Возрождение

ГЛАВА 40

– Возьми меня за руку, – произнес я, вытягиваясь насколько можно, но так, чтобы не свалиться с утеса. – Я удержу тебя. – В сумрачном свете я видел только его полные боли глаза и руки, скребущие землю. – Успокойся, я здесь, чтобы помочь тебе. – Желтая молния разогнала темноту, земля дрогнула от раската грома. – Я вытащу тебя отсюда. – Его отчаяние сменилось надеждой, он потянулся вверх, коснулся моей руки, я обхватил его мокрое запястье. – Теперь держись крепко, – приказал я, стискивая зубы, он был нелегким. Он держался крепко…

…а я открыл глаза в кромешной тьме.

Какие слова или образы могут передать совершенный ужас? И не важно, что кричит тебе голос рассудка, когда ты обоняешь и чувствуешь, осязаешь и видишь наяву свои самые страшные кошмары, сложно поверить, что тебя нет в них. Непроницаемая тьма. Обжигающий холод. Отвратительная вонь испражнений и горький запах человеческой крови, который пытки оставляют на немытой коже. Пол, не более надежный, чем связь души со спящим телом. На какой-то миг мне почудилось, что весь прошедший год был только наваждением, что я все еще нахожусь в Кир-Вагоноте. Но тут я ощутил чье-то присутствие рядом с собой, кто-то сдавленно рыдал в темноте. Я узнал знакомые ноты: безнадежность, непрекращающаяся боль, ощущение, что рассудок гаснет, словно остывающие угли.

– Не бойся, – зашептал я, касаясь одной рукой его спины, а другой – руки, чтобы он не отпрянул от меня в ужасе.

Его кожа была холодной и липкой от пота, он дрожал, как испуганное животное. – Я пришел вывести тебя отсюда.

– Кто здесь? Я спал… – Дрожащая рука коснулась моих пальцев и резко отдернулась. – Здесь никого нет. Никого. Просто обман, правда? Дьявольский обман. – В темноте я не увидел, а скорее почувствовал, как он обхватил себя руками и закачался взад-вперед, излюбленное движение узников и сумасшедших. – Я ничего не скажу тебе, что бы ты со мной ни сделал. – Даже в этом мрачном месте я не мог удержаться от улыбки, узнав и голос, и манеру говорить. Дрик.

– Тише, упрямец. Я не обман. Похоже, что ты не из тех, кого легко сломить. Последний раз, когда я видел тебя, ты был едва жив, но все же выкарабкался.

Раскачивания прекратились. Скоро я снова ощутил холодную руку, касающуюся моего плеча, ощупывающую лицо, наконец пальцы замерли на той щеке, где были выжжены символы правящего Дома Денискаров.

– Учитель… это вы? О боги, пусть это будет правдой… о боги…

– Все в порядке, – прошептал я, притягивая его к себе, словно мое объятие могло защитить его от страха и боли. – Я вполне реален, так мне кажется, хотя и сам не понимаю до конца, как сюда попал. Ты можешь идти?

– Н-не знаю. – Он так сжал зубы, что едва смог выговорить эти слова. Подземелья находились под землями Кир-Вагонота. Здесь не дули злые ветры, свирепствовавшие наверху, но зато царили лед и пустота и не было ни малейшей возможности укрыться от вездесущего холода.

– Давай-ка поставим тебя на ноги. – Я перекинул себе через плечо руку юноши и поднял его. Сдавленный крик дал мне понять, что раны Дрика присутствовали не только во сне. Я не осмеливался создать свет, чтобы осмотреть его, и не хотел задерживаться в этом месте лишние мгновения. Я понятия не имел, сколько еще смогу пробыть с ним в этом магическом путешествии и есть ли во мне силы, чтобы победить его тюремщиков.

– Сюда, – сказал я, поддерживая Дрика. Чтобы выбраться из ниоткуда, мне приходилось использовать память, доставшуюся мне от Денаса, и забыть о снующих где-то рядом демонах. Мы некоторое время двигались вверх, пока я не ощутил под ногами твердую почву, не похожую на зыбкую пустоту подземелий.

