Московский Целитель. Я пришел править

Глава 19

— Ещё чуть-чуть, буквально секунду… — без остановки тараторил Дмитрий Сергеевич, ловкими движениями что-то сшивая внутри тела пациента. — Милисекундочка, ещё одна… Всё! Зашивайте!

Доктор сделал широкий шаг назад от операционного стола, осмотрел всю бригаду по очереди и последним посмотрел на меня. Медицинская маска закрывала всё лицо, но даже по взгляду было видно, как он доволен!

Непроизвольно я улыбнулся в ответ, чувствуя, как постепенно начинает сводить судорогой бедро и затекла рука, лежащая на шее пациента.

— Алевтина Николаевна, как показатели? Пациента можно отпускать? — поинтересовался хирург у анестезиолога. — Судя по всему, Геннадий немного утомился.

Обожаю врачебный юмор. Чернее него вряд ли что-то придумали на этом свете. «Геннадий немного утомился». Операция, между прочим, почти пять часов идёт и практически все это время я качаю в мужика энергию чуть ли не в промышленных масштабах. Причём, насколько я понимаю, без моей помощи даже первый разрез делать бессмысленно.

— Боязно, если честно, — в голосе анестезиолога послышалось напряжение. — Вы же сами все видели, сердце изношено до предела.

— Ничего, ничего, этот полковник ещё нас всех переживёт, — рассмеялся Дмитрий Сергеевич. — В любом случае, мы рядом и никуда не исчезнем.

Алевтина Николаевна демонстративно вздохнула, затем внимательно проверила показатели своих приборов и только после этого кивнула мне. Я сделал глубокий вдох, после чего медленно убрал руки от шеи лежащего на столе человека, каждую секунду ожидая тревожного писка, сигнализирующего о критических изменениях каких-то показателей.

Минуту мы с Дмитрием Сергеевичем сосредоточенно ждали, а затем хирург все тем же весёлым тоном скомандовал.

— Ну все, Геннадий. Айда мыться! Коллеги, всем огромное спасибо за работу!

Я тоже пробурчал что-то невнятное и на подрагивающих ногах направился вслед за хирургом.

— Видишь, Гена, какие мы молодцы, — намыливал руки Дмитрий Сергеевич. — День, как минимум, прожит не зря. Такого красавца с того света достали.

— Ага, — буркнул я. — Только это вы достали. А я так, рядышком постоял. Давайте не будем преувеличивать мои заслуги.

— Это ты зря, — посерьёзнел врач. — В операционной не бывает бесполезных рук. Только недальновидные люди могут делить бригаду на нужных сотрудников и не очень. На самом деле, здесь важно, чтобы все работали, как единый спаянный организм. Иногда просто неловко поданный зажим может испортить весь ход операции. А без тебя так и вовсе ничего бы не получилось. Сердце у мужика и впрямь сильно изношено. Видно, правильный офицер. Не только не привык за спинами отсиживаться, но и за ребят своих всегда искренне переживает. А нервные клетки и восстанавливаются плохо, и организм весьма сильно изнашивают.

— Ну хорошо, — согласился я. — Мы все молодцы. Даже я в качестве батарейки. Вот только где бравого полковника так сильно зацепить могло — ума не приложу.

— Ну и не надо, — махнул рукой хирург. — Он же из спецназа, а их дела всегда с грифом, даже если они где-то всего лишь по малой нужде отойти решили. Мне поначалу тоже всегда жутко любопытно было, где и в каких краях они те или иные болячки найти умудряются, а потом быстро понял, что не надо нам всем подобных знаний. Лишнее это. Теперь просто скромно интересуюсь у сопровождающих, надо ли делать анализ на экзотические болячки.

— А что, бывает нужно? — усмехнулся я. — Эболу могут принести?

— Тю-ю-ю, — рассмеялся Дмитрий Сергеевич. — Мелко плаваете, уважаемый. Про укус мухи Це-Це что-нибудь слышал?

— Чего? — поразился я. — Я про такое только в книжках читал, да и то считал, что это больше выдумка, чем реальность.

— Конечно, выдумка, — продолжал улыбаться хирург. — Тем более, не по моему профилю. Но инфекционисты вокруг парня тогда чуть ли не танцы с бубнами устроили. Мне кажется, что, если бы им волю дали, так они бы вообще пациента на запчасти разобрали. У меня то все легко — резать, шить, складывать… А у этих, можно сказать, экспериментаторов, страницы учебника ожили.

