Янтарь и Лазурит

Глава 19

Янтарь и Лазурит встречают рассвет

Дни тянулись за днями, недели за неделями, месяцы за месяцами — именно так Кохаку ощущала течение времени на корабле. Оно шло, и шло, и шло. И ничего не происходило. Она просыпалась и долго лежала на кровати, надеясь, что так корабль быстрее доплывёт до Чигусы, затем выходила на палубу и долгое время смотрела на одинаковую воду. На горизонте не виднелись никакие острова или чужие судна — только безграничный океан. Кохаку любила ходить по лесам, бродить вдоль побережья и подниматься в горы, но оказавшись на корабле, она ощутила себя в ловушке. Он — свободный — плавал и хоть как-то двигался, а в её распоряжении оказалось крошечное помещение, откуда она не могла сбежать. Если и огромный дворец Сонгусыля являлся для неё богатой клеткой, где всегда кормили роскошными блюдами, то здесь выбор еды оказался скудным, даже картины за окном не менялись. Через покои во дворце она видела то увядающие, то расцветающие деревья и кусты, а здесь — лишь небо и океан. Пусть Кохаку перестало укачивать, она совершенно не могла найти себе занятие.

В один момент монахи сдались и выдали ей швабру с ведром, чтобы хоть как-то отвлечь. К их удивлению, Кохаку тщательно отмыла весь корабль за час и снова заскучала.

Уставшая и измученная от долгого пути, она лежала на деревянном полу палубы, раскинув руки в стороны. Её слух особенно обострился. Она слышала, как покачивалось судно и скрипели двери, как Ю Сынвон и монахи перемещались по кораблю и что-то горячо обсуждали, но в суть Кохаку не вникала. Солнце спряталось за густыми белыми облаками, и она лежала и бессмысленно смотрела на почти одинаковое небо, которое рано или поздно начинало темнеть, загорались звёзды, а затем вновь наступал рассвет.

— Нуна.

Над ней навис Сюаньму. Несмотря на то, что после первых дней Кохаку неплохо себя чувствовала, аппетит у неё пропал полностью, поэтому её друг искренне беспокоился. В руках он держал пиалу с рисом и деревянные палочки, но взгляд Кохаку даже не видел их.

Сюаньму опустился перед ней на колени и поставил на них пиалу, а рукой дотронулся до её плеча и аккуратно потряс. Взгляд янтарных глаз немного прояснился и наполнился теплом и светом. Она моргнула и вяло приподнялась на локтях.

Что-то поменялось.

Сюаньму поставил пиалу на пол, поднялся и подошёл к борту. Кохаку напряглась и мигом пришла в себя, вскочила на ноги и подбежала к нему. Вдали виднелось тёмное пятно.

— Это Чигуса? — воскликнула ожившая Кохаку. — Мы приплыли?

На её крики сбежались остальные, а голос Ю Сынвона прозвучал над самым ухом:

— Нет, это корабль.

Он выглядел серьёзным.

— Друг или враг? — Чуньли озвучил вопрос, который волновал всех на борту, её взгляд встревоженно бродил по пятну.

— Мои люди успели бы догнать нас, но лучше быть готовыми к любому исходу. Аккымы могли выслать подкрепление из Хунсюя.

В ожидании время тянулось ещё дольше, но теперь Кохаку хотя бы видела нечто приближающееся, поэтому не раскисала. Высокий Дунси вернулся к штурвалу, а она стояла и смотрела вдаль.

Сюаньму поднял пиалу с пола и вздохнул — рис и нарезанная рыба уже остыли. Он ушёл на кухню, чтобы снова разогреть, после чего вернулся и подошёл к нуне. Она упиралась подбородком в руки, что лежали на борту. Аромат еды ударил в нос, и в животе Кохаку заурчало.

— Спасибо.

Она забрала пиалу из рук Сюаньму и почти сразу заглотила весь рис, даже не потрудилась прожевать. Вместе со смыслом жизни к ней вернулся аппетит.

Ни Кохаку, ни Сюаньму не знали, сколько времени прошло: казалось, они простояли тут несколько часов, когда чужой корабль, наконец, подошёл достаточно близко. На матче развевался флаг Сонгусыля — всё-таки люди генерала Ю успели. Вскоре они смогли заметить двигающиеся на корабле точки, а ещё позже — знакомые лица, которые узнали и их.

— Принцесса Юнха, мы так скучали! Принцесса Юнха, как вы могли нас оставить? Вы живы, здоровы, у вас всё в порядке?

Громкий голос евнуха Квона разнёсся по всему океану. Кохаку не знала, плакать ей или смеяться. Она не хотела вмешивать в войну простых людей, в особенности тех, кто даже не являлся воином. Она собиралась в будущем увидеться со своими слугами и друзьями, тем более планировала забрать Джинмин от строгих родителей… если выживет. Но не думала, что её близкие приплывут вместе с подчинёнными Ю Сынвона. Рядом с евнухом Квоном хмурилась служанка Хеджин, чьё лицо теперь рассекал ужасный шрам, оставленный рукой аккыма Джукччи, а перед ней на бортике стоял каса-обакэ Дзадза. Всё-таки они выполняли обещание: отыскали зонтик и только потом вернулись в столицу Сонбак, не бросили его. А Кохаку за ними не приехала. Она прикусила нижнюю губу, чувствуя себя виноватой, а уголки невольно растянулись в улыбке. Кохаку подняла руку и помахала.

Сюаньму смотрел на неё и чувствовал, как его грудь наполнялась теплом. Больше недели нуна пролежала в ужасном состоянии, почти ни на что не реагировала, отказывалась есть и не замечала окружающих. Сейчас, когда она поела, а улыбка, пусть и слабая, но всё равно озарила её лицо, он тоже почувствовал себя счастливым. Сюаньму отошёл от борта и поднял грязную пиалу и палочки, что нуна оставила на полу, и ушёл вымыть. Под шум воды он видел лишь её лицо перед глазами.

Монахи Дунси и Тяньинь говорили, что берегов Чигусы они должны достичь к завтрашнему утру. Вместе с тёплой радостью Сюаньму ощущал, как в груди также росло напряжение. Он понимал, что новый враг должен оказаться посильнее Сюэжэня, от которого они все пострадали, и беспокоился за нуну.

С защитой солнца мы несокрушимы.

«Я буду твоим солнцем, нуна», — мысленно решил для себя Сюаньму и поставил пиалу на влажную тряпку.

Монахи оказались правы. Когда следующим утром Сюаньму проснулся на рассвете и вышел на палубу, вдали на горизонте виднелся чёрный остров. Чигуса. Забытый им дом.

Сюаньму собирался подойди к борту, как вдруг заметил сидящую в углу нуну. Он обеспокоенно приблизился к ней — та мирно спала прямо на полу, закутавшись в меховую накидку и прячась от морозного ветра. Он наклонился над ней и позвал:

— Нуна. Почти приехали.

Она приоткрыла свои заспанные глаза и сонно осмотрелась по сторонам, пока до неё доходил смысл сказанного. Затем Кохаку резко вскочила, из-за чего накидка слетела с её плеч, но холод уже ушёл на задний план. Взгляд был прикован к чёрному острову.

Кохаку сглотнула, не в силах произнести ни звука.

Мрачная атмосфера как будто достигала и кораблей, а может, на Кохаку просто нахлынули воспоминания, которые она не видела перед глазами, но ощущала боль, страх, отчаяние. Чем сильнее они приближались, тем чётче виднелись обгоревшие стволы деревьев, что больше не цвели. На Чигусе не осталось ничего зелёного, у берегов больше не плавали ни каппы, ни рыбы.

Не только сам остров, но и близлежащий океан окутывал чёрный туман, раскинувшийся на несколько десятков и даже сотен ли* вокруг Чигусы. Неужели это и есть та самая сила аккыма, которого другие называли отцом?

* Ли (кор. 리) — 0,393 км.

Кохаку не заметила, как сильно сжала руки в кулаки, и не почувствовала, что процарапала кожу. Сюаньму осторожно дотронулся до неё, она вздрогнула и вместе с этим очнулась от странного состояния: либо туман, либо воспоминания о прошлом гипнотизировали и разрывали связь с реальностью. От руки Рури исходило тепло, он осторожно провёл пальцем по её ладони, пока она не разжала кулаки, и взял её за руку.

— Спасибо, — пробормотала она себе под нос и улыбнулась.

Когда они вошли в туман, повисла резкая угнетающая тишина. За его пределами существовала жизнь — яркая, шумная; здесь же остался лишь мрак и напряжение, даже океан потерял свои краски. Кохаку вновь попыталась сжать руки в кулаки, но одну из них держал Сюаньму и помог ей прийти в чувства лёгким поглаживанием. Щёки покалывало, но не от холода, а от накапливавшегося страха. Дышать становилось сложнее, и Кохаку ощущала, как её накрывала волна паники.

