Янтарь и Лазурит

Глава 1

Лазурит прибывает в страну Бессмертного Нефрита

Чигуса пала.

Огонь с пронзительным треском охватил все деревья и кусты, разрушающим вихрем взмыл в небеса, языки пламени поглотили храм верховной лисы, который держался до последнего, защищая опасные священные артефакты. Тяжёлый дым заполнил весь остров: дышать почти невозможно, как и ничего не разглядеть.

Но и некому было смотреть.

Не стало страны Тысячи Трав. Населявшие её лисы бились до последнего с армией государства Сонгусыль, пока не исчезли вместе с драконами — те пропали раньше, в самый нужный момент, накануне великого сражения. Лисы пали, скрестив клинки с людьми, но не погибли, а растворились на глазах. Сомнения переполняли их сердца: почему дружественный Сонгусыль решил напасть? Куда подевались драконы, как ближайшие друзья посмели оставить их одних? Ради чего люди ворвались в храм верховной лисы, что они искали там?

Лишь некоторых детей успели переправить на крошечных яликах при помощи дружественных капп*: все крупные судна сгорели вместе с островом, из взрослых не осталось никого, а если кто и выжил, то на остров не вернулся.

* Каппа (яп. 河童) — водяной.

Некогда великая земля, гордо носившая название Чигуса, была уничтожена за одну ночь. Людьми, которые поклонялись лисам как божествам, строили храмы в их честь, а в один миг обнажили против них мечи и сожгли святую территорию.

Нога человека в тёмных одеяниях ступила на землю, куда опустилось мрачное покрывало из пепла. Плащ собирал всю грязь, но это ничуть не смущало юношу — он этого не замечал. Совсем недавно от его величественного вида люди падали перед ним на колени, а лисы и драконы относились с почтением. Теперь же его окутывала пугающая аура, словно густой туман, повисший над болотом посреди беззвёздной ночи и спрятавший последние проблески света.

Юноша сделал ещё шаг — зловещая аура сгустилась ещё сильнее, даже тёмные пятна виднелись в воздухе. Лицо человека нахмурилось, он свёл брови и сдавил виски пальцами от тяжести, после чего качнул головой и приоткрыл глаза.

Пустой взгляд. В его выражении не осталось ни тени былой боли, в то время как туман проявился чётче. Он не просто следовал за ним попятам, а исходил от самого человека.

Укрытые обгоревшими листьями гинкго ступени разрушенного храма верховной лисы остались позади, юноша продолжал двигаться вперёд — медленно и бездумно. В голове не осталось ни одной мысли, он просто передвигал ноги, брёл в сторону сгоревшего леса, от которого остались одни жуткие почерневшие деревья — такие же мрачные, как и он сам.

В руке он сжимал длинный меч, вокруг которого энергия оказалась самой насыщенной и даже излучала чёрные искры. Хотя конец клинка и не касался земли, из-за слишком мрачной ауры под ним оставалась тёмная дорожка, словно выжигал всё за собой и устилал пеплом. Разрушение обрушилось на некогда мирные земли. Проклятое оружие, долгие годы хранившееся в тайных залах храма верховной лисы, наконец-то обрело свободу.

К горлу подступил ком, юноша сотрясся от сильного кашля и нахмурился, шаг стал тяжелее. Выдержит ли это тело?

Ноги подкосились, величественный человек не устоял и опустился на одно колено, крепко стискивая рукоять длинного меча и держась за него как за опору. Его тело, а быть может, и меч, выпустило чёрную волну, что молниеносно накрыла весь остров с побережьем, а за ней куполом сгустился непроглядный туман, на десятки лет скрывая некогда великую светлую землю Чигусу от тёплых солнечных лучей и блеска манящих ярких звёзд, а вместе с ними и от всего мира.

— Суйгуй* больше вас не побеспокоит, — твёрдо заявил низкий мужской голос, а решительный взгляд голубых глаз только подтверждал его уверенность.

* Суйгуй (кит. 随鬼) — духи потревоженных животных, преследующие разбудивших их людей.

— Премного благодарим, добрый монах Сюаньму, не задержитесь ли вы ещё в нашем небольшом городке? — Женщина потёрла руки друг о друга, стараясь согреть их и в то же время надеясь, что монах останется ещё ненадолго. — Соседи жаловались, что всюду шастает нечисть, быть может, вы бы помогли сделать это место добрым и мирным, как в прежние времена? Поживите пока у нас, мы расплатимся, чем сможем.

Она свела брови и взглянула на мужа серьёзным взглядом, не терпящим возражений, отчего тот только молча закивал головой, однако монах лишь вздохнул и сложил руки за спиной.