Выбраться из подземелий гастеев было нелегкой задачей и для несчастных узников, и для самих демонов. Здесь можно было скитаться вечно и не уйти от исходной точки и на пять шагов, если только вы не понимали природы вечно меняющихся коридоров и переходов… или же не были тем, кто сам создавал путающие заклятия, чтобы безумцы не вырвались из своих ям. Я создавал их тысячу лет, чтобы защитить всех от наших безумных собратьев, я, живший в изгнании в Кир-Вагоноте, а не я, пленник подземелий.

Голова, мыслящая за несколько сущностей, раскалывалась. Как глупо держать воспоминания в отдельных ящиках, вместо того, чтобы слить их вместе. Хотя я не дал Денасу времени вспомнить свою жизнь до разделения, все его знания об этом мире были в моем распоряжении. После того как он стал частью меня, тысячи лет его воспоминаний стали для меня такими же родными, как воспоминания о детстве в Эззарии или о рабстве в Дерзи.

Завывания, похожие на вой зайдегов, волков пустыни, раздались у нас за спиной. Дрик обмяк, застонал и опустился на землю, сжавшись в комок.

– Они не получат тебя, – прошептал я, снова поднимая его на ноги и пытаясь ускорить наше движение по темной пустоте. Душераздирающий вой приближался. – Клянусь.

Еще пятнадцать минут, и я ощутил прочную стену, возвышающуюся перед нами. Я представил себе наш путь сквозь нее, ощутил все ее острые углы и грубую кладку, одновременно говоря холодному камню слова отпирающего заклятия. Стена поддалась под моей рукой, и мы едва не ввалились в узкий коридор. Я тащил Дрика вперед, пока вопли охотников не стали слабее, а мы подошли к запертому заклятием месту, первой скрытой двери, не позволяющей безумцам выбраться на поверхность.

– Закрой глаза. Здесь нас никто не увидит, поэтому я хочу сделать свет. – Совсем слабый, чтобы не ослепить его после долгих месяцев кромешной тьмы. Слабое серое сияние осветило круглую комнату изо льда и камня. Дрик сполз по стене, его голова уткнулась в колени. Все его тело покрывали синяки и корка грязи и запекшейся крови, кровь сочилась и из глубоких порезов на лице, спине, груди. Похоже на следы когтей, решил я. Один глаз был полузакрыт, рядом с ним следы ожогов, левую руку он неловко прижимал к туловищу.

– Еще двое, – выговорил он между судорожными глотками воздуха, его здоровый глаз тоже закрылся. – Не знаю, где они. Живы ли. Демоны хотели, чтобы я назвал их имена. Может быть, сказал им, боги да простят меня, я даже не помню.

– Ты сделал все, что мог. Если ты не назвал им своего имени, значит, ты не назвал и других имен, я уверен.

– Олвидд совсем юный, мастер, ему едва исполнилось девятнадцать. – Дрику и самому было всего двадцать три, но он чувствовал себя старым как мир после полугода в подземельях. – Я слышал его крики когда-то очень давно. Вечность назад. Это было невыносимо. – Слезы покатились из-под закрытых век, оставляя дорожку на грязных щеках. – Мне кажется, его нет в живых.

Что же мне делать? Вой, хотя и стал тише, все еще не прекращался. Я прекрасно понимал, как могут демоны отомстить оставшимся пленникам за побег Дрика. Я еще сам не разобрался в том, как сюда попал, и боялся исчезнуть отсюда помимо собственной воли, не успев вытащить наружу хотя бы своего ученика. Если безопасное место можно найти в Кир-Вагоноте, – а в этом у меня не было ни малейшей уверенности, – тогда необходимо доставить Дрика туда.

– Сначала я должен вывести тебя, – сказал я. – Найти кого-нибудь, кто тебе поможет. А потом я попробую вернуться за остальными. – Но, разумеется, сперва надо вспомнить, как выводить людей из подземелий.

Казалось, что в комнате не было дверей, кроме той, через которую мы пришли. Но я знал, что существует другой выход, через него можно было попасть на крутую лестницу, которая вела в следующую комнату, а из той комнаты уже был выход наружу. Сконцентрируйся… думай… вспоминай… вернись в те времена, когда ты понял, что безумцы больше не должны появляться среди остальных и пользоваться свободой… Я обшаривал все уголки памяти, пока не нашел верные слова, а затем, со вспышкой мелидды, нашел замок на высокой двери из замороженного света. Я расстроился, увидев, что замок взламывали. Лучи цветного света были бледными и слабыми, заклинания едва держались. Любой из злобных гастеев, не вполне лишившийся разума, мог свободно пройти через эту дверь. А где же те, кто должен следить за ними, нормальные рей-киррахи, добровольно оставшиеся здесь? Еще одна работа, прежде чем я покину Кир-Вагонот: восстановить замок и найти того, кто будет его охранять. Но всему свое время.

– Идем. Еще немного, и ты сможешь передохнуть. – Я провел Дрика по ступенькам в следующую комнату, совершенно такую же, как и предыдущая, за исключением того, что в ее центре возвышался черный каменный куб. – Держись, – посоветовал я, крепко держа Смотрителя и ставя его на черный камень. – Будет неприятно.

После того как я произнес на языке демонов слова, означающее «следовать», мы оказались посреди тошнотворного серого мерцания. Я сделал десять трудных шагов. На одиннадцатом мы с Дриком вышли в заснеженную пустыню. Порыв ледяного ветра тут же налетел на нас, пронизывая до костей моего полуголого спутника, не позволяя нам вздохнуть.

Кир-Вагонот был местом нашего тысячелетнего изгнания, местом, лишенным солнца и обдуваемым холодными ветрами, местом отчаяния и пустоты, которые мы превратили в подобие жизни. Мы смогли создать прекрасное даже здесь. Мы выжили. Ветер выл громче безумных гастеев, он рвал волосы с моей головы и рубаху с тела, он плевал снегом мне в глаза, но я не прятался от него и не сгибался перед ним. Я позволил ему дуть мне прямо в лицо, выказать свою неуемную ярость, наполнить мою плоть и кости своей гордостью и злобой. Мы, выжившие здесь, были настоящими, самыми лучшими, а с нами обошлись как со старой тряпкой. Как можно оставить подобное безнаказанным?

– М-мастер… – На Дрике были только обрывки его туники, он сотрясался всем телом под яростным ветром, его губы и нос побелели.

Что мне с ним делать? Я оказался здесь из-за его сна, наша встреча произошла благодаря моей силе и дару Ниеля, и я понятия не имел о своих настоящих возможностях, но здравый смысл и инстинкты подсказывали мне, что я не смогу взять с собой в Кир-Наваррин еще одно существо из плоти. Это означает, что надо срочно найти каких-нибудь нормальных рей-киррахов, и убедить их позаботиться о Дрике, пока я не попрошу Айфа открыть для него Ворота. Мне нужна Валлин, ее сила и мой замок были последним оплотом в Кир-Вагоноте. И нет времени размышлять о возможных последствиях встречи – Дрик замерзает. Сбросив с себя оцепенение, я быстро расправил крылья.

– Давай попробуем найти укрытие.

Дрик отшатнулся к ледяной стене входа в подземелья, упал на колени, его рот кривился, пытаясь произнести слова, темные глаза смотрели на меня с таким благоговейным ужасом, словно я разверз небо, чтобы оно поглотило его. Я не понимал причины. Он видел мои крылья в нашу последнюю битву, а рассказы о них слышал все годы своего учения. Но когда я предложил ему понести его, чтобы мы вместе не вязли в глубоких снегах, я понял – дело тут не только в крыльях.

Я весь светился, по крайней мере так казалось. Мое тело, которое все еще оставалось моим, за исключением того, что оно несколько увеличилось в размерах и все шрамы исчезли, получало золотистое сияние. Я видел это, потому что на мне теперь не было ничего, кроме перевязи из светлой кожи. Даже клеймо на плече исчезло. Я коснулся левой щеки… нет, это осталось. Отпечаток сокола и льва на моем лице был холодным и мертвым, так же как и длинный грубый шрам на правом боку. Но все остальные шрамы пропали, сам я был очень теплым, несмотря на странное происшествие с одеждой.

Я пожал плечами.

– Должно быть, сделал что-то не так, превращаясь. – Но дело, разумеется, было не в этом. Когда я сгреб в охапку ошарашенного Дрика, набрал высоту и попытался изменить хоть что-нибудь в своем гардеробе, у меня ничего не получилось. Впечатление было такое, будто я не создал заклятие, а убрал его, будто я оказался в своем истинном виде, забыв, как его маскировать. Разобраться в таком сложном деле, паря над заснеженной землей, было невозможно. Я держал не очень легкого молодого человека и вглядывался в знакомый пейзаж. Всему свое время.

Я летел, ища дома, выстроенные могущественными рей-киррахами. Хотя многие ушли в Кир-Наваррин, дома должны были сохраниться. Странно, но я не видел ни одного. Наконец мне на глаза попалась разрушенная башня, я снизился и узнал покрытые снегом и обломками льда развалины. Теперь я летел совсем низко, глядя на следы долгих месяцев войны и волнений. Внезапно подо мной возник город рудеев, который мы построили, пытаясь воссоздать утерянный мир по тем образам городов, которые приносили с охоты гастеи. Башни, храмы, дороги и дома стояли темными и заброшенными долгие годы, и оставались такими и теперь, точнее, то, что от них сохранилось. Я летел дальше, над длинными низкими домами, где находились мастерские рудеев. Там они создавали все, от стульев до домашних животных, от халатов до вина и покрытых льдом роз, которые были розами во всем, только они не жили. Теперь все было разрушено и засыпано снегом. В этих землях бушевала война. Пережил ли ее хоть кто-нибудь?

Полный недобрых предчувствий, я летел к замку, который построил для друзей и врагов. Для друзей – чтобы защитить их, для врагов – чтобы наблюдать за ними. Один из моих врагов остался у меня за спиной, когда мы уходили из Кир-Вагонота, Геннод, который пытался воссоединиться с человеком… со мной… и открыть вход в Кир-Наваррин самостоятельно. Он хотел уничтожить эззарийцев и освободить пленника Тиррад-Нора. Но я перехитрил его и оставил в подземельях вместе с безумцами.

Когда я увидел, ощутил и услышал завывающую, клубящуюся темноту на том месте, где должны были возвышаться доходящие до облаков ледяные башни, я вспомнил о сломанном замке в подземельях. Ни один гастей не смог бы разрушить все, что мы создали здесь. Только невей, один из самых сильных, способен был сотворить подобное. Геннод на свободе.

Через некоторое время я пробился через темное облако и разглядел уцелевшие башни замка, те, что были пониже, одну, две, три. Из центра клубящейся тьмы доносились завывания, битва демонов была в разгаре.

– Так я и знал, что неспроста мне удалось чересчур легко освободить тебя, – сказал я Дрику. – Держись. – Я увеличил скорость и рванулся в темноту. В сумраке сражались твари всех видов, они меняли форму, вцепляясь друг в друга когтями, падая на землю, куски их меха, крыльев, плоти неслись, подхваченные ветром. Я увернулся от пламени дракона, спас ноги от его острых как бритва крыльев, а потом снова набрал высоту, пролетев мимо двух похожих на птиц созданий, раздирающих друг друга стальными когтями. Три огромных волка снова и снова пытались влезть на стену, откуда их сбрасывал единственный рей-киррах в человеческом обличье. Женщина. Она не продержится долго без помощи.

Несчастный Дрик только тихо застонал, когда я обрушился вниз, прямо в сияющий глаз урагана. Половина моего замка лежала в руинах, но то, что оставалось, было по-прежнему невыразимо прекрасно. Высоко на стене стояла серебристая фигура, от нее расходились круги силы, щитом укрывающие замок. Ее золотые волосы трепал ветер, белое платье казалось сотканным из снега. Когда я закружился над ней, а потом приземлился на ледяную поверхность, ее зеленые глаза широко раскрылись от изумления, опалив меня настоящим огнем.

– Любовь моя, – произнесла она. – О мой дорогой, возможно ли? – Внезапность моего появления и изумление лишили ее обычной холодности. Она ни за что не стала бы выказывать своего расположения, если бы заранее знала о моем появлении. Ее тон не имел ничего общего с тем бешенством, в которое она впала в нашу последнюю встречу, упрекая меня, что я приношу ее в жертву своему тщеславию долгу. Мы знали, что мой выбор означает для меня растворение в человеческом теле, она клялась, что никогда не простит меня. Как много лет мы любили друг друга…

Я прогнал от себя все эти мысли и переживания, интимные воспоминания демона, огляделся вокруг… и внезапно мне стало стыдно. Вид этого ужасного места, где Денас веками жил и боролся против злой судьбы, заставил меня осознать весь этот кошмар, который он по моей вине переживал весь последний год. Я окружил его стеной молчания. Заставить Денаса умолкнуть навсегда означало так же верно убить его, как если бы я вонзил в него нож Смотрителя.

Но потом я усилием воли прогнал стыд и выпустил на свободу воспоминания о Валлин и о нашей несчастной любви, позволив им охватить меня. Я коснулся ее лица и увидел в глазах давно сдерживаемый голод. О боги, тысячи лет… Взгляд Валлин не отрывался от меня, надеясь найти во мне страсть, которая была бы похожа на ее страсть, но там не было ничего, кроме воспоминаний. Все, что я мог предложить ей, – восхищение, уважение и остатки заклятия, которое она наложила на захваченного Смотрителя. Я убил ту часть себя, которая могла бы откликнуться на ее призыв. Она должна узнать правду.

– Несмотря на эту оболочку, я не тот, кем ты меня считаешь, – произнес я, отводя глаза и наклоняясь, чтобы опустить Дрика на землю. – Я во многом он, как и должно было произойти, но я остался и собой. Гораздо больше собой, чем им. – Разобраться с тем, что творится в моей голове, было непросто и мне самому, но объяснить все кому-то еще было гораздо сложнее, даже если этот кто-то Валлин, с которой я не одну сотню лет беседовал о последствиях соединения с человеком.

Валлин сложила руки на груди и закусила губу, сдерживая усмешку. Потом она медленно обошла вокруг меня, внимательно разглядывая мое тело. Интересно, заметен ли румянец на моем лице под золотистым сиянием? В отличие от бесстыжих дерзийцев, эззарийцы всегда ходили в одежде.

– Тебе идет цвет, – произнесла она наконец, – хотя твое тело не так прекрасно, как то, что ты… Денас… носил здесь. – Она снова посмотрела мне в глаза, тоски больше не было в ее взгляде. – Рада видеть тебя, друг Сейонн.

– И я, госпожа, – отозвался я. – Я пришел сюда в поисках пристанища для моего молодого друга и рассчитываю на твою помощь. В подземельях осталось еще два молодых человека. Можем ли мы надеяться на твое участие?

– К чему такие вопросы? – Она посмотрела на замершего Дрика. – Добро пожаловать, друг моего друга. – Она склонилась над молодым человеком и протянула руку. Он не сводил глаз с рей-кирраха, совершенно не похожего на тех, о которых ему твердили все годы жизни. Ее свет, сияние, красота так же не походили на уродство пытавших его демонов, как теплые ветры Эззарии не походили на снежную бурю этой земли. Я вспомнил свою первую встречу с Валлин и понял, что он больше не ощущает холода. – Я уже позвала того, кто обогреет и накормит вас, – продолжала Валлин. – К сожалению, теперь многое изменилось в замке. Никаких танцев. Почти никаких припасов. Мы уже не осмеливаемся выезжать на прогулки. Ничего интересного, никаких гостей вроде Сейонна, – она насмешливо кивнула на меня, – готовых почитать нам. И это… – Она махнула рукой на черное облако, клубящееся над замком.