— Ну да, легко, — в очередной раз хмыкнул я, вспомнив, как в первый раз меня замутило при виде простого надреза. Так-то я в госпитале уже больше неделю обретаюсь. Можно сказать, живу здесь. В прямом и переносном смысле.

Надежда Владимировна как-то чересчур серьёзно отнеслась к новостям о моих последних приключениях, поэтому довольно быстро договорилась с госпитальным начальством о моей внеплановой стажировке. Мне выделили палату, а затем фактически сдали в аренду Дмитрию Сергеевичу.

Кстати, я так понял, что сам доктор давно в курсе существования чего-то потустороннего и не сказать, чтобы сильно этому существованию сопротивлялся. Не знаю, насколько целительство билось с его личной картиной мира, но он, как минимум, признавал его присутствие и не пытался ломать то, что работает. Просто воспринимал, как ещё один инструмент в своей врачебной практике.

Мы с ним эту тему не поднимали, а уж о чем они с Надеждой Владимировной периодически тет-а-тет разговаривали, мне и вовсе неведомо. Так-то меня собственная судьба гораздо больше интересует.

— Гена парень хороший, — описывала главному травматологу мои достоинства целительница. — В медицине разбирается также, как свинья в апельсинах. Но старательный, поэтому следить надо очень внимательно. Может случайно убить пациента, причём исключительно от излишней старательности. Диагностикой заниматься может, но в теории, с которой у него, конечно же, безумные провалы. Так что, на первых порах пусть смотрит и учится, а там разберёмся, куда кривая вывезет.

С такой лестной характеристикой я, естественно, стал максимально востребованным специалистом и в первый день под руководством Надежды Владимировны и Дмитрия Сергеевича мне доверяли исключительно в дверях постоять и на живых людей издалека посмотреть. На второй день разрешили попробовать кого-нибудь полечить. Кого-нибудь — это значит максимально здорового, кого, по выражению целительницы, «умертвить не так-то просто».

Я выслушал тысячу советов и собрал, наверное, столько же восторженных отзывов о своей криворукости. Матвею Ильичу, кстати, тоже частенько доставалось. Если загробный мир существует, то у него наверняка уши горят с завидной регулярностью.

«Потому что думать надо, прежде чем Дар передаёшь, ещё и в руки заведомо необучаемого».

Несложно догадаться, что это была прямая цитата. Причём периодически у меня складывалось впечатление, что, на самом деле, я не так уж сильно и косячу, просто сама целительница нервничает сверх меры и не хочет меня к действительно реальной практике подпускать. Зато, я научился взаимодействовать со змейкой. Имя, правда, ей пока не придумал, но понимал посылаемые мне образы с каждым разом все увереннее.

В результате, Надежда Владимировна прожила в госпитале три дня, по итогам которых они с Дмитрием Сергеевичем договорились, что он будет использовать меня исключительно в качестве вспомогательного средства на операциях. Все остальное мне категорически запретили даже пробовать, а заодно и травматологу самыми страшными карами пригрозили, если он за мной не уследит. Причём, самой главной угрозой, судя по всему, была фраза «И ноги моей больше в вашем госпитале не будет!»

Единственным развлечением, право на которое я сумел отстоять в ходе долгой перепалки, было разрешение практиковаться в диагностике. Я ходил вместе с Дмитрием Сергеевичем на осмотры и пытался определить, с какой хворью в госпитале находиться тот или иной пациент, а травматолог подтверждал или опровергал мои предположения. Получалось пока что так себе.

Правда, существенным подспорьем стал «Атлас человека», который я выпросил у травматолога. С его помощью я начал гораздо лучше ориентироваться в тех картинках, которые передавала мне моя змейка. Не самый идеальный способ прокачки своих навыков, но хоть какое-то развитие.

— Всё, хорош демагогию разводить, — хлопнул меня по плечу Дмитрий Сергеевич. — У нас ещё в ординаторской неоконченная партия стоит.

Вообще-то, доктор практически сразу предложил перейти на ты и просил называть его просто по имени, но меня пока что-то останавливало от подобного шага. Может быть, та самая виртуозность, с которой хирург производил операции, а может огромное уважение, с которым доктор относился ко всем без исключения коллегам.

— Давай, думай быстрее, — подначил меня Дмитрий Сергеевич в ординаторской, умудряясь одновременно смотреть на шахматную доску, включать чайник и рассыпать растворимый кофе по чашкам. — Все-равно, у тебя уже давно проигранная позиция стоит.

— С чего это вдруг? — обиделся я, изо всех сил вглядываясь в доску. — Мне просто допинга не хватает. После пяти часов глаза сами собой закрываются, а у вас энергия через край бьёт.

