6 апреля 1936 года Аддис-Абеба бурлила напряжением. Улицы города заполняли телеги, запряжённые мулами, солдаты в потрёпанных шама маршировали под крики офицеров, а во дворце Хайле Селассие посыльные сновали по коридорам, их шаги гулко отдавались от каменных стен. Император, под давлением вождей племён амхара, оромо и тиграи, принял решение наступать на Дессие, чтобы отомстить за итальянские газовые атаки на Гондэр. Советский полковник Фёдор Вяземцев, чьи предупреждения о самоубийственности штурма были проигнорированы, пытался удержать ситуацию под контролем, несмотря на приказ Москвы прекратить активное участие.
В штабе генерал рас Тэсэмма, пожилой воин с хромотой от старой раны, руководил подготовкой. Его стол был завален картами, испещрёнными булавками, обозначавшими позиции абиссинцев и итальянцев. План предусматривал марш 18 000 солдат на 250 километров к Дессие, чтобы прорвать итальянские укрепления на трёх холмах (Холм 1, Холм 2, Холм 3) на рассвете 8 апреля, избегая ударов бомбардировщиков Caproni. Армия делилась на три колонны: 6000 амхара под командованием рас Абебе, 7000 оромо под началом рас Гетачью и 5000 тиграи под руководством рас Менгесхи. Двенадцать французских 75-мм пушек имели всего 300 снарядов, 40 пулемётов Hotchkiss часто заедали, противотанкового оружия не было. Единственный полевой госпиталь на 20 коек с тремя врачами и дюжиной медсестёр находился в 30 километрах от Дессие. Наступать в таком положении было катастрофой, но советских инструкторов слушать так и не стали.
Вожди были полны решимости. Рас Абебе воодушевлял амхара:
— Мы выгоним врага или умрём с честью!
Его голос гремел, поднимая дух бойцов, размахивавших красными и золотыми знамёнами. Рас Гетачью, массивный, как гранитная глыба, потрясал саблей перед оромо:
— Мы раздавим итальянцев! Их машины станут трофеями!
Его люди ревели, сжимая копья и винтовки. Рас Менгесха, напротив, хранил молчание, его холодные глаза следили за всеми. Его племянник Текле, постоянно шептавшийся с ним, вызывал подозрения у советских советников. Ходили слухи, что Менгесха встречался с британским связным, обещавшим оружие и деньги за разрыв с Москвой.
Вяземцев, измотанный бессонницей, координировал разведку через местных осведомителей, подтвердивших, что итальянские холмы укреплены пулемётами, колючей проволокой и минными полями. Он разработал запасной план: диверсионные группы из 150 человек из местных, подкупленные за 5000 долларов, должны были атаковать топливные склады и мосты. Вечером 6 апреля Хайле Селассие вызвал Тэсэмму в свои покои.
— Не веду ли я народ к гибели? Русский говорит о бойне, — шептал император, теребя серебряный крест.
Тэсэмма ответил:
— Вожди знают, на что идут. Доверяйте Богу и воинам. Император кивнул, но его пальцы дрожали.
7 апреля армия выступила на рассвете. Колонны растянулись по равнине: амхара шли в порядке, оромо пели боевые песни, тиграи двигались сдержанно под взглядом Менгесхи. Советские советники, 15 человек, следовали с радиостанциями, без оружия. Марш был тяжёлым: каменистая местность замедляла движение. К ночи лагерь разбили в 20 километрах от Дессие. Разведчики доложили о патрулях, трое часовых были найдены с перерезанным горлом. Абебе и Гетачью спорили о тактике: Абебе требовал удара на Холм 1, Гетачью — на Холм 3. Менгесха молчал, его бездействие тревожило всех. Вяземцев получил приказ Москвы: «Не вмешиваться. Докладывать». Он скомкал бумагу, отправив диверсантов к складу и мосту.
Финальный марш начался в 3 утра 8 апреля. Колонны двигались в темноте. Рас Тэсэмма требовал порядка. План: амхара атакуют Холм 1, оромо — Холм 3, тиграи — Холм 2, с обстрелом в 5 утра и штурмом на рассвете. Итальянцы под командованием Эмилио Де Боно знали о наступлении, их холмы были укреплены, а резервы готовы. В 4:30 утра ракета взлетела, и Де Боно сказал:
— Раздавим их!
