Взгляд на звёзды

Глава 25: Любой ценой

Штаб-квартира корпорации «Terra Nova». Алкантара, штат Мараньян, Бразилия.

Корпус «C». Центр инженерных разработок.

9 августа 2120 года. 13:05 по местному времени (16:05 по Гринвичу)

Если бы человеческая мысль могла быть источником электроэнергии, на протяжении прошедшей рабочей недели центр инженерных разработок легко бы смог обеспечивать электричеством всю Алкантару. Однако зайди сюда кто-то в эту минуту — он бы решил, что здесь обретается толпа бездельников.

Зона отдыха, доставшаяся корпорации «в наследство» от бразильского AEB, была устроена скромненько по западным меркам, но уютно. Здесь всё буквально дышало комфортом и непринуждённостью. Умный ход, если хочешь, чтобы работники поменьше задумывались о том, сколько времени они проводят на работе, а при необходимости — задерживались тут на ночь.

— Обязательно, милая, — развалившись с ногами на мягком диване, лепетал Джекки Ву на своём родном диалекте китайского, который для непосвященных ушей был похож на щебетание птицы. — Уверен, что уж этим-то вечером я точно буду дома.

Когда Джекки говорил с супругой, с его лица не сходила широкая улыбка, делающая его похожим на плюшевого панду. Жена Джекки, Мэйли, не была видна посторонним — её лицо видел лишь Джекки в своей дополненной реальности. Однако все, кто знали эту парочку, не сомневались — она всё так же притворно хмурится и вздыхает, глядя на мужа со смесью любви и лёгкого укора.

— Я понимаю, пампушечка моя. Это не только для них важно, но и для меня.

Тёрнер, до которой обрывки его речи доносились, пока она остервенело качала пресс, догадывалась, о чём разговор. С тех пор, как семья Ву вынуждена была покинуть Тайвань после кризиса 2108-го, они переезжали с места на место больше десяти раз — всякий раз, когда Джекки бросала по разным уголкам Земли его работа. Для их детей это означало, что они, как в своё время Саша, не могли учиться всё время в одной школе и заводить себе на долгое время друзей (во всяком случае — в реальном мире). «Что ж, их, по крайней мере, двое» — подумала Саша о детях Джекки.

Срочный переезд в Бразилию всего через год после смены Новой Зеландии на Лаос был для семейства Ву очередным стрессом. В такие моменты семье важно держаться вместе. Но вот уже четыре ночи подряд Джекки являлся домой лишь чтобы поспать — ровно столько, сколько нужно, чтобы его мозг хотя бы немного перезагрузился. Не знай Мэйли о ситуации «Терра Новы» — она, должно быть, решила бы, что он завёл себе любовницу.

— У нас тут? Накурено? Ага. Вот, сама погляди, — ответил Джекки на реплику второй половинки, повернув голову налево.

Там Джерри Перкинс развалился в массажном кресле, издающем мягкую успокаивающую вибрацию, похожую на урчание котёнка. Мечтательно запрокинув голову, Перкинс курил трубку. Джекки с осуждением покосился на то, как широкая грудь Кита плавно вздымается, впуская в лёгкие вредный и опасный табачный дым, а затем густое облако вырывается из его губ, словно пар из гейзера. Варварскую для XXII века привычку, приобретённую во время службы на флоте, Кит сократил до одного-двух основательных перекуров в день. Но полностью от неё избавляться — даже и не думал.

Кит, почувствовав, что на него смотрят, приветственно махнул рукой.

— Цёмки-бомки, Мэйли.

— Ага. И тебе привет, здоровыло, — ответил за супругу Джекки. — Ну хорошо, любимая. Целую тебя. До встречи вечером. В этот раз — обещаю.

— Что, опять пилила тебя? — тут же поддел друга Перкинс. — Ничего не поделаешь, терпи. Прелести семейной жизни. Не всем дана радость свободы, приятель. Лишь тем, кто в прошлой жизни накопил отменную карму. Может быть, тебе повезёт в следующей.

— Ах, ну да. Я же забыл, что предел человеческий мечтаний — это участь самовлюблённого бродяги, который проводит всё свободное время в пабе за просмотром матчей «Ливерпуля», — в привычной между этими двумя шутливой манере парировал Ву.

— Это так. Первый закон Перкинса, — согласился Кит, глубокомысленно воздев палец.

— Ты бы лучше бросал свою отраву и размял немного свои жирные бока. Посмотри вон на Тёрнер. Неспроста говорят, что лучший отдых — это смена вида деятельности.

Пока они переговаривались, Саша перешла от скручиваний к подтягиваниям на турнике. Поддерживать хорошую физическую форму, что бы ни происходило и как бы ни поджимало время — это железное правило соблюдал каждый настоящий астронавт. А Тёрнер всё ещё считала себя таковым.

— А что, — гаркнула она, уверенно выполняя шестнадцатое по счёту подтягивание, а затем делая ещё по одному после каждого следующего слова. — Здорово… помогает… проветрить… мозг.

Она не была с ними до конца искренней. После изнурительного марафона, который представляла собой эта неделя, казалось, что мозг уже ничто не может проветрить. Закрывая глаза, Саша видела лишь схемы, модели, формулы и бесконечные цифры. Не она одна была выжатым лимоном. В таком же состоянии пребывала вся команда. Ребята, впрочем, держались бодрячком.

Сезар Сабио — филиппинец примерно пятидесяти пяти лет, грубыми и загорелыми чертами лица похожий на рыбака (на самом деле — один из самых опытных и талантливых их инженеров) — медитировал, прикрыв глаза, и не обращал никакого внимания на суету вокруг. Сёстры-близняшки из Беларуси, Инга и Ксюша, занимались капоэйра под бдительным оком Карлоса Сильвы, ветерана AEB, который был столь же опытен в традиционных бразильских танцах, как и в космическом кораблестроении.

— Молодцы они, правда? — будто прочитав Сашины мысли, молвил Кит. — Каждый — талантище. А главное — выкладываются по полной. Никогда ещё не работал с такой бомбезной командой.

— С ними можно горы свернуть, — подтвердил Джекки.

— Это точно, — согласилась Тёрнер, принимая положение для отжиманий.

— Но даже этого недостаточно, чтобы в такой неадекватный срок произвести на свет что-то, кроме дерьма, — неумолимо разрушил эту идиллию Перкинс. — Очень надеюсь, что начальство это понимает.

— Если ты меня имеешь ввиду — я это понимаю, — заверила Саша, делая первый подход отжиманий на кулаках и сердито хмурясь от того, что треплется с товарищами, сбивая себе дыхалку. — Лев — тоже. Дом — тоже. Но над нами довлеют другие люди. А над ними — другие. Не мне вам объяснять, как устроен этот мир. И новости вы тоже смотрите те же, что и я.

Всю эту неделю они все были слишком заняты, чтобы активно обсуждать бурный старт параллельных проектов. Тем не менее — все они постоянно о нём думали.

— М-да, — задумчиво протянул Кит. — Знаешь, ни для кого не было секретом, что «Орион» захочет с нами потягаться. Сюрпризом стало то, что у них оказалось настолько много хороших друзей по обе стороны Атлантики. Но в целом мы и так понимали, что являемся маленьким Давидом, который выступает против Голиафа, и имеет большие шансы получить на орехи. Чего я уж точно не ждал — так это появления на горизонте второй такой же мощной махины во главе с китайцами. Хотя, наверное, следовало ожидать.

Никто не поддержал разговор на эту тему, но Кит счёл их молчание за приглашение продолжить. О чём, о чём — а о Китае он всегда любил потрепаться.

— Я усвоил, ещё когда служил в Королевских ВМС — мощнее и эффективнее Китая нет никого. Случись, не дай Бог, новая мировая война — они бы весь Запад раскатали. А всё из-за их изумительного коллективизма и преданности! Настоящий рой пчёл!

— Перестань, Джерри, — недовольно буркнул Ву. — Я устал всем объяснять, что китайский врожденный коллективизм — это всего лишь заезженный западный стереотип!

Джекки никогда не мог совладать с собой, когда кто-то начинал рассуждать на эту тему. Вынужденный эмигрировать с семьей с родного Тайваня после того, как остров, до этого сохранявший автономию, был окончательно поглощён коммунистическим Китаем, он воспринимал тему китайского экспансионизма очень болезненно.

— Мы это знаем, Джекки, — заверила Саша, как раз окончив очередную серию отжиманий.

Однако Ву уже завёлся, и счёл нужным окончить свою реплику:

— Говорить, что все китайцы склонны к подчинению и автократии лишь потому, что большинству из нас не посчастливилось жить на данном историческом этапе в авторитарном однопартийном государстве — это типичная подмена причины и следствия. Такая логика ничуть не умнее, чем та, которую многие исповедовали в век работорговли, считая, что все чернокожие больше способны к физическому труду, чем к умственному, так как все они неграмотны и работают на плантациях!

— В плане причин и следствий — сам знаешь, я солидарен с тобой, дружище, — дружелюбно хлопнув его по плечу, кивнул Кит. — Всё могло быть иначе. Но всё так, как есть. Посмотрите вон хотя бы на нашего добренького дедушку Чжао. Работал себе у нас в поте лица, улыбался во все стороны, охотно болтал с доктором Купером о будущем проекта, и вообще, был слаще мёда. Казалось — свой парень! А едва услышал, как звонит колокол в Поднебесной — за день собрал вещички и был таков. Ни одна крыса так быстро не сбегала ни с одного корабля. Ни ужасающие неустойки в контракте, ни слезливые уговоры и щедрые денежные посулы начальства — ничто не подействовало.

Тёрнер окончила последний подход отжиманий в тот самый момент, когда Кит договорил. Приступая к растяжке, она молвила, пересказывая услышанное от Доминика в день отъезда Чжао.

— У доктора Чжао остались на родине трое детей и семеро внуков. Он — член партии. Ты сам прекрасно понимаешь, что он не имел возможности отказаться от работы в проекте «Синьцзы», который Политбюро нарекло государственным приоритетом, как бы ни хотел остаться с нами. Так что кончай эти твои сравнения с крысой, бегущей с корабля, Кит.

— Ладно, виноват, — сразу разоружился Перкинс.

Саша умолчала о том, что Купер был крайне расстроен уходом из проекта Вэя. Они проводили вместе много времени, обсуждая некоторые концептуальные решения за чашкой-другой зелёного ароматного чая, который Чжао привёз с родины. Другого такого астрофизика было не сыскать. А Дом, вдобавок, успел к тому привязаться. Но сожалеть о том, что уже свершилось — занятие деструктивное и бессмысленное.

— Вы правда считаете, что мы выдали шлак, ребята? — спросила она после небольшой паузы.

Перед тем, как становиться в планку (в ней ей полагалось продержаться пять минут, что было не шуткой после трёх подходов по пятьдесят отжиманий) Тёрнер движением руки вызвала голографический дисплей, показывающий созданную ими трёхмерную модель.

В голосе Саши прозвучала иррациональная обида человека, который вложил в какой-то процесс столько сил и энергии, что не желает слышать о ничтожности результата, даже если и сам о нём догадывается. Переглянувшись с Перкинсом (они оба чувствовали примерно тоже, что и Тёрнер) Ву взял на себя роль голоса рассудка:

— Мы выдали лучшее, что могли выдать за имеющийся срок, чтобы наши боссы пошли с этим охмурять инвесторов этим вечером. Наша совесть должна быть чиста.

— Я не об этом сейчас говорю, Джекки. Мы что, всю эту неделю занимались чистым очковтирательством и не продвинулись к цели ни на шаг? — требовательно спросила Тёрнер, чьи губы были плотно сжаты от напряжения из-за упражнения.

Модель корабля выглядела очень хорошо. Она прекрасно подошла бы для того, чтобы показать её в научно-популярной программе, на выставке или где угодно ещё, где толпы могли бы охать и ахать, восторгаясь ею. Она также здорово смотрелась бы в каком-нибудь фильме или видеоигре. У этой модели была лишь одна проблема. Пока не существовало технологий, которые позволили бы на самом деле построить такой корабль и доставить на нём людей к Земле-2.

