принесите кто-нибудь цветочный чай. — Кохаку обернулась к младшей принцессе. — Принцесса Наюн, ты останешься с нами?

— Я… я…

Она испуганно юркнула за спину Рури, в ком, должно быть, увидела своего спасителя.

— Если боишься, можешь переждать в моих покоях, евнух Квон проводит тебя.

Карие глаза девочки просияли от счастья.

— Спасибо большое, принцесса Юнха.

Евнух Квон спрятал руки в рукава и сложил их перед собой, вежливо опустил голову, приглашая её последовать за ним.

— И чай не забудьте! — крикнула им вдогонку Кохаку. — Ой, я же отправляла Хеджин за едой.

В предвкушении встречи с неким следящим существом она совсем потеряла чувство голода и страха, любопытство заглушило все остальные чувства, даже мысли о Рури. Однако теперь, когда они остались наедине, Кохаку вспомнила о колокольчике фурин, спрятанном в её розоватом чогори, поднесла руку к груди и нащупала твёрдый предмет, нежно погладила и взглянула на монаха.

Он даже не смотрел в её сторону, а стоял у ширмы с опущенной головой, уже некоторое время не сдвигаясь не на шаг. Кохаку даже забеспокоилась, дышал ли он, поэтому приблизилась и, слегка наклонив голову, заглянула в его лазурные глаза. Он моментально отвёл взгляд в сторону.

Кохаку доброжелательно улыбнулась и попыталась сделать успокаивающую интонацию:

— Рури, ты чего?

Видимо, ночь полнолуния повлияла не на одну неё.

Он покачал головой.

— Так и будешь молчать?

— М.

Когда пришло осознание, что смущалась не она одна, Кохаку вдруг осмелела и смогла говорить свободнее. Кроме того, фурин у её груди придавал храбрости.

— Я тебя расстроила?

Она вмиг поймала на себе удивлённый и даже испуганный взгляд Рури. Лазурные глаза забегали по её лицу и вновь зацепились за ширму, словно там был изображён слишком важный рисунок.

— Рури… — Она прикусила губу. Кое о чём Кохаку задумалась только сейчас. — Прости меня. Я поддалась чувствам и позволила себе позабыть, что ты монах и не можешь вступать в отношения с женщинами.

Она видела, как изменилось лицо Рури: его взгляд бегал из стороны в сторону, брови подёргивались, губы сжимались. Он словно пытался подобрать нужные слова, но не выходило, пока в итоге не выдал тихое:

— Ничего.

Получается, Кохаку неправильно поняла ситуацию. Всю неделю она гадала о том, как теперь будут развиваться их отношения, размышляла, что испытывает к ней Рури и какие чувства у неё самой. Для неё Рури всегда был ближайшим другом детства, а теперь, когда они встретились вновь, Кохаку осознала, что не хотела расставаться с ним ни на миг. Эту неделю она сходила с ума. Не представляла, что делать, если он решит уехать в Цзяожи — мчаться за ним или страдать в одиночестве в Сонгусыле?

Она полагала, что раз он ответил на поцелуй, то мог испытывать к ней симпатию. Неужели он просто не хотел её расстраивать? Но зачем тогда сделал для неё этот фурин?

Кохаку встряхнула головой и выдавила из себя улыбку.

— Забыли, давай ловить это существо.

В этот самый миг в покои вошла Хеджин с подносом в руках. Кохаку сразу заметила, как из стоявших на нём пиал поднимался пар.

— Принцесса Юнха, я принесла еду и цветочный чай.

— Хеджин-а, что бы я без тебя делала!

Лишь бы отвлечься от непрошенных мыслей, Кохаку вырвала поднос из рук служанки, схватила пиалу с рисом и отправила в рот. Рис оказался горячим, она нахмурилась, открыла рот и замахала руками, чтобы хоть как-то остудить.

— Принцесса Юнха, не торопитесь! — испуганно воскликнула служанка.

Слёзы полились из глаз Кохаку, но она уже поддела палочками кимчи, затем мелкую рыбу, потом кальмара.

«Заесть все мысли, заесть все мысли», — твердила она себе и почти не жевала, из-за чего тут же подавилась.

— Принцесса Юнха! — Хеджин похлопала её по спине. — Если бы знала, что вы так голодны, давно принесла бы вам еду.

Кохаку махнула рукой, постучала кулаком по груди и уселась на кровать принцессы Наюн. Она случайно встретилась взглядом с Рури, покраснела и откинулась на спину, одной рукой накрыла глаза, а вторую прижала к груди, где нащупала фурин с лисами.

Некоторое время она так и лежала, не двигаясь, но затем чуть отодвинула руку и краем глаза подсмотрела, как Рури вылил на пол цветочный чай и отошёл в сторону, уселся на напольную подушку. Хеджин же стояла возле кровати, обеспокоенно глядя на свою госпожу.

— Принцесса Юнха, вы ещё будете есть, или унести поднос?

— Уноси.

— Не надо. — От голоса Рури по телу Кохаку вдруг пробежались мурашки; она не понимала, что с ней творилось. — Шум может спугнуть нечисть.

— Тогда садись с нами, — Кохаку убрала руку от глаз и выдавила из себя улыбку.

Хеджин не посмела опуститься на кровать принцессы, а отошла к столику с каягымом и присела на стул возле него.

Повисла тишина. В голове Кохаку царил жуткий хаос, который она уже даже не пыталась осмыслять. Время заглушит все её чувства и переживания, притупит страхи и тревоги, укроет её от боли и печали; на её глазах погибли близкие и сгорела целая Чигуса, а она до сих пор была жива и даже находила чему радоваться в новой жизни. Воспоминания никуда не собирались исчезать и со временем становились шрамами в бою под названием «жизнь», делали её сильнее и опытнее, а может наоборот, глупее и заставляли ошибаться. Тем не менее, сейчас она хотела дать этим мыслям яростным потоком исполосовать её сознание и затем утихнуть.

Кохаку не знала, сколько времени прошло, но спина уже затекла, хотелось встать и размяться. Она совсем убрала руку от лица и положила её под голову, взглянула на Рури, что внимательно следил за уже высохшим пятном от вылитого чая, затем на сидевшую в стороне Хеджин, успевшую задремать и теперь мирно посапывающую носом, и тихо вздохнула. Кохаку улеглась поудобнее и посмотрела на потолок, как на стене у своей головы заметила нечто красное.

Она резко села и увидела глаз, который внимательно следил за ней. Глаз располагался не на чьём-то лице, а на сложенной красной бумаге зонтика. Более того, существо также обладало ртом; оно несколько раз моргнуло, показало длинный язык и на одной ножке упрыгало в сторону.

Кохаку не раз видела подобных созданий, в одной из деревень драконов на Чигусе такие жили в каждом доме.

— Каса-обакэ…*

* Каса-обакэ (яп. 傘おばけ) — ёкай в виде зонтика из бумаги и бамбука, часто выглядит одноглазым и одноногим.

Неужели и они смогли выжить?