Время - словно капля янтаря

Глава 6. Зима 2007 года

Путешествовать в прошлое, когда с деньгами напряга нет, значительно проще. Варианты появляются. Идею добраться до две тысячи первого дёшево и быстро я отбросил сразу же — синяки от лопаты до сих пор не сошли. А если бы дачка не толстяку принадлежала, а соседу его, шахтёру? Может, уже и закопали бы Гену. Нет, лучше путешествовать медленно, но наверняка.

Новый мой план был полной противоположностью предыдущему. Зачем прятаться ото всех на заброшенных дачах, мёрзнуть, спать на голом полу? Опыт показал, что толку от этого — чуть. Мне ведь важно людям на глаза не попадаться, когда «материализуюсь». И когда «исчезаю», но это не так принципиально. А пока я ТАМ, меня всё равно никто не видит! Зашёл в магазин, в музей, да хоть в контору какую, и сиди, грейся. И кушать можно между путешествиями не всухомятку, консервами и колбасой давиться, а по-человечески, в столовой.

«Зимовать» удобней всего оказалось в театре. Там столько закоулков укромных! И почти всегда пусто, народ толпится только перед началом спектакля и после. Ну, ещё в антракте. А остальное время — театр в моём распоряжении. Иногда я так удачно выскакивал, что даже спектакль посмотреть получалось. Сидишь в мягком, тёплом, ещё и развлекают тебя. Лучший отдых от серого межвременья. Буфет, опять же. Дерут дорого, но пока в кармане хрустит, терпеть можно. «Засветился» я в театре всего дважды. Один раз уборщицу пуганул, второй — детишки полезли, куда не надо. Не верили, наверное, в бабая. Теперь верят.

Именно там, в театре, я встретил, кого встретить не ожидал. Выбрался из облюбованного закутка, убедился, что никто не заметил моего «явления». Некому замечать — пусто. И в фойе пусто и тихо, хоть люстры вовсю светят. Значит, спектакль идёт. На всякий случай я заглянул в гардероб — убедиться. Шубки и куртки на вешалках висят, бабульки на стульчиках сидят, кемарят. Развернулся я и тоже в зрительный зал намылился. Наверх, на ярусы, там всегда места свободные имеются.

На первую ступеньку лестницы ногу поставил уже, когда в пяти метрах от меня приоткрылась дверь женского туалета, выпустила полнеющую крашенную блондинку лет сорока — сорока пяти в длинном синем платье, искрящемся в свете люстр. Женщина взглянула на меня и вдруг вздрогнула, отшатнулась, будто привидение увидела. Будто хотела назад в туалет убежать и дверь за собой захлопнуть. Но не убежала, замерла на месте…

С Ириной у нас всё случилось быстро и как бы само собой. Зато со Светланой правильно происходило, с чувством, с толком, с расстановкой. Даже познакомились мы с ней красиво, как в кино.

В общежитие нашей физкультурной «бурсы» селили только иногородних, мне место в нём, ясное дело, не полагалось. Но это ничуть не мешало едва не каждый день засиживаться там у друзей допоздна. Большей частью в техникуме учился молодняк, поступивший в «бурсу» после восьмилетки. Мы, армейцы, свысока поглядывали на доморощенных «дедов», которым только предстояло стать «салагами», держались осторонь крепкой компанией, не важно, кто на каком курсе. Ну а если в одной группе учишься, то тут и сам бог велел сдружиться. Вот и в тот октябрьский вечер я засиделся в комнате у Димы Боброва допоздна. Опомнился, когда стрелки стоявшего на подоконнике будильника перевали за десять. Это ж мама волноваться начинает! За меня, здорового спортивного лба волноваться, — смешно! С другой стороны — это же мама.

Я выбрался из-за стола, за которым мы чаёвничали.

— Пошёл я, пока троллейбусы ходят, — сообщил. — До завтра, мужики.

— Я провожу, — тут же подхватился Димыч.

