Взгляд на звёзды

Глава 23: Утро железной леди

Посёлок Алкантара, штат Мараньян, Бразилия.

5 августа 2120 года. 07:25 по местному времени (10:25 по Гринвичу)

Утро в Алкантаре было живописным. С балкона двухэтажной виллы, которую занимала теперь семья Мейер, можно было любоваться, как солнце восходит над океаном, а утопающий в тропической зелени посёлок постепенно оживает, начиная очередной рабочий день.

— У-ух! — бодро произнёс, входя в спальню, Ричард. — До чего тут красиво, правда?!

Муж Моники был энергичным улыбчивым мужчиной на семь лет младше её. Ричарду шел загар, которым он успел обзавестись за два месяца в Бразилии, как и лёгкая тропическая одежда — все эти шорты, цветастые рубахи, сандалии и панамы.

— Ты считаешь? — без особого интереса переспросила Моника, которая в это время сосредоточенно наносила на лицо макияж, сидя на пуфике перед туалетным столиком.

Моника не помнила, чтобы хотя бы раз задерживалась на балконе, откуда открывался этот вид, хоть на минуту, с тех пор, как они с Ричардом поселились тут. Те 10–15 % её мозга, которые в эти секунды не думали о работе, в основном были раздражены из-за несовершенства спальни, во всех отношениях уступающей спальне в их прекрасном доме в Бетесде, штат Мериленд, где располагался офис Orion Air & Space. Недостаточно удобный матрас, слишком маленький туалетный столик, ужасное безвкусное зеркало над ним — все эти мелочи сводили с ума потому, что отнимали лишние крохи времени и энергии, которые Моника не могла позволить себе потерять именно сейчас, на этом решающем этапе своей карьеры.

— Бакстер и Шелби пока не могут привыкнуть к здешнему влажному воздуху, — не смущаясь из-за отсутствия интереса к его словам, продолжил тараторить Ричард, с наслаждением потягиваясь. — К концу пробежки у них языки тащились по земле. Как и у меня, впрочем!

— Угу, — благожелательно, но всё так же без интереса ответила Моника.

Она знала, что Ричард говорит об их питомцах — паре породистых английских бульдогов. Но найти в себе достаточно мотивации, чтобы задать, хотя бы для поддержания беседы, какой-то вопрос о них — она не смогла.

В один из тех редких моментов, когда она задумывалась о таких вещах, Моника призналась себе, что она не была простым и удобным партнёром для построения семьи. То, что они с мужем до сих пор вместе — прежде всего его заслуга.

Ричард изначально легко и охотно принял роль человека, который будет отдавать семье больше энергии, чем получать от неё, при этом имея меньше веса в принятии решений, чем супруга. Добродушный и терпеливый человек с мягким и покладистым характером, он беззлобно подчинялся её сильной воле, а своей заботой и вниманием к мелочам заполнял лакуны в их семейной жизни, которые возникали из-за того, что безусловным приоритетом Моники всегда была её карьера.

Моника никогда не была безумно влюблена в Ричарда, как это было когда-то давно с Домиником. Скорее они сошлись потому, что он был ей удобен в качестве маленького, но важного фрагмента под названием «пара», которого не хватало в пазле её распланированной до мелочей жизни. Однако первоначальная продуманность их союза не помешала им обоим получить удовольствие от множества прожитых вместе моментов. С тех пор, как они вместе вырастили дочь — между ними установилась прочная связь, основанная на постоянстве, предсказуемости и доверии, без которой Монике уже сложно было представить свою жизнь. Милая суета семейного быта никогда не занимала важнейшего места в сердце Моники, которая давно избрала себе путь «железной леди», идущей к власти и успеху. Но, может быть, она выполняла роль целебной мази, приятная прохлада которой позволяла перегретому до предела мозгу хотя бы немного остывать в перерывах между очередными карьерными битвами и восхождениями.

— Что ж, милая — я побежал в душ. У меня через полчаса сеанс с клиентом.

— Ага.

Ричард был частнопрактикующим гештальт-терапевтом. Кроме того, он вёл собственный блог о психологии с парой десятков тысяч подписчиков. Его заработок не шел, конечно, ни в какое сравнение с её доходом, но оставался, вместе с тем, не таким уж и плохим. Вынужденный переезд из США в Бразилию, да ещё и попадание супруги в центр крупного международного скандала, означали для Ричарда утрату значительной части клиентуры и большие сложности с поиском новой. Однако он ни словом не выразил своего негодования по поводу её решения, которое она приняла со свойственной ей непререкаемостью, не советуясь с ним. Более того — он продолжил поддерживать её, не теряя жизнерадостности, как он всегда поддерживал её во всех её начинаниях. Если на том свете вознаграждают за терпние — для её мужа там точно было забронировано место в раю.