— Нуна, — голос Сюаньму, как луч солнца пробивался сквозь тёмные тучи во время грозы, осветил и её. — Всё будет хорошо.

Корабли — маленькая джонка монахов и огромное судно воинов генерала — приближались к берегу через сгущающуюся тьму. Туман оказался настолько плотным, что сквозь него не проглядывало даже небо.

Генерал Ю, Чуньли и Тяньинь стояли рядом с Кохаку и Сюаньму и смотрели на земли Чигусы, пока Дунси вёл их корабль. Вскоре судно причалило к берегу.

Кохаку не стала дожидаться трапа, а вытащила свою руку из хватки Рури, перемахнула через борт и спрыгнула в потемневшую от тумана воду, подняв за собой брызги. Она тяжело дышала, осматриваясь по сторонам. Мёртвый остров. Не было звуков птиц или насекомых, не росла даже трава, осталась одна почерневшая земля и давящая тишина. Кохаку ступила на берег.

— Принцесса Юнха! — К ней уже мчался евнух Квон, спустившийся со второго корабля.

Она обернулась, и ненависть вместе с яростью мелькнули в её глазах.

— Я приказываю остаться здесь.

Эти чувства были направлены на виновника, разрушившего её дом и погубившего её семью. Двадцать лет своей жизни в Сонгусыле она старалась не вспоминать, как горела Чигуса, прятала эти воспоминания в закоулках своей души, но теперь они разом нахлынули на неё и дали о себе знать. Здесь погибли её родители и друзья.

Евнух Квон застыл перед ней на месте, его губы дрожали, а глаза наполняла жидкость.

— П-принцесса…

За его спиной стояла Хеджин, которая молча опустила голову вниз.

«Я не тебе», — сначала хотела ответить Кохаку, осознав, что испугала его своим видом. Но промолчала.

Может, так даже лучше. Пусть её боятся и остаются в безопасном месте, она не желала, чтобы события прошлого повторились. Враг силён, а у Кохаку не осталось оружия, кроме собственных клыков и когтей: сломанный гохэй лежал в её каюте, она даже не подумала взять его с собой.

Сюаньму и генерал Ю тоже спустились с корабля. Первый спешил к ним, а второй собирал вооружённых людей. Даже с мечами и луками со стрелами, что они сделают сильнейшему аккыму? Либо это туман так давил на неё, либо Кохаку никогда не верила в победу, а вернулась домой, чтобы здесь и погибнуть.

— Нуна.

Как первые лучи солнца, рассекающие мрак после долгой ночи, как первые подснежники, проглядывающие из-под холодного снега в мрачный зимний день, Рури пришёл в её жизнь и взял за руку. И принёс с собой весну.

Кохаку молча переплела их пальцы и отвернулась от слуг. Где-то в глубине острова их ждал аккым, и она даже догадывалась где. Сколько бы лет ни прошло, Кохаку ничего не забыла: ноги сами несли её к главному храму верховной лисы. От прежних дорожек не осталось и следа, они брели по покрытой грязью от давнего пожара неровной земле. Кохаку не смотрела себе под ноги и случайно споткнулась, Сюаньму успел поймать её и придержал за талию. Только тогда она наконец посмотрела вниз.

Вся земля была усеяна драгоценными камнями, на один из них Кохаку и наступила. Откуда они взялись? Всевозможных ярких цветов, они лежали в разных местах, какие-то кучками, какие-то поодиночке вдали друг от друга.

Дальше она шла аккуратнее. Поначалу армия генерала Ю двигалась за ними, но вскоре разбрелась по острову в поисках врага.

От некогда расписанного золотом и серебром храма остались лишь обгоревшие доски. Кохаку в ужасе смотрела на руины, в которых училась и играла в детстве, и молчала. В горле стоял ком, и она не могла решиться зайти. Сначала Сюаньму тоже стоял рядом, но первым сделал шаг и потянул её за собой.

Они аккуратно переступили прогоревшие ступени. Обвалившиеся доски перекрывали их путь, но Сюаньму прикрепил к ним талисман, заставил подняться и отлететь в сторону. Кохаку застыла на месте, не решаясь войти внутрь, и ему вновь пришлось потянуть её.

От алтаря ничего не осталось, как и от помещений, в которых они занимались. Всё либо обвалилось, либо сгорело почти до неузнаваемости. Кохаку всхлипнула и еле сдержала подступавшие к глазам слёзы, отвернула голову в сторону. Её взгляд зацепился за валявшийся на полу очаг, она бросилась к нему и упала на колени. Дрожащими руками отодвигала доски, но не смогла поднять.

Сюаньму понимал её без слов. Он видел, как нуне было плохо, и не давил на неё, а старался помочь. При помощи талисманов он расчистил место, а затем своими руками помог поднять круглый каменный очаг. Сюаньму не знал, чем тот являлся на самом деле, в то время как слёзы всё-таки потекли по щекам нуны. Она плакала, всхлипывала и сжимала губы в полоску. Дрожащими руками гладила очаг, водила по нему пальцами и убирала голову в сторону, чтобы туда не попали слёзы. Но огонь всё равно не горел — тушить было нечего.

— Нет, нет, нет… — бормотала она себе под нос. — Лисий огонь не мог погаснуть…

Всю жизнь она обманывала себя. Закрывала глаза на разрушенные в Сонгусыле и Цзяожи храмы, из которых ушла сила верховной лисы вместе с её огнём. До последнего верила, что верховная лиса выжила и придёт всех спасти.

Кохаку зажгла собственные кицунэби, которые небольшими золотыми огоньками повисли вокруг неё в воздухе, и заплакала в голос.

Им никто не поможет. Они сами за себя.

Если в живых осталась не только она, но и Рури, а также Ю Сынвон, возможно, стоило путешествовать по миру и искать остальных. Кохаку же хотела верить, что всё произошедшее приснилось ей в жутком кошмаре, а на самом деле все жители Чигусы находились здесь. Может, раненые, но живые. В глубине души она понимала, что все её воспоминания были настоящими, но только здесь смогла взглянуть правде в глаза. И отчаяние поглотило её.

Кохаку выла и кричала, слёзы струились по щекам. Уши увеличились в размере и приняли форму лисьих, за спиной сквозь одежду прорвался хвост, удлинились когти. Не помня себя, она царапала каменную поверхность очага.

Она не знала, сколько времени так просидела, как вдруг со спины её накрыли тёплые руки. Кохаку вздрогнула, а Рури уже прижал её к своей груди, его нос уткнулся ей в шею, горячее дыхание обожгло кожу.

— Мы восстановим Чигусу, нуна, — прошептал его голос в самое её ухо, и по коже пробежались мурашки.

Почему-то после этих слов на душе стало спокойнее.

Вместе они подняли очаг и перенесли его в центр разрушенного храма. Сюаньму не до конца понимал его роли, но был готов сделать для нуны всё, лишь бы она не плакала. Она нежно провела рукой по очагу в который раз и отошла от него, на этот раз внимательно осмотрелась по сторонам.

— Где-то здесь должно быть оружие, — пробормотала она себе под нос и обошла помещение, но ничего не заметила. Тогда перешла в другую комнату. — Убери те доски.

Монахи редко использовали талисманы в бытовых целях, наставники требовали, чтобы их ученики выполняли всю работу сами. Но как же те облегчали жизнь. Сюаньму прикрепил к доске один талисман, те поднялись в воздух и приземлились в стороне. Нуна обнаружила дверь в полу.

— Так и знала.

Она потянула железную ручку на себя, но дверца вдруг открепилась и с грохотом покатилась вниз по лестнице, подняв шум на весь остров. Кохаку прижала свои пушистые уши к голове и даже накрыла их руками. Внизу было темно, но вокруг неё по-прежнему летали кицунэби, поэтому она решительно пошла вниз.

Кохаку никогда не была в этом месте, даже не знала о его существовании. Но интуиция вела её сюда.

Тяжёлый затхлый запах ударил в нос: в подвал давно никто не спускался. Отвалившаяся дверь подняла тучу пыли, от которой приходилось жмуриться и часто моргать; в носу защипало, и Кохаку чихнула, а за ней и Сюаньму. Кохаку выпустила кицунэби по помещению и отправила их в разные углы, здесь хранилось разное оружие, на котором бликами отражался свет её огоньков. От него исходила сильная негативная энергия и холод. Неужели это были запертые аккымы? Пожар не коснулся только этого места: возможно, своими последними силами верховная лиса защищала именно его, чтобы не выпустить в мир худшее зло. Среди оружия и его обломков Кохаку заметила покрытый пылью гохэй, подошла к нему, взяла в руки и отряхнула. От пыли она вновь чихнула, а тепло от гохэя согрело её руку и растеклось по телу. В отличие от всех предыдущих жезлов в нём ещё таились остатки силы верховной лисы. Она не смогла сдержать улыбку.

Её ухо вдруг дёрнулось, и Кохаку услышала отдалённые крики с поверхности. Это был боевой клич: армия генерала Ю нашла врага.

— Рури, бежим.

Кохаку взлетела по лестнице быстрее молнии и со всех ног помчалась к источнику, она не даст погибнуть невинным людям.

— Нуна.

Сюаньму успел превратиться в крупного синего дракона, полетел за ней и вскоре обогнал.

— Запрыгивай, так быстрее.

Теперь и он слышал шум: не только крики людей, но и звон металла. Не нужно было указывать дорогу, он сам знал, куда лететь. От неба ничего не осталось, ни один солнечный луч не проникал в это окутанное тьмой место, только золотые кицунэби освещали их путь.

Кохаку держалась за гладкую скользкую чешую и едва не соскальзывала, пришлось обхватить руками его шею. В прошлые разы она носила маленького дракона на себе, а теперь они поменялись местами, и даже в опасной ситуации Кохаку ощущала некую безопасность и спокойствие; не пыталась скинуть на него всю ответственность, а чувствовала, что её спину кто-то защищал. Слабая надежда на победу и возрождение Чигусы затеплилась у неё на душе, но продлилось это недолго.

Сюаньму пролетел над полем сражения. Десятки воинов генерала Ю окружали тёмную фигуру, что сидела на земле, несколько из них лежали подле его ног и не двигались. Трое монахов при помощи талисманов освещали врага, но ближе не подходили. Кохаку всмотрелась в искажённые лица воинов и разглядела лишь застывший на них ужас. Её саму начала наполнять злость, и она отцепилась от Сюаньму и спрыгнула вниз.

— П-принцесса?! — они в страхе переглядывались. Кицунэби парили вокруг неё и освещали лисьи уши и хвост.

По всей видимости, генерал Ю не сообщил о её происхождении.

— Доложите ситуацию, — потребовала она, не желая тратить время на ненужные сейчас объяснения.

— Слушайте её, — Ю Сынвон обошёл своих людей и приблизился к ней. В руках он держал обнажённый меч. Пока воины переглядывались между собой, он сам решил рассказать:

— Это наследный принц.

— Что?!

Кохаку в ужасе приблизилась на несколько шагов, но врезалась в невидимый барьер, который откинул её назад. Краем глаза она заметила, что генерал вытянул руки, чтобы поймать её, как она спиной врезалась в Сюаньму — дракон опустился и придержал её своим телом. Между воинами пронеслось удивлённое оханье. Неудивительно, что они так вели себя: пусть и хорошо обученные люди, всё-таки драконов и лисов вроде них в своей жизни они ещё не встречали. Если только сам Ю Сынвон не показывал им своё истинное лицо, в чём Кохаку сомневалась.

— Странно, что он не пропустил тебя. — Генерал прошёл несколько шагов через место, которое не смогла миновать она. Только вскоре он вытянул руки перед собой и напрягся.

Вокруг сидящего перед ним мужчины исходила мощная тёмная энергия, распространялась по всему острову и давила на всё живое. Чем ближе подходили к источнику, тем сложнее становилось двигаться и дышать — даже Ю Сынвон не справлялся.

Кохаку видела, с какими усилиями ему давался каждый шаг. Вскоре его нога не выдержала, и он упал на одно колено.

— Вернись! — закричала Кохаку и попыталась кинуться к нему, но драконья лапа придержала её на месте. — Нам не нужны бессмысленные жертвы!

Ю Сынвон обернулся и улыбнулся уголком рта, с большим трудом он развернулся, упал на землю и отполз. Возле него лежало несколько тел — должно быть, на это расстояние могли подходить обычные люди. Кохаку попыталась разглядеть мужчину, но никак не могла увидеть в нём ван Тэ. Она сравнивала эту тьму с тем добрым и светлым человеком, коим видела его, вспоминала, как он всегда защищал младшую принцессу Наюн и как не сдал её саму, когда Кохаку собиралась сбежать.

— Я не верю, что это ван Тэ, — проговорила она, как только Ю Сынвон смог подняться на ноги.

— Я не говорил, что это ван Тэ. — Необычно серьёзное выражения лица застыло на его лице. — Это ван Ён, прежний наследный принц.

Кохаку застыла на месте, шерсть на её ушах и хвосте встала дыбом.

Наложница Ча совсем недавно рассказывала о прежнем наследном принце и предполагала, что он мог отправиться на Чигусу за оружием. Всё так быстро произошло друг за другом: господин Нам примчался на их встречу и сообщил о пропаже Джинмин, Юна оказалась под властью аккыма, в тот же день они переместились в Цзяожи, а по пути сюда Кохаку так плохо себя чувствовала, что эта информация совсем вылетела из её головы.

Она сжала гохэй в руках, но вовремя спохватилась и постаралась успокоиться, пока тот не успел треснуть. Нельзя портить то немногое, что осталось от верховной лисы. Кохаку направила несколько кицунэби в сторону ван Ёна, но те оказались слишком слабыми — тьма вмиг поглотила золотые огоньки. Наследный принц даже не реагировал: сидел на земле с закрытыми глазами, как будто спал, и держался обеими руками за широкий меч, длинные локоны спадали ему на лицо и перекрывали часть.

Ещё несколько кицунэби возникли в воздухе возле головы Кохаку, ярче и крупнее прежних. Она мысленно направила их к ван Ёну, приказывая прорваться. На этот раз они пролетели чуть дальше, но тьма поглотила и их. Даже на три джана не выходило приблизиться.

— Генерал, что прикажете? — спросил один из воинов после нескольких неудавшихся попыток.

Ю Сынвон перевёл взгляд на Кохаку, которая отвлеклась от огоньков, сердито оглядела людей и воскликнула:

— Нам не нужны бессмысленные жертвы!

Те посмотрели сначала на неё, затем на генерала, в их глазах стоял неозвученный вопрос.

— Слушайте свою принцессу, — решил Ю Сынвон и пожал плечами.

Повисла напряжённая тишина. Его подчинённые не перешёптывались между собой, но от их взглядов Кохаку всё равно становилось не по себе: они ждали от неё каких-то действий, а она не могла даже подойти к спавшему врагу. Когтями левой руки она водила по ладони — не царапала себя до крови, но старалась привести в чувство и заставить голову думать.

Густой думал давил и мешал сосредоточиться. Кохаку смотрела себе под ноги, грызла нижнюю губу и нервничала.

— Нуна.

Сюаньму дотронулся до неё хвостом, нежно погладил руку. Он бы превратился обратно в человека, чтобы нормально успокоить её, однако не желал предстать без одежды перед этой толпой. Янтарные глаза посмотрели на него с благодарностью.

Она вздохнула и прикрыла их, попыталась абстрагироваться от окружающего мира. Много лет назад верховная лиса учила разжигать кицунэби: надо верить в себя и думать о хорошем. Кохаку вспомнила тепло, которое наполняло её тело, когда Рури брал её за руку, и также его собственное, представила его нежный взгляд и добрые слова, первый поцелуй под яркой полной луной… Перед глазами возник свет, который проникал даже через закрытые веки, но Кохаку не закончила. Она подумала также о радостных днях и приключениях в Сонгусыле, о подаренном фурине; о весёлых моментах с Джинхёном, его забавных историях и том, как она тайно распространяла их по всему Сонбаку; о добрых Хеджин и евнухе Квоне, о друзьях детства, родителях и, наконец, о верховной лисе. Гохэй в её руке начал нагреваться, а свет перед носом становился всё ярче.

Кохаку открыла глаза, и перед ней завис большой золотой кицунэби в форме лисьей головы, его белые глаза светились ярким белым пламенем. Он дёрнул хвостом, что рос из головы, и помчался в сторону ван Ёна, оставляя за собой дорожку света.

Тьма давила и окружала, пыталась поглотить и его, но этот кицунэби прорвался. Его хвост и уши растворялись, он уменьшался в размерах, и, тем не менее, всё равно пролетел в самую гущу и дотронулся до головы ван Ёна. Глаза наследного принца резко открылись.

Давление и тяжесть усилились, держаться на ногах и дышать становилось всё сложнее.

Наследный принц продолжал держаться за меч, глубже воткнул его в землю и поднялся на одно колено. Кожа треснула на его лице, от щеки отвалился кусок, вместо которого осталось потемневшее пятно.

— Наконец-то, — раздался его хриплый голос.

Некоторых усилий ему стоило встать, но как только у него вышло, всех вокруг сдуло с ног. Люди с криками попадали, из носа, глаз и ушей потекла кровь, кожу покрыли царапины.

Кохаку тоже не смогла стоять, но упала она не на землю: Сюаньму поймал её своими лапами и прижал к себе, обвил хвостом и защитил от резко распространившейся тьмы. Прищурившись, она смотрела по сторонам и видела, как стонали люди. Их уронил вовсе не резкий порыв ветра, а тот самый туман, что исходил от ван Ёна.

Убедившись, что опасность миновала, Сюаньму убрал свой хвост от нуны, встал сам и помог подняться ей. Он выучил урок: бессмысленно пытаться удержать её от опасности — она всё равно прыгнет в самое пекло, так лучше он будет рядом с самого начала. Кохаку смотрела на него с благодарностью, и этого было достаточно. Затем её взгляд переместился на наследного принца: тот, пошатываясь, уже стоял на двух ногах с опорой на меч, однако его тело рассыпалось на глазах. Получается, он отличался от Сюэжэня, который создал собственную оболочку; если существо перед ними всё-таки являлось аккымом, то при подчинении тела что-то пошло не так. Ни с кем из предыдущих аккымов такого не происходило, хотя они не так много встречали.

Взгляд ван Ёна устремился в сторону Кохаку и Сюаньму.

— Дракон меня не интересует, — прохрипел он и чуть повернул голову в сторону. — Есть среди вас сильные воины?

Кохаку тоже осмотрелась в поисках Ю Сынвона и заметила его лежавшим на земле в окружении своих людей, поблизости также находились евнух Квон — его зелёная одежда бросалась в глаза, — Хеджин и даже яркий каса-обакэ Дзадза. Она вздрогнула, переживая, что туман повлиял и на них. Задрав подбородок, Кохаку выступила вперёд и воскликнула:

— Ты и есть Шэньюань?

Его внимание резко переключилось на неё. Перед этим он посмотрел лишь на дракона, а затем прошёлся взглядом по людям.

— О, так память обо мне не умерла, — ответил аккым в теле ван Ёна с хрипотцой в голосе. — Что за дева знает моё имя? Назовись.

Кохаку ощутила более сильное давление, что тянуло её к земле, продавливаемую ногами, и прижимало лисьи уши к затылку, но смогла устоять, ещё и голову не опустила. Несмотря на тяжесть в груди, она сделала вдох и одну руку сжала в кулак, а второй покрепче вцепилась в гохэй — так она собиралась с силами. Она сделала шаг навстречу Шэньюаню и решительно представилась:

— Я Кохаку, дитя этих земель, выжившая в пожаре двадцатилетней давности, и я верну Чигусе былое величие.

Шэньюань попытался улыбнуться, но как только уголки его губ дёрнулись, ещё кусок мяса отвалился от лица. На этот раз на лице не просто осталось чёрное пятно, теперь оттуда исходил густой чёрный дым и поднимался в воздух. Как сражаться с этим чудовищем? Насколько опасно разрушать тело ван Ёна, если оно и так крошилось от малейшего движения? Кохаку боялась, что с каждым ранением тьма будет распространяться.

— Я только имя просил, об остальном и так догадался, — Шэньюань издал некое подобие смешка, но улыбаться больше не пытался. Он прав: по ушам и хвосту можно сделать вывод, что она из Чигусы.

— Значит, лисье тело тебя тоже не интересует, Шэньюань?

Как бы Кохаку ни хотела это признавать, её задевало, что на неё даже не обратили внимания. А она умела сражаться и не могла назвать себя слабой.

— Нет, можешь поблагодарить за это свою главную… ой, я же убил её.

Он смотрел на неё с наслаждением от происходящего.

Ярость наполняла грудь Кохаку, она сжала челюсти и напряглась, выпустила когти, готовая ринуться в бой. Обычно спокойный Сюаньму тоже ощущал, как внутри него росло негодование, но он не действовал опрометчиво. Хвостом Сюаньму поймал Кохаку за локоть и покачал головой: враг провоцировал её, не надо кидаться на него без плана. Она попыталась вырвать свою руку, но дракон только настойчивее сжал её хвостом и даже потянул назад, в глазах его читалось: «Не делай этого». Даже если этот монстр виноват во всех убийствах и разрушении Чигусы, не было смысла бросаться на него просто так. Более того, покойная верховная лиса что-то сделала с остальными.

— Что не так с лисьим телом? — произнёс Сюаньму, раз нуна даже не осознала суть его слов.

Шэньюань подавил смешок.

— Ты, должно быть, видела разбросанные повсюду камни, — заговорил он насмешливым тоном. Сюаньму вспомнил, что об один из них нуна споткнулась. — Это всё лисы и драконы, чьё тело я пытался заполучить.

В глазах Кохаку застыл ужас. Она наклонилась и огляделась по сторонам — вся земля была усеяна множеством драгоценных камней. Получается, это были её братья и сёстры? Она не знала, на кого из них успела наступить, но уже раскаивалась из-за своей невнимательности.

— Отпусти меня, — прошипела она сквозь зубы.

— Нуна, — Сюаньму собрался с силами, чтобы привести её в чувство, — что ты собираешься делать? Будешь драться с ним, ломать это тело, чтобы выпустить ещё больше тьмы? Ты сейчас не в себе.

— Тогда что ты предлагаешь?

— Атаковать, не касаясь?

Она задумчиво свела брови и, наконец, отвлеклась от переполняющей её злости.

— Ты имеешь в виду при помощи света?

Сюаньму кивнул головой и ослабил хватку, Кохаку прикрыла глаза, сжала гохэй обеими руками и сосредоточилась. Её окружали свет и тепло от возникших кицунэби, в которые она вкладывала собственные силы и душевные воспоминания. Огоньки устремились в разные стороны и осветили всё поле сражения, пролетели над лежавшими и сидевшими воинами и направились дальше.

— Ты не израсходуешь силу просто так?

Ю Сынвон подкрался со спины. Когда Кохаку открыла глаза, то заметила, что выглядел он потрёпанным и раненым, как и остальные его люди.

— Я не знаю, что ещё придумать, — вздохнула Кохаку. Она приподняла голову и осмотрелась по сторонам — мрачные обгоревшие деревья или даже скорее оставшиеся от них коряги теперь освещали её золотистые кицунэби. Это место выглядело ещё более зловещим и так не похожим на прежнюю Чигусу, чем в полумраке, что Кохаку вздрогнула, а по рукам пробежались мурашки. Теперь в свете кицунэби она ясно видела, что произошло с её домом, как жуткие коряги возвышались на холмах и полянах, где некогда росли густые леса, и отбрасывали пугающие тени. Но одновременно с горечью и болью росла и надежда.

Гохэй в её руках наполнялся теплом, растекающимся по её телу. Кохаку знала, что делать.

Она уверенно сжала пальцы и быстро зашагала в сторону Шэньюаня, минуя лежавших воинов. Сюаньму не остался на месте, а полетел за ней. Его тело извивалось и напоминало ползущую по воздуху змею, в этой форме он чувствовал себя уже увереннее, чем прежде.

Кохаку остановилась в джане перед Шэньюанем — тот стоял на двух ногах, а руками держался за длинный и широкий меч, воткнутый в землю. Гохэем она разрубила воздух перед собой, и световая дуга вылетела из верхушки жезла, откуда торчали зигзагообразные ленты, и устремилась во врага, при соприкосновении она разрубила тьму на уровне его щеки и достигла лица, но так и не ранила тело. Кицунэби продолжали парить над полем, а Кохаку вновь двинула гохэем.

— Убери это, — злостно прорычал Шэньюань и, наконец, вырвал меч из земли.

Давление вновь увеличилось, и всех людей прижало к земле. Если бы Сюаньму не обвил тело Кохаку, она бы сама грохнулась, но почему-то он умудрялся висеть в воздухе и удерживать её.

Плечо Шэньюяня хрустнуло, и рука обвисла. С яростью в глазах он схватил оружие более здоровой рукой, как Кохаку нарисовала в воздухе крест — тот принял форму света и пришёлся на грудь Шэньюаня. Враг взвыл, замахнулся мечом и рванул вперёд. Кохаку представляла его слабым и совершенно не ожидала, что в мгновение ока он окажется перед ней. Сюаньму не успел среагировать: попытался подвинуться и закрыть нуну собой, но не успел. Перед ними вдруг возникла рука Хеджин, которая незаметно появилась возле них. Как всегда, Кохаку не услышала, как та подкралась.

Она моргнула, и Хеджин закричала. Её рука упала на землю, в то время как служанка осталась стоять, кровь хлестала из отрубленного плеча.

— Хеджин! — в ужасе взвыла Кохаку и упала перед ней на колени.