Женщина говорила правду: за последние двадцать лет нечисть осмелела и даже средь бела дня выбиралась из своих укрытий и нападала на людей. Шифу* рассказывал, что на его веку эти твари почти не подкидывали им работу, а скрывались от чужих глаз.

* Шифу (кит. 师父) — учитель, отец-наставник.

— К сожалению, я сегодня же покину город Даогу.

Он опустил голову, не в силах смотреть в лицо несчастной женщины. Её младший сын играл во дворе, копался в грязи и случайно вырыл могилу давно похороненной собаки. Сначала он принял кости за игрушки, пока мать в ужасе не отобрала их и не выбросила, вот только не знала она, что один палец он продолжал держать в руках.

Дух умершей собаки обратился суйгуем и пожелал вернуть своё тело на место.

В первую ночь хозяева дома слышали лишь протяжённое завывание за окном, но когда вышли посмотреть, никого не обнаружили. На следующую кто-то скрёбся под дверью, даже отметины оставил, а на третью — нечто откусило их сыну мизинец. Ребёнок так визжал, что поднял на уши всех соседей.

В тот же день через город Даогу проезжал монах Сюаньму и услышал эту историю на улицах, после чего разыскал спрятанную мальчиком кость и упокоил дух собаки.

Он полагал, что это не займёт много времени — всё равно точно неизвестно, куда направлялось более ужасное чудовище, за которым он охотился последние несколько месяцев. По слухам, тот успел добраться до Сонгусыля, а где именно притаился — не знал никто.

Однако женщина сделала такой грустный и тоскливый взгляд, столь несчастное выражение лица, что монах был вынужден опустить голову. Он не мог позволить себе задержаться ещё дольше, иначе жертв станет больше, и не от какого-то пустякового духа, а от настоящего кровожадного чудовища.

— Моя дочь работает служанкой в доме семьи Ли, — хнычущим голосом заговорила женщина. — Я слышала, как другие слуги жаловались, что кто-то скребётся по ночам, но кто — они не знают, не находят. А если моя дочь также останется без пальца, или, не дай небо, ещё хуже, погибнет?

И теперь она давила на жалость…

Из её глаз текли слёзы, а руками она схватила Сюаньму за локоть и умоляюще потрясла.

— Простой монах не может вломиться в дом знатных людей, — попытался он возразить, но женщина даже закончить ему не дала:

— Так я вас провожу, слуги говорили, что и хозяева беспокоятся и не покидают покои по ночам.

Сюаньму замялся на месте, не привыкший к общению с окружающими и в частности с настойчивыми женщинами. Не выходило придумать отговорку.

— Госпожа, уверен, местные монахи прекрасно изгонят любую нечисть, а мне необходимо попасть в Сонбак.

— Столицу Сонгусыля? — с удивлением переспросила женщина и выразительно посмотрела на Сюаньму — тот был вынужден вновь опустить голову. Привыкший к уединению, он не мог подобрать слова и объяснить, как ему сейчас необходимо продолжить свой путь. Та кровожадная тварь опаснее всех суйгуев Цзяожи.

Ему на выручку к неожиданности пришёл муж настойчивой женщины, который большую часть диалога молчал:

— Если память мне не изменяет, завтрашним утром торговый корабль господина Ли отправляется в Сонгусыль…

— И он определённо согласится взять с собой избавителя от мучавшей их нечисти, — решительно перебила его жена.

Сюаньму вздохнул. Однако подобное развитие событий было не худшим вариантом — сам он собирался добираться по суше, что заняло бы не одну неделю. На корабле же можно доплыть всего за неделю.

— Ладно, показывайте дорогу.

Дом семьи Ли оказался довольно просторной резиденцией, окружённой высоким забором, однако выглядел просто: без вычурных украшений, часто встречающихся в богатых домах. Сюаньму не раз бывал в подобных местах вместе со своим ныне покойным шифу, где помогал изгонять нечисть; знатные люди любили не только украшения, но и хвастаться своим богатством. Пусть это место не так выделялось на их фоне, но и бедным его не назовёшь.

Женщина прошла мимо парадных ворот с высеченными из камня статуями, напоминающими двух львов с пушистой гривой, обошла забор и, как и подобало слугам, приблизилась к другому входу. Вдоль стен бурным потоком тёк ручей, на берегу которого сидели молодые девушки и стирали господскую одежду.

— Цянцян! — тут же окликнула женщина и уверенно двинулась вперёд, в то время как монах, сложив руки за спиной, неторопливо последовал за ней.

Юная дева, так похожая на эту женщину, сидела на высоком камне с завязанными на поясе рукавами, но подняла голову на её голос и с радостной улыбкой ответила:

— Матушка! — Она отложила одежду в сторону, встала и помчалась им навстречу, однако оступилась на камнях. Её нога скользнула по мокрой поверхности, дева пискнула и попыталась удержать равновесие, замахав руками.