— Так рано спать ещё, — улыбнулся доктор. — Дежурство только началось. Я ж предупреждал тебя, что на сутках выспаться не получится.

— Ну тогда можно было операцию на дежурство не планировать, — пробурчал я. — Если вы дежурный, то значит нельзя отвлекаться на плановых пациентов.

— Если нельзя, но очень хочется, то значит можно, — усмехнулся Дмитрий Сергеевич, присаживаясь к столу и набирая номер на внутреннем телефоне. — Кстати, спасибо, что напомнил.

И сказал уже кому-то на другом конце провода.

— Девочки, это Дмитрий Сергеевич. Скажите Валере, что операция завершена, так что спасибо ему большое. Пост сдал, пост принял. Если что, я у себя. Ага, хорошо. Спасибо.

И положив трубку, добавил, теперь уже обращаясь ко мне.

— Не мог этот пациент ждать. Завтра, боюсь, мы бы его даже с твоей помощью не вытащили. Слишком тяжёлое состояние было, к тому же сам слышал, сердце. Поэтому операцию на сегодня и поставили. А меня подстраховали, так что Родина, как видишь, в безопасности.

— Так я же не спорю, — согласился я, передвигая на клетку вперёд свою пешку. — Правильное планирование — залог успеха.

— Это верно, — кивнул. Дмитрий Сергеевич. — Вот только планировать тебя, похоже, в Голицыно учили плохо. Вот смотри, шах! Закрываться нечем, для отхода короля всего одна клетка. Ещё шах! И опять всего одно поле для отступления! И мат! Красиво же?

— Красиво, — со вздохом признал я, поражаясь, где травматолог мог так хорошо научиться играть в шахматы. Счёт наших личных встреч оставался уверенно сухим. То ли двадцать-ноль, то ли уже двадцать пять. Шахматы Дмитрий Сергеевич любил страстно и не оставлял мне никаких шансов даже на ничейный результат. Впрочем, я мог гордиться тем, что хотя бы вхожу в число соперников доктора, как оказалось, в госпитале не так уж и много людей в принципе умеют играть в шахматы.

— Ну что, Геннадий, ещё партийку? — поинтересовался Дмитрий Сергеевич. — Или попробуешь подремать, пока все спокойно?

— Подремать, — подавил я рвущийся наружу зевок. — Кто его знает, как ночь сложится. Вдруг опять придётся кого-то несколько часов на чистом энтузиазме вытаскивать.

— Все может быть, — согласился травматолог. — Хотя, конечно, хотелось бы без подобных эксцессов. Но гадать в нашей профессии — дело неблагодарное.

Я лёг на стоящую у стены кушетку, закрыл глаза и попытался ещё раз мысленно прогнать в голове события последних дней. В каком-то смысле вынужденная командировка мне оказалась нужней, чем всем остальным в ней заинтересованным.

Поначалу то я, конечно, пытался возмущаться и объяснял Надежде Владимировне, что давно уже не ношу погоны, так что не обязан исполнять ничьи приказы. Однако у целительницы нашлись достаточно веские аргументы, чтобы сначала согласиться, а затем и вовсе смириться со своим положением.

Все-таки, я опять куда-то влез. Говорят же умные люди, не знаешь броду, не суйся в воду. А я почему-то решил, что могу вести самостоятельные игры в неизвестном мне мире, который существует по своим законам и правилам уже несколько тысяч лет. Ну, по крайней мере, Надежда Владимировна именно такой возраст озвучила.

Так вот, с ее слов, Целитель — товар штучный. А на любой эксклюзив всегда найдётся много охотников, и причём не факт, что исключительно ради того, чтобы предложить мне денег или других каких-нибудь плюшек. Мой Дар могут просто выпить, душу взять в рабство, а тело использовать… Впрочем, нет. Про тело целительница ничего такого не говорила.

Проблема в другом. Надежда Владимировна категорически не доверяла Седых, утверждая, что он вредный интриган, который всегда думает исключительно о своих интересах. Кстати, его заместителя, Мерзкого, женщина почему-то считала «бедным мальчиком, который попал под дурное влияние».

Впрочем, даже если в чем-то целительница ошибалась, то в главном она все равно говорила верные вещи. Я не умею управлять своим Даром, и прежде, чем выходить в свет, мне надо получить практику хотя бы в каких-то основах. Лучшего места для тренировки, чем военный госпиталь, придумать сложно.

Так что я особо даже не сопротивлялся. Позвонил родителям и Екатерине, наплёл про срочную поездку с друзьями и остался жить при госпитале. Кормить — кормят, уму разуму учат. Тоскливо правда.