— Пустяки, — выдавила из себя та, но не устояла на ногах и осела на землю под злорадствующий смех Шэньюаня. Сюаньму перестал удерживать Кохаку, зарычал и бросился на врага, вцепился зубами в широкий меч и попытался вырвать его. Если он повредит тело, то только распространит тьму, так пусть хотя бы лишит его оружия.

— Зачем ты это сделала, Хеджин-а! — выла Кохаку, чувствуя, как слёзы выступали у неё на глазах. Даже в тяжёлые ситуации она старалась не поддаваться отчаянию, но картины из прошлого как будто повторялись у неё на глазах.

Хеджин, чьё лицо также рассекал недавно оставленный шрам, решительно схватила её окровавленными пальцами оставшейся руки, которой только что зажимала рану.

— Моя мать лишила нас с братом тепла и внимания ради вашей защиты, моя госпожа. Я приняла её выбор и не позволю её жертве оказаться напрасной, это не ваша вина.

— Нет, Хеджин-а, эти слова не станут твоими последними, ты будешь жить дальше! — Кохаку создала ещё несколько кицунэби перед собой. Если не прижечь обрубленную часть, то кровотечение не остановится и Хеджин точно умрёт. Но Кохаку не хотела причинять ей боль…

— Отойди.

Ю Сынвон опустился на землю перед ними, оторвал часть рукава и протянул его Хеджин. Та молча отпустила руку своей госпожи и взяла тряпку, затем зажала её зубами. Она следила взглядом за золотыми кицунэби и решительно опустила голову со словами:

— Я готова.

Кохаку чувствовала, как слёзы потекли по её щекам. Она не могла причинить боль своей служанке. Нет, своей подруге.

Вдруг с рядом её золотыми огоньками возникли несколько голубых. Кохаку перевела взгляд на Ю Сынвона — тот напряжённо следил за обрубленным местом и направил к плечу несколько своих кицунэби. Хеджин взвыла сквозь тряпку, боль отразилась на её хмурящемся лице, она плакала, но терпела. Запах мяса ударил в нос Кохаку, и она с трудом сдержала порыв рвоты.

— Всё, — Ю Сынвон закончил и поднялся на ноги, затем протянул руку ей. — Сейчас не время раскисать.

Он улыбнулся, чтобы подбодрить её. Ю Сынвон прав: ещё ничего не закончилось.

Кохаку обернулась и увидела, как Сюаньму пытался вырвать меч из руки Шэньюаня. Её переполняла злость и ненависть, она бросила последний взгляд на раненую Хеджин и помчалась к врагу. Мех на её ушах и хвосте, а также волосы перекрасились в белый, гохэй засветился и обычному человеку слепил бы глаза.

— Отойди! — крикнула она Сюаньму, и тот вовремя отлетел в сторону.

Кохаку со всей силы ударила по мечу. Она вложила в гохэй всю собственную силу, молясь, чтобы жезл не треснул от удара по железу. Раздался звон металла, треск дерева и какой-то хруст: вторая рука Шэньюаня тоже обвисла, а он сам упал на колени, голова безжизненно наклонилась вниз, взгляд потускнел.

Меч продолжал стоять, пальцы по-прежнему держались за рукоять. Кохаку решительно вытянула руку вперёд и ухватилась за эфес, чтобы отделить его от тела, как вторая рука Шэньюаня поймала её и сильно сжала, впиваясь ногтями. Кохаку закричала и попыталась вырваться, задёргалась, как её накрыла тьма. Она видела пожар двадцатилетней давности; заплаканная мать обняла её, потрепала рукой по волосам и передала каппам на крошечный ялик, отправила как можно дальше от Чигусы. Затем картина поменялась на падавших горящих лисов: те прыгали в воду, чтобы потушить огонь, из множества ран текла кровь. Кохаку закричала, и все кицунэби вмиг погасли.

Она слышала лязганье металла и топот, но не понимала, где находился источник. Перед глазами мелькали воспоминания, как вдруг Кохаку заметила беловолосого юношу с лисьими ушами. Для верховной лисы он выглядел молодо, но судя по белому меху, обладал немалой силой. Кохаку осознала, что больше не видела пожар: храм стоял целый и невредимый, расписанный золотом и серебром. Юноша в кимоно цвета каштана и сливы умэ внимательно огляделся по сторонам и на цыпочках прокрался внутрь, отодвинул вазу в сторону, и Кохаку заметила ту самую дверцу в полу, куда они ранее спускались с Рури. Юноша спустился вниз по ступеням, и Кохаку, у которой не осталось иного выбора, последовала за ним.

Всё оружие внутри, что ранее она видела раскиданным на полу, висело в воздухе в пузырях. В центре комнаты стоял светящийся гохэй, из него исходили полупрозрачные нити и крепились к пузырям. Однако те не интересовали юношу, он прошёл дальше, и Кохаку услышала звук щелка: дверца шкафа открылась. В нём находился более густой и плотный пузырь, который почти скрывал своё содержимое, но юноша вдруг схватил гохэй и замахнулся. Кохаку вздрогнула и ринулась вперёд, чтобы остановить его, но её рука прошла насквозь, а пузырь лопнул. Юноша усмехнулся, отбросил жезл в сторону и поднял широкий меч, в котором Кохаку узнала оружие Шэньюаня. Однако кожу юноши покрыла чёрная паутина, и он отбросил оружие в сторону, но линии поднимались и почти добрались до его шеи, волосы из белого перекрасились в чёрный, то же самое произошло с мехом на ушах и хвосте. Он упал на колени и закричал.

— Что происходит? — заговорила Кохаку и вновь дотронулась до него, но рука опять прошла насквозь. — Шэньюань? Твоих рук дело?

— Не узнаешь лиса? — раздался голос аккыма в её голове. — Это мои воспоминания.

Кохаку нахмурилась.

— Но меч всё это время находился в шкафу, ты не мог видеть, как он проник в храм.

Вся эта сцена казалась подозрительной, а лиса с белым мехом помимо самой верховной лисы Кохаку за свою жизнь ещё не встречала.

— А ты догадливая, — в его голосе по-прежнему звучала хрипотца, но теперь Шэньюань мог смеяться. — Ладно, здесь было немного моих домыслов, вот настоящие воспоминания.

Теперь Кохаку оказалась во тьме. Она чувствовала тепло, которое неприятно обжигало при любом прикосновении. Попыталась вытянуть перед собой руки, как ей казалось, но вляпалась во что-то склизкое и горячее. Дверца шкафа вдруг отворилась со скрипом, и теперь она увидела того же самого беловолосого юношу в кимоно цвета каштана и сливы умэ и с узором в виде лепестков цветущей сливы, но находясь в шкафу. Довольные золотисто-медовые глаза с искрой хитрости смотрели прямо на неё. За его спиной светился гохэй, который он взял в руки и разрубил пузырь, брызги разлетелись в сторону и заляпали всё вокруг желтоватыми пятнами, тело Кохаку начало жечься. Она попыталась опустить голову и оценить свои раны, но поняла, что не могла этого сделать. В следующий миг она оказалась в руках беловолосого лиса, как вдруг ощутила сильный прилив энергии и рьяное желание заполучить свободу и выпустила свою силу.

— Вот это уже мои, — вновь раздался голос Шэньюаня в её голове.

Она была мечом всё это время! Но по-прежнему не понимала, кем являлся юноша перед ней. Было что-то смутно знакомое в его улыбке, однако Кохаку всё равно не сомневалась, что лисов с белым мехом не встречала.

— Не узнала?

— Чего ты добиваешься, Шэньюань?

Она не хотела прямо отвечать на его вопросы, аккым мог специально путать её.

— Странно, я заметил его лицо среди тех, кто окружал тебя.

Окружал? Но единственный выживший лис, помимо неё самой, это Ю Сынвон, но Кохаку видела его с чёрными ушами и хвостом. Ужас застыл в её глазах, а по спине пробежался холодок, и она вернулась в реальность. Ван Ён сидел перед ней с ухмылкой на лице, но взгляд его оставался пустым, они оба держались за рукоять меча, как вдруг его рука опустилась. Кохаку поднялась на ноги.

Люди Ю Сынвона сражались со скелетами, которых здесь не было мгновение назад. Рури в форме дракона хватал их в зубы и сбрасывал в воду, защищал людей и в частности её саму как мог. Евнух Квон кричал и тоже бил по их рёбрам, за его спиной держалась Хеджин с мечом в левой руке. Даже зонтик Дзадза бросался им под ноги, из-за чего скелеты падали. Однако сейчас не они были нужны Кохаку. К ни го ед. нет

Взгляд её бродил по полю сражения в поисках Ю Сынвона, пока не обнаружил его в гуще сражения. Не отпуская меч, Кохаку поднялась на ноги. Она не заметила, как чёрная паутина распространилась по её руке и устремилась в сторону шеи, однако цвет её меха остался прежним, как и гохэй в другой руке всё ещё светился белым. Кохаку помчалась к генералу и закричала:

— Ю Сынвон!

Он обернулся, закрываясь тупой стороной меча от удара скелета и отрубая ему руку, и непонимающе посмотрел на неё.

— Что ты знаешь про этот меч? — Она подняла свою левую руку. — Это ты достал его из храма верховной лисы?

Издалека Кохаку не могла разобрать выражение его лица, поэтому поспешила в его сторону. Он продолжал отбиваться от скелетов, рубил их с ещё большей яростью, пока вдруг Кохаку не встала перед ним впритык.

— Отвечай, — потребовала она и чуть изогнула дрожащие брови. — Это же не ты, да? Ты, наверное, просто знаешь того лиса и защищаешь его?

Конечно, Ю Сынвон не мог так поступить. Мерзкий аккым специально обманывал её, чтобы она перестала доверять близким.

— Сколько хвостов он показал тебе? — заговорил меч в её руке. Должно быть, как и прежде, аккыма слышала лишь она.

Кохаку непонимающе смотрела на Ю Сынвона и ничего не говорила. Она хотела верить в него, несмотря на все мелкие обиды, за которые просто не могла долго дуться.

— Эй, Кохаку, я с тобой разговариваю.

Впервые за долгое время кто-то назвал её по настоящему имени; если Рури произносил это с теплом и нежностью, то от тона аккыма стало противно. Кохаку даже пожалела, что представилась, раз он теперь так фамильярно общался с ней.

— Тебе-то какое дело? — прошипела она, не отводя взгляда от Ю Сынвона. Она по-прежнему ждала ответа.

— Один, я прав? — Оказавшись без рассыпающегося тела, Шэньюань резко стал болтливым. — Ты удивишься, если узнаешь, что у него их четыре?

— О чём ты? Четыре хвоста?

После этих слов Ю Сынвон свёл брови и опустил голову, но на них напал очередной скелет, поэтому он переключил внимание на врага.

Количество хвостов зависело от прожитого времени. Лисы рождались с одним, но на первое столетие вырастал второй и так далее, поэтому у самой Кохаку был всего один и у Ю Сынвона тоже. Следующий ждать более семидесяти лет. Она уже расслабилась в душе, поверившая в своего друга, как вдруг он произнёс:

— Прости меня.

Он слабо улыбнулся и виновато посмотрел на неё.

— За что прощать? Что с тобой, Ю Сынвон?

Не глядя, она оттолкнула гохэем зарычавшего над её ухом скелета, а второго разрубила тяжеленым мечом. Замахиваться им было тяжело. Всё её внимание было сосредоточено на генерале, она грызла нижнюю губу и ждала ответа, но тот молчал.

— Ответь мне, Ю Сынвон!

— Кохаку…

Он вложил в это имя столько боли, что у самой Кохаку всё сжалось в груди. Это был первый раз, когда он позвал её по настоящему имени, теперь все знали, как её звали на самом деле, и ощущалось это ужасно непривычно.

Ю Сынвон упал перед ней на колени и опустил голову, взгляд его остановился на её ногах.

— Моё имя Мамору, очень рад познакомиться с тобой. И прости, что обманул.

Он изменил свою форму: уши приняли лисью форму, а за спиной выросло четыре чёрных хвоста.

— Я же говорил! — возликовал Шэньюань, и Кохаку захотелось выбросить меч из рук. Она бы так и сделала, если бы не боялась, что тогда тьма начнёт распространяться. Хотя она и не думала об этом, но интуитивно чувствовала, что гохэй верховной лисы помогал сдерживать тёмную энергию.

— Замолчи, — рыкнула на него Кохаку и оскалилась. Она не отводила взгляда от Ю Сынвона, который виновато смотрел в её ноги и отказывался поднимать голову. — Посмотри на меня.

В её голосе появилась заметная нежность, когда она переключилась с Шэньюаня на него. Всё-таки знакома с ним почти с детства — с тех пор, как начала жить во дворце в Сонбаке; случайно встретилась с ним в саду, когда в очередной раз сбегала на вылазку в город. Позже тем днём их познакомил король, отец настоящей принцессы Юнхи, и Ю Сынвон не сдал её — так она начала доверять ему. Нет, он не мог так поступить с ней, аккым хотел запутать её и обмануть, но Кохаку не поддастся провокациям и не потеряет веру в друзей.

— Мамору… — слетело с её уст, и она замолчала.

Привычные имена из Чигусы, такие далёкие и родные, приятно звучали на языке, но она задумалась, имела ли право обращаться по имени к кому-то из старшего поколения. Как в Сонгусыле и среди монахов Цзяожи, в Чигусе тоже звали друг друга по титулу или статусу, а имена использовали только верховная лиса, родители, наставники и самые близкие друзья.

Пока она молчала, Ю Сынвон наконец поднял свою голову, и в его взгляде Кохаку увидела глубокую боль, печаль и раскаяние.

— Даже если ты четырёххвостый лис, это ничего не меняет, — старалась она переубедить себя.

— Кохаку.

Скелет замахнулся и чуть не ударил в спину Ю Сынвона, но Кохаку закрыла того широким мечом и оттолкнула врага назад. Ещё несколько окружали их, но она собралась с силами, положила гохэй на меч и схватила рукоять двумя руками. Кохаку вытянула оружие перед собой и сделала круг, меч пролетел со свистом, разрубая всех скелетов на пути. Те падали на землю, кости их рассыпались и больше не собирались.

Ю Сынвон снова свёл брови, опустил голову и заговорил:

— Кохаку, это я разрушил Чигусу.

Она не верила. Не могла в это поверить.

Кохаку тупо стояла и смотрела перед собой, отказываясь вникать в смысл его слов.

Это наследный принц ван Ён приплыл на Чигусу со своими людьми в поисках оружия, пробудил Шэньюаня и вытащил его из заключения. Затем аккым завладел его телом, сжёг остров и… нет, она не хотела думать о смертях, но такому исходу событий она верила больше.

Шэньюань обманул её. Это ван Ён в его воспоминаниях спустился в храм верховной лисы, взял гохэй и разрушил пузырь — место заточения аккыма. Ю Сынвона там не было.

— Это я привёл ван Ёна на Чигусу, рассказав о мощном оружии в храме верховной лисы, способном поработить весь мир.

Его болезненные слова, словно острый кинжал, наносили Кохаку удары в спину. Ноги её дрожали, но она старалась сохранять невозмутимое выражение лица.

— Я пробудил Шэньюаня четыре века назад и был проклят, за что прежняя верховная лиса изгнала меня из Чигусы, хотя все верили, что рано или поздно я займу её место.

Шэньюань ликовал и что-то кричал, но Кохаку совершенно не слышала его слов, как и не замечала ничего вокруг. Воины Ю Сынвона и её друзья сражались со скелетами, которые когда-то были воинами ван Ёна. Когда те приближались, она вслепую отбивалась от них на инстинктах, даже не замечая этого. Всё её внимание было сосредоточено на Ю Сынвоне, а тот боялся посмотреть ей в глаза.

— Я хотел вернуться, — продолжал он свой рассказ, — доказать, что исправился. Я разрушил главное логово аккымов в Хунсюе, избавил мир от этого зла. Но я не вернулся сразу. Я веками путешествовал по миру, помогал людям, ловил аккымов, однако, когда я вновь подплыл к берегам Чигусы, меня не пустили. Прежняя верховная лиса уже тогда ушла с поста, а новая не пустила меня назад.

— Убери, убери свой проклятый жезл, жжётся! — возмущался недовольный Шэньюань, но Кохаку не слышала его.

Обе её руки покрылись чёрной паутиной, что поднялась к шее и достигла её щёк. Однако мех на ушах и хвосте по-прежнему оставался белоснежным.

— Я разозлился. Клянусь, я не собирался мстить, но впервые за четыреста лет я вспылил и рассказал ван Ёну об оружии под храмом верховной лисы… Уже тогда, двадцать лет назад, я служил генералом в Сонгусыле и находился с наследным принцем в близких отношениях. И затем… Чигуса пала.

Кохаку смотрела на него, не моргая. Ю Сынвон ненадолго замолчал и позже медленно поднял голову. Две мокрые дорожки покрывали его лицо, наполненные болью покрасневшие глаза виновато смотрели на Кохаку.

— Когда я встретил тебя впервые во дворце, от тебя пахло домом. Я так давно там не был и думал, что уже забыл этот запах, который пытался воссоздать в своём Павильоне Памяти.