Женщина тоже вскрикнула, однако Сюаньму оказался быстрее. Все вокруг только моргнули, а он уже придерживал молодую служанку за пояс и помогал спуститься на сухую землю.

— В-вы же только что были за моей спиной… — ошарашенно произнесла женщина, но в следующий миг уже бросилась к дочери, совершенно не задумываясь о том, как всё произошло. Сюаньму же лучше.

Пока мать обеспокоенно осматривала свою Цянцян, несколько других служанок с интересом подошли поближе и навострили уши, некоторые продолжили стирку, но всё равно поглядывали в сторону гостей и прислушивались к их словам. От количества людей Сюаньму становилось не по себе, поэтому он постарался сосредоточиться на шуме воды и заглушить лишние голоса. Вскоре он воспринимал лишь плеск ручья, дуновение ветра, шелест листвы, отдалённое пение птиц — от звуков природы он почувствовал себя гораздо спокойнее, умиротворённее. Голоса людей заставляли нервничать, поэтому он на время отгородился от них, но затем вздохнул и расправил плечи.

До его ноздрей донёсся неприятный запах, от которого монах нахмурился и задумчиво посмотрел вдаль. Не успел обдумать ситуацию, как его уже звала женщина:

— Добрый монах Сюаньму, прошу, моя дочь проводит.

Остальные служанки посмеивались и с интересом посматривали в их сторону. Сюаньму пересёк ручей, ловко и неторопливо ступая с камня на камень. Оказавшись на земле, он протянул деве руку и помог ей спуститься — в тот же миг раздалось восторженное оханье остальных служанок, что удивило и смутило монаха.

«Я сделал что-то не так? — спрашивал себя он, неуверенно прикусив нижнюю губу. — Шифу не запрещал притрагиваться к мирянам и даже женщинам, если им требовалась помощь, почему они так реагируют?»

— Не обращайте на них внимания, — смущённо улыбнулась служанка и пошла вперёд.

Под оживлённое перешёптывание они прошли вдоль ручья и оказались у входа в крупное поместье. Цянцян оставила его на кухне, сообщив остальным присутствовавшим, что привела монаха, охотящегося за опасной нечистью, и сама вышла в коридор.

Пухлая женщина, месившая тесто, стряхнула муку с рук и оценивающе взглянула на гостя.

— Ой, недавно поселилось у нас здесь чудовище и не даёт теперь покоя, — начала она жаловаться, как только закончила осмотр. Монахи носили тёмно-синий ханьфу* с широкими рукавами, в которых прятали талисманы для борьбы с нечистью. Обычно их узнавали по одежде, но взгляд пухлой женщины зацепился также за выглядывающие из-под рукава круглые бусины чёток. Кроме того, в отличие от большинства населения Цзяожи — страны, в которой вырос Сюаньму, — монахи даже не завязывали волосы в хвост, а ходили с распущенными.

* Ханьфу (кит. 汉服) — традиционная одежда ханьцев Китая.

— Его кто-нибудь видел? Как оно выглядит? — поинтересовался Сюаньму и попятился назад, когда женщина с жалостливым взглядом решительно приблизилась к нему.

— Никто не видел, только хлюпанье по ночам слышим.

«Хлюпанье? — мысленно переспросил себя монах. — Но мать Цянцян говорила, что нечисть скреблась. Тогда кто-то из водных?»

— Что-то ещё? — вслух произнёс он, делая ещё шаг назад. — Оставляло ли оно следы? Или грязь?

Ему и так было неловко находиться среди людей, а эта женщина зачем-то ещё и подходила всё ближе. На выручку ему пришёл тонкий голос из коридора:

— Следы с тремя пальцами.

В кухню заглянула богато одетая девушка с аккуратно заплетённой верхней частью волос, придерживаемой цзи* с драгоценными камнями, остальные пряди рассыпались по спине. На лице её светилась добрая улыбка, а глаза сверкали любопытством — должно быть, молодая госпожа Ли. За ней с вежливо опущенной головой следовала Цянцян.

* Цзи (кит. 筓) — шпилька для волос, бывает короткой «цзань» (кит. 簪) и длинной «чай» (кит. 钗).

Тремя пальцами?

В знак приветствия монах Сюаньму кивнул и сложил перед собой руки, а задумчивый взгляд устремился куда-то мимо госпожи. Неужели каппы ещё остались в живых? Шифу рассказывал, что подобные существа обитали у берегов острова нечисти Цяньмо — страны тысячи монстров. Так его называли в Цзяожи. Вот только лет двадцать назад он затонул, и моряки не решались приблизиться и посмотреть, осталось ли что-то от острова: мало ли нечистая сила завладеет их разумом. Самые храбрые рассказывали о чёрном тумане на горизонте, но ближе не подплывали.

— И пятка тоже острая? — решил он уточнить.

— Как вы догадались?

— Полагаю, этот скромный монах знает, что за существо поселилось в вашем доме.

Радостный смех молодой госпожи Ли заполнил всю кухню и вызвал улыбки на лицах слуг.

— Мы можем на вас рассчитывать? — поинтересовалась она и с любопытством взглянула в его глаза. — Как же называется эта тварь?

— Помогите нам, уважаемый монах, — добавила пухлая женщина.

Другого выбора он себе уже всё равно не оставил.

— Мне понадобится кувшин с чистой водой.

Молодая госпожа Ли сообщила родителям о прибытии монаха; те распорядились, чтобы для него подготовили покои и накормили, однако Сюаньму от всего отказался: не видел смысла оставаться в комнате, когда каппа ходил по коридорам. Поэтому и он собрался провести там ночь в окружении нескольких кувшинов и тазов с водой.

Хватило бы и одного, но слуги решили перестраховаться, поэтому принесли больше — чтобы точно поймать тварь. С другой стороны, всё не зря: теперь каппа захочет явиться именно сюда. Монах Сюаньму подозревал, что тому не нравилось, когда слуги стирали бельё в его ручье и загрязняли некогда чистую воду, поэтому тот по ночам искал себе другую. Жители этой резиденции часто оставляли на ночь кувшины с водой, чем только приманивали каппу.

Также господа настояли, чтобы монаху тогда не только постелили в коридоре и оставили с кувшинами, но и принесли всё для его удобства. Они переживали, что последние несколько дней тварь хлюпала возле покоев их дочери.

Пока все обитатели дома спали, Сюаньму сидел на одеяле с прикрытыми глазами и внимательно прислушивался. В одной руке он сжимал специальный мешок для ловли нечисти, в который собирался заключить каппу, а во второй беззвучно перебирал чётки.

Вместо ожидаемого хлюпанья в коридоре раздались тихие шаги, за которыми последовали отблески света на полу и стенах. Сюаньму с подозрением прищурился: из-за угла вышла пухлая женщина — та самая настойчивая, которую он видел днём на кухне.

— Ох, уважаемый монах, глаз сомкнуть не могу — так мне страшно! — громким шёпотом пожаловалась она, сжимая в руках фонарь.

Лицо Сюаньму на миг исказилось от злости, но он быстро совладал со своими эмоциями. Какая бы нечисть ни обитала тут, эта женщина уже точно её спугнула.

— Тихо, — серьёзным тоном потребовал он и, не давая служанке возразить, поднялся и посмотрел на неё грозным взглядом.

Бесшумно ступая, Сюаньму сделал несколько шагов по коридору и тщательно вслушался в звуки: отдалённое журчание ручья почти не доносилось до его слуха, как и стрекотание сверчков на берегу, но не хлюпанье предполагаемого каппы. Только неприятный запах намекал, что каппа находился где-то неподалёку.

— Вы спугнули его, — возмущённым шёпотом произнёс Сюаньму и, стараясь держать эмоции под контролем, безразлично посмотрел на служанку. Шифу не разрешал злиться на людей.

— Так этих тварей можно прогнать простым шумом? — удивилась пухлая женщина и изогнула свои широкие брови.

— Маленьких и безобидных да.

— Как тварь может быть безобидной? — возразила служанка, уже переходя с шёпота на громкий тон.

Хлюп.

— Помолчите, — буркнул Сюаньму.

Хлюп. Хлюп.

Звуки доносились из покоев молодой госпожи Ли, вслед за ними появился неприятный запах.

Монах осторожно приоткрыл дверь и бесшумно вошёл внутрь, в то время как пухлая женщина закрыла рот руками, чтобы не закричать от переполнявших её эмоций, но и в стороне не осталась, а тоже с интересом и опаской заглянула. В покоях стоял полумрак, но отдельные силуэты всё равно виднелись в слабом свечении из окна: молодая госпожа Ли тоже не спала, а в ночной одежде полусидела на кровати, поджав ноги к груди и завернувшись в одеяло. После вопросительного взгляда монаха она вытянула руку и указала на деревянный комод.

Пухлая служанка наконец-то вошла в комнату с фонарём, чтобы осветить помещение, но монах сердито погрозил рукой, поэтому она смущённо вышла обратно. Сюаньму застыл на месте, стараясь не шевелиться, и даже затаил дыхание. Молодая госпожа Ли тоже не издавала ни звука и молча наблюдала, как вдруг из-под комода послышалось очередное тихое «хлюп».