Немного жизнь скрашивали только ежедневное общение с Катей и редкие партии в шахматы. А в остальном рутина рутиной. Прошло всего несколько дней, а я уже взвыл от однообразия. И это мне не приходилось заполнять ворох бумаг, как тому же Дмитрию Сергеевичу. Видимо, только в сериалах жизнь врачей бьёт ключом и полна всяческих приключений. А в реальности… Утренний обход проведи, как положено, и уже полежать хочется.

А ещё я очень скучал по Кате. С каждой следующей минутой телефонного разговора мне всё больше казалось, что эта девушка послана мне богами. У нас были общие интересы, мы смеялись над одними шутками и вроде бы я тоже был ей симпатичен. Вернусь с госпиталя — обязательно уговорю ее съездить со мной куда-нибудь в мини-отпуск. Море, пальмы, красивая девушка в купальнике…

— Гена, просыпайся, — аккуратно трясли меня за плечо. — Клиент приехал.

Судя по всему, я сам не заметил, как все-таки умудрился задремать. Не так, чтобы надолго, но часы показывали практически полночь…

— С приёмного позвонили, — хмуро сообщил мне Дмитрий Сергеевич. — Гражданская скорая привезла экстренного больного, но какие-то заморочки. Вроде бы полиция ещё заявилась.

Я уже знал, что в исключительных случаях в госпиталь могли привезти больного не из военных. Более того, многие обычные люди об этом просто мечтали. Все-таки, солидное заведение с врачами, которые реально лечат, а не пытаются состричь деньги с родственников.

Надолго, конечно, гражданские не задерживались, как только ситуация стабилизировалась, их сразу же переводили в обычную больницу, но ведь первая помощь обычно самая важная… Вот и привозили иногда жертв ДТП или несчастных случаев. Если верить рассказам Дмитрия Сергеевича, как минимум один раз в неделю, кто-нибудь да приезжал. Однако с полицией больных ещё не доставляли.

Ладно, пойдём посмотрим.

— Что у нас здесь? — поинтересовался травматолог, стремительным шагом входя в приёмное отделение. Я остановился в дверях, с интересом наблюдая за происходящим.

На каталке стонал и в перерывах между стонами матерился невнятного возраста мужик, прикрытый простыней. Рядом стоял хмурый фельдшер «скорой помощи» и о чем-то спорил с госпитальной медсестрой. Тут же обнаружились полицейские, которые, напротив, пребывали в весьма благодушном настроении. Вернее сказать, они попросту давились от смеха и даже не сильно пытались скрыть этот факт.

— Дмитрий Сергеевич, — обрадовалась поддержке медсестра. — Хоть вы им скажите! Здесь нет ничего опасного для жизни, пусть в районную больного везут. Он к нам никакого отношения не имеет.

— Ну будьте людьми, — заголосил фельдшер «скорой помощи». — Тут непонятно что с мужиком, а вы про районную больницу.

— Почему непонятно? — подал голос один из полицейских. — Мне кажется, что диагноз вполне однозначный. Гагарин долетался, а этот до…

Договаривать он не стал, но смысл присказки был известен любому взрослому человеку.

— Дмитрий Сергеевич, здесь нет угрозы жизни, — стояла на своём медсестра.

— Да как нет, — убеждал теперь уже доктора фельдшер. — А если он в петлю полезет? Его же наверняка достанут теперь все, кому не лень. Ещё не дай бог журналисты узнают, так заклюют мужика.

— Или переименуют в девочку, — прокомментировал другой полицейский, и коллеги поддержали его дружным хохотом.

— Анамнез, — протянул руку к фельдшеру Дмитрий Сергеевич. Медсестра поняла, что дежурный врач уже принял какое-то решение, поэтому только лишь демонстративно вздохнула и отошла в сторону. В приёмном отделении установилась тишина, прерываемая только стонами пациента. Снедаемый любопытством, я подошёл ближе и увидел, как взлетели вверх брови Дмитрия Сергеевича.

— Однако, — сказал врач, дочитав до конца записи фельдшера. — Но я вынужден согласиться с нашей сотрудницей. Жизни пациента уже ничего не угрожает. Если внутри организма господина Фарышева остались инородные тела, то их могут извлечь в любой больнице, тем более районной. Мы то здесь причём?

— Он свидетель, — подал голос один из полицейских. — Утверждает, что сможет опознать тех, кто совершил с ним подобное непотребство. Наше руководство обещало решить все организационные моменты.

— А что случилось? — полюбопытствовал я. — Если уж целое руководство готово так суетиться, но лишь бы самим не работать.