В 5 утра 12 абиссинских пушек открыли огонь по Холму 1. Снаряды рвались, разрушая пулемётные гнёзда и разбрасывая колючую проволоку, но 150 выстрелов быстро исчерпали запас. Солдаты амхара, укрывшиеся в оврагах, вздрагивали от взрывов. Молодой боец, едва достигший 18 лет, сжимал винтовку Beretta, шепча молитву, его пальцы дрожали на спусковом крючке. Итальянцы ответили шквалом из 110 орудий. Снаряды падали среди амхара, разрывая людей и мулов. Один солдат был разорван прямым попаданием, его тело разлетелось, винтовка упала в пыль. Рас Абебе кричал:
— Вперёд! За Абиссинию!
На правом фланге оромо попали под миномётный обстрел и пулемётный огонь с Холма 3. Рас Гетачью размахивал саблей:
— К холмам! Прорвём их!
Его воины бросились вперёд, но пулемёты косили их десятками. Один оромо, с рубцом на груди, метнул самодельную гранату, заставив замолчать пулемёт, но снайпер уложил его пулей в висок. Другой боец, с копьём, пытался добежать до проволоки, но мина разорвала его, его крик оборвался в грохоте. Тиграи в центре, под командованием Менгесхи, остановились в 500 метрах от Холма 2, укрываясь за скалами. Менгесха отдавал нечёткие приказы, его племянник Текле сигнализировал зеркалом — разведчик Вяземцева заметил это, подтвердив предательство. Вяземцев, с биноклем на хребте, сказал лейтенанту Ковалёву:
— Он сливает нас итальянцам. Мы пропали.
Советские диверсанты тем временем начали операцию. Группа капитана Григорьева пробралась к топливному складу в 10 километрах от Дессие. Под покровом темноты они подожгли бочки, пламя взметнулось, уничтожив тысячи литров бензина. Но вторая группа, под лейтенантом Петровым, попала в засаду у моста через реку Аваш. Итальянцы, предупреждённые предателем, открыли огонь из пулемётов. Петров, раненый в плечо, крикнул:
— К мосту! Взрывайте!
Пуля в грудь оборвала его жизнь, его люди были добиты за 15 минут. Их тела усеяли берег.
На рассвете, когда солнце окрасило холмы алым, абиссинская пехота пошла в атаку. Амхара карабкались по склону Холма 1, через колючую проволоку и минные поля. Рас Абебе вёл их, стреляя из Beretta, пока патроны не кончились. Он выхватил кривой кинжал и зарубил итальянского солдата, кровь брызнула на его плащ. Его люди, крича боевые кличи, лезли вперёд, но пулемёты били безжалостно. Молодой воин, сжимавший винтовку, упал, пуля пробила ему глаз, тело скатилось вниз. Другой, с копьём, добрался до проволоки, но мина разорвала его ноги, он кричал, пока не затих. К 6:30 утра 1200 амхара лежали мёртвыми или ранеными, их тела усеяли склон. Один офицер, с окровавленным лицом, пытался поднять знамя, но пулемётная очередь срезала его, знамя упало в пыль.
Оромо на Холме 3 столкнулись с бункерами горных стрелков. Они рубили проволоку мачете, но минные поля останавливали их. Взрывы разрывали бойцов, их крики тонули в грохоте. Гетачью, с окровавленной рукой от осколка, ревел:
— Вперёд! За наших детей!
Его люди шли вперёд, но танки двинулись в атаку, их 37-мм пушки били в упор. Один оромо, с гранатой, бросился на танк, но гусеницы раздавили его, его крик оборвался под железом. Другой, раненый в живот, полз к укрытию, но аскари добил его штыком, вонзив клинок в спину. К 6:45 утра 1500 оромо были убиты или ранены, их боевой дух начал слабеть, но Гетачью продолжал гнать их вперёд.
Тиграи почти не двигались. Их 5000 человек укрывались за скалами, потери составляли лишь 200 человек. Менгесха, сидя на коне, наблюдал, как его люди избегают боя. Текле, рядом, продолжал сигнализировать зеркалом, координируя действия с итальянцами. Вяземцев отправил сообщение в штаб: «Менгесха предаёт. Штурм обречён».
Его диверсанты, несмотря на успех у склада, не могли переломить ход битвы. Итальянцы, под командованием Де Боно, усилили огонь, их пулемёты и миномёты били без остановки, а танки готовились к контратаке.
В 7 утра итальянские бомбардировщики Caproni сбросили канистры с ипритом. Жёлто-зелёные облака накрыли амхара и оромо, превратив поле боя в ад. Солдаты задыхались, их глаза горели, кожа покрывалась волдырями. Молодой амхара, сжимавший винтовку, рухнул, кашляя кровью, его пальцы царапали землю, пока жизнь не покинула его. Другой, ослеплённый, бился в конвульсиях, его крики заглушались гулом танков. Рас Абебе, обмотав лицо тканью, пытался сплотить людей:
— Держитесь! За Абиссинию!
Но газ косил их сотнями. За 30 минут 2000 амхара и 1800 оромо были выведены из строя, их тела усеяли поле, многие корчились в агонии, их винтовки валялись в пыли.
Оромо на Холме 3 продолжали штурм, несмотря на газ. Гетачью, с окровавленной рукой, вёл их к бункерам. Один боец, с копьём, прорвался к пулемётному гнезду, но пуля в грудь остановила его, он упал, сжимая древко. Другой, с Beretta, стрелял, пока не кончились патроны, затем бросился с ножом на итальянца, но был заколот штыком. Танки усилили натиск, их гусеницы перемалывали землю. Снаряд взорвался рядом с Гетачью, сбив его с ног. Он поднялся, шатаясь, но пулемётная очередь разорвала его грудь. Вождь оромо упал, его сабля выпала, глаза застыли, глядя в небо. Его смерть сломила оромо: молодые бойцы, видя падение знамени, начали отступать, их крики смешались с рёвом моторов.
Амхара, несмотря на газ, продолжали лезть на Холм 1. Абебе вёл отчаянный штурм пулемётного гнезда. Его люди, кашляя в облаках иприта, закололи солдат штыками, но танк, рыча, двинулся вперёд. Снаряд разнёс позицию, убив Абебе и 20 бойцов. Его тело, покрытое пылью и кровью, осталось на склоне, шрам на щеке стал последним свидетельством его мужества. Молодой офицер, с окровавленным лицом, попытался поднять знамя Абебе, но пуля в шею сбила его, знамя упало в грязь. К 7:45 утра амхара потеряли около 3000 человек, их ряды редели, но отдельные группы продолжали сражаться, цепляясь за каждый метр склона.
Тиграи, под Менгешей, оставались в стороне. Их потери составляли 500 человек, они прятались за скалами, избегая газа и огня. Менгесха смотрел на бойню, его лицо оставалось непроницаемым. К 8 утра абиссинские силы таяли. Амхара, потеряв 3500 человек, всё ещё пытались удержать склон Холма 1. Маленькие группы, укрываясь в оврагах, стреляли из винтовок, но пулемёты и миномёты били безжалостно. Один боец, с раной в плече, зарядил винтовку и выстрелил в итальянского офицера, но пуля в голову оборвала его жизнь. Другой, с копьём, бросился на пулемётное гнездо, но был разорван миной, его тело разлетелось на куски. Офицер амхара, с пробитой ногой, пытался сплотить людей:
— За Абебе! Вперёд!
Но танк раздавил его, его крик утонул в рёве двигателя.
Оромо, лишившись Гетачью, отступали с Холма 3. Их знамёна падали в грязь, бойцы бежали под огнём. Один молодой воин, с окровавленным лицом, пытался поднять знамя, но пуля в спину сбила его. Итальянские танки и горные стрелки давили отступающих, их пулемёты рвали воздух. К 8:30 утра оромо потеряли 4000 человек, их боевой дух был сломлён, лишь отдельные группы продолжали сопротивляться, укрываясь в оврагах.
Менгесха, видя бойню, отдал приказ отступать, его люди начали отходить к холмам. Текле, рядом, продолжал сигнализировать, пока разведчик Вяземцева не заметил его. Вяземцев отправил вторую диверсионную группу под сержантом Козловым к складу боеприпасов. Козлов, с десятью бойцами, пробрался через овраг, но был замечен патрулём. В схватке он заколол итальянца штыком, но пуля пробила ему лёгкое. Козлов, кашляя кровью, поджёг склад, взрыв накрыл его и его людей, уничтожив часть боеприпасов. Но это не остановило итальянцев, их резервы в 3000 солдат вошли в бой, усиливая давление.
Хайле Селассие, в командном пункте в 10 километрах, получал доклады о катастрофе. Его адъютант, молодой офицер с дрожащим голосом, сообщил:
— Амхара разбиты, оромо бегут, тиграи отступают.
Император, сжимая серебряный крест, смотрел на карту, где красные булавки исчезали под жёлтыми. Его лицо побледнело, глаза выражали смятение.
— Я доверился вождям, — шептал он.
Рас Тэсэмма, раненый осколком в плечо, преклонил колено:
— Ваше Величество, отступаем. Армия потеряна.
Император молчал, его пальцы дрожали, теребя крест.
К 9 утра абиссинское наступление рухнуло. Итальянцы, с подкреплением в 5000 солдат, контратаковали. Их артиллерия била без остановки, бомбардировщики Caproni обстреливали отступающих, их пулемёты рвали воздух. Амхара, потеряв 4500 человек, оставили склон Холма 1, их тела усеяли поле, смешавшись с пылью и кровью. Один боец, с пробитой грудью, полз к оврагу, сжимая винтовку, но аскари добил его штыком. Оромо, потеряв 5000 человек, бежали в хаосе, их знамёна были растоптаны. Молодой воин, с окровавленным лицом, пытался поднять копьё, но танк раздавил его.
Тиграи, под Менгешей, отступили почти без боя, их потери составили 1000 человек. Менгесха увёл своих людей в холмы, бросив союзников. Вяземцев, наблюдая с хребта, отправил в Москву сообщение:
«Дессие потеряно. Менгесха предал. Армия уничтожена»
Вяземцев вызвал Ковалёва:
— Найди Текле. Допроси. Ковалёв кивнул, но шансов найти предателя было мало.
К 10 утра бой затих. Поле было усеяно телами: 12 000 абиссинцев были убиты, ранены или пленены. Итальянцы, потеряв 2000 человек, удержали позиции. Выжившие амхара и оромо, разрозненные, отступали за холмы. Рас Менгесха вёл двойную игру с самого начала. Его молчание скрывало расчёт: ослабить амхара и оромо, чтобы усилить тиграи. Ещё 5 апреля Текле передавал планы британскому связному за обещание 15 000 винтовок и 100 000 фунтов. Во время боя Менгесха держал своих людей в тылу, сигнализируя итальянцам через Текле, чтобы минимизировать потери. Его отступление за холмы, когда битва была проиграна, подтвердило предательство. Он рассчитывал сохранить армию, чтобы диктовать условия императору или британцам, укрепив своё влияние в Абиссинии.
В шатре, освещённом тусклой лампой, Хайле Селассие сидел, сгорбившись. Его глаза, полные смятения, блуждали по карте, где Абиссиния истекала кровью. Он доверял вождям, видя в них опору короны, но Абебе и Гетачью погибли, а Менгесха предал. Вяземцев предупреждал о газе и предлагал партизанскую войну, но вожди требовали штурма. Теперь армия была уничтожена, а трон ускользал из-под него.
— Бог покинул нас? — шептал он, его пальцы дрожали, сжимая серебряный крест. Его голос дрожал, отражая отчаяние человека, потерявшего надежду.
Битва за Дессие стала катастрофой. Из 18 000 абиссинских солдат 12 000 были убиты, ранены или пленены. Итальянцы, потеряв 2000 человек, удержали позиции, их газ и танки решили исход. Вяземцев отступил в Аддис-Абебу, готовя отчёт для Москвы. Император, раздавленный, столкнулся с расколотой страной, его доверие к вождям было уничтожено. Предательство Менгесхи отравило нацию, а итальянская угроза нависла над страной, как грозовая туча.
Москва, Кремль, 9 апреля 1936 года, 08:00
Кабинет в Кремле был окутан утренней тишиной, нарушаемой лишь скрипом половиц под тяжёлыми шагами Бориса Михайловича Шапошникова, наркома обороны СССР. Его лицо, обычно спокойное и собранное, сегодня было напряжённым, глаза выдавали бессонную ночь. В руках он держал папку с грифом «Секретно». За массивным столом, заваленным картами и телеграммами, сидел Сергей. Его пальцы постукивали по столу, а взгляд был прикован к карте Восточной Африки, где красные и жёлтые булавки обозначали позиции абиссинских и итальянских войск.
Шапошников заговорил:
— Товарищ Сталин, разрешите доложить о ситуации в Абиссинии, — начал он.
Сергей кивнул, не отрывая глаз от карты.
— Докладывай, Борис Михайлович. Что там у нас с Дессие?
Шапошников раскрыл папку, вынимая лист с последним донесением полковника Вяземцева, датированным 8 апреля, 23:00.
— Битва за Дессие завершилась катастрофой, — начал он. — Абиссинская армия потеряла 12 000 человек из 18 000: 4500 амхара, 5000 оромо и 1000 тиграи убиты, ранены или пленены. Итальянцы, под командованием генерала Эмилио Де Боно, удержали позиции, потеряв около 2000 солдат. Ключевую роль сыграли их танки и газовые атаки. Полковник Вяземцев подтверждает, что рас Менгесха, вождь тиграи, предал абиссинцев, передавая планы британцам, которые, вероятно, поделились ими с итальянцами.
Сергей нахмурился, его пальцы замерли на столе.
— Менгесха… Этот змей всё-таки продался. Продолжай, Борис Михайлович.
Шапошников перевернул страницу. Он сделал паузу, глядя на Сергея.
— Вяземцев сообщает, что его диверсионные группы частично выполнили задачу: один склад топлива был уничтожен, но группа у моста попала в засаду и была ликвидирована. Итальянцы знали о наступлении, вероятно, из-за утечки от Менгесхи. Его племянник Текле передавал планы через британского связного, замеченного 5 апреля в Аддис-Абебе. После битвы Менгесха увёл своих людей за холмы, бросив армию.
Сергей откинулся в кресле, его взгляд стал тяжёлым.
— Британцы, значит. Их следы повсюду. Что с Хайле Селассие? Как он держится?
Шапошников перешёл к следующему листу.
— Император в смятении. Вяземцев пишет, что после поражения Хайле Селассие заперся в шатре, сжимая крест и шепча молитвы. Он винит себя за доверие к вождям. Рас Абебе и рас Гетачью погибли в бою, их колонны — амхара и оромо — были практически уничтожены. Император говорил о потере страны, его дух надломлен. Вяземцев опасается, что, без немедленной поддержки, Хайле Селассие может пойти на переговоры с британцами или даже капитулировать перед итальянцами.
Сергей стукнул кулаком по столу, его голос стал резким:
— Капитуляция? Это недопустимо. Абиссиния — наш плацдарм в Африке. Если мы потеряем её, итальянцы укрепятся, а за ними — британцы и французы. Что ещё у Вяземцева?
Шапошников продолжил:
— Полковник предлагает три варианта. Первый — усилить поддержку Абиссинии: поставить 10 000 винтовок, 500 пулемётов и 50 артиллерийских орудий через Судан, используя наши каналы в Порт-Судане. Это рискованно из-за британской разведки, но возможно в течение двух месяцев, если британцы всё же не введут блокаду, как планируют. Но на случай блокады этот план не применим. Второй — сосредоточиться на диверсиях: создать партизанские отряды из остатков абиссинской армии, обучить их и снабдить взрывчаткой для атак на итальянские коммуникации. Третий — сократить присутствие, сохранив Вяземцева и его советников как наблюдателей, чтобы избежать эскалации с Британией.
Он закрыл папку, глядя на Сергея.
— Вяземцев подчёркивает, что бездействие приведёт к потере влияния. Итальянцы уже готовят наступление на Аддис-Абебу, их силы укреплены резервами из Асмары. Моральный дух абиссинцев подорван, а Менгесха, вероятно, попытается захватить власть, если император падёт.
Сергей встал, прошёлся по кабинету. Он остановился у карты, его палец указал на Дессие.
— Мы не можем терять Абиссинию, Борис Михайлович. Это не просто клочок земли в Африке. Это символ. Если Муссолини проглотит её, он станет смелее, а за ним и Гитлер. Европа смотрит на нас. Если мы сдадимся, нас перестанут уважать.
Он повернулся.