Кратчайший путь от общаги до остановки шёл через парк, за окном — ночь, хоть глаза выколи, даже луна не светит, потому как новолуние. Но провожать — меня? Обидно как-то.

— Что я тебе, девушка? — скривился я. — Дорогу знаю, сам дойду.

— Да я прогуляюсь заодно. Воздухом свежим подышу перед сном.

На это возразить было нечего, и мы вышли из общаги вдвоём.

Деньки стояли тёплые — «бабье лето», но октябрь есть октябрь, к ночи начинало холодать. Так что не зря я маму послушал, пиджак надел, когда утром уходил на занятия. Сейчас он оказался весьма кстати.

В дальней части парка на танцплощадке играла музыка, ярко горели фонари, там было многолюдно и, видимо, весело, но мы пошли в другую сторону, узкими и тёмными боковыми аллейками. Из товарища моего танцор тот ещё, я тоже к этим делам равнодушен, так что подобные мероприятия мы игнорировали. Это сегодня воскресенье, а завтра к восьми на пары, и мне ещё домой доехать надо. Димыч затеялся рассказывать о своей новой спортивной диете, — любитель он этого дела. Потом как-то странно запыхтел, замолчал на середине фразы. Признался:

— Зря отлить не зашёл перед выходом, чай наружу просится. Чувствую, не донесу обратно.

— Тут сортир недалеко, — подбодрил я его.

— Пф! Я в ту вонючку не пойду, лучше в кусты. А ты как? Не жмёт?

— Не, терпимо пока.

— Ну, я по-быстрому, подожди.

Он засеменил к тёмной громаде зарослей сирени неподалёку от дорожки, я остался ждать. Вернее, медленно пошёл дальше, — догонит! — прикидывая, у кого из девчонок завтра списать домашку по педагогике. И вдруг услышал:

— Девушки, ну чё так сразу убегать? Танцы ещё не закончились.

— Во-во! Мы с вами познакомиться хотим. Вы из какой «бурсы»?

К нашей дорожке слева примыкала ещё одна, такая же узенькая и тёмная. Она вела к тому самому сортиру, о котором я напомнил Димычу, и дальше — к цивилизованной части парка и танцплощадке. Сейчас оттуда быстро шли шестеро — две девушки и прямо по пятам за ними четверо парней. Не парни даже, так, пацанва малолетняя.

— Эй, девки, чё молчите? Не уважаете? Нас на раёне все уважают!

Одна из девчонок, — выше среднего роста, стройная, кирпично-рыжие волосы стянуты в два задорных хвостика, — обернулась, попросила вежливо:

— Ребята, отстаньте от нас! Пожалуйста!

Рыжую я знал — Натаха с параллельной группы. Вторая, невысокая пышненькая блондинка, была мне незнакома.

Вежливость шпана не оценила.

— Чё ты ломаешься? Целку из себя строишь? — последовало в ответ. — А ну стой!

Девчонки побежали. То ли ко мне, то ли к единственному уцелевшему в этой части парка фонарю между нами. Словно круг света мог защитить от ночных хулиганов. Не мог. В отличии от меня.

Я поспешил навстречу.

— Пацаны, отстаньте от девушек, вас же попросили.

Под фонарь мы вышли одновременно — я и девчонки. Я остановился, Натаха с подружкой юркнули за мою спину. Шпана выстроилась полукругом на границе света. Стая шакалов, готовая наброситься на соперника.

— А ты что за крендель? Поц, тебе зубы жмут, проредить? Мож, костыли выписать?

Я был старше любого из них, выше ростом, шире в плечах. Сильнее, разумеется. Но четверо на одного…

— Бегите к общаге, я с ними потолкую, — бросил я через плечо, не оглядываясь.

— Ты что, мы тебя не оставим! — возмутилась Натаха. Ну да, без таких помощниц я точно не справлюсь.

Малолетки ситуацию оценили. Начали скалиться, двинулись вперёд, стараясь взять меня в клещи. Одни сунул руку в карман, на пальцах у второго блеснул металл кастета…

— Что за шум, а драки нету?

Появления нового персонажа не ожидал никто. Даже я забыл о его присутствии. Разумеется, Димыч в своих кустиках всё происходившее слышал. И сделав дело, направился в тыл пацанятам, — ходить быстро и бесшумно он умел со времён спецназа. Шпана остолбенела от внезапного изменения диспозиции. Только что они уверены были, что окружают меня, а теперь сами оказались в ловушке. И не просто в ловушке. Да, я здоровый спортивный детина, издалека видно. Но рядом с Димычем, камээсом по боксу в полутяже, я никто. Пожалуй, он справился бы и в одиночку, а в паре со мной — тут уже было без вариантов.

Бобров надвигался на шпану, поглаживая кулак.

— Геныч, Джавдета не трогай, он мой! — предупредил, плотоядно улыбаясь.

Сосункам его улыбки хватило. Правильно оценили, что ждёт их через минуту. Быстро переглянулись и порскнули в разные стороны. Затрещали кусты, зашелестели цветы на клумбах. Один обернулся, крикнул мне, стараясь придать голосу зловещие нотки:

— Мы с тобой ещё поговорим, поц!

Тут же споткнулся о кочку, растянулся на траве. Вскочил, шипя и тряся ушибленными ладонями.

— Абдулла, поджигай! — придал ему ускорение Димыч. — Счас фитиль вставлю!

Подошёл к нам, сурово посмотрел на Натаху, спросил:

— Комелькова, почему ночью по парку сами шляетесь?

Имел полное право требовать объяснений, как староста курса.

— Мы не шляемся, мы на дискотеку ходили.

— Ну, вы нашли себе компанию!

— Ты что, Димыч?! — Натаха возмущённо вскинула брови. — Мы их вообще не знаем. Мы в… кхм… ну, в туалет пошли. А они там, привязались.

— Что, на дискотеке никого из наших ребят не было, проводить?

— Ну, я решила, что сама справлюсь в случае чего.

Мы с Димычем переглянулись, хмыкнули дружно. Летом Комелькова заняла первое место по прыжкам в длину на областной спартакиаде. Но как бы ей это помогло в стычке с хулиганами — непонятно.

Натаха закатила глаза, демонстрируя, что совершенно не согласна с нашей оценкой её боеспособности. Поспешила сменить тему разговора:

— Вы ж ещё не знакомы. Это Дима, Гена, а это — Света, моя землячка. До восьмого класса мы с ней на соседних партах сидели. А в этом году она десятый закончила, тоже в город приехала учиться.

— В какой технарь? — полюбопытствовал Бобров. То, что не из наших, понятно — по комплекции, и лицо незнакомое.

— Ты что! — замахала руками Комелькова. — Света отличница, медалистка. Она в университет поступила, на учётно-финансовый.

— Ого, финансы, — уважительно протянул Димыч.

Девушка улыбнулась. Теперь, в свете фонаря, я рассмотрел её как следует. С чего она показалась мне пухленькой? Просто у неё грудь высокая и бёдра пышные, зато талия — осиная и ноги в меру длинные. Короткое белое платье обтягивало её, подчёркивая фигуру. Правильный овал лица, голубые глаза за густыми ресницами, маленький рот, ямочка на подбородке, подстриженные каре золотистые волосы, — я вдруг увидел, насколько она красива. Прекрасна, как юная королева. В этот самый миг я и понял, что хочу быть рыцарем у её ног.

О том, что девчонкам в их летних платьицах холодно, первым сообразил Димыч. Сдёрнул свою вельветовую куртку, шагнул было к новой знакомой, но перехватив мой взгляд, повернулся к Натахе, протянул ей:

— Замёрзли, наверное? Накинь.

