Я – Товарищ Сталин 4

Глава 4

Полигон Ядзима, Япония, 10 марта 1936 года

Полигон Ядзима, раскинувшийся в 50 километрах от Токио, 10 марта 1936 года гудел от напряжения, словно сама земля готовилась к судьбоносной битве. Широкая равнина, окружённая пологими холмами, где редкие сосны цеплялись за каменистую почву, была окутана пеленой дыма от артиллерийских залпов и разрывов. Их тёмные ветви, качающиеся под порывами резкого весеннего ветра, отбрасывали длинные тени на изрытую гусеницами танков землю. Почва, пропитанная запахами гари, машинного масла и сырой глины, взрытой тысячами солдатских сапог, дышала тяжёлым трудом войны. Воздух, густой и едкий, нёс ароматы пороха, бензина, пота и горькой сосновой хвои, доносимой с холмов. Полигон жил своей суровой симфонией: рёв двигателей лёгких танков Тип 95, лязг затворов винтовок Арисака, хриплые команды сержантов в серых мундирах и далёкий гул самолётов сливались в единый гул, от которого дрожали камни.

Тысячи солдат в стальных касках, с примкнутыми штыками, двигались через поле, их тяжёлые шаги поднимали облака серой пыли, оседавшей на молодые лица, блестящие от пота и грязи. Артиллерия, выстроенная на западных и восточных холмах, извергала огонь; чёрные стволы пушек Тип 90 дымились, а их снаряды, с пронзительным визгом, разрывались в сотнях метров, вздымая столбы земли, щепок и обломков. На горизонте пылали деревянные мишени, изображавшие китайские укрепления — бункеры, окопы и баррикады. Их расколотые доски, охваченные алым пламенем, поднимали к серому небу клубы чёрного дыма, а низкие облака, тяжёлые от сырости, отражали вспышки выстрелов. Ветер, холодный и резкий, разносил эхо команд, звон металла и гул одномоторных самолётов Ки-10, чьи стремительные тени скользили по равнине.

На штабном холме, господствующем над полигоном, собрались офицеры, чьи силуэты выделялись на фоне серого неба. Генералы в мундирах с золотыми пуговицами стояли у биноклей, их суровые лица, покрытые морщинами от долгих лет службы, выражали напряжённую сосредоточенность. Полковники, с саблями на поясах, переговаривались, обсуждая манёвры, их голоса тонули в гуле учений. Внизу маршировала пехота, их шаги поднимали пыльные облака, а алые знамёна с белым кругом, трепеща на ветру, гордо реяли над колоннами. Танки Тип 95, лязгая гусеницами, рвали траву, их башни, медленно поворачиваясь, выпускали снаряды, которые с оглушительным грохотом взрывали мишени, поднимая фонтаны грязи. Самолёты Ки-10, одномоторные и юркие, гудели над полигоном, их крылья мелькали в облаках, а рёв двигателей заглушал крики солдат. Пехота в серых шинелях отрабатывала штыковой бой: их выкрики, полные ярости, смешивались с лязгом стали, когда штыки вонзались в мешки с песком и деревянные манекены, расставленные на поле. На краю полигона сапёры, в пропотевших рубахах, копали траншеи и закладывали мины, их лопаты ритмично вгрызались в землю, а лица, покрытые грязью, блестели от пота. Воздух пропитался запахами горящего дерева, едкого дыма от пулемётов, чьи ленты звенели, выпуская очереди, и бензина от танков и грузовиков, стоявших у подножия холма.