Сюаньму сунул руку в ворот халата и осторожно вытащил мешок, второй крепко сжал чётки, поднял указательный палец и поднёс его к губам. В полумраке чёрные чётки засветились бледно-голубым, как и глаза монаха.

— Явись.

— Пощадите! — едва разборчиво пробулькало существо.

Из-под комода потекла слизь, вслед за которой показалась тёмная бородавчатая голова, напоминающая жабью. Неприятный запах, который Сюаньму этим днём почувствовал у ручья, с новой силой ударил в нос, теперь он походил на гниющее болото. Находись монах в лесу, предпочёл бы обойти это место стороной, но сейчас вонь исходила от существа под комодом.

Молодая госпожа Ли и по-прежнему подглядывающая служанка сморщили лицо.

— Не убивайте, — вновь забулькало существо, но полностью вылезать не спешило.

— Что ты забыл в доме наших господ? — осмелела пухлая женщина и посветила фонарём, но от его вида в ужасе выскочила в коридор, завопила и убежала.

Сейчас сюда сбежится толпа… Этого ещё не хватало.

Сюаньму ловким движением руки распахнул мешок, а из чёток выпустил энергию, которая проникла под комод, сковала слабое существо и вытянула его оттуда.

— Не убивайте, — вновь прохныкало оно перед тем, как мешок закрыли.

— Монах, — с подозрением в голосе обратилась молодая госпожа Ли, — почему ты не спросил, что нужно этой твари?

Сюаньму крепко связал плотную ткань мешка, которая начала сжиматься, и уже в халат он спрятал его совсем маленьким — словно мешочек с деньгами.

— Я и так знаю, — спокойно произнёс он. — Вода в ручье грязная, он искал чистую, как в кувшине молодой госпожи Ли.

— Вот как, — с любопытством протянула она, как в следующее мгновение в покои прибежали слуги с криками:

— Дева Ли! Дева Ли! Вы не пострадали?!

Монах вовремя отошёл в сторону — толпа людей обступила кровать молодой госпожи и засуетилась, в их числе оказалась та же пухлая служанка и Цянцян — дочь женщины, которая и привела его сюда. Сюаньму уже отошёл к выходу, но не спешил переступать порог.

— Ты спас меня, монах… — она замялась, не зная его имени. — Как тебя называть?

— Сюаньму.

— Монах Сюаньму, — улыбнулась молодая госпожа Ли. — Чем я могу отблагодарить тебя?

— Мне ничего не надо, — по привычке ответил он и сжал губы, осознав, что пришёл сюда не за этим. Но вылетевшее слово на четвёрке коней не догонишь*, не будет он же теперь просить об услуге.

* Кит. 一言既出，驷马难追 — «слово вылетело — на четверке коней не догонишь» («слово не воробей, вылетит — не поймаешь»).

На выручку ему пришла Цянцян, взгляд которой тоже светился благодарностью. Должно быть, матушка успела рассказать о нём.

— Монах Сюаньму собирается в Сонгусыль.

Молодая госпожа Ли улыбнулась и ловко спрыгнула с кровати.

— Я попрошу отца взять тебя на торговый корабль, если тебя устроит морской путь, монах Сюаньму.

Она подошла и заглянула в его глаза с интересом и… восхищением? Сюаньму ощущал в её взгляде какую-то теплоту, но не понимал, откуда та исходила.

— Буду признателен, молодая госпожа, — негромко проговорил он, поклонился и покинул комнату.

Монахов не учили общаться с людьми и уж тем более с женщинами, их небольшая группа во главе с воспитавшим его шифу лишь отлавливала нечисть и выполняла мелкие поручения. Если они находили зловещие артефакты или заброшенные храмы тёмных божеств, то сообщали о них в главный храм Цзяожи, располагавшийся в Янгуане — главном городе монахов, что в народе прозвали второй столицей Цзяожи. Серьёзными делами уже занимались высшие адепты ордена, а не простые монахи.

Сюаньму бездумно брёл по коридорам. Поскольку постелили ему возле покоев молодой госпожи и собственную комнату не выделили, деться было некуда — слишком много людей там осталось.

— Почему ты не убил меня? — вдруг раздался негромкий булькающий голос у него на груди: из того самого мешка, в которое он поместил жабеподобное существо.

— Ты ведь каппа? — спросил Сюаньму вместо ответа. — Мне говорили, что каппы вымерли.

Некоторое время вместо слов он слышал то тихое бульк-бульк, то хлюп-хлюп, затем существо всё-таки решило ответить:

— Многие погибли тогда на Чигусе, а выжившие…

Холодок пробежался по спине, а внутри всё сжалось, к душе словно прикрепили тяжёлый камень — куда крупнее того, что шифу привязывал к ученикам во время тренировок.