Она ничего не ответила.

Ю Сынвон сжал ладони в кулаки и согнулся пополам. Он вытянул руки перед собой, уткнулся лбом в землю и застыл на некоторое время в этой позе, словно извинялся. Но не перед Кохаку надо было просить прощения.

А перед всеми.

Через некоторое время он вновь заговорил, чуть приподняв голову:

— Я давно представлял разговор с верховной лисой и боялся его. Боялся, что она скажет: «Мамору, ты должен был защищать Чигусу, а не стать причиной её падения»*. Мне… так жаль.

* Мамору (яп. 真守) — «настоящий защитник».

Суровый голос Кохаку прозвучал на фоне звона мечей и песни стрел, рассекающих воздух:

— Мёртвых уже не вернуть, — она ненадолго замолчала, а Ю Сынвон вновь упёрся лбом в землю. — Но мы ещё можем избавить Чигусу от тьмы.

— Эй, вы что удумали? — раздалось очередное возмущение Шэньюаня.

Ю Сынвон поднял голову. Взгляд Кохаку наполняла печаль, но она слабо улыбалась, в глазах ещё горели искорки надежды. Над её головой летал дракон — её верный друг и защитник, а за спиной люди сражались со скелетами. В одной руке она удерживала тяжёлый меч вместе со светящимся гохэем, а вторую протянула Ю Сынвону.

Она не простила его. И никогда не простит ту боль, что пережила из-за его ошибки, потерю близких и дома, одиночество и страдания. Но и не отвернётся.

Мамору неуверенно взял её за руку и поднялся с земли.

— Улыбнись, — сквозь боль в груди произнесла Кохаку. — Ты многое должен Чигусе.

— Слушаюсь.

Его лицо озарила привычная радостная улыбка, что она видела все эти двадцать лет жизни в Сонгусыле, только теперь из прикрытых золотисто-медовых глаз стекали слёзы.

Кохаку воткнула тяжёлый меч в землю, усыпанную костями скелетов. Те, до которых дотронулся её гохэй, больше не поднимались. Она покрепче сжала горячий жезл пальцами и отвела руку назад, замахиваясь.

— Для начала надо избавиться от источника зла.

Светился не только гохэй, но и спадающие на плечи белые волосы. Возле неё висели золотистые кицунэби, рядом с которыми загорались голубоватые Мамору и разлетались по всему острову.

— Не позволю.

Из последних сил Шэньюань напрягся, меч завибрировал — Кохаку чувствовала эти волны через землю. Она собиралась ударить всем накопленным светом, поэтому вложила в него всю пережитую боль, как меч подлетел и в следующий миг оказался в руке Мамору. На его коже проявилась чёрная паутина и поднялась к шее и щекам, глаза потемнели. Лицо исказил жуткий оскал, от которого у Кохаку по спине пробежал холодок.

Она держала гохэй перед Мамору и внимательно смотрела то на него, то на меч в его руках, как вдруг все голубые кицунэби погасли, а её откинуло мощной волной на несколько джанов назад. Кохаку ударилась головой об землю, задев в полёте несколько скелетов и воинов и сбивая их с ног. Тьма придавила всех — и врагов, и друзей.

— Наконец-то сильное тело! — кричал злорадствующий Шэньюань с хрипотцой в голосе. — Не тронутое рукой проклятой лисы.

Сюаньму отвлёкся от скелетов, в ужасе нашёл глазами нуну и, быстрый как стрела, рванул к ней со всей возможной скоростью. Зонтик Дзадза опередил его и раскрылся, стараясь закрыть свою госпожу от исходящей от меча тьмы. Она ранила всех: царапала кожу людей и самым близким оставляла глубокие порезы, рвала бумагу и хрустела деревянной ножкой Дзадза.

В грязи и крови, Кохаку сделала усилие, пытаясь хотя бы сесть, но тьма придавила её к земле.

— Не делай этого, Дзадза, спасай себя! Перестаньте защищать меня!

Сюаньму накрыл её собой и поймал хвостом каса-обакэ, укрывая также и его. Тьма не могла сломить его, он был сильнее, но в воздухе всё равно стало тяжело держаться. Он помог нуне подняться и закрыл её собой. Та забрала Дзадза из его хвоста, и слёзы выступили на её глазах: бедный зонтик был изорван в клочья, деревянную ножку покрывали трещины. Еле живой, Дзадза с трудом приоткрыл веко и посмотрел на неё.

— Фня?

Кохаку прижала каса-обакэ к своей груди и обняла Сюаньму со спины — без него не выйдет приблизиться к врагу ни на чи*. Он повёл её вперёд. Кохаку уткнулась носом в гладкую чешую и зажмурилась, пока вражеская сила не оторвала её и не унесла назад. Окружаемая темнотой, чешуя светилась золотым. Кохаку с удивлением приоткрыла глаза: ей не показалось! Рури стал её солнцем.

* Чи (кор. 치) — 3,03 см.

С верховной лисой всегда находился её верный друг и защитник — золотой дракон. Но Кохаку не была верховной лисой.

Проливая свет на поле битвы, они прорвались сквозь мрак и выступили перед Шэньюанем в теле Мамору.

— Как? — в ужасе прорычал он и заставил скелетов подняться с земли. Тьма стала давить меньше, и враги кинулись на них, но Сюаньму отбросил их назад одним ударом хвоста.

Шэньюань отвлёкся, а Кохаку дотронулась до драконьей лапы со спины и бережно передала ему Дзадза, а сама скользнула в сторону. Враг не успел заметить, как она оказалась за его спиной и ударила гохэем, разрубая исходящую тьму. Он взвыл и обернулся, но она уже метнулась в другую сторону и вновь оказалась позади. Шэньюань среагировал на звук и следующий удар смог парировать широким мечом.

Свет и тьма столкнулись.

Трещина с хрустом прошла по всей длине гохэя, и Кохаку едва устояла на ногах. Однако и меч не оказался целым, а сам покрылся белой паутиной и грозил развалиться в любой момент.

В полностью чёрных глазах она видела лишь пустоту, мрак, бездну. Как будто загипнотизированная, она вглядывалась во тьму, пока Сюаньму не закричал:

— Нуна!

Она очнулась от оцепенения, но лезвие меча уже оказалось возле её шеи. Кохаку дёрнулась назад, а Сюаньму пролетел перед ней и впился зубами в руку Мамору, кровь окрасила его клыки и закапала на землю. Последними силами Шэньюань удерживал рукоять меча, как вдруг Кохаку накрыла его своими пальцами, второй рукой погладила Сюаньму по голове.

— Отпусти.

Тот бросил на неё непонимающий взгляд, но челюсть разжал и чуть отступил, однако был готов защищать нуну в любой момент.

— Я поняла, почему верховная лиса не смогла упокоить твой дух.

— Что ты можешь знать? — прохрипел Шэньюань устами Мамору.

— Я почувствовала похожий на Рури поток силы. Ты много совершенствовался, верно? Накапливал силы, находясь в заключении, пока не стал живым?

Темнота сошла с глаз Мамору, и появились белые участки, чёрная паутина перестала покрывать всё лицо, а опустилась до шеи.

— Что? — Шэньюань не понимал её.

— Другие аккымы, — разговор с Джукччи, подчинившей тело Юны, всплыл в воспоминаниях Кохаку, — рассказывали, что рождаются из негативных эмоций их хозяев и вселяются в оружие или другой предмет, обретают сознание, голодают и при помощи убийств накапливают силы. Но ты другой. Возможно, ты встал на этот путь ещё до заключения, но теперь я точно чувствую, что ты живой.

Удивлённый Сюаньму смотрел на нуну, не зная, как реагировать. Что тогда делать с этим аккымом? Вновь отправить в заключение?

Вокруг них материализовались голубые кицунэби.

— Тогда пусть он умрёт как живой, — еле выдавил из себя Мамору, к которому на миг вернулось сознание.

Он вырвался из руки Кохаку, вонзил меч в землю и направил в него всю свою силу, его золотистые глаза на миг вспыхнули голубоватым свечением.

— Нет! — крикнула она и попыталась остановить его.

Лезвие треснуло и разлетелось на множество мелких осколков, Мамору упал на землю.

Тьма рассеялась полностью.

Кохаку бросилась к нему и попыталась поднять, Сюаньму тоже опустился и потянул генерала на себя, но тот безжизненно обвисал. Кохаку слышала, как сердце ещё билось в его груди, и невольно затрясла.

— Очнись, Мамору!

За спиной раздавался гул голосов, которых как будто стало больше, но она не пыталась разобрать суть их болтовни. Вместо этого уложила голову Мамору себе на колени и погладила в надежде, что он сейчас очнётся. Маленькие огоньки звёзд и яркий месяц луны сияли на небе и освещали поле битвы. Без погибших не обошлось: окровавленные трупы перемешались с грудой костей от скелетов, выжившие помогали раненым и переносили их в более безопасное место.

— Нуна, — позвал Сюаньму с застывшим удивлением в глазах. — Смотри.

Она обернулась.

Разбросанные на земле камни меняли форму и увеличивались в размерах, перед ними вновь предстали лисы и драконы, населявшие Чигусу двадцать лет назад.

Верховная лиса не дала им умереть.

Взгляд Кохаку забегал из стороны в сторону в поисках знакомых лиц. Она узнала Тенрана, старшего брата Рури, который остался в своём пятилетнем теле и ничуть не изменился, и некоторых соучеников; те с удивлением смотрели друг на друга и вздрагивали при виде раненых людей. Самые старшие не стали задавать лишних вопросов, а бросились к остальным на помощь.

Лиц родителей нигде не было видно, как и самой верховной лисы.

Некоторые обратили внимание на Кохаку и Сюаньму. На коленях лисы с белым мехом лежал чёрный лис, за её спиной стоял золотой дракон с каса-обакэ в руках, а возле ног светился треснувший гохэй. Завороженные, они приблизились и опустились в поклоне.

— Верховная лиса! — приветствовали её ожившие лисы и драконы.

— Вы ошиблись, — вздрогнула она, рассматривая знакомые лица, в то время как слёзы текли по её щекам. — Я просто Кохаку. Давно… не виделись.

Её голос дрогнул.

Сюаньму положил хвост ей на плечо, а её руку вдруг накрыла ладонь Мамору. Кохаку взглянула на него, тот закашлялся и приподнялся, а затем тоже опустился в поклоне:

— Верховная лиса.

— Ты так выросла, Кохаку, — произнесла трёххвостая рыжая лиса — близкая подруга её матери. Она всё ещё оглядывалась в поисках родителей, но нигде не замечала их лиц.

Кохаку и Сюаньму рвались помогать остальным — у них ещё оставались силы после битвы, они могли переносить раненых и обрабатывать их раны. Но взрослые решительно прогнали их отдыхать.

Некоторое время Кохаку посидела с раненой Хеджин и евнухом Квоном, но первая вскоре задремала, а евнух остался заботиться о ней.

Монахи Чуньли, Дунси и Тяньинь принесли с корабля мешки с лекарственными травами и тоже нашли себе дело. Сюаньму успел принять человеческую форму и переодеться, после чего всё-таки настоял присоединиться к ним как монах из Цзяожи, и на некоторое время Кохаку осталась одна. Цвет меха вернулся на родной тёмно-рыжий, теперь можно было не скрывать лисьи уши и хвост.

Солнце, не проникавшее на Чигусу целых двадцать лет, скоро должно подняться над разрушенным островом, заваленным сгоревшими домами, трупами и костями. Всё это предстояло отстроить заново.

Кохаку поднялась на склон, где часто лежала и играла в детстве, и свесила ноги, отсюда открывался прекрасный вид на море. Сбоку виднелись корабли — один гигантский из Сонгусыля и второй маленький, принадлежавший монахам. Некоторое время она так и сидела, покачивая ногами, затем откинулась назад и улеглась на землю, положила под голову руки. Здесь даже не росла трава.

Из-под ткани порванного и испачканного тёмно-синего халата, доставшегося от монахов, она достала два фурина и поднесла к лицу, внимательно рассматривая. Небо украшали нежные розовые разводы перед рассветом.

Один из колокольчиков был выплавлен из металла в форме лисьей головы и хвоста, к нему крепился лист с неаккуратно нарисованными лисой и драконом, чьи носы почти соприкасались. Кохаку и Рури. Она перевела взгляд на второй: на помятом листе, прикреплённом красной верёвочкой к разбитому стеклянному фурину, были нарисованы чёрная и белая лиса с гохэем. Мамору и верховная лиса? Ей необязательно являлась Кохаку, возможно, это был кто-то из его прошлого, кого она даже не встречала — лиса из прошлого Ю Сынвона. Жёлтый листик гинкго почти стёрся, и Кохаку вздохнула с сожалением: эти деревья больше не росли на Чигусе. Ни они, ни какие-либо ещё. Оставалось только надеяться, что корни не прогорели целиком и ещё могли вновь вырваться из покрытой пеплом земли.

Краем уха Кохаку услышала чьи-то шаги, но не обернулась, только положила руку с колокольчиками себе на грудь, и вскоре над ней нависла голова Мамору. Она снова села и посмотрела на него, а он опустился неподалёку и взглянул на воду.

— В очаге вновь загорелось пламя.

Холодок прошёлся по спине Кохаку. На миг в ней родился огонёк надежды, заставивший вздрогнуть и взглянуть на Мамору. Неужели… она жива? Но следующие его слова потушили ту искру, как ливень гасил даже самое сильное пламя:

— Янтарный.

Его слова могли означать лишь одно: Чигуса приняла её в качестве верховной лисы, поэтому огонь зажёгся вновь.

— Можешь выкинуть фурин, если не нравится. Один был от меня.

Он кивнул головой в сторону её руки.

И без его слов Кохаку догадалась об этом, но слушаться его не собиралась. Она оставит их себе.

Кохаку демонстративно подняла руку перед лицом и потрясла ими, звон от колокольчиков наполнил округу нежной мелодией. Первые лучи солнца попали на треснувший стеклянный фурин и осветили голову чёрного лиса.

— Как только мы поможем отстроить Чигусу, я уеду со своими воинами обратно в Сонгусыль.

Кохаку вспомнила, что верховная лиса запретила возвращаться ему домой. Должно быть, именно поэтому в Цзяожи он просил разрешения. Прикусив губу, она внимательно посмотрела на Мамору, стараясь прочитать его эмоции. Все двадцать лет она тосковала по дому и родным, а он прожил вдали от Чигусы целых четыре века, и оба они вернулись на покрытые пеплом поля.

Солнце, ещё не успевшее подняться, скрылось за тучами, подул холодный ветер, и Кохаку поёжилась. Она сжала колокольчики руками, села поудобнее и внимательно посмотрела в лицо человека, которого все двадцать лет жизни в Сонгусыле знала как Ю Сынвона.

— Мамору, — сорвалось с её уст, — ты должен был защищать Чигусу, а не стать причиной её падения.

Он вздрогнул и виновато понурил голову, а Кохаку продолжила:

— Ты боялся этих слов долгие годы, поэтому я говорю их сейчас, чтобы ты поборол свой страх.

Она дотронулась рукой до его плеча, успокаивающе погладила. Мамору вздрогнул, чуть приподнял голову и взглянул в её ясные глаза.

— Я отменяю все запреты и разрешаю тебе остаться. Ты больше не изгнанник, — она ненадолго замолчала, всматриваясь в его лицо. — Мамору, встреть со мной рассвет возрождённой Чигусы.

На её лице просияла радостная улыбка. Солнце выглянуло из-за туч, вновь поднимаясь над тихим океаном и словно тоже приветствуя Мамору, яркие лучи упали на волосы Кохаку, и в них заиграли рыжие краски.

Мамору тоже улыбнулся.

— Как пожелаешь.

До них донеслись знакомые голоса. В их сторону шёл Сюаньму вместе с безрукой Хеджин и евнухом Квоном, вокруг них скакал пятилетний Тенран с Дзадза на руках и что-то оживлённо рассказывал. Он проснулся после двадцатилетнего сна, но не отчаялся, несмотря на вид сгоревшего и разрушенного дома.

— Нуна, — позвал Сюаньму, когда подошёл достаточно близко. — Мы с монахами принесли еду с корабля, пойдём есть.

Он наклонился и протянул ей руку, чтобы помочь подняться, но перед ним уже выпрыгнул Тенран с криками:

— Ты Кохаку?! Глазам своим не верю! Ты почему такая взрослая?!

Она прикрыла глаза и прыснула от смеха.

— Ты на Рури посмотри, Тенран.

— Да он вообще с ума сошёл! — поддакивал ей возмущённый пятилетний мальчик с заострёнными ушами и двумя маленькими рожками на лбу. — Я старший вообще-то!

— Фня!

Широкая улыбка сияла на лице Кохаку. Пусть не обошлось без пострадавших, всё равно её друзья остались живы, и она чувствовала себя по-настоящему счастливой.

Она ухватилась за руку Рури и поднялась на ноги.

— Пошли с нами есть, Мамору, — радостно предложила Кохаку, покрепче приобняла Рури за локоть и с ним подбежала к друзьям.

Мамору бросил последний взгляд на волны, в которых отражались блики от солнечных лучей, и тоже встал. Одними губами он произнёс:

— На Чигусе вновь наступил рассвет.