Генерал Тэцуо Ивамото, командующий 5-й дивизией, стоял на холме, его тёмно-зелёный мундир, украшенный орденами с алыми лентами, слегка выцвел от времени. Короткие пальцы сжимали бинокль, а взгляд, острый и цепкий, следил за манёврами танков, чьи башни целились в мишени. Его лицо, обветренное и суровое, выражало смесь решимости и недовольства. Рядом полковник Хироси Ямада, склонившись над картой полигона, отмечал позиции войск, его пальцы нервно сжимали карандаш. Майор Кэнъитиро Сато, в запылённой шинели, стоял чуть поодаль, делая заметки в блокноте, его глаза внимательно следили за пехотой, бегущей в атаку. Сержант Такэо Ниси, крепкий, с раскрасневшимся от крика лицом, командовал солдатами, его голос, хриплый и властный, разносился над полигоном:

— Быстрее, собаки! Китайцы не станут вас ждать!

Лейтенант Акира Танака, худощавый, с напряжённым взглядом, отдавал приказы второй роте, его фигура мелькала среди солдат, словно тень. Капитан Рюдзи Мацуда, стоя у батареи пушек, руководил артиллерией, его громкий голос отдавал команды наводчикам, перекрикивая гул боя.

С первыми лучами рассвета началась первая симуляция — штурм укреплённого холма, изображавшего китайскую позицию. Три роты, по двести человек в каждой, в серых шинелях и с винтовками Арисака, бежали через поле, их штыки сверкали в утреннем дыму, смешанном с росой. Десять танков Тип 95, лязгая гусеницами, наступали с правого фланга, их башни, поворачиваясь, выпускали снаряды по деревянным мишеням, изображавшим пулемётные гнёзда. Шесть полевых пушек Тип 90, установленных на холме, били по макетам укреплений, их снаряды с визгом разносили деревянные конструкции, поднимая облака земли. Солдаты, задыхаясь от бега, преодолевали грязь, их сапоги вязли в размокшей почве, а лица покрывала смесь пота и пыли.

Ивамото, наблюдая через бинокль, нахмурился и крикнул:

— Ямада, танки отстают! Они должны быть у холма через три минуты! Если китайцы контратакуют, нас раздавят!

Ямада, не отрываясь от карты, ответил, его голос дрожал от напряжения:

— Господин генерал, поле слишком сырое, гусеницы вязнут. Я приказал танкистам ускориться, но грязь тормозит. Пехота уже у подножия, вторая рота Танаки скоро прорвётся!

Танака, пробираясь между солдатами, выкрикивал:

— Вторая рота, вперёд! Штыки наготове! Разнести бункер!

Молодой солдат, лет девятнадцати, споткнулся в грязи, уронив винтовку. Его лицо, бледное от страха, исказилось, когда Ниси подскочил к нему, рявкнув: — Подними оружие, щенок! В Китае тебя прикончат за такую нерасторопность! Беги!

Солдат, дрожа, схватил винтовку и бросился вперёд, его сапоги месили грязь. Мощный взрыв разнёс макет бункера — сапёры подорвали мину, и столб огня, яркий и яростный, взметнулся над полигоном, а щепки разлетелись по сторонам. Пехота с криками ворвалась на холм, вонзая штыки в мешки с песком, изображавшие врага. Пулемёты на треногах выпускали очереди, их красные трассирующие пули рассекали воздух, оставляя за собой тонкие дымные следы.

К полудню началась вторая симуляция — отражение воздушной атаки. Семь самолётов Ки-10, имитировавших китайскую авиацию, пронеслись над полигоном, их серебристые крылья мелькали в разрывах облаков. Они сбрасывали учебные бомбы, которые с глухим хлопком взрывались на земле, поднимая фонтаны грязи. Пехота, укрывшись в окопах, вела огонь из винтовок, их пули с визгом уходили в небо, не достигая целей. Две зенитные пушки Тип 88, установленные на холмах, открыли огонь, их стволы дымились, но снаряды разрывались далеко от маневренных самолётов. Майор Сато, следя за небом, крикнул, его голос дрожал от тревоги:

— Господин генерал, зенитки не справляются! Ки-10 слишком быстры. Нам нужны новые орудия, иначе мы беззащитны!