Каппа не успел договорить, как за спиной раздался звук шагов. Сюаньму обернулся и увидел спешившую к нему служанку Цянцян, которая тут же вежливо поклонилась и сказала:

— Дева Ли распорядилась проводить вас в покои для гостей.

Этой ночью каппа больше не издал ни звука, а монах Сюаньму не смог сомкнуть глаз, гадая, почему от упоминания Чигусы в груди всё сжималось. Он даже не знал, где находилось это место, а душа невыносимо болела.

На следующее утро сама молодая госпожа Ли в сопровождении служанки Цянцян явилась в его покои. Проснувшийся на рассвете Сюаньму уже давно не спал, а когда они вошли, пил воду из оставленного для него на ночь кувшина.

— Я провожу тебя на пристань, монах Сюаньму, — решительно заявила молодая госпожа Ли, но пока произносила его имя, щёки её вспыхнули красным. Она смущённо отвернулась.

И чем он только заслужил такое внимание?

Цянцян попыталась прийти на помощь своей госпоже сменой темы:

— Вы к нам ещё приедете, монах Сюаньму?

Почему-то и эта дева смутилась, пока называла его имя. Неужели жители города Даогу вкладывали в него какой-то особый смысл? Так звали кого-то известного?

Это имя дал ему шифу: «сюань» — «таинственный», потому что подобрал его в лесу ничего не помнившим ребёнком, а «му» — «дружественный», чтобы Сюаньму нашёл себе друзей и жил в мире и спокойствии.

— Я надеюсь вернуться в Цзяожи, когда покончу с делом.

Он никогда не покидал страны, в которой вырос в окружении монахов, поэтому и дальше собирался здесь жить, если жестокое чудовище не убьёт его в Сонгусыле. И всё же вчерашнее упоминание Чигусы не давало покоя. Он точно слышал это название раньше, но где? От кого?

— М-мы будем ждать тебя! — запнувшись, воскликнула молодая госпожа Ли и улыбнулась.

У Сюаньму не было с собой никаких вещей кроме тех, что хранились в его длинном тёмном халате, поэтому не требовалось время на сборы. Обеспокоенная дева также распорядилась, чтобы его кормили все дни пути на корабле отца, и даже дала немного денег, от которых Сюаньму пытался отказаться. Достаточно было того, что его отвезут в Сонгусыль, но упрямая молодая госпожа твёрдо стояла на своём.

Она, как и обещала, вместе с Цянцян проводила его на пристань, где поднялась с ним на корабль, но на время оставила со служанкой и ушла попрощаться с отцом. Слуги поднимали на корабль огромные ящики и кувшины и грузили их в трюм.

— Я не успела поблагодарить вас за спасение моего брата, добрый монах Сюаньму, — потупив взор, смущённо произнесла служанка.

Монах сложил руки за спиной и ответил:

— Не стоит, твои родители уже поблагодарили меня.

— Женщины, бульк, — донеслось тихое бормотание из мешочка.

Каппа заговорил! В глазах монаха сверкнули огоньки, он поднёс руку к груди, но не отодвинул ворот тёмно-синего халата. Спешка ни к чему: он ещё успеет пообщаться с похожим на жабу существом за неделю пути. В резиденции Ли его не стоило выпускать, чтобы не сбежал, а здесь у них будет уйма времени. Но Сюаньму не планировал вечность держать каппу в заточении, только хотел поговорить и затем выпустить в море — пусть живёт себе.

Цянцян то ли не услышала каппу, то ли не подала виду, но обеими руками взяла монаха за рукав и потянула к себе. Он разжал пальцы и позволил поднести его руку к её груди, которую она нежно сжала и сказала:

— Я не забуду вашу доброту.

Вскоре вернулась молодая госпожа Ли и сошла на берег вместе со служанкой, а нагруженный товаром корабль под крики чаек отправился в путь.

Шум и оживление на палубе стихли, матросы занимались делами, а торговцы находились в своих каютах. Сюаньму положил руки на борт корабля и вгляделся в тёмную пучину океана, который им предстояло пересечь, чтобы оказаться в Сонгусыле. Вслушиваясь в плеск воды, ударяющейся о корабль, он ощущал необъяснимую тягу вдаль. Ничто так сильно не манило — Сюаньму впервые узнал столь сильное чувство, с которым не мог совладать. Он опустил руку вниз в надежде, что брызги окропят его кожу.

— Чем ты там занимаешься? — пробулькало существо из мешка у него на груди.

Сюаньму отодвинулся от борта, но руки с него не убрал. Должно быть, в порыве эмоций случайно придавил мешок с каппой, вот тот и возмутился.

— Ты снова говоришь.

— Я и не переставал, — хихикающе булькнуло существо в мешке.

— Ночью перестал.