Куда сложнее всё обстояло с Хлоей — их взрослой уже дочерью. Хлоя жила в Кембридже, где получала степень бакалавра государственного управления в Гарвардской школе Кеннеди. Девушка, пошедшая амбициями в мать, была активистом молодёжной организации «Юные демократы Америки» и стажировалась в Капитолии штата Массачусетс. Работу там она воспринимала как трамплин, ведущий к другому Капитолию. Поступок матери, сделавший Монику одиозной публичной фигурой и поставивший в контры с крупнейшими американскими корпорациями (а через них — и с властями) стал тяжелым ударом по честолюбивым политическим планам дочери. За два последних месяца между ними произошел лишь один разговор, во время которого Моника тщетно попробовала объяснить ей ситуацию. С тех пор Хлоя игнорировала её звонки и сообщения, а в публичной плоскости — тщательно избегала упоминаний о матери, будто той у неё не было вовсе. Монике оставалось лишь надеяться, что из-за своего решения она не потеряла связь с единственным ребёнком навсегда.

«Ты поступила бы иначе, если бы знала, что так произойдёт?» — спросила она у себя однажды. Но так и не решилась дать себе правдивый ответ.

— Хорошего тебе дня, Мон, — пролепетал муж.

Он попробовал чмокнуть её в щёку, но Моника мягко от него отстранилась — на лицо уже был нанесён тональный крем и румяна.

— Спасибо, Риччи. Тебе тоже.

Уже через секунду после того, как супруг вышел из спальни, внимание Моники было полностью сосредоточено на выпуске деловых новостей.

— … под названием «Star Bridge Ventures», — вещал обозреватель, чьим словам аккомпанировал видеоряд. — В попечительский совет международного фонда войдут главы североамериканского и европейского космического агентств — NASA и ESA. Цель фонда — создание межзвездного корабля, который попробует достичь, следом за легендарным «Пионером», землеподобной планеты, которую человечество уже успело наречь «Землёй-2». Вероятно, основой для звездолёта станет корабль «Эра», предназначенный для облёта Солнечной системы, который больше двадцати лет не удаётся достроить из-за недостатка финансирования. На этот раз, похоже, ресурсы для строительства найдутся. Помимо средств западных космических агентств, в проект, вероятно, войдут крупные частные инвестора, включая «большую космическую четвёрку» — «Orion», «General», «Airspace» и «SpaceCo». По неподтвержденным данным, исполнительным директором фонда будет назначен Кенджи Исикава, генеральный директор «Orion Air & Space».

«У сукина сына, похоже, наступил звездный час» — мрачно подумала Мейер, представив себе самодовольное лицо бывшего начальника.

— Вряд ли является совпадением, что в тот же день состоялась совместная пресс-конференция глав ведущих восточных космических агентств — CNSA и «Евразкосмоса». Там также было объявлено о планах по организации экспедиции на Землю-2. Анонсированный ими проект «Синьцзы Джи Мэн», в переводе с китайского — «Звёздные врата», звучит даже более амбициозно. В отличие от западных коллег, которые пока осторожны в своих оценках, главы двух азиатских космических агентств прямо заявили, что поставили цель завершить постройку и запуск межзвёздного корабля не позднее конца 2125 года. Хотя независимые эксперты называют такой срок политически мотивированным и выходящим за грани реальности — нет сомнений, что планы CNSA, уже давно метящего на роль мирового космического лидера, и их коллег из «Евразкосмоса» — крайне серьёзны.

Мейер тоже не сомневалась в этом. Как и в том, что сегодняшний день войдёт в историю как один из худших в истории возрождённой «Терра Новы». Истории, которая теперь рискует оказаться очень краткой и бесславной.

— Напомним, до сегодняшнего дня существовал лишь один действующий проект по организации межзвёздного полёта к Земле-2 — «Пионер: Экспансия». О его запуске объявила корпорация «Терра Нова», основанная бразильским бизнесменом Рикардо Гизу, в июне этого года. Гизу называет свою компанию «моральным правопреемником» венчурного фонда «Терра Нова», созданного его покойным отцом, под эгидой которого в 2074 году в путешествие к Земле-2 отбыл корабль «Пионер». Претензии Гизу оспаривает корпорация «Орион» — новый собственник имущества старой «Терра Новы», обанкротившейся в 2094 году. Несмотря на то, что проект Гизу пользуется всеобъемлющей поддержкой бразильских властей и лично президента страны Сильвии Перес — эксперты выражают сомнения в том, что в распоряжении «Терра Новы» есть или будут необходимые для его реализации ресурсы. Теперь же, на фоне двух пробудившихся гигантов, детище Гизу выглядит ещё менее убедительно.

Хотя эти слова, прозвучавшие в эфире одного из ведущих информационных каналов, были для Моники сродни пощёчине, она выслушала их стоически.

— Тем временем, директор UNOOSA выступил с официальным заявлением, в котором поприветствовал интерес мировых космических агентств и корпораций к Земле-2 и в очередной раз призвал к консолидации усилий, необходимой, чтобы человечество надлежащим и достойным образом встретило открывшиеся перед ним новые возможности, и связанные с ними вызовы, под эгидой ООН.

«О чём о чём, а о консолидации теперь точно забудьте» — подумала Мейер.

— Ты это тоже смотрела? — спросила она мысленно, переходя в режим нейросвязи.

Мария Гизу, которая в эти секунды вышла с ней на сеанс нейрокоммуникации, источала спокойную эмоциональную ауру. С начала прошлой недели она официально входила в правление и занимала должность вице-президента «Терра Новы» по корпоративной безопасности. Это означало, что её неформальная роль глаз и ушей своего брата в корпорации теперь имела под собой ещё и солидное официальное подспорье. Моника поначалу скептически восприняла возможность того, что эта юная нимфа способна принести пользу корпорации. Однако чем дальше, тем сильнее она убеждалась, что Мария — не так проста и глупа, как кажется.

— К счастью, для нас это не стало сюрпризом, — ответила бразильянка.

Этими словами она напомнила, что корпоративная разведка, которую она курировала, заранее раздобыла данные, свидетельствующие о скором запуске двух конкурирующих проектов.

— Мы следим за их приготовлениями уже неделю. Всё, что мы могли сделать, чтобы подготовиться к этим новым обстоятельствам — уже сделано, — добавила она.

— Ты сказала — «к счастью»? — переспросила Мейер. — Не вижу никаких причин для «счастья». Мы вязнем в дерьме глубже с каждым чёртовым днём. Ты это понимаешь не хуже меня. И Рикардо тоже.

Мария предпочла не отвечать на её реплику, и Моника продолжила:

— Конкурентов я не боюсь. Мы были готовы к серьёзной борьбе. Но что за чертовщина происходит с «Лиамом»?! 20-го июля, когда от него не поступил очередной пакет данных, все были склонны списать это на природные причины. Космическая связь на расстоянии двенадцати световых лет — не такая уж надёжная штука. Но 3-го августа, позволю себе напомнить — мы снова ни хрена не получили. Об этом уже трубит весь мир. Многие считают, что этот искин ведёт себя до такой степени странно, что и изначальным его сообщениям теперь верить нельзя. Может, и нет никакой прекрасной Земли-2? А я вот думаю, что это новое молчание «Лиама» подозрительно совпало с активизацией наших конкурентов. Действительно ли пакеты данных больше не приходят? Или UNOOSA решило сделать их эксклюзивной собственностью проекта «Star Bridge», которому в ООН многие симпатизируют? Санчез должна иметь доступ к данным бразильской разведки, на которую, не сомневаюсь, она продолжает работать по совместительству. Вот пусть и даст тебе ответ на этот чёртов вопрос!

— ООН здесь ни при чём, Моника. Уверяю тебя. Ответ по поводу поведения «Лиама» должны дать специалисты по искинам. Благо, Аоки-сан всё ещё с нами, хотя должна была давно отбыть из своей командировки обратно в «Cybrex».

— Она написала в своём отчёте, что «мозги» этого искина — в порядке, и он не выходил на связь лишь из-за неполадок железа! Если она теперь передумает — грош ей цена как эксперту! И я очень надеюсь, что она не передумает. Если «Лиам» имеет серьёзные ошибки — ни один сумасшедший не рискнёт организовывать межзвездную экспедицию стоимостью в триллионы криптокредитов, основываясь на переданных им данных. С Аоки я поговорю сама. А от тебя я хочу знать, что известно на этот счёт правительствам и нашим конкурентам. Уже чертовски давно хочу знать!

— Мы с Санчез продолжим работать над этим.

— Уж постарайтесь. Мне пора. До связи.

За этим мыслительным диалогом Моника успела закончить сборы и сесть в салон приземлившегося у её крыльца белого корпоративного аэромобиля. Сеанс нейросвязи запросил Тео Сальгадо, в чьём ведении находились административные и финансовые вопросы. Мейер сделала завершающий глоток кофе и откинулась на удобное мягкое сиденье аэромобиля, как раз отрывающегося от земли, прежде чем ответить.

— Ну что, они готовы? — поинтересовалась Мейер вместо приветствия.

— Встречу не отменили. Но утром они видели те же новости, что и мы.

Сальгадо излучал меньше уверенности, чем Монике хотелось от своего ведущего финансиста в такой ответственный момент. Зная, чем заняты мысли Тео — Моника хорошо понимала причины такой неуверенности.

Всю неделю он работал над организацией их переговоров со Swiss Energy — оператором старейшего и второго в мире по мощности коллайдера, сохранившего за собой историческое имя Большой адронный коллайдер (LHC). И эти переговоры были для них действительно важны.

Чтобы добраться до Земли-2 быстрее, чем за несколько тысяч лет, нужно было построить двигатель, использующий в качестве источника энергии антиматерию. Человечество умело добывать её в ничтожно малых количествах с использованием крайне сложных и дорогих в изготовлении и обслуживании устройств — коллайдеров. Коллайдеры являли собой исполинские наукоёмкие конструкции, занимающие площадь во много квадратных километров. Если упростить суть коллайдера до предела, то он представлял собой гигантскую высокотехнологичную трубу, в которой разгонялись и на запредельных скоростях сталкивались друг с другом мельчайшие частицы материи. Полученные таким способом считанные нанограммы антиматерии улавливались и помещались в специальные магнитные убежища. Там антивещество могло удерживаться в стабильном состоянии. И оттуда, с применением не менее сложных и дорогих технологий — могло транспортироваться в другие точки мира.

Возможно, человечество ещё долго находилось бы в обращении с антиматерией на стадии научных исследований, если бы истощение ископаемых энергоносителей во второй половине XXI века не сделало энергогенерацию с использованием физики высоких энергий гораздо более рентабельным делом. Термоядерная энергетика стала первой, кто занял освободившуюся нишу, сделав гелий-3 столь же значимым в начале XXII века ресурсом, каким в XXI веке были уголь, нефть и газ. Однако колоссальные энергетические возможности управляемого термоядерного синтеза, изобретение которого в прессе пафосно назвали «последним днём энергодефицита на Земле», даже близко не стояли с потенциалом аннигиляции.

Это был процесс настолько сложный и тонкий, затрагивающий такие фундаментальные основы функционирования всего сущего во Вселенной, что к нему нельзя было относиться иначе, чем с благоговейным трепетом, который приличествовал глупым букашкам, прикоснувшимся к божественному всемогуществу.

Дебаты вокруг допустимости использования человечеством аннигиляции оказались даже более жаркими и длительными, чем дебаты, касающиеся термоядерного синтеза. Ещё в 2063 году большинством стран мира была подписана Мадридская конвенция ООН, запрещающая любые разработки и исследования, направленные на военное использование аннигиляции. Несколько лет спустя был подписан протокол к этой конвенции, на основании которого МАГАТЭ взяло под усиленный контроль всю мировую инфраструктуру, связанную с созданием и оборотом антиматерии.

Долгое время интерес человечества к этому невообразимо могущественному источнику энергии искусственно сдерживался правительствами и международными организациями из-за страха (лишь отчасти иррационального), что неразумное обращение с ним может привести к гибели всего живого на Земле. Однако стремление к прогрессу, как и всегда прежде в истории Homo Sapiens — в итоге победило страх.

К концу 2120-го в мире существовали семь энергетических реакторов, способных производить энергию путём аннигиляции. Два из них — Европейская станция высокой энергетики (EHES), расположенная в Женеве, и Шанхайская аннигиляционная энергоцентраль (Shan-an) — вели индустриальную выработку энергии для нужд промышленности и населения. Остальные пять реакторов, один из которых был расположен на Луне — выполняли главным образом научно-исследовательские задачи. Естественно, все они нуждались в антиматерии.

В мире работали пять коллайдеров, способных производить и стабилизировать антиматерию в промышленно значимых количествах. Некоторые аналитики предполагали, что на самом деле таких коллайдеров больше, и те, о которых ничего не известно общественности — производят антиматерию для военных нужд сверхдержав. Однако, учитывая колоссальные размеры коллайдеров и тщательный контроль со стороны МАГАТЭ — эти предположения больше походили на теорию заговора.

Коллайдеры были способны произвести больше антивещества, чем то количество, которое потребляли существующие на Земле и Луне энергетические реакторы. Следовательно — их операторы могли, теоретически, продавать излишки тем, кому антивещество понадобится для других мирных целей (одной из которых, согласно Мадридской конвенции, могло быть создание тяги для космических кораблей невоенного назначения). Именно таким образом в своё время был обеспечен топливом «Пионер».

Однако теперь всё было не так просто.

Крупнейший в мире Дзадёнский электрон-позитронный коллайдер (ZEPC) был расположен в китайской провинции Цинхай и управлялся китайской государственной энергетической компанией SPC. Львиная доля мощности ZEPC работала на то, чтобы обеспечивать топливом Shan-an — стратегически важную энергоцентраль, снабжающую энергией весь Шанхай. Китайцы способны были производить больше. Но теперь уже ни у кого не возникало сомнений, что все свободные мощности будут обслуживать нужды проекта «Синьцзы».

Вторым по мощности был швейцарский LHC, с оператором которого они сейчас собирались вести очередные переговоры. Согласно условиям международного договора, LHC был гарантированным поставщиком антиматерии для EHES, которая снабжала энергией значительные территории Западной Европы. Но коллайдер производил и излишки антиводорода, распоряжаться которыми швейцарцы, под бдительным оком МАГАТЭ, могли на своё усмотрение. Приобрести эти излишки раньше, чем это сделают конкуренты, было одной из ключевых задач «Терра Новы», если корпорация хотела оставаться в большой игре.

Третьим по мощности в мире был Брукхейвенский коллайдер тяжёлых ионов (BHIC), расположенный на Лонг-Айленде. Этот коллайдер находился в собственности федеральных властей США. Он не раз оказывался в эпицентре международных скандалов, в ходе которых американские власти обвиняли в препятствовании работе инспекторов МАГАТЭ на объекте. Кое-кто полагал, что американцы в своих отчётах занижали реальные объёмы производства антиматерии, часть которой тайно передавалась в распоряжение Пентагона. Моника была практически уверена, что эти обвинения правдивы. Так или иначе, она не сомневалась — ни микрограмма антивещества с BHIC американские власти не отдадут никому из участников стартовавшей космической гонки, кроме «Star Bridge».

Замыкали пятёрку Токийский линейный коллайдер (TLC) и Джедданский королевский адронный коллайдер (JRAC), расположенный в Саудовской Аравии. Эти два производителя также представляли интерес для «Терра Новы». Но и с ними всё тоже было не так просто, как хотелось бы.

В мире строились ещё три промышленных коллайдера — в России, Индии и, находящийся на раннем этапе постройки — в Корее. Целый ряд стран, включая и Бразилию, имели планы по созданию аналогичных устройств. Но всё это были «журавли в небе», возлагать надежды на которых на данном этапе было рановато. Предложение на рынке было малым и неэластичным. А это означало, что резкое повышение спроса непременно вызовет взрывной рост цен.

Тео Сальгадо держал в поле зрения малейшие движения на этом рынке. Поэтому он видел, какие кульбиты он совершал в последние недели. Сегодняшние же события были для него подобны разорвавшейся бомбе. О цене в 523 млн. кредитов за грамм антиводорода, по которой они ещё в середине июля забронировали у Swiss Energy первую партию в 2 грамма (максимум, на что им удалось наскрести 50 %-ую предоплату) — теперь можно было и не мечтать. Но хуже было другое. Европейское космического агентство — ESA — присоединилось к проекту «Star Bridge». А это означало, что швейцарцы окажутся под сильным давлением европейских властей, направленным на то, чтобы сделать их сотрудничество с этим проектом эксклюзивным.

— Все видели новости, — ответила Моника на мысль Тео, прекращая размышлять о перипетиях их корпоративной энергетической стратегии. — Давай, подключаемся.

Благодаря нейросети топ-менеджерского уровня «Technocracy» от «Neuratech» у Мейер не возникало сложностей с тем, чтобы держать в памяти имена, должности и даже дни рождения десятков тысяч людей, с которыми она пересекалась или которых держала в поле зрения в силу своей работы. Нейропроцессор снабжал её через дополненную реальность всеми данными, которые необходимы для делового общения: от мельчайших подробностей прошлой беседы, которая могла состояться год назад, до мелочей, полезных для поддержания small talk вроде недавнего повышения, места последнего отпуска или милых подробностей из жизни детей и питомцев, которыми собеседники недавно делились в соцсети.

Впрочем, двое мужчин средних лет, которые представляли Swiss Energy на переговорах, были мало чем примечательны. Она не видела их сейчас воочию, но хорошо помнила их выхолощенные безликие образы компетентных администраторов. Они располагали лишь к одному: как можно скорее переходить к делу.

— Примите мои поздравления, коллеги, — передала первую мысль Мейер, как только Тео закончил с приветственными расшаркиваниями и реверансами. — Сегодня — важный день для развития вашей корпорации и рынка антиматерии в целом.

— Благодарим вас, доктор Мейер. Мы надеемся, что сможем соответствовать тем новым ожиданиям, которые возлагает на нас человечество.

— Я в этом не сомневаюсь. Как и в том, что вы догадываетесь о цели этого разговора.

— Мы ждали его. И мы рады заверить, что все взятые нами обязательства будут выполнены, несмотря на изменение рыночной ситуации. Для нас нет ничего дороже нашей репутации надёжного партнёра.

Мейер про себя улыбнулась, оценив, как менеджер энергетической компании применил приём, хорошо знакомый ей самой — подал саму собой разумеющуюся вещь как большой шаг навстречу другой стороне. Обязательство швейцарцев поставить «Терра Нове» 2 грамма антиматерии до конца 2121 года было скреплено контрактом, нарушение которого стоило бы им слишком дорого. Никто и не думал, что они попробуют расторгнуть уже достигнутую сделку. Но проблема была в другом. Мейер требовалась куда более крупная сделка.

— Спасибо вам. Уверена, вы покажете себя столь же надёжным и приятным партнёром и в рамках нашего дальнейшего, гораздо более масштабного сотрудничества. И мы хотели бы заложить первый его кирпичик уже сегодня.

— Мы ожидали этого.

— Прекрасно. В таком случае я предлагаю перейти сразу к делу. Нам потребуется от вас как минимум впятеро больше антивещества, чем мы уже заказали. Это по самым скромным оценкам. И я бы хотела забронировать его немедленно.

— Вы не хуже меня понимаете, доктор Мейер, что рынок, на котором мы работаем — изменился.

— Я с этого начала разговор. Все мы — взрослые люди. Назовите ваши условия.

— Боюсь, всё не так просто.

— Расскажите, насколько именно всё непросто.

— Наши мощности полностью загружены заказами до конца 2122 года.

— 22-го? Не 21-го?

— Верно.

«Star Bridge забронировал все оставшиеся слоты до конца 22-ого» — тут же передал ей мысленное личное сообщение Тео. Она и сама уже это понимала.

— В таком случае меня интересуют 23-ий и последующие года. Мы ведём долгосрочный проект.

— Мы очень рады вашему интересу и готовы заверить, что вы получите возможность сотрудничать с нами в 23-ем, и далее, наравне с другими заказчиками.

— Говорите прямо. Брони не будет?

— Мы сейчас — не в том положении, чтобы спрогнозировать конъюнктуру рынка на столько времени вперёд. Не только мы, но и другие производители антиматерии, с которыми вы также ведёте переговоры. Учитывая изменившиеся рыночные условия, продажа всех слотов, которые не забронированы для EHES, начиная с 23-го года, будет осуществляться на условиях аукциона.

«Что ж, это не самое худшее, что могло быть» — мысленно вздохнула Моника с облегчением. Бороться с конкурентами на аукционе будет баснословно дорого. Но это всё же лучше, чем если бы швейцарцы решили сотрудничать с кем-то из них эксклюзивно.

— Это — ожидаемое решение. Можете ли сориентировать по срокам и условиям?

— Мы думаем, что аукцион на 23-ий год пройдёт не позднее конца этого месяца.

— Так рано? Вы правда считаете, что такая спешка необходима? — нахмурилась президент «Терра Новы», надеясь, что сумела передать по нейросвязи свои эмоции.

Мейер готова была найти финансовый ресурс где угодно и использовать его немедленно, если бы это помогло ей забронировать определённую партию антиводорода по разумной, фиксированной договорной цене. Но если речь шла о перспективе схлестнуться с конкурентами на аукционе — Моника хотела подойти к нему как можно позже, надеясь, что к тому времени «Терра Нова» привлечёт дополнительные инвестиции и будет иметь больше ресурсов, чтобы сражаться с тяжеловесами на равных.

— Мы вынуждены идти навстречу рынку, — уклончиво ответил главный из швейцарцев.

«ESA надавило на них, чтобы они провели аукцион как можно раньше» — сразу догадалась Моника.

— Вы, разумеется, будете предупреждены заранее, — дабы как-то смягчить слова коллеги, подключился к обсуждению второй представитель энергетической компании. — Аукцион пройдёт с неограниченным количеством раундов. Каждый участник, которого наблюдатели МАГАТЭ одобрят к допуску к торгам в соответствии с 2-ым протоколом к Мадридской конвенции, будет иметь возможность предложить любую стартовую цену, или несколько цен на определённые объёмы необходимых ему энергоносителей. Весь выставленный на торги объём будет продан тем участникам, которые предложат самую высокую цену и обеспечат своё предложение финансовой гарантией на всю сумму.

— На всю сумму? — недоверчиво прищурилась Мейер. — До недавних пор ваша политика предусматривала 50 %-ую предоплату, и остальные 50 % — непосредственно перед получением энергоносителей.

— Как мы с вами уже неоднократно подмечали во время сегодняшнего разговора, доктор Мейер — рынок меняется, и мы вынуждены меняться с ним.

Распрощавшись со швейцарцами, Моника сделалась ещё мрачнее. Как и Тео, она уже видела перед собой мириаду альтернативных прогнозов, от оптимистичных до пессимистичных, в отношении того, какую цену им потребуется предложить, чтобы выиграть аукцион. Эти прогнозы не могли быть и отдалённо точны. Ведь строящий их искин не способен был в полной мере учесть непредсказуемый человеческий фактор. Конкуренты, имеющие гораздо более толстые кошельки, чем «Терра Нова», могли поднимать цену сколь угодно высоко, лишь бы оставить соперников без топлива, даже в том случае, если им самим хватило бы и той антиматерии, которой они и так обладают. Во всяком случае, Моника на их месте поступала бы именно так.

— Что с японцами и арабами? — спросила президент корпорации хмуро, имея в виду два оставшихся доступными для них коллайдера — TLC и JRAC.

— Японцы не принимают пока заказы даже на 21-ый. Скорее всего, тоже в итоге будут проводить аукционы. Переговоры же с саудитами ведёт напрямую сеньор Гизу, и не посвящает меня в детали. Он считает, что так будет лучше всего, учитывая его дружеские отношения с принцем Саидом.

«Принц Саид вертел Рикардо на одном месте. И это не считая того, что он является наследным принцем одного из арабских эмиратов, а не саудитом!» — подумала Мейер, но не стала передавать эту мысль собеседнику. Сальгадо всё ещё оставался в большей степени креатурой Гизу, чем её человеком.

— Короче говоря, — резюмировала ситуацию Моника. — В конце августа нам надо будет выходить на торги в Швейцарии. Какой бюджет у нас будет на закупку антиводорода, Тео?

— Если мы получим все траншы от Банка Бразилии, на которые рассчитываем, и все остальные затраты не будут отличаться от плановых…

— Мне нужна цифра, а не твои чёртовы оговорки!

— 2,2 миллиарда криптокредитов.

Моника громко чертыхнулась себе под нос. Это были копейки в сравнении с тем, сколько им требовалось, чтобы приобрести необходимый объём топлива.

— Мы все надеемся, что на пятничном мероприятии будут достигнуты договорённости со стратегическими инвесторами… — несмело потянул Тео.

Конечно же, он не мог упомянуть о пятничном мероприятии — об этой священной корове, на которую молились все в корпорации.

Чтобы подчеркнуть преемственность по отношению к проекту — предшественнику, руководство «Терра Новы» решило отмечать дни рождения компании, считая от 9 августа 2058 года — даты, когда была основана изначальная «Terra Nova». Первая дата вышла не круглой — 62 года. Но отметить её планировали с невероятной помпой в лучшем ресторане Рио, куда были приглашены миллиардеры, политики, лидеры общественного мнения и другие сильные мира сего. У этого решения была лишь одна цель — это была площадка, на которой можно было расправить павлиньи перья перед потенциальными инвесторами и заполучить деньги, в которых корпорация позарез нуждалась.

Моника молилась на пятницу так же, как все. Но слышать о ней от своего финансита — категорически не желала.

— С таким же успехом мы можем надеяться на помощь Всевышнего. Он либо ниспошлёт её, либо нет. Если ты сидишь сейчас на заднице и надеешься на пятницу — то мне срочно нужен новый финансовый директор!

Не ожидавший такой атаки Тео заметно смешался. Он был членом правления, и Мейер не имела власти, чтобы единолично уволить его. Но такую власть имел Гизу, в чьих руках находилось больше 50 % акций корпорации. Сальгадо надеялся, что его патрон не поступит с ним так после пятнадцати лет в его бизнес-структурах. Но он слишком хорошо знал жестокие реалии корпоративного мира, чтобы быть полностью уверенным в своём иммунитете.

— Я всего лишь имел в виду…

— Я хочу, чтобы мы делали всё от нас зависящее, чтобы ни одна сотая криптокредита, которая вращается на мировых финансовых рынках, не прошла мимо нас. Я готова выпускать какие угодно ценные бумаги — хоть акции, хоть облигации, хоть сертификаты на земельные паи на Земле-2! Готова взять кредит у самого захудалого сенегальского банка под самый немыслимый процент! К одному я точно не готова — выйти в конце месяца на торги со сраными 2 миллиардами за душой, и смотреть, как весь швейцарский антиводород уплывает к Кенджи Исикаве. Работай, Тео, чёрт бы тебя побрал! Или скоро тебе придётся искать другую работу, как и нам всем!

Она прервала нейросвязь на этой раздраженной ноте в тот самый миг, как её аэромобиль приземлился на посадочной площадке на крыше здания. Доступ сюда был открыт лишь топ-менеджменту корпорации и особо важным гостям. Отсюда она могла попасть в свой кабинет на десятом этаже, минуя людный холл и лифт.

Выходя из аэромобиля, она кинула мимолётный взгляд вниз, и с удовлетворением убедилась, что к 07:50 к зданию уже стянулось немало наземного и воздушного транспорта, на котором сотрудники корпорации спешили к своим рабочим местам. В этот критически важный для проекта период она требовала максимальной отдачи от всех. Поскольку удалённая работа над проектом была строго ограничена из соображений безопасности — присутствие в этом здании являлось, как в старые времена, каким-никаким признаком того, что сотрудник проявляет достаточное усердие.

Охранник в униформе службы безопасности уважительно вытянулся по струнке, когда Мейер, воспользовавшись сканерами отпечатков пальцев и сетчатки глаза, вошла в штаб-квартиру корпорации.

— … а вот об экспериментах с участием лабораторных животных — давай, пожалуй, лучше не будем, — донёсся до неё энергичный, но подозрительно весёлый и благожелательный как для такого паскудного утра голос Саманты Шульц. — Мы с тобой обе понимаем, что это необходимо. Но поверь моему опыту, детки часто реагируют на это очень эмоционально…

— Да понимаю я, Сэм, — донёсся следом искаженный брутальным акцентом голос Мариетты Шабо. — Ты и представить себе не можешь, как сложно нам с Яношем было в своё время объяснить нашей дочке, что мама с папой, мучающие маленьких мышек и кроликов в страшных биолабораториях — не такие уж и злодеи…

Моника застала двух женщин беседующими с кружками кофе в руках в коридоре около одного из конференц-залов, в котором, очевидно, проходила подготовка к какому-то мероприятию. Причёски этих двух, наводящие на мысль, что они только что вместе держались руками за оголенный провод под высоким напряжением, разительно контрастировали с идеальной укладкой Моники. В такой же диссонанс с её внутренним настроем входило и их весёлое щебетание.

— О, доктор Мейер, — встрепенулась Мариетта, слегка пролив свой кофе.

Она, кажется, уже догадалась, что ничего хорошего в ответ не услышит.

— Доброе утро, Моника! — лучезарно улыбнулась Саманта, которая уловила надвигающуюся угрозу не так хорошо.

— Рада, что оно хоть у кого-то доброе. Я сейчас не в духе, так что, Бога ради, скажите мне, что вы тут заняты чем-то серьёзным и важным, — сердито произнесла Мейер.

— Безусловно! — бодро закивала Саманта. — С самого утра на ногах и в боевом настроении, как видишь! У нас всего через пятнадцать минут начнётся большая презентация о нашем проекте для Young Technic — одной из крупнейших обучающих платформ для детей во всей Северной Америке! Мари любезно согласилась…

— Довольно, — строго прервала её Моника, фокусируя на ней взгляд, сверлящий собеседницу, как дрель. — Саманта, ты, я смотрю, до сих пор ещё не поняла, кем являешься в этой организации. А ведь я пытаюсь втемяшить тебе это уже второй месяц!

— Моника, я э-э-э…

— Ты больше не популяризатор науки! Не ведущая телепередачи! Не блоггер! Ты — директор по коммуникациям коммерческой корпорации, которая находится в состоянии перманентного кризиса и борьбы за выживание! Я могу заснуть лишь при мысли, что ты в это время не спишь, а напряженно работаешь над тем, чтобы оградить нас от информационных атак и угроз, и создать у потенциальных инвесторов именно такое представление о нас, какое нужно, чтобы они вложили в нас деньги!

— Не сомневайся, я именно этим и…

— Ага. И что же я вижу, придя в офис? Я вижу, как ты весело обсуждаешь с одним из наших ведущих научных сотрудников, которая тоже должна находиться сейчас совсем в другом месте и заниматься другими делами, научно-популярную передачу для детишек?!

— Но Моника, ты ведь сама поставила мне задачу повысить нашу узнаваемость! Эту передачу, в конце концов, увидят больше миллиона детей и их родителей… — развела руками Саманта, явно не ждавшая такого шторма.

Мари посмотрела на неё сочувственно. Имей она возможность дать совет Саманте, посоветовала бы не пытаться вступать с Мейер в дискуссии в такие моменты, как этот. Это было всё равно, что оказаться на тропе у носорога.

— Саманта, — едва сдерживая рвущееся наружу негодование, назидательно произнесла Моника. — Сегодня утром в новостях сообщили о появлении у нас двух мощнейших конкурентов, готовых сожрать нас с потрохами. В эту пятницу состоится мероприятие, на которое приглашены сотни потенциальных инвесторов и партнёров, от чьих решений зависит будущее нашей корпорации. У тебя всё нормально с расстановкой приоритетов? Ты будешь и дальше «повышать узнаваемость», да ещё и среди детишек, проекта, который вскоре может исчезнуть? Или всё-таки поработаешь над тем, чтобы проект ещё пожил?!

— Я… э-э-э… — растерялась Саманта.

— Всё в порядке, Сэм. Доктор Мейер, конечно же, права. Займись более важными делами, а я — позабочусь о презентации, — решила вставить реплику Мари, о чём сразу же пожалела, почувствовав на себе пресс взгляда президента корпорации.

— Очень рада, Мариетта, что ты решила с пользой провести то дополнительное время, которое ты вымолила у меня в пятницу на доработку своего отчёта о возможностях и угрозах биосферы Земли-2, — с беспощадной иронией произнесла Моника.

— Виновата, доктор, — покаянно склонила голову астробиолог. — Моя команда занимается этим днём и ночью. Ещё буквально несколько дней, и…

— Сегодня в 18:00 у меня должен лежать этот отчёт. И до этого времени — лучше не попадайся мне больше на глаза. По-хорошему советую.

Оставив двух женщин, оказавшихся не в нужное время и не в нужном месте, в замешательстве и смущении, Мейер, словно разбушевавшийся торнадо, влетела в свою приёмную.

— Доброе утро, доктор Мейер! — встретила её там широкая улыбка её личного ассистента Ирвина Майклсона.

Из панорамного окна за спиной Ирвина открывался отличный вид на космодром Алкантара. Как и всегда по понедельникам, средам и пятницам, там было заметно оживление, связанное с запуском спутников. Однако Мейер было не до того, чтобы рассматривать царящую на космодроме суету.

— Да что же оно, у всех, кроме меня, сегодня доброе, это утро? — проворчала она.

— Мэм, сделаю всё возможное, чтобы скрасить его вам и попробовать не попасть под раздачу, — не растерялся Ирвин, сразу почувствовав настроение босса и обезоружив её своей обаятельной улыбкой.

— Тогда организуй мне завтрак. И пусть никто не суётся, пока я не закончу разговор с учредителем. А сразу после — пусть ко мне зайдёт доктор Купер!

— Будет сделано, — бодро кивнул Майклсон.