Ивамото, прищурившись, ответил с раздражением:

— Новые пушки? Работай с тем, что есть, Сато! Если китайцы ударят с воздуха, мы должны удержать позиции. Танака, где твоя пехота?

Танака, стоя в окопе, подгонял солдат:

— Огонь по самолётам! Не давайте им зайти на второй круг!

Один из Ки-10, имитируя поражение, выпустил дым и, накренившись, ушёл в сторону, вызвав ликование пехоты. Близкий взрыв учебной бомбы поднял фонтан грязи, заставив солдат пригнуться, их каски звенели от ударов мелких камней.

К вечеру началась третья симуляция — ночной штурм. Полигон, окутанный тьмой, освещали прожектора танков и сигнальные ракеты, чьи красные и белые вспышки разрывали небо, отбрасывая зловещие тени. Пехота, вооружённая фонарями, атаковала макет деревни, их штыки вонзались в манекены, изображавшие китайских солдат. Танки Тип 95, с включёнными фарами, прорывались через поле, их снаряды с грохотом разносили деревянные дома, чьи обломки пылали в ночи. Ниси, бегая между солдатами, орал:

— Первая рота, не отставать! Фонари выше, не теряйтесь в темноте!

Танака вёл вторую роту, его голос был полон решимости:

— В атаку! Сжечь деревню!

Оглушительный взрыв разнёс макет дома, и пехота, с яростными криками продолжала бежать вперед, окутанная дымом. Их штыки мелькали в свете пожаров. На правом фланге один из танков остановился — учебный снаряд вывел его из строя, повредив гусеницу. Экипаж, выбравшись наружу, кашлял от копоти, их лица были чёрными от сажи.

К утру 11 марта началась четвёртая симуляция — оборона окопов от наступления. Пехота, укрывшись в траншеях, стреляла из винтовок и пулемётов, отражая атаку танков, изображавших китайскую бронетехнику. Сапёры, в пропотевших рубахах, подрывали мины, чьи взрывы поднимали столбы земли. Мацуда, стоя у пушек, командовал:

— Артиллерия, огонь! Наводка на танки, не давайте им подойти!

Один из снарядов разнёс макет танка, и пехота в окопах ликовала, их голоса перекрывали гул боя. Ивамото, наблюдая через бинокль, кивнул Ямаде:

— Окопы держат. Пехота готова, артиллерия бьёт точно.

Сато, листая блокнот, добавил:

— Господин генерал, мины сработали идеально, но пулемётов не хватает. Китайцы будут наступать толпами, нам нужно больше огневой мощи.

Ивамото, опустив бинокль, ответил:

— Сато, пулемёты — твоя забота. Мацуда, усиливаем артиллерию. Ямада, пехота должна двигаться быстрее, иначе мы потеряем темп.

К вечеру Ивамото собрал офицеров на холме. Его взгляд, тяжёлый и требовательный, обводил каждого.

— Господа, Китай ждёт нас. Сегодня мы увидели нашу силу, но и слабости. Танки вязнут в грязи, пехота медлит, мины иногда срабатывают раньше времени. Если не исправим это, Китай станет нашей могилой. Ямада, почему танкисты тормозят?

Ямада, выпрямившись, ответил:

— Господин генерал, танки Тип 95 слишком лёгкие, вязнут в грязи. Нам нужны машины тяжелее. Пехота взяла высоту за восемь минут — они готовы к бою!

Сато, вмешавшись, добавил:

— Нам нужно больше самолётов, господин генерал. Тех, что есть, не хватит для прикрытия. Артиллерию усилим гаубицами, а сапёров я проверю — их расчёты с минами нужно уточнить.

Ниси, шагнув вперёд, доложил:

— Мои солдаты готовы драться до последнего. Дайте день, и мы возьмём любую высоту, господин генерал!

Танака поддержал:

— Мои парни рвутся в бой. Ночная атака прошла безупречно! Дайте приказ, и мы раздавим китайцев!