– Геннод выпустил их. Как он смог? Валлин вспыхнула.

– Боюсь, что те, кого ты оставил здесь в качестве охранников, не справились со своими обязанностями. Мы надеялись, что за нами придут, но никто не шел. Мы не знали, когда ждать от вас вестей… Неужели ты так быстро забыл свою жизнь здесь, любовь моя? – Ее голос заглушал рев ветра. – Мы так голодали. Не вини нас.

– И вы позволили оставшимся гастеям отправиться на охоту. – Питаться человеческими душами и возвращаться с опытом и чувствами, которыми можно поделиться с оставшимися в ледяных землях. – И охотники возвращались все более больными, все стало хуже обычного.

– Именно так. И мы не понимали причины.

– Сны, – ответил я, думая вслух. Наконец мне стало ясно, как все эти долгие годы Ниелю удавалось добираться до рей-киррахов. – Рей-киррахи, живущие в Кир-Вагоноте, не спят. Но когда гастеи захватывают человеческую душу, они начинают спать, а эти сны могут быть изменены, их может касаться тот, кто заключен в крепости… Так он касался и моих снов. Все эти долгие годы эззарийцы были игрушкой в чужих руках, но это не их вина. Это все он.

– Он? Так ты был там…

– Все очень сложно. – Вместо попытки что-то объяснить я предпочел обратиться к насущным проблемам. – Теперь вас одолевает Геннод.

– Мы продержимся. Хотя я не отказалась бы от помощи нескольких опытных воинов. Ты весьма бы пригодился.

– Я сам не вполне понимаю, как сумел сюда попасть, – ответил я. – И поэтому сомневаюсь, что смогу сразу забрать из Кир-Вагонота троих моих друзей, и еще я не знаю, сколько смогу пробыть здесь… – Сильный грохот и яркая вспышка отбросили нас на край стены. Наиболее удаленная от нас башня зашаталась от нападения огромной птицы. Осколки льда, сверкающие серебром и золотом, посыпались сверху, покрывая окна, башни и нас троих холодной пылью.

У птицы вместо головы и шеи извивалась змея толщиной со старый дуб, сама она была размером с дом, ее глазки горели недобрым алым пламенем. Создать такое чудовище мог бы только демон исключительной силы.

– Геннод! – воскликнули мы с Валлин одновременно.

Из полуразрушенной башни вылетели две птицы поменьше с острыми когтями и загнутыми клювами. Они были подвижнее монстра и яростно защищали башню, но у них не было шансов, чудовище было слишком велико. Мы видели, как одна из птиц вцепилась когтями в спину захватчику. Змеиный язык высунулся и обвил несчастного защитника, погибшего во вспышке багрового пламени. Второй защитник взмыл в небо, а потом устремился на чудовище, выставив вперед когти. Крылья монстра рассекли воздух с такой силой, что птицу меньшего размера просто перевернуло в воздухе. Потом огромное крыло ударило ее. Яркий свет вытек из птицы, словно кровь, она попыталась принять человеческое тело, но прежде чем рей-киррах успел перевоплотиться, его затянуло в черный вихрь.

С торжествующим криком чудовище вернулось к башне и принялось отрывать куски, пока изящная постройка не превратилась в гору сияющего льда. Тогда птица взмыла в небо, лениво покружилась над замком и уставилась своим красным глазом на Валлин.

Прогнав оцепенение, вызванное зрелищем, я перебежал на другую сторону стены.

– За тобой придут, мальчик! – крикнул я через плечо. – Выздоравливай и спасай товарищей. – А ты, светлая Валлин, живи вечно! Не останавливаясь, я перепрыгнул через заграждение и устремился в ревущий воздух, вынимая из ножен меч и расправляя золотистые крылья. Вызвав мелидду из своей крови и костей, я приказал ветру служить мне и поспешил навстречу монстру.