— Хайле Селассие сыграл с британцами, и вот его расплата. Он думал, что может балансировать между нами и Лондоном, но британцы продали его Муссолини. Менгесха — их марионетка, это ясно. Но мы не бросим Абиссинию. Не сейчас.
Шапошников кивнул, ожидая указаний. Сергей вернулся к столу, его голос стал тише, но твёрже:
— Мы будем помогать, насколько сможем. Но не открыто — Британия и Франция только ждут нашего промаха. Первый вариант Вяземцева слишком рискован. 10 000 винтовок через Судан? Британцы перехватят. Третий вариант — отступление, а это не наш путь. Мы выбираем второй: партизанская война. — Он подумал и добавил: Пока не узнаем, будет ли всё-таки блокада или нет.
Он постучал пальцем по карте.
— Вяземцев знает, как это делать. Пусть формирует отряды из выживших амхара и оромо. Они потеряли вождей, но их ненависть к итальянцам никуда не делась. Дайте им взрывчатку, лёгкое оружие, инструкторов. Учите их бить по тылам, подрывать склады, мосты, дороги.
Шапошников записывал, его карандаш быстро бегал по бумаге.
— Сколько ресурсов выделяем, товарищ Сталин?
Сергей задумался, глядя на портрет Ленина на стене.
— Отправьте 2000 винтовок Мосина, 50 пулемётов Дегтярёва, 10 тонн взрывчатки и 20 инструкторов. Используйте маршруты через Сомали, избегайте британских глаз. Вяземцеву дайте 10 000 долларов на подкуп местных — пастухов, торговцев, кто угодно. Пусть ищет тех, кто готов драться. И главное — найдите Менгешу. Его надо взять. Живым или мёртвым.
Шапошников кивнул, но его брови нахмурились.
— Товарищ Сталин, а если Хайле Селассие всё же пойдёт на сделку с британцами? Он слаб, а его трон шатается.
Сергей усмехнулся, но его улыбка была холодной.
— Император тот ещё игрок, но он не дурак. Он знает, что британцы его сдадут, как сдали в Дессие. Мы дадим ему надежду — оружие, людей, план как действовать дальше и воевать. Если он дрогнет, мы найдём другого лидера. Абиссиния не должна пасть, Борис Михайлович. Это наш шанс показать миру, что мы стоим за тех, кто борется с фашистами.
Сергей вернулся к карте, его палец скользнул по маршруту от Порт-Судана к Аддис-Абебе.
— Британцы играют грязно. Они подкупили Менгешу, чтобы ослабить Хайле Селассие и нас заодно. Но мы их переиграем. Мы должны найти доказательства их сделки — письма, свидетелей, что угодно. Если мы покажем Лиге Наций, что Лондон сливает Абиссинию Муссолини, это ударит по их репутации.
Он сделал паузу, его взгляд стал задумчивым. Сергей, человек из будущего, знал, что Вторая мировая война не за горами. Абиссиния была не просто африканским фронтом — это был тест для СССР, проверка его способности противостоять империалистам. Он вспомнил уроки истории: слабость Лиги Наций, Мюнхенский сговор, падение Эфиопии. Но он был из будущего, и у него был шанс изменить ход событий.
— Борис Михайлович, — сказал он тихо, — Вяземцев должен встретиться с Хайле Селассие. Лично. Пусть передаст, что мы не бросим его. Но он должен отказаться от британцев. Никаких переговоров с Лондоном. Если он согласится, мы дадим ему всё, что нужно для партизанской войны. Если нет… мы найдём нового лидера.
Шапошников кивнул, закрывая папку.
— Будет исполнено, товарищ Сталин.
Он повернулся и вышел, его шаги затихли в коридоре. Сергей остался один, его взгляд вернулся к карте. Он знал, что Абиссиния — лишь часть большой игры, где каждый ход мог изменить судьбу мира. Обладая знаниями XXI века, он уже просчитывал следующие шаги: укрепить Красную армию, нейтрализовать британские интриги, подготовиться к грядущей войне. Но сейчас его мысли были с Хайле Селассие, одиноким императором, чья страна истекала кровью, и с Вяземцевым, чья миссия могла стать ключом к спасению Абиссинии.
Он прошептал самому себе: «Мы не сдадимся!»
Его пальцы сжали край стола, а в глазах горела решимость человека, который знал, что история может быть переписана.