Ивамото, посмотрев на Ниси и Танаку, кивнул с лёгкой улыбкой:

— Такэо, Акира, ваши роты — лучшие. Сапёров отправьте на гауптвахту за ошибки. Завтра повторяем все манёвры с начала.

Плато Тигре, Абиссиния, 12 марта 1936 года

Плато Тигре в Абиссинии 12 марта 1936 года содрогалось от грохота, словно земля раскалывалась под ударами невидимого молота. Каменистая равнина, окружённая горами, чьи склоны покрывали редкие кусты и выжженная солнцем трава, утопала в густом дыму от взрывов. Сухая, потрескавшаяся почва пахла жжёной травой, порохом и едким бензином от горящих машин. Рёв тридцати советских самолётов И-15, чьи крылья мелькали в синем небе, смешивался с яростными криками абиссинских воинов, спускавшихся с холмов. Итальянские войска в зелёных мундирах укрывались в окопах, их лица, покрытые пылью, выражали страх и растерянность. Полевые пушки Fiat-Revelli, раскалённые от непрерывной стрельбы, выпускали снаряды, но те, с визгом, уходили в пустоту, не задевая маневренных самолётов. На горизонте пылали итальянские грузовики, их металлические каркасы, охваченные пламенем, дымились под палящим солнцем. Воздух, тяжёлый и горячий, был пропитан запахами крови, горящего металла и земли, а пронзительные вопли раненых сливались с треском пулемётов и гулом моторов.

Итальянский лагерь, укреплённый окопами, мешками с песком и колючей проволокой, погрузился в хаос. Солдаты, спотыкаясь, бежали к пулемётам, их дрожащие руки поспешно заряжали ленты, звенящие от напряжения. Офицеры, размахивая руками, выкрикивали приказы, их голоса тонули в грохоте боя. Абиссинские воины, вооружённые старыми винтовками и кривыми саблями, хлынули с холмов, их тёмные туники развевались на ветру, а глаза горели яростью. Тридцать самолётов И-15, выстроившись в три клина, пикировали на лагерь, их пулемёты ШКАС выпускали смертоносные очереди, а 50-килограммовые бомбы, падая с визгом, поднимали столбы земли, камней и обломков. Итальянцы, ошеломлённые скоростью атаки, следили за тенями самолётов, мелькавшими в небе, словно хищные птицы. Пыль и чёрный дым застилали лагерь, а крики раненых разрывали воздух.

Генерал Родольфо Грациани, командующий итальянскими войсками, стоял у штабной палатки, его пальцы сжимали бинокль, а лицо, покрытое потом, выражало смесь гнева и отчаяния. Его взгляд следил за самолётами, чьи крылья мелькали в облаках. Абиссинский вождь рас Деста Дамтев, высокий и статный, вёл воинов с холмов, его голос, мощный и властный, гремел над плато, призывая к атаке. Советский пилот, капитан Алексей Козлов, управлял одним из И-15, его сосредоточенный взгляд был прикован к прицелу, а руки крепко держали штурвал. В его голове мелькнула мысль: «Итальянцы не готовы. Ещё один точный удар, и их оборона рухнет».

В 8:00 утра плато содрогнулось от рёва. Тридцать И-15, выстроившись в три клина, обрушились на лагерь, их пулемёты ШКАС косили окопы, а бомбы, падая, разносили укрепления. Первый удар пришёлся по складу боеприпасов: мощный взрыв разнёс деревянные ящики, и столб пламени взметнулся к небу, отбрасывая тени на камни. Итальянцы в окопах кричали от паники, их руки судорожно сжимали винтовки. Грациани, стоя у палатки, рявкнул:

— Витале, где зенитки? Эти проклятые самолёты уничтожат нас! Открывайте огонь, немедленно!

Полковник Витале, его лицо побледнело от страха, ответил:

— Господин генерал, пушки Fiat не успевают! Самолёты слишком быстрые, нам нужны истребители, срочно!