— Должно быть, заснул, — раздался смешок. — У тебя не найдётся чего перекусить? Помираю с голоду.

Сюаньму сунул руку в халат и приоткрыл мешок, позволяя каппе выглянуть и вдохнуть освежающий морской бриз.

— Чем ты питаешься? Здесь летают мошки.

— Вода! — яростно воскликнуло существо в мешке, как только ощутило аромат свободы. Похоже, насекомые совершенно не интересовали его, а вот океан притягивал даже монаха, впервые оказавшегося на корабле. — Просто дай мне воды.

Каппа попытался выпрыгнуть, но Сюаньму придержал его рукой с чётками, которые слабо засветились при соприкосновении с жабьей мордой. Та с жалостливым шипением спряталась, лишь два рыжих глаза вылупились со дна мешка и сверлили монаха сердитым взглядом.

— Я не против выпустить тебя в океан, но сперва расскажи, что такое Чигуса?

Каппа издавал недовольные булькающие звуки, а потом возмущённо проворчал:

— А ты будто не знаешь.

Монах молчал.

— Да от тебя воняет Чигусой!

— Это место?

— Уже нет, — ехидно булькнул каппа, а Сюаньму уже начинал подбешивать этот диалог. Он не понимал, почему нельзя было рассказать всё напрямую. Вытягивать информацию слишком утомительно, поэтому он решил пригрозить:

— Ты на свободу хочешь или нет?

Каппа издал глубокий квакающий звук, как будто огромная жаба на болоте. Сюаньму даже по сторонам оглянулся, забеспокоившись, что привлёк внимание.

— Это погибшая страна, — наконец выдало существо. — Жестоко разрушенная, сожжённая, захваченная нечистой силой.

Описание походило на затонувший остров Цяньмо из рассказов шифу.

— Тогда почему ты не там? — искренне удивился Сюаньму. Раз каппа и сам являлся нечистью, то должен жить среди подобных себе.

— Потому что наши земли захватила куда более страшная сила, чем бедные и несчастные каппы. Не только мой народ, но и все остальные пали в этом сражении.

«Хуже нечисти?» — удивился про себя Сюаньму, но вслух ничего не сказал, а погрузился в раздумья. Шифу немного рассказывал о вымирающих существах наподобие капп, с которыми охотники за нечистью по-прежнему сталкивались, но о Чигусе не говорил ни слова. Почему же тогда это название показалось столь знакомым и родным?

Сюаньму задумчиво прикусил нижнюю губу и невидящим взором уставился вдаль.

Первый день подходил к концу. Солнце опускалось за горизонт, небо и океан окрасились ярко-оранжевыми и алыми разводами, напоминающими языки пламени, при мысли о которых мурашки пробежались по спине. Перед глазами как будто мелькнуло какое-то воспоминание и в следующий миг исчезло, что Сюаньму даже не успел ухватиться за него. Он вздрогнул и вышел из оцепенения, в то время как на душе повис камень, грозящий сбросить его в воду и утянуть на самое дно.

— О, очнулся, — булькнул каппа, почувствовав изменения снаружи. — Выпустишь меня наконец-то, пока я с голоду не помер?

Как назло, у Сюаньму тоже заурчало в животе, хотя после долгих практик он мог обходиться без пищи неделями. Ещё о многом можно было спросить, а он весь день просто стоял. Вроде и размышлять пытался, но сейчас в голове осталась лишь пустота — он не помнил, какие мысли посещали его за это время, кроме вспышки последнего воспоминания. Он чувствовал лишь боль, становилось тяжело дышать, а глаза слезились, но подробнее Сюаньму не мог разглядеть: пока старался ухватиться за краешек, картина ускользала от него всё дальше.

— Ты сказал, что от меня пахнет Чигусой, — всё-таки вспомнил он и решил хотя бы об этом узнать. — Почему?

— Не пахнет, а воняет, — хихикнул каппа вместо каких-либо объяснений.

Повисла тишина, нарушаемая лишь плеском волн.

— Ну? — не выдержал монах.

— Уверен, ты один из выживших с Чигусы.

Не поверивший ему Сюаньму тут же возразил:

— Я не покидал пределов Цзяожи.

Вместе с шифу они путешествовали лишь по городам внутри страны, в том числе бывали в знаменитом городе монахов Янгуане, но даже в пограничном Сонгусыле не бывали.

— Но родился ты наверняка не здесь.

Сюаньму собирался возразить, но не помнил раннего детства, поэтому промолчал. Его первыми воспоминаниями были лишь храм, шифу, монахи, затем путешествия и обряды по изгнанию нечисти.

Через некоторое время каппа нарушил тишину:

— Спроси своих родителей, если не веришь.