— Я убежден, что мы здорово продвинулись, — встал на защиту прошедшей недели Кит. — Например, мы забраковали множество идей и предложений, которые казались перспективными, но уже на поверхностную проверку оказались очевидной туфтой. Занимайся мы проектом в нормальном скоростном режиме, мы могли бы провозиться со многими из них ещё очень долго, распыляя наши усилия, прежде чем всё равно в итоге отбросили бы их. Я вижу в этом громадный плюс.

— Между прочим — я с ним согласен, — добавил Джекки, надеясь, что его поддержка придаст больше веса не слишком убедительному аргументу товарища.

— Другое дело, — продолжил Кит. — Что в нашем проекте осталось очень много серьёзных пробелов, вполне нормальных для данного этапа. Но этого не объяснишь идиотам, которые слышат лишь то, что желают слышать и не знают слова «нет». Вот мы и позатыкали эти пробелы невесть чем.

— Так уж и «невесть чем», — ревниво возразила Саша, чьи руки уже начинали предательски дрожать.

— Тёрнер, между собой мы должны быть честными. Мне достаточно упомянуть одно лишь слово «сенсоры», чтобы ты наверняка со мной согласилась.

Как опытный боксёр, который перед боем изучил старые травмы соперника, Кит сразу бил по больным местам. А у их преждевременно родившегося детища таких мест было хоть отбавляй.

Так, если верить проекту, корабль планируется оснастить высокоточными гравитационными сенсорами с кодовым именем «Циклоп».

Сенсоры были, по сути, глазами корабля. Они гарантировали, что корабль будет иметь актуальную и точную информацию о любых крупных твёрдых объектах вокруг себя, и сможет избежать столкновения с ними, прокладывая курс.

Микроскопические объекты вроде космической пыли могут быть отброшены с пути или полностью дезинтегрированы с помощью защитного поля, которое будет окружать корабль (без этой технологии, которая была применена и на «Пионере» — любой проект межзвёздного полёта был бы обречён). Но более крупные объекты вроде метеоритов представляли для звездолёта большую опасность, если он не зафиксирует и не учтёт их точных координат заранее. Происшествие с «Пионером» в 86-ом, в результате которого он утратил связь с Землёй (если, конечно, верить данным «Лиама»), было ярким тому подтверждением.

Требовались гораздо более надёжные и продвинутые сенсоры, чем те, которыми оснастили «Пионер», чтобы можно было рискнуть отправить в межзвёздное путешествие живых людей. И, если верить их проекту — именно такие сенсоры их корабль и получит.

Практическая проблема состояла в том, что достаточно точных сенсоров по состоянию на 2120 год ещё не существовало. Представить себе их изобретение в краткосрочной перспективе было реально. По крайней мере, для их появления не пришлось бы решать никаких фундаментальных научных проблем. Но вот беда — ведущие в мире центры по разработке сенсоров находились в Бостоне и Цзюцюане, и контролировались «SpaceCo» и AVCI соответственно (иными словами — их конкурентами).

— И сенсоры — это цветочки, — вздохнул Кит, прочитав мысли Саши на её напряженном лице. — Мы с тобой оба понимаем, Тёрнер, что настоящие ягодки — это система защиты корабля от космической радиации. Щиты типа «Магнето», которыми был оснащён «Пионер» — недостаточно эффективны, чтобы хотя бы подумать о том, чтобы пихать в эту посудину живых людей. Требуется нечто на много порядков лучше, чтобы идея долететь до этой звёздочки стала бы больше походить на реальный план, чем на фантазию. Но такой технологии пока ещё нет даже на горизонте. Она может появиться через пять, десять или пятьдесят лет. А может быть — никогда. Мы этого не знаем. Нам категорически запретили произносить в этих стенах эти страшные слова. Поэтому мы придумали красивую сказку о том, что мы якобы что-то знаем. Вот и всё.

Тёрнер вздохнула, признавая, что Перкинс во многом прав. Как раз в этот момент заветная пятая минута упражнения подошла к концу. И так едва удерживаясь на дрожащих от напряжения руках, она наконец обессиленно опустилась на пол, а затем — перевернулась на спину.

— Это — не просто красивая сказка, — тем не менее, возразила она, вытягивая руки. — У Купера действительно есть большой энтузиазм по поводу тех исследований, которые проводит профессор Бланк из HEPC. Я не просто так общалась с ней в этот вторник. И мы не просто так заключили с ними многомиллионный эксклюзивный контракт.

— При всём уважении к Доминику, — скептически заметил Ву. — То, чем занимается этот Бланк у себя в Женеве — пока ещё из области фантастики. Сырой проект, один из сотен подобных, который имеет гораздо больше шансов вообще не выстрелить, чем выстрелить. Делать на него ставку — это тыкать пальцем в небо.

— Да, это так, — не нашлась, как с этим спорить Саша, продолжая выполнять растяжку. — Может быть, Купер вновь окажется пророком. А может — нет. Но идея «кокона Бланка» вполне неплоха для начала. Нам же надо было нарисовать хоть что-нибудь!

— Знаешь, эти вот последние твои слова — так и просятся под нашу модель в виде главного лозунга её авторов, — сыронизировал Кит. — «Нам же надо было нарисовать хоть что-нибудь». Может, ещё не поздно подать такую идею для сегодняшней презентации?

— Да иди ты! — отмахнулась от него Тёрнер, выдавив улыбку.

— Что там, кстати, происходит с твоим кузеном?

— А что с ним?

— Пропадает день и ночь в своём подвале с этой японкой. Честное слово, ещё немного — и я подумаю, что у них завязался роман.

— Ага. Вот уж парочка так парочка, — искренне рассмеялась Саша.

Она на секунду попыталась представить себе, на что могли бы походить романтические отношения людей такого склада как Энди и Акеми Аоки, и сразу же призналась, что у неё не хватает на это воображения. Проще было представить себе вомбата, читающего лекцию по политологии.