Капитан Бона, стоявщий у пушки Fiat-Revelli, кричал артиллеристам:

— Наводка выше! Бейте по крыльям, не дайте им уйти!

И-15, пилотируемый Козловым, пикировал на пулемётное гнездо. Его пулемёты разнесли позицию, а упавшая рядом бомба подняла фонтан земли, сбив двух итальянских солдат, чьи тела остались неподвижны в пыли. Козлов, стиснув зубы, подумал: «Ещё один заход, и их линия дрогнет». Его самолёт, накренившись, пошёл на второй круг. Взрыв топливного грузовика охватил палатки пламенем, чёрный дым поднялся над лагерем, а крики итальянцев становились всё отчаяннее. Лейтенант Ферро, стоя у пулемёта Maxim, кричал, его голос дрожал от ярости:

— Огонь, чёрт возьми! Сбейте их, или мы покойники!

Пули, с визгом, ушли в небо, но И-15, маневрируя, уклонились. Ещё одна бомба разнесла окопы, разбрасывая мешки с песком, и крики раненых заполнили воздух. Зенитная пушка, дымя, продолжала стрелять, её ствол дрожал от перегрева, но снаряды, разрываясь в небе, не задевали самолёты. Козлов, сжимая штурвал, скомандовал по рации:

— Второй эскадрон, заходите слева! Уничтожьте их артиллерию!

Три И-15, гудя, пикировали на итальянскую батарею. Снаряд разнёс одну из пушек, и наводчик, в зелёной шинели, упал, его кровь растеклась по камням. Абиссинцы, в лёгких сандалиях и туниках, хлынули к окопам. Некоторые, вооружённые лишь саблями, кричали, их глаза пылали яростью. Итальянский солдат, дрожа, выстрелил из винтовки, пуля задела абиссинца, чья туника окрасилась кровью, но атака не остановилась. Сабли и штыки мелькали в дыму, вонзаясь в противников.

К 10:30 утра бой стал хаотичным. Итальянцы, потеряв треть лагеря, держали внутренние окопы, но их пулемёты, перегревшись, замолкали. Абиссинцы, воодушевлённые успехом, лезли через баррикады, их крики заглушали треск выстрелов. Бона, стоя у последней пушки, кричал:

— Последний снаряд! Бейте, не жалейте!

Снаряд разнёс группу абиссинцев, их тела рухнули на землю. Но Деста, гарцуя на коне, вёл новых воинов, его копьё, мелькнув, пронзило итальянского солдата. Грациани, сжимая кулаки, кричал о подкреплениях, но подкреплений не было. Итальянцы, измотанные, отступали, их силы таяли под натиском врага. К полудню бой затих, лагерь лежал в руинах, сотни итальянцев были убиты, а дым застилал плато, скрывая следы поражения.

Москва, кабинет Сталина, 12 марта 1936 года

Сергей, в сером кителе, застёгнутом на все пуговицы, сидел за массивным столом, его глаза внимательно изучали доклад. Его лицо, суровое и сосредоточенное, выражало сдержанную гордость, но пальцы, постукивая по полированной поверхности, выдавали нетерпение. Напротив, стоял нарком обороны Борис Шапошников, его мундир был безупречно выглажен, а в руках он держал папку с отчётами. За окном кабинета медленно падал снег, покрывая площадь белым покрывалом, а свет лампы отражался в тёмных стёклах, создавая ощущение уединённости.

Шапошников, выпрямившись, начал доклад, его голос был твёрд и уверен:

— Товарищ Сталин, наши силы в Абиссинии нанесли сокрушительный удар. 12 марта тридцать самолётов И-15 атаковали итальянский лагерь на плато Тигре. Склады боеприпасов, топливные резервуары и укрепления уничтожены. Абиссинцы под командованием рас Деста Дамтева ударили одновременно с авианалётом. Бой был яростным: итальянцы потеряли около шестисот человек убитыми и тысячу ранеными. Двести пленных говорят о панике — они не ожидали наших самолётов. Генерал Грациани пытался организовать оборону, но его войска разбежались, бросив позиции.