Но у Сюаньму не было семьи. Лишь шифу, который растил его всю жизнь, обучал, передал все знания о нечисти, которыми сам владел, но недавно скончался от старости. Кроме него, никто не знал о прошлом Сюаньму. Ему и в голову не приходило узнать, что случилось с его родителями, живы ли они вообще…

Раньше Сюаньму не грустил из-за этого. Его вполне устраивала жизнь с шифу и другими монахами, другую он и представить себе не мог, как и не думал, что события могли бы сложиться иначе.

— Чего притих? — не выдержал каппа.

Два рыжих глаза на крупной жабьей голове выглянули из мешка: сначала только два пузыря оценивающе осмотрелись, а затем показалась и вся морда. Тело каппы напряглось: свобода была всего в прыжке от него, осталось только за бортом оказаться.

Сюаньму по-прежнему молчал. У каппы не оставалось другого выбора, кроме как попытаться сбежать, но только он приготовился, как рука с чётками коснулась его морды, и существо было вынуждено вновь с позором прижаться к спасительному дну, угрожающе шипя.

Большая часть моряков давно легла спать, а Сюаньму так и не сдвинулся с места. Он позабыл о голоде и каппе, о чудовище и цели своего странствования. Океан обладал чарующей силой, которая поглощала все его мысли и переживания и затягивала его. Звёзды мерцали на небе и яркими искрами отражались в тёмной воде, лёгкий прохладный ветер ласкал кожу и развевал длинные волосы Сюаньму, что успели спутаться.

За его спиной вдруг раздался голос:

— Почтенный монах, извините за беспокойство.

Караульный уважительно опустил голову и с волнением посмотрел на Сюаньму. Всё-таки он обращался к гостю знатного торговца из Даогу.

— Вы не устали? Не голодны? — вновь нарушил он тишину.

Хотя Сюаньму и ощущал чувство голода, шифу запрещал есть перед сном, чтобы переполненный желудок не мешал отдыхать. «Зачем подниматься в гору с лишней ношей за спиной?» — вспомнил он одну из заповедей, поэтому решил, что лучше как следует позавтракает утром.

— Нет, благодарю, — спокойно ответил он. — Океан очень живописный.

Сюаньму редко общался с окружающими не по делу, но сейчас захотелось поделиться. К его удивлению, осмелевший моряк вдруг возразил:

— Когда смотришь на волны каждый день, они уже не кажутся такими красивыми. Наоборот, всё больше пугают, что однажды можешь не вернуться.

После этих слов он поклонился и продолжил свой осмотр, а Сюаньму сам приоткрыл мешок.

— Что ты знаешь про Цяньмо?

Раз каппа не желал рассказывать про Чигусу, монах решил узнать о месте, которое шифу называл островом нечисти.

— Впервые слышу, — пробурчало недовольное существо.

— Шифу говорил, что каппы оттуда родом.

— Глупые людишки, — булькающе фыркнул каппа и грустно хихикнул. — Раньше считали обитателей Чигусы божествами, а теперь обзывают нечистью и истребляют.

Столько смысла и эмоций было заключено в одно это предложение.

— Я не желаю тебе смерти, каппа, — ответил ему Сюаньму, осознав, что вряд ли вытянет что-то ещё. — Ты свободен.

После этих слов жабья голова выглянула из мешка и с подозрением осмотрелась, опасаясь обжигающих чёток, однако ничего не произошло. Оранжевые глаза в свете звёзд смирили монаха многозначительным взглядом.

В следующий миг раздался всплеск. Каппа прыгнул в воду, но уплывать не спешил. Он вынырнул и ещё раз оглядел Сюаньму, затем пробулькал что-то невнятное и скрылся в морской пучине.

Так прошла неделя.

Все дни Сюаньму стоял на палубе и любовался чарующим видом океана, вслушивался в успокаивающий плеск волн, пока в один день вдали не раздалось неприятное гудение, от которого он нахмурился и вернулся в реальность. На горизонте показалась суша.

Множество кораблей прибывало и покидало гавань, вскоре и их судно оказалось у причала. Толпы людей ходили туда-сюда: кто переносил груз, кто прощался с отплывающими, кто встречал прибывших — все были чем-то заняты и создавали много шума. Сюаньму поблагодарил господина Ли и сошёл на деревянную пристройку, стараясь держаться края и ни с кем не сталкиваться. Вдали виднелась городская стена, отливающая светло-лазурным и зеленовато-нефритовым в ярких лучах солнца. Сонбак — столица Сонгусыля и по совместительству главный торговый город. Осталось разыскать кровожадное чудовище, из-за которого пришлось покинуть Цзяожи. По словам шифу, рынок являлся отличным местом, где можно собрать всевозможные слухи и сведения, поэтому именно туда отправился Сюаньму.