— Да ничего необычного, собственно, — пожал плечами полицейский. — Искренне считал, что в интернете можно трындеть все, что угодно, и ничего за это с ним не случится. А тут случилось. Горячие парни обиделись, приехали и весьма доходчиво объяснили товарищу, что такое хорошо и что такое плохо. Причём в качестве аргумента не нашли ничего лучше, как ручку от швабры. Хорошо ещё, что сердобольные прохожие вмешались, а то бы неизвестно, чем всё закончилось.

Лежащее на каталке тело при этом вновь зашевелилось и застонало, как будто вновь вспомнив неприятные переживания. Не знаю почему, но мне его было абсолютно не жалко. Карма — вещь жестокая, но очень справедливая.

— То есть вы его решили просто спрятать? — догадался я. — Дабы затейники, обидевшие дядю, не сумели его найти и обидеть ещё раз?

— Скорее, чтобы окончательно не превратили в девушку, — пробубнил один из полицейских с погонами прапорщика. — К нам в отдел везти бесполезно. Случались уже подобные прецеденты. Полномочий устраивать перестрелку в центре города никто не даст, а наблюдать, как его насилуют прямо под окнами не очень-то и хочется…

— Хорошо живете, — почесал я затылок. — Особенно с такими признаниями. Не понятно только, как вы в зеркало по утрам смотритесь. Стыдно наверное…

— Вот только жизни учить меня не надо, — возбудился полицейский. — Мы, кстати…

— Стоп! — хлопнул в ладоши Дмитрий Сергеевич. — Господа полицейские, вы сейчас говорите «до свидания» и отправляетесь по своим делам. Больной… как его… Фарышев отправляется на операционный стол. А вы, уважаемый коллега, оформляете бумаги. Возражения и вопросы есть?

— Какой операционный стол! — внезапно проявил активность лежащий на каталке пациент. — Вы что? Резать меня собираетесь?

— Судя по всему, уже не надо, — усмехнулся я. — Там, скорее всего, не резать, а штопать и зашивать необходимо.

— Геннадий, — строгим голосом одёрнул меня Дмитрий Сергеевич. — Вы можете идти отдыхать. Ваша помощь здесь не понадобится.

— Да я, собственно, не навязываюсь, — демонстративно сложил я руки на груди. — Тем более, случай сложный, моей квалификации все равно не хватит.

Врач промолчал, а я уселся возле стойки дежурной медсестры и сделал вид, как будто что-то ищу в смартфоне. Почему-то на душе стало мерзко.

Травматолог вышел из операционной только через два часа и вернулся в ординаторскую весьма мрачным. Он молча заварил себе кипятком чайный пакетик, а затем уселся у стола и начал перебирать какие-то бумаги.

— Дмитрий Сергеевич, — решил я первым нарушить молчание. — Давай мириться. Я был неправ.

— Гена, а зачем тебе это всё? — не поворачивая головы спросил доктор.

— Что именно? — не понял я вопроса.

— Ну вот это целительство, врачевание, — пояснил Дмитрий Сергеевич. — Зачем ты тратишь время на дело, которым не хочешь заниматься?

— Ну, во-первых, меня особо не спрашивали, — пожал я плечами. — А, во-вторых, почему бы и нет. Вы же сами говорили, что от меня есть польза.

— Польза — понятие растяжимое, — сделал глоток чая доктор. — Сегодня ты был неправ, и эта неправота может разом перечеркнуть всё то, что ты делал до этого. Тебе достался дар целительства. Это уникальное явление, даже осмыслить которое могут далеко не все. Вот только зачем он тебе?

— Да что ты завёлся то, — всплеснул я руками. — Ну да, я не испытал дикого восторга от лечения додика, которому разорвали… Ну, общем, то, что положено, то и разорвали. И между прочим, честно об этом сказал. Это такое страшное преступление?

— Для тебя — да, — абсолютно серьёзно ответил мне доктор. — Ты разве ещё не понял? Или Надежда Владимировна забыла тебе сообщить маленький нюанс твоей новой жизни?

— Какой? — внутри меня всё похолодело от ожидания неведомого подвоха.

— У-у-у, — протянул доктор, наконец, повернувшись ко мне и посмотрев с каким-то странным сочувствием. — Тогда я тебе не завидую.

— Да что такое-то? — повысил я голос. Дмитрий Сергеевич вздохнул, а затем произнёс негромко, но очень отчётливо.

— С каждым отвергнутым, невылеченным или умершим пациентом уменьшается время твоей жизни. Вернее, ты можешь просто умереть в любую секунду.