Сергей, отложив папку, кивнул, его низкий голос был полон одобрения:

— Молодцы, Борис Михайлович. Наши лётчики и абиссинцы бьют фашистов как мух. Муссолини, должно быть, рвёт и мечет. Сколько ещё врагов полегло? Что говорят пленные о настроениях в их армии?

Шапошников, листая доклад, ответил:

— Пленные сообщают, что их моральный дух подорван. Они не ждали такого удара, а Грациани потерял контроль над войсками. Итальянцы в ужасе от наших самолётов и ярости абиссинцев. Их потери — это не только люди, но и техника: десятки грузовиков, артиллерийские батареи и склады уничтожены.

Сергей, слегка улыбнувшись, постучал пальцами по столу:

— Шестьсот фашистов в могиле — это хороший урок для Муссолини. Но этого мало. Надо устроить ему такой сюрприз, чтобы вся Европа вздрогнула. Что предлагаете дальше, Борис Михайлович?

Шапошников, поправив мундир, ответил:

— Товарищ Сталин, предлагаю отправить ещё двадцать самолётов И-15 и эскадрилью бомбардировщиков СБ-2. Мы ударим по итальянским тылам в Эритрее: портам, складам, дорогам. Поставим абиссинцам пулемёты Дегтярёва, обучим их бойцов тактике партизанской войны. Усилим диверсии: ночные поджоги складов, перехват радиограмм, ложные сообщения о наступлении с севера. Грациани будет метаться, не зная, где ждать удара.

Сергей, задумчиво кивнув, ответил:

— Отлично. Диверсии должны быть такими, чтобы Муссолини потерял сон. Фашисты должны чувствовать, что их время истекает. Это не просто Абиссиния, Борис Михайлович, это война с фашизмом. Каждый взорванный склад, каждый сбитый самолёт — это удар по их «Римской империи». Что ещё можете предложить?

Шапошников, открыв другую страницу, продолжил:

— Мы можем отправить инструкторов для абиссинских партизан. Они будут резать итальянские конвои, взрывать железные дороги, мосты. Усилим авиацию ещё десятью бомбардировщиками СБ-2, чтобы бить по портам и дорогам. Абиссинцы могут имитировать наступление на Асмэру, отвлекая силы итальянцев, пока мы наносим удары с воздуха. Это посеет панику в их рядах.

Сергей, встав из-за стола, прошёлся по кабинету, его тяжёлые шаги отдавались эхом по деревянному полу.

— Хорошо. Так и сделайте. Но это не всё. Что с Испанией? Как дела у республиканцев?

Шапошников, открыв ещё одну папку, ответил:

— Товарищ Сталин, республиканцы готовят наступление под Мадридом. Наши советники под командованием товарища Григорьева работают с их бригадами. Мы поставили двадцать танков Т-26, десять истребителей И-15 и готовим пять бомбардировщиков СБ-2. Через неделю они ударят по националистам Франко, цель — отбить Толедо. Разведка выявила склады боеприпасов врага, наши пилоты готовы их уничтожить.

Сергей, остановившись у окна, посмотрел на падающий снег.

— Отбить Толедо — это серьёзный удар по Франко. Он должен почувствовать, что его ждёт судьба Грациани. Работайте, Борис Михайлович. Наши лётчики, абиссинцы, республиканцы — все должны иметь всё необходимое. Если чего-то не хватает, докладывайте немедленно. Бейте фашистов так, чтобы они не могли поднять голову.

Шапошников, собрав папки, кивнул и вышел, его шаги гулко отдавались в коридоре. Сергей остался один, глядя на снег, который медленно покрывал площадь за окном, словно укрывая мир от бурь войны.