— А почему, собственно, нет? — захохотав вместе с ней, спросил Кит. — Может быть, Энди, чего доброго, излечится от спермотоксикоза и перестанет быть таким говнюком.

— Только ему такого не говори, — иронично ответила Саша. — Насколько я знаю своего кузена, он презирает традиционные формы отношений, а уж тем более такую пещерную дикость, как секс, во время которого можно, не дай Бог, подхватить что-нибудь.

Саша как раз закончила растяжку и собиралась уже отправляться в душ, когда к ним задумчиво подошел Лев Королёв.

— Ну говори уже, Лев, не томи! — наполовину шутливо взмолился Перкинс, вынимая изо рта трубку и выпрямляясь в массажном кресле. — Нашу модель забраковали к чертям и просили передать, что мы все уволены?

Джерри задал вопрос не громче обычного. И всё же, в сочетании с появлением в зоне отдыха Королёва, вопрос привлёк всеобщее внимание. Поняв, что на него уставились буквально все, включая Сезара, мигом вышедшего из медитативного транса, и сестёр-белорусок, которые прервали свою капоэйру на самом интересном месте, Королёв усмехнулся в свою косматую бороду.

— Да нет, наоборот — наверху схавали это дерьмо, аж за ушами трещало, — ответил тот, и по телу каждого из них растеклось облегчение.

Разрядкой всеобщего напряжения послужила буря оваций.

— Ну-ну, будет вам! — сдержал всеобщий порыв Лев. — Мы пока ещё корабль не запустили. И все мы прекрасно понимаем, как от этого далеки. Так что торжествовать погодите.

— Что, шеф, даже вот на столечко нельзя?! — шутя спросила одна из белорусок.

— Даже не вздумай, Ксю! — картинно шикнула на неё её близняшка, и они обе захохотали.

Глядя на то, как люди, освободившись от чудовищного напряжения, улыбаются и валяют дурака, Королёв по-отечески улыбнулся и смягчился.

— Поработали вы все на славу, ребята и девчонки. И отдых заслужили. Так что сегодня у нас всех короткий день. Заканчивайте всё самое срочное, выметайтесь отсюда скорее — и увидимся в понедельник, чтобы начать наконец работать в нормальном режиме.

Несмотря на бодрую реплику, которая была встречена со стороны команды новой волной оваций, выглядел он мрачно.

— Всё в порядке, шеф? — спросила Саша так, чтобы её вопрос слышал лишь он.

— Задолбался, как и все, Тёрнер, — ответил тот в своей обычной манере. — К счастью, мне, в отличие от Купера, хотя бы не нужно будет идти этим вечером на эту чёртову презентацию.

— Уже есть планы на выходные?

— За два месяца в Бразилии ни разу ещё не повалялся на пляже. Может, на этих выходных удастся наверстать.

Девушка готова была побиться об заклад, что Лев не до конца с ней искренен. У неё даже была догадка, чем может объясняться его паршивое настроение. За этот месяц они отлично сработались и уже неплохо научились подмечать малозаметные нюансы в поведении друг друга. Но пока не были на настолько короткой ноге, чтобы Тёрнер могла вызвать Королёва на откровенность.

Прошедшим вечером…

Посёлок Алкантара, штат Мараньян, Бразилия.

8 августа 2120 года. 20:25 по местному времени (23:25 по Гринвичу)

Тамара делала вид, что занимается своими делами на кухне. На самом деле — она чутко следила за каждым шагом Льва. Она прекрасно знала, с кем и о чём ему предстоит разговор. Надеялась на него, несмотря на непростое объяснение, которое состоялось между супругами этим утром, после которого он ушел на работу, хлопнув дверью, и с тех пор они не разговаривали. С тоской принюхиваясь к запахам с кухни (Тамара готовила ужин, несмотря на их ссору), Лев подумал о том, насколько для него важно, чтобы жена была на его стороне, и как сильно выбивает из колеи, если это не так.

Он был сильным, упрямым и иногда вспыльчивым мужчиной. Любил, чтобы за ним оставалось последнее слово в споре. Но за сорок лет брака ему нечасто приходилось спорить с женой. Его Тома была терпеливой, верной, и стойко переносила лишения, полагающиеся жене космонавта. Лев часто не бывал дома неделями и даже месяцами. Не принимал достаточно участия в воспитании их детей и в поддержании домашнего быта. Создавал много поводов для неё сказать «довольно!» и уйти. Но она оставалась с ним и практически никогда ни на что не жаловалась.

Даже сейчас, в один из редких моментов в их патриархальной семье, когда Тамара попыталась открыто настоять на своём, в ней говорила в первую очередь не тяга к собственному комфорту и личному счастью, а любовь к семье. Уговаривая его принять предложение, которое он получил, она верила в то, что так будет лучше для них всех — для него, для неё, для их детей и внуков. Может быть, она была права. Но Лев был слишком упрям, чтобы признать это.

Запирая дверь спальни, мужчина с досадой подумал, что это его действие было практически бессмысленным. Разговор, которому предстояло сейчас состояться, не будет приватным, как бы ему ни хотелось.

Этот разговор вообще не состоялся бы, если бы он не уведомил о нём Купера и Мейер, и не побеседовал с ними откровенно сегодня днём. Лишь личное вмешательство Мейер заставило Наоми Санчез нехотя согласиться, чтобы Королёв совершил «небезопасный» сеанс связи. Будь её воля — эта мегера лишила бы Льва средств связи и заперла в каком-нибудь подвале, приковав цепью.

Люди Санчез будут прослушивать и записывать разговор, а затем доложат начальству. Таковы были правила игры. Они раздражали Королёва. Но он понимал, почему они необходимы. Особенно — после ухода Вэя Чжао. «Терра Нова» балансировала на грани краха и боролась за своё выживание с отчаянием загнанного в угол зверя.

Перед тем, как набрать абонента, который настойчиво добивался разговора с ним начиная с понедельника, Лев окинул взглядом спальню. Помещение в латиноамериканском стиле больше напоминало номер отеля, чем дом. Но Тамара постаралась придать ему столько уюта, сколько могла.

На стене висели несколько фотографий в рамочках. На одной из них Лев и Тамара были изображены в день венчания. 28-летний молодой человек в офицерской форме держал образцовую осанку, но всё равно не выглядел красавцем — он был рыжим и конопатым, непослушные кудри едва удалось ровно уложить для церемонии, а широкая искренняя улыбка на грубоватом лице могла бы показаться кому-то нелепой. 22-летняя Тома, как всегда на фотографиях в те года, выглядела зажатой и немного смущенной. «Наверное, единственная девушка во всём Новосибирске, которая вышла замуж девственницей» — так о ней иногда шутили за глаза знакомые (и это была правда). Тома не унаследовала религиозный фанатизм своей строгой православной семьи, но всё же воспитание наложило свой отпечаток.

На других фото были изображены они с детьми или только дети. Их старший Артём родился через год после свадьбы, а Леночка появилась на свет через четыре года после брата. Сейчас детям было 42 и 38 соответственно. Каждый имел свою счастливую семью и собственных детей. Старший сын Артёма, Егорка, два года как поступил в Московский государственный технический университете имени Баумана.

«До чего же быстро летит время» — подумал Лев. Он внезапно подумал о том, что соскучился по детям и внукам, и с нетерпением ждёт, когда они смогут собраться снова все вместе (они надеялись, что это произойдёт уже в сентябре, на день рождения Тамары). А затем помрачнел, осознав, что работа может помешать этим планам. Особенно — в свете того разговора, который сейчас предстоял.

— Добрый вечер, Гена, — произнёс он наконец, выходя на видеосвязь.

— У нас в Звёздном сейчас глубокая ночь. Так что доброй ночи, Лев, — бодро ответил своим командирским басом Геннадий Кожедуб. — Рад, что ты наконец перезвонил. Ей Богу, проще дозвониться в Кремль, чем к тебе!

— Сделал это, как только смог. Прости, работа.

— Понимаю. Сам, как видишь, ночую в кабинете. Как Тамара, дети, внуки?

— Всё хорошо, спасибо. Как твои?

— Слава Богу, все живы-здоровы. Твой внук Егор учится в Баумана на одном потоке с моим, Пашей, ты знал?

— Хм. Надо же. Быстро они растут.

Они были знакомы достаточно давно и хорошо, чтобы помнить, у кого сколько детей и сколько им примерно лет, даже если бы эти данные им не подсказывали нейросети. Впрочем, было бы ложью сказать, что между ними существуют доверие и взаимная симпатия.

Кожедуб вёл себя с нарочитой суровостью и простотой, которая шла, по его мнению, руководителю того ведомства, которое он возглавлял. Его квадратный череп, тяжелый лоб и грубые черты лица хорошо сочетались с таким стилем общения. Все, кто плохо его знал, делали вывод — вояка до мозга костей, брутальный русский мужик из низов, поднявшийся на такой высокий пост благодаря силе воли и стальным яйцам.

Реальность отличалась от этого показного образа. Кожедуб был государственным функционером, представителем всеядной правящей элиты. Сегодня он мог возглавлять космическое агентство, через год — министерство энергетики, ещё через год — заседать в Думе, а через пять лет — жить в изгнании в роскошном особняке в Лондоне или сидеть в «Матросской тишине», сделав неверную ставку во время очередной дворцовой интриги. Для таких, как он, космос был всего лишь одной из стихий, в которых идёт вечная борьба за власть и влияние.

— Ты ведь знаешь, о чём я хотел поговорить, Лев, — перешел к делу Геннадий.

— Да, — так же прямо ответил Королёв.

— Ты нужен нам, — заявил глава «Евразкосмоса» жестко, устремив на Льва взгляд, который, казалось, физически продавливал защиту собеседника. — Я не стану сейчас многого говорить. Уверен, что твои «друзья» нас слушают. Но скажу одно. Ничего серьёзнее проекта, который был запущен в этот понедельник, ты ещё не видел. И я не видел. А ведь мы с тобой — не сопляки. В жизни повидали многое. Это — вовсе не та халтура, которой занимаетесь вы в Алкантаре.

— Возможно, — не стал спорить Лев, оставаясь полностью спокойным. — Но я взял на себя определённые обязательства. Это была честная сделка, которую мне предложили, а я на неё согласился.

— Я не осуждаю тебя за то, что ты решил подзаработать, — снисходительно махнул рукой Кожедуб. — Ни я, ни господа из госбезопасности, которые, как ты понимаешь, нас сейчас слушают. Ты отлично послужил Родине, отдал ей лучшие годы, при этом не купаясь в золоте и перебиваясь по служебным квартирам. Всем нам, в конце концов, хочется хоть на старости лет пожить в комфорте и достатке. Я — не ханжа какой-нибудь. Я это понимаю. Космический лифт для арабов, и этот твой новый контракт — всё это честная работа и хороший профессиональный опыт.

— Рад, что ты так считаешь, — сдержанно ответил Лев, понимая, что это лишь вступление.

— Считаю. Но теперь всё изменилось. Этот проект — вопрос национальной гордости. То, что может сделать нашу страну снова великой. Участвовать в нём — это уже не работа по контракту. Это — служба. А служба — как ты понимаешь, прежде всего.

«Как же вы любите заводить эту старую пластинку о возврате былого величия» — невесело усмехнулся про себя Королёв. Порой ему казалось, что в его родной стране время течёт по-особенному. Технологии развивались там не менее стремительно, чем на Западе. Образ жизни людей, если судить поверхностно — менялся так же быстро, как и во всём мире. Но глубокая национальная ментальность была зацементирована длительной изоляцией и пропагандой настолько прочно, что за бурный XXI век трансформировалась слабо. Москва в 2120-ом, как и в 2020-ом, имела имидж одного из главных мировых центров консерватизма, шовинизма и милитаризма.

— Вопросом чьей национальной гордости, позволь спросить, является проект «Синьцзы Джи Мэн»? — не скрывая иронии, поинтересовался Лев.

Вопрос Кожедубу явно не понравился. Но он ответил спокойно:

— У проекта есть и русское название — «Звёздные врата». Не сомневайся, что наша страна будет играть в нём не менее важную роль, чем китайцы. Мы с ними — партнёры. Но не более того.

«Ну да, а как же» — подумал про себя Лев. Китай целенаправленно шел к поглощению колоссальных территорий, лежащих на севере от него, уже больше столетия. По возможности Пекин наращивал влияние в Сибири и на Дальнем Востоке мирным путём: иммиграция, инвестиции в инфраструктуру, торговля, культурная экспансия и информационное воздействие. Но в решающие моменты Компартия не боялась идти на обострение. Именно Китай был главным вдохновителем «полураспада» старой Российской Федерации в 80-ых. Несмотря на это — отношения Москвы с Пекином всё ещё были ближе, чем с Лондоном, Вашингтоном или Парижем.

Каждый следующий «совместный проект», каждое новое «партнёрство», в котором роль старшего партнёра брала на себя Поднебесная, приближали неизбежную интеграцию. Руководство страны прекрасно понимало, в какой коварный водоворот её затягивает. Однако каждый раз, когда Москва пыталась совершить разворот на Запад — что-то не ладилось, и ни одна «оттепель» не длилась дольше одного — двух президентских сроков.

— Что ж, — ответил Лев, тщательно подбирая слова, над которыми думал заранее. — Для меня честь — получить предложение вернуться к вам. Я всегда был патриотом, и остался им. Поэтому я буду искренне радоваться успехам соотечественников, и гордиться новыми достижениями отечественной науки и техники, которые непременно породит новый проект. Я всегда буду в душе сожалеть, что не оказался в нужное время и в нужном месте, чтобы тоже быть причастным к этому грандиозному начинанию. И буду немного завидовать тем, кто получил такую возможность.

— Это что, был отказ? — нахмурил кустистые брови Кожедуб. — Или я что-то неправильно понял в твоей вычурной речи? Скажи проще, как мужик мужику! Собираешься и дальше работать на конкурентов?!

— Я не считаю, что работаю на «конкурентов», Гена. Всё человечество застыло в начале новой страницы своей истории. Я верю, что каждый, кто будет работать над тем, чтобы превратить человеческую цивилизацию в межзвёздную — в конечном итоге будет работать на благо всего рода людского. Думаю, это тот самый момент, когда все наши национальные и культурные различия пора отставить наконец в сторону.

— Не верю, что ты веришь во всю эту напыщенную пацифистскую чепуху, Лев, — раздраженно отмахнулся от него Кожедуб. — Знаешь, на что будет больше всего похожа новая страница истории, о которой ты говоришь? На эпоху великих географических открытий. На эпоху колонизации. Думаю, ты достаточно хорошо учил историю, чтобы помнить, объединило ли открытие Нового света жителей Старого, или напротив — побудило к ожесточенной борьбе за новые ресурсы и возможности.

— Хотелось бы верить, что с тех пор человечество эволюционировало.

— Запад — всё ещё Запад. Разбалованное общество потребления без иной цели и иного смысла, кроме выдумывания и удовлетворения всё новых и новых эгоистичных потребностей. Не ожидая результатов широкого обсуждения в ООН, западные правительства и корпорации основали свой проект «Star Bridge» и нацелились на новую планету, чтобы налететь на неё, как саранча, не ожидая ничьего одобрения. Если никто не бросит вызов их монополии — наши потомки вскоре увидят, как прекрасная неизведанная планета превращается в очередной огромный торгово-развлекательный центр с безвкусным синтетическим фаст-фудом на каждом углу. Или, по-твоему, они способны создать что-то другое? Это ведь и есть весь их великий цивилизационный проект: толпы отупевших, зажравшихся, нищих духом людей, зацикленных на удовольствиях, которые не вылезают из виртуального наркотического экстаза, пока корпорации бесцельно жиреют за их счёт. Если мы хотим, чтобы будущее всего человечества было таким — мы можем бездействовать. Но если у нас есть своё видение этого будущего, в котором есть место достоинству, духовности, самопожертвованию — тогда сидеть сложа руки мы не можем.

Королёв любовался речью Кожедуба, уже не в первый раз в жизни отмечая, что ни у кого не получается так безжалостно критиковать западное общество потребления и так рьяно превозносить православную духовность, как у российских же плутократов, чьи дети учатся на Западе, а у самих — припрятаны миллионы в офшорах.

— Я — человек простой, — невинно развёл руками Королёв. — Политика — это не моё.

— Тогда послушай того, кто кое-что в ней понимает. И, думаю, ты сам понимаешь, что я не по своей внезапной блажи решил с тобой связаться. Есть те, с кем я консультировался перед тем, как это сделать. Те, кто нас сейчас слушают или ещё будут слушать этот разговор. Эти товарищи в политике уж точно смыслят отменно.

— Не сомневаюсь.

— Проект, на который ты подписался — идеологически то же самое, что и «Star Bridge», но в миниатюре. Плод непомерного эго одного латиноамериканского плейбоя. Его амбиции не подкреплены ничем, кроме помощи бразильцев, которые давно уже замахиваются на роль новой сверхдержавы, да всё ручки коротки. Этот проект не удастся довести до конца. На это просто банально не хватит ресурсов, мозгов, технологий. И тогда он лопнет, как мыльный пузырёк, задолго до начала какого-либо реального строительства. Остатки приберут к себе коршуны из «Star Bridge». Вот и всё. Я это знаю. И ты это тоже знаешь. Так чего ради тебе просиживать там зад?!

— Я заключил семилетний контракт, который категорически запрещает переход к конкурентам под угрозой многомиллионных санкций и уголовного преследования.

— Вот это чёртовы бразильцы тебя выдрессировали! Они что, ствол держат у башки твоей жены, что ли?! Только скажи слово — и мы пришлём к тебе спецназ, — громко захохотал Кожедуб, хотя его лицо не выглядело весёлым.

— Лучше не шути так, Гена. Кое-кто нас слушает, и они могут неправильно понять твой юмор, — предупредил Королёв, представив себе лицо Санчез при слове «спецназ».

— Да срать мне на них! Брось ты, Лев! «Контракт, говнакт»! Говоришь, как коммерсант! Слушать противно! Ты же офицер! Космонавт!

«Вот это да!» — поразился Лев, с трудом сдерживая подступающий гнев. — «Никогда бы не подумал, что после сорока лет службы в Военно-космических силах меня будет журить и поучать человек, который не прослужил там ни дня, как и его дети».

Не догадываясь об этих мыслях собеседника, глава «Евразкосмоса» продолжил, помогая себе увлечённой жестикуляцией:

— Любые контракты превращаются в никчемные бумажки, когда на кону оказываются интересы родной страны! От санкций и преследований мы тебя защитим! Русские своих не бросают! Так что не дрейфь, рви любые чёртовы контракты и айда к нам — заниматься настоящим делом!

Дослушав его речь и выдержав паузу, Лев наконец молвил, стараясь, чтобы его голос оставался ровным и спокойным:

— Да, ты верно отметил, Гена — я офицер. Так что не могу забывать о понятии, без которого слово «офицер» имеет немного смысла. О чести.

— Так я именно об этом тебе и толкую! О чести! О долге! О патриотизме!

«Ну это уж слишком» — подумал Королёв, чувствуя, что закипает.

— При всём уважении, Гена — давай мы, два семидесятилетних мужика, у которых уже внуки ходят в институт, прекратим говорить так, словно я — новобранец, а ты — политрук.

— Ну давай, — нахмурился Кожедуб, уловив в интонациях Льва что-то недоброе.

— Вот уже почти два месяца я занимаю должность заместителя главного конструктора космического корабля. По факту — я операционный руководитель всей конструкторской команды. Нет таких технических секретов проекта, которые мне не были бы открыты в силу моей должности. Ты агитируешь меня перейти в «Синьцзы» в разгар стартовавшей гонки. Но сделав это, я вынужден был бы раскрыть администрации «Синьцзы» все наработки и ноу-хау «Терра Новы». Я предоставил бы вам несправедливое преимущество в гонке, в которой вы и так имеете солидный гандикап, с вашими-то ресурсами. Это означало бы предать доверие и плюнуть в лицо пригласившему меня великому учёному, Доминику Куперу, и каждому из членов команды, с которыми я успел сродниться, плодотворно проработав рука-об-руку эти месяцы — честных трудяг, которые живут проектом и верят в него. Ты правда считаешь, что так может поступить человек чести?

— А в чём, собственно, проблема? Ты же сам минуту назад говорил, что все мы работаем на одно общее дело. А теперь — боишься, что разгласишь нам какие-то там секреты?! Не очень-то ты последователен, дружище! Да и о каких вообще секретах речь?! Мы живём в мире открытых данных! Я более чем уверен, что вы в Алкантаре не успели достичь ничего, что могло бы быть нам хоть немного интересно! Храни свои секреты и дальше, они нам не нужны! Твоя голова и руки — вот и всё, что нам нужно. Они всё ещё принадлежат тебе?! Или выкуплены твоими новыми хозяевами с потрохами?!

— Давай не будем переходить на оскорбления, Гена.

— Да о каких оскорблениях может идти речь, Лев?! Ты же герой! Генерал-майор Военно-космических сил! Кавалер стольких орденов! Наши внуки твою фамилию в школьных учебниках истории читают! Моей фамилии там нет, а твоя — есть! Ты разве не понимаешь, что к тебе и ожидания предъявляются соответствующие?! Что слова и поступки героев нации — это отражение всей нации?! Не понимаешь разве, что будет совершенно неправильно и дико, если в такой важный исторический момент ты окажешься не с нами, а по другую сторону баррикады?! Что, по-твоему, твоя внучка будет рассказывать своим одноклассникам?! Что её знаменитый дедушка, герой-космонавт, работает по контракту в Бразилии, на иностранцев, в то время, когда отечественная космическая промышленность так остро нуждается в опытных кадрах?!

— Я бы не стал настолько всё драматизировать и постоянно вмешивать в это детей и внуков. А также жён, — произнёс Лев с напором. — Я не хотел затрагивать эту тему. Но мне не нравится, что какие-то люди говорят о моих делах с моей женой и моими детьми, чтобы через них на меня надавить. Я не люблю, когда на меня давят. Особенно — через близких.

— Ну кончай ты уже это. Скажи прямо — ты всё ещё русский, Лев? Или уже перекрасился?

— Я — сибиряк, Гена. Сибирь — вот уже тридцать лет как независимое государство. Наряду с Союзом дальневосточных республик, — напомнил Лев.

При упоминании о новой реальности, в которой страна находилась после затяжного кризиса 80-ых годов, Кожедуб, как и каждый истинный реваншист, рассвирепел.

— Всё это — чушь собачья! Ты сам это знаешь! Тридцать лет назад внутренние и внешние враги едва не разорвали нашу страну на части! Но им это не удалось! Ничего, что теперь мы называемся Евразийской конфедерацией, а наши бывшие Сибирский и Дальневосточный округа изменили свой юридический статус. Это — всё ещё наша земля! Мы обязательно вернём прежнее единство и прежнюю силу, как не раз уже делали прежде, назло врагам! И этот проект может стать началом возврата прежней великой России!

— Вот именно из-за таких разговоров у нас в Сибири большинство людей и поддерживают независимость, — не удержался от ответа Лев, понимая, что сжигает мосты.

— Что ты сказал? — ошалело переспросил Кожедуб.

— То и сказал. Именно из-за таких разговоров практически все наши соседи шарахаются от нас и не могут забыть наших агрессивных нападок. Когда-то мы называли «братскими народами» много стран на западе от нас. Напомнить, где они сейчас?

— Ты меня что, геополитике собрался учить, Королёв?!

— Ничему я не собираюсь тебя учить, Кожедуб. Это — бесполезно. Ты и такие как ты продолжат тянуть нашу страну туда, куда вы её тянете, пока люди наконец не поумнеют и не выберут на ваше место других, или пока Китай окончательно не всосёт нас в себя.

— Ох и наговорил уже ты, Королёв, — пораженно покачал головой Геннадий. — Просто поверить не могу, что такое от тебя слышу. Крепко же тебя обработали. Остаётся надеяться, что это произошло уже после отставки, а не во время службы. И это, между прочим, теперь тщательно проверят.

— Ну да, конечно же. Любой, кто имеет своё мнение — это шпион или изменник. Извечная русская мантра, — устало махнул рукой Лев. — Когда же нам наконец надоест выдумывать себе врагов и быть страшилищем для всего мира? А впрочем, зачем я спрашиваю? Даже будь у тебя на этот счёт своё честное мнение, Гена — ты бы его не стал при «товарищах» озвучивать. И так — всю жизнь. Надоело.

— Это мне надоело слушать твой маразм. Ты получил предложение. Твой ответ?

— Я вынужден отказаться. Я остаюсь верным своему слову и своему контракту. Поступаю так, как надлежит, в моём понимании, порядочному мужику.

Выслушав Королёва, Кожедуб неприятно усмехнулся.

— Ты — я смотрю, запутался уже вконец в своих гусарских понятиях. Ты правда пытаешься убедить себя, что в твоём предательстве есть что-то благородное? Это звучит жалко.

— Думай что хочешь. Я уверен, что мои бывшие коллеги меня поймут.

— Да? — мстительно сузив глаза, переспросил Кожедуб. — О, обещаю, уже очень скоро ты узнаешь, что думают о твоём поступке соотечественники, бывшие коллеги, друзья и даже родные. Узнаешь из очень многих источников. Если ты думал, что у тебя получится поступить так с нами, сохранив своё доброе имя — ты очень сильно ошибался!

— Даже так? Не погнушаетесь поливать меня грязью после всего, что я сделал для страны? — спросил Королёв.

Однако он обращался к пустому экрану — Кожедуб уже прервал связь.

Лев ещё некоторое время простоял в одиночестве, один в тёмной спальне, покусывая губу и с удивлением замечая, что его руки слегка дрожат от волнения, что редко случалось с ним за тысячи часов в космосе.

Он сказал больше, чем хотел. Перешел больше красных линий, чем планировал. И за это ему предстоит заплатить. Бросив хмурый взгляд на собственное фото в авиационной форме, Лев с тоской подумал, что не ожидал такого исхода, верой и правдой служа своей стране. Впрочем, этот русский парадокс давно и хорошо известен, много где воспет и описан: от героя до предателя — всего один шаг.

Когда он открыл дверь спальни, Тамара ждала за порогом, держа в руках тарелку с ужином. По её раскрасневшемуся лицу он сразу понял — жена слышала всё от первого до последнего слова. И услышанное её не порадовало.

— Доволен собой? — спросила она с обманчивым спокойствием, едва сдерживая дрожь в голосе. — Потешил своё упрямство и самолюбие?

— Томочка, родная… — Лев сделал к ней шаг и протянул к ней руку, но она отступила.

— Скажи только, в чём я провинилась?! А дети наши — чем провинились?! Внуки?! О них ты подумал?! Как нашему Егору теперь университет заканчивать, а?! Зятю нашему как теперь будет на службе?! Нам же Ленка этого не простит! Как мы вообще с ними видеться теперь будем, а?! Тебе же после того, что ты тут наговорил — домой ехать нельзя! Ты об этом не подумал?!

— Не кричи, прошу. Давай сейчас сядем, поужинаем и спокойно всё обсудим…

— На! Вот он, твой ужин! — крикнула она в сердцах.

Впервые за сорок лет их брака спокойная и рассудительная Тамара импульсивно и демонстративно бросила тарелку с ужином на пол, где та драматично и вдребезги разбилась. Это напоминало сцену из дешевой русской мелодрамы.

— Ты что, совсем что ли?! А-ну успокойся! — поражённо гаркнул на неё Лев.

— На, жри свой ужин! И катись обратно на свою любимую работу! Ночуй там! Здесь я тебя видеть не хочу! Достал! — крикнула та, и, едва не плача, удалилась в спальню.

Штаб-квартира корпорации «Terra Nova». Алкантара, штат Мараньян, Бразилия.

Корпус «C». Центр инженерных разработок.

9 августа 2120 года. 13:35 по местному времени (16:35 по Гринвичу)

— Что ж, — вздохнула Саша, поняв, что не вытянет из шефа правду. — Надеюсь, мы все на этих выходных отдохнём как следует.

— А я так же надеюсь, что в понедельник нам не объявят, что мы все свободны, потому что инвестора высмеяли наш проект и не дали нам ни кредита, — наполовину шутливо добавил Кит, когда угрюмый Королёв, пожав им всем руки, удалился. — Мысленно я успел уже потратить свою зарплату как минимум на три года вперёд.

— Всё будет хорошо, — заверил их Ву. — Поверьте моему чутью — мы ещё сто раз задолбаемся тут работать. И когда-нибудь увидим, как корабль, который мы построили — отправляется в путь.

«Или сами туда отправимся» — мысленно добавила Саша то, что она пока ещё ни с кем не обсуждала, но наедине с собой, кажется, уже решила окончательно.

— Ладно, — вздохнула она. — Вы как хотите, а я в душ. А потом — домой отсыпаться. Вот чёрт!

Последний её возглас относился к полученному именно в эту секунду вызову, который исходил от Джилл. В другой ситуации она была бы рада звонку подруги, с которой они договорились на этих выходных вместе посёрфить. Но сейчас она кожей почувствовала — та звонит не по собственной инициативе.

— Что-то мне подсказывает, что отоспаться тебе в ближайшее время не светит, Тёрнер, — с дружелюбной иронией прокомментировал это Перкинс.

— Привет, Джилл. Очень надеюсь, что ты — с хорошими новостями, — ответила Саша.

— А как же, принцесса. Мы с тобой — идём на бал!