Мой пиджак достался Светлане. Мы постояли немного, переминаясь с ноги на ногу, улыбаясь друг другу, не зная, о чём говорить. Собственно, для разговоров было не место и не время. Бобров напомнил об этом, спросив у Комельковой:

— Ты в общагу?

— Ой, нет. Мне Свету до остановки проводить надо.

— Я провожу, — тут же вызвался я. Посмотрел на девушку, уточнил: — Если не возражаешь.

— Не возражаю.

Вот так мы и познакомились. Затем были свидания, цветы, стихи, прогулки при луне. Следующим летом, после окончания техникума, мы с друзьями-армейцами отправились в турпоход, — отметить дипломы как положено. Девушек своих пригласили. Я — Светлану. Там, поздним вечером сидя у догорающего костра на лесной поляне, я прошептал ей на ухо, крепко обняв за плечи:

— Света, выходи за меня замуж.

Почему прошептал? Опасался, что ещё кто-то услышит, хоть спутники наши уже спали в палатках? Или сам стеснялся своих слов, таких неумелых, наивных? Прозвучавших несоизмеримо глупо для такого серьёзного предложения. Если бы Светлана высмеяла меня в ответ, это было бы только справедливо.

— Да, — так же тихо ответила она после мимолётной заминки. — Гена, ты меня любишь?

— Конечно! Очень, очень люблю!

— И я тебя — очень-очень. Хочу быть всю жизнь рядом с тобой, чтобы ни случилось…

Светлана стояла в дверях туалета, смотрела на меня затравленным зверьком. Потом губы её зашевелились, но говорить получилось не сразу.

— Г… Гена? Я не знала, что тебя уже выпустили. А мы вот в театр приехали…

Кто это «мы», она уточнять не стала, будто всем и так известно, о ком речь идёт. Но я как раз и не знал. Ничего о ней не знал с тех пор, как развели нас, и она уехала. Продала квартиру и уехала из города. Бросила меня. Оставила один на один с зоной. Один на один с жизнью.

— Я пойду… — она прикрыла дверь, сделала быстрый шаг в сторону партера.

— Света, подожди! — сам не заметил, как оказался рядом, схватил за руку. — Да подожди ты! Чего убегаешь? Что я тебе сделаю-то?

Сколько лет мы не виделись? Семь прошло, как она последний раз на свидание приходила. Нет, четыре с половиной — отсюда. Светлана изменилась сильно. Обрюзгла, оплыла, какие-то двойные подбородки, волосы красить начала. И губы дряблыми стали, дрожат.

— Гена, я знаю, я должна тебе за квартиру. Я обязательно отдам! Я тебе пришлю, найду и пришлю. У меня нету сейчас… подожди… — она полезла в сумочку, достала несколько купюр, сунула мне в руку: — Вот, больше нету, честно! Но я быстро найду…

Я не выдержал, гаркнул:

— Прекрати! Света, разве дело в деньгах? Ты же меня бросила! Представляешь, каково мне было на зоне? Я только и жил тем, что ждал свиданий с тобой. А ты — бросила. Почему?!

— Я бросила?! — из глаз у неё потекли слёзы, размазывая тушь на ресницах. — А что мне делать оставалось? После того, как ты…

— Что — я?! Ты же знала — я не виноват. Подставили меня!

— Знала. А остальные? Ты не видел, что здесь творилось, когда тебя посадили. Со мной соседи не разговаривали, подруги смотрели, как на прокажённую. Меня с работы уйти вынудили.

Светлана ревела, и грязные ручейки слёз текли по её щекам.

— Гена, отпусти меня, пожалуйста. У меня другая жизнь… Сыну три года…

Она ждала каких-то моих слов? Я молчал. Тогда она вытащила из сумки платок и, сморкаясь на ходу, пошла назад в туалет. А я смотрел на неё и видел не прежнюю королеву, а обыкновенную тётку. Стареющую пугливую наседку. И так мне жалко её стало! Вся обида, вся злость ушла. «Ничего, Света, я исправлю. Вернусь назад и исправлю. И всё будет хорошо».