Возрождение

ГЛАВА 25

Если у Александра и были какие-либо сомнения в серьезности намерений нового Императора, они исчезли, когда мы добрались до рыночной площади. Сначала мы не могли понять, почему вся вечерняя суета, связанная с едой, питьем, покупкой и продажей, заметна только в одной части площади. Разыскивая в толпе Совари и Малвера, мы дошли до невидимой границы, разделяющей рынок, и увидели.

На столбах висело не меньше двадцати человек. Трое из них выглядели отъявленными негодяями, клейменные, поротые. Они были повешены за шею как воры. Все остальные были знатными дерзийцами, некоторые в роскошных одеждах, словно их схватили на празднике или в храме. Все они были подвешены за ноги, носы и губы отрезаны, косы отстрижены и привязаны к языкам. Обычное издевательство над предателем. Почти все были мертвы. Голодные крысы уже спускались к ним по цепям. Но когда Александр двинулся вдоль ряда, не в силах оторваться от ужасного зрелища, мы услышали стоны нескольких людей с почерневшими лицами.

– Тосья, – прошептал принц, не обращая внимания на стражников, замерших по краям ряда и следящих, чтобы никто не смел помочь умирающим. – И еще Иов, Лорент… Святой Атос… – Лицо принца было совсем желтым в свете факелов. – Если ты хочешь послужить мне, Сейонн… Заклинаю тебя, прикончи их своей магией. Они достойные люди, все их преступление в том, что они верно служили мне.

– Не просите, мой господин… – Не в обычаях эззарийцев ускорять чью-то смерть.

Он вцепился мне в плечо мертвой хваткой.

– Ты слушал, когда убивали Гаспара и Фессу, ты прошел с ними весь их последний путь, потому что больше ты ничем не мог им помочь. Я не могу сделать меньше для своих воинов. Не могу оставить их в таком положении.

Все мое существо было против. Вмешаться, даже чтобы прекратить такую муку, означало лишить человека его последнего вдоха, последней мысли, последней надежды, пусть неосуществимой. Но я не мог позволить Александру задерживаться на этом месте. Мы одни застыли посреди пустынной части рынка, бросаясь в глаза, как нищие в дорогих шелках. Моя клятва… мои желания… мои надежды требовали, чтобы я спасал принца.

– Они мечтают о смерти, Сейонн. Они призывают ее. Мы должны.

Убийство. Какой жестокий способ облегчить страдания. Но я не мог излечить умирающих дерзийцев, не мог своей магией умерить их боль, никто не мог бы спасти их. Из множества смертей, которые были на моей совести, эти… дадутся мне без труда.

– Да простят меня боги, – прошептал я, выпуская мелидду.

– Дениссар сказал, что вы должны войти через задние ворота и ждать в оливковом саду, пока за вами не придут. – Совари говорил не поднимая глаз, подводя нас к стене дома Мардеков.

– Задние ворота? Ждать на улице? Ты сказал им, что речь идет об их правителе, а не о каком-то деревенском князьке?

Мы почти час прождали за поворотом спускающейся с холма дороги, пока Совари ходил сообщить Мардеку, что принц пришел поговорить с лордом Вассилем. Капитан изумительно ловко сумел убедить Александра, что будет весьма разумно предупредить лорда.

– Мой господин, – говорил капитан, – в это время даже передать сообщение не так-то просто. Я думал, что управляющего вот-вот хватит удар, когда сказал, что принес сообщение от законного Императора.

После того что мы видели на рынке, в этом не было ничего удивительного.

– Но потом он пошел доложить, и кто-нибудь более достойный вышел переговорить с тобой?

– Да, мой господин.

– Полагаю, мне следует быть благодарным уже за то, что не придется общаться с управляющим. – Александр знал, что его ждут унижения, однако после площади он сохранял мрачную сдержанность. Пока мы ждали, он вспоминал все, что знал о семействе Мардеков. Об их истории и состоянии, об их положении при дворе, даже о том, какие духи и драгоценности предпочитает любовница главы семейства. У него была поразительная память на подобные детали. – Полагаю, к тебе вышел какой-нибудь взволнованный младший дениссар.

Совари кивнул:

– Он тоже был очень испуган. Мой господин, то, что вы добрались до города, уже большая удача.

Александр засопел и хлопнул свою лошадь по широкой шее.

– Ладно, посмотрим, что еще омрачит эту удачу. После такого дня я не удивлюсь ничему. – Он старался говорить непринужденно.

Александра можно было вынудить прийти через задние ворота, но маскарада он больше не хотел. Он заплел косу, надел кольцо с печатью, снял балахон, скрывающий его меч и ногу в сапоге.

– Пусть видят, что я не веду двойной игры, – возразил принц, когда Совари предложил ему все-таки прикрыть больную ногу. – Я приду таким, какой есть. – Все равно ничто не могло скрыть синяк на подбородке, жалкую клячу, пропитанную потом рубаху, обрезанную штанину. Но любой внимательный наблюдатель догадался бы, что этот человек не всегда выглядел так.

Он приказал Малверу наблюдать за дорогой, а Совари поставил охранять задние ворота, стража с которых была отозвана на время его прибытия.

– Они думают, что я просто старый беззубый пес, которого можно впускать и выгонять, когда им захочется, – сказал Александр, пока мы ехали между кривых деревьев к месту, где ему велено было ждать. Оливковые деревья были в полном цвету и источали дивный аромат. Сквозь ветви виднелись освещенные окна каменного дома, который стоял на самом высоком холме в городе, чтобы свежий ветер мог свободно гулять по его дворам и садам.

Ожидание затягивалось, но принц легко удерживал свою лошадь на одном месте. Моя же все время норовила встать на дыбы. Я никогда не был хорошим наездником, но мне казалось, что сейчас дело скорее в том, что лошадь чувствует мое беспокойство.

Наконец в нашу сторону поплыло несколько огоньков.

– Я буду рядом, – сказал я, собираясь уйти под деревья. – Мне слушать?

– Я ничего не скрываю от тебя.

В его словах угадывалась насмешка, но я приказал себе не реагировать. У городских ворот, в грязных переулках, на рыночной площади я чувствовал в себе знакомую ненависть, вызванную людской жестокостью, моя рука тянулась к оружию, я хотел убивать. Теперь я тоже едва мог говорить от душащей меня ярости, гнев Денаса и отвращение Ниеля были и моими. Но голова оставалась ясной, руки мне подчинялись. Я осознавал все, что делаю.

Дорогой мой… ты должен вспомнить… обманутый… Произнесенные шепотом слова плыли в моем мозгу, словно запах духов. Я поворачивал голову, вглядываясь в темноту под густой листвой, ожидая… опасаясь… увидеть зеленое пятно. Но никого не было, кроме двух мужчин, едущих со стороны дома, путь им освещал молодой факельщик, идущий впереди.

Первым ехал крепкий воин с прямой спиной. Его нос, Щеки и характерный запах говорили о том, сколько фляг вина он успел осушить с тех пор, когда последний раз выезжал на войну. Его рубаха без рукавов и кофат, короткий плащ, заколотый на плече серебряной брошью, были сшиты по последней моде, на одной руке сверкал серебряный браслет, усыпанный изумрудами. Он подъехал к принцу и внимательно осмотрел его, приказав юноше-рабу держать факел повыше. Второй всадник держался сбоку и немного сзади от первого, мне никак не удавалось его рассмотреть.

– Ваше Высочество, – произнес старый воин, слегка приподняв брови. Он не отсалютовал мечом, не поклонился, даже не кивнул. Казалось, он вообще не собирается приветствовать принца.

– Мардек. – Александр по-прежнему заставлял свою лошадь стоять как вкопанную. Он вытянул левую руку, и кольцо с печатью сверкнуло в свете факела.

Полные губы лорда Вассиля искривились. Отказаться от протянутой руки принца, от кольца, самого символа Империи – это гораздо серьезнее просто холодного приема. Он медленно подъехал к принцу, коснулся его пальцев, потом наклонился и поцеловал кольцо.

– Мой сын Хадеон, – представил он, указывая рукой на второго всадника.

Александр выпрямился в седле. В неверном свете факела он увидел того безбородого юнца, который выплеснул на нас остатки вина из своей фляги.

Моя рука вцепилась в меч, я снова проверил сад своими обостренными чувствами. В нем не было никого, кроме нас.

Хадеон, элегантно задрапированный в кофат с золотой отделкой, подъехал и поцеловал кольцо вслед за отцом. Когда он поднимал голову, его оценивающий взгляд упал на сломанную ногу принца. К счастью для юного Хадеона, Александр решил сосредоточиться на деле.

– Лорд Вассиль, я прибыл, чтобы укрепить связи между нашими семьями. И мой отец, и мой дядя всегда испытывали к Мардекам глубочайшее уважение и ценили вашу службу на благо Империи. Всем известна ваша безукоризненная честность. И я приехал к вам в трудный час, веря, что вы поможете мне сбросить узурпатора с трона, на который его посадили убийцы моего отца.

Старый Вассиль держался напряженно и неуверенно.

– Отлично сказано, господин Александр. Мы слышали уже немало слов. Мардеки не питают любви к Эдеку и этим псам Хамрашам, которые посягают на чужие права… но… господин… – Он взглянул Александру в глаза. – Ты-то ведь теперь никто.

– Я ваш законный Император по праву рождения, помазанный правящим Императором в день моего совершеннолетия. Ни один человек, даже самый знатный дерзиец, не может отнять у меня этого.

– Но наш Император убит. Мы слышали, что между вами были ссоры, вы все время спорили. Твоя несдержанность всем известна… и то, что ты быстро хватаешься за меч. И теперь ты приехал к нам в таком виде…

Лорд Вассиль похлопал по шее свою лошадь, успокаивая ее. Александр и его лошадь оставались неподвижны.

– В день моего помазания Император объявил меня своим Голосом и своей Рукой. Больше двух лет я говорил от его имени и пользовался всей полнотой его власти, как он и хотел. Любой человек в Империи, лорд Вассиль, даже Император, может спорить с самим собой. Вот правда о смерти моего отца: Хамраши восстали против моего законного правления. Когда пришло их время расплачиваться, они организовали заговор против Императора и его сына, опасаясь, что моя рука, которая «быстро хватается за меч», поднимет достойные Дома, хотя бы Мардеков, выше их. И ты предлагаешь мне сдерживаться и позволить им и дальше творить беззаконие? А что до моего вида… трусы и захватчики боятся настоящих воинов.

Александр рисковал. Менее влиятельные Дома уже долгие годы восставали против Двадцатки, но, разумеется, только прихоть Императора могла возвысить одних и унизить других. Вассиль колебался, внимательно разглядывая принца, словно он соотносил его слова с его внешним видом.

– Какой настоящий воин покинет свое войско? – прервал молчание Хадеон. – И чем одни убийцы лучше других?

– Какой настоящий воин участвует в скачках, когда его брат-дерзиец умирает на рыночной площади? – Давно сдерживаемая ярость Александра вырвалась. Казалось, что скала под оливковым садом грозно вторит ему. – Братья, чье преступление состояло лишь в том, что они верно служили своему Императору, и чья кровь взывает к отмщению, как и кровь моего отца? Мой вид говорит о служении долгу. Отчего ты выглядишь иначе, мальчишка?

Покрасневший Хадеон схватился за меч, но быстро отдернул руку, когда его отец поднял руку и заговорил:

– Прошу тебя, Александр. Мой сын просто хотел сказать, что мы рискуем безопасностью всего семейства, наше положение и без того шатко. Те, кто осмелился открыто выступить против Эдека, быстро, как ты видел, умолкли. Действительно, не было ни обвинения, ни суда, наших братьев убили просто по слову этого самозванца. Видеть тебя во плоти и слышать твои слова – лучшее доказательство твоей правоты. Но еще мы слышали, что ни один из Двадцатки не поддержал тебя. Малые семейства рискуют самим своим существованием, они не вынесут преследований…

– Эдек купил Двадцатку, пообещав им чужие поместья, – заявил Александр. С ледяным спокойствием он перечислил те факты, о которых сообщил Кирил: о конфискации земель, о подкупах и предательствах, о конях, отправленных якобы на службу Императору, а потом оказавшихся в табунах других семей, о незаконном изъятии шахт, о лишении прав на торговлю и о многом другом. – Думаешь, самозванец позволит тебе сохранить копи, когда Фонтези давно хотят расширить свою торговлю серебром? Что ты сумеешь защитить, оставаясь в стороне?

– Но что ты предлагаешь, мой господин? Чтобы восстановить твое положение, необходима поддержка Двадцатки, а мы снова останемся в тени.

– Никогда больше, Мардек, – ответил принц с леденящим кровь спокойствием в голосе. – Никогда больше Двадцатка не будет мне служить, они не будут моими союзниками даже на правах самых младших. Передай лордам Фозети, Кандаварам, Наддисинам, Бекам, всем достойным Домам, долгое время остававшимся в тени… Я найду другой путь. Клянусь кровью своего отца и своим мечом, ради погибших воинов Карн-Хегеса, я найду его.

Пожилой дерзиец едва заметно кивнул, выражая свое одобрение, этот кивок говорил о полной победе Александра. К сожалению, эта победа мало что давала ему. Лорд Мардек был так же тверд, как скалистое подножие Карн-Хегеса.

– Мы скорбим о смерти твоего отца, лорд Александр, мы уважаем его желание увидеть тебя коронованным. Возвращайся сюда с доказательствами того, что другие верят твоим словам и одобряют твои планы, и Мардеки поскачут с тобой и с ними в Загад. Но до того мы ничего не станем делать, и твое присутствие здесь будет для нас нежелательно. Твое пребывание в городе представляет угрозу для всех нас, и особенно для моей семьи. – Старый лорд попрощался с принцем величественным кивком. – Счастливого пути, Ваше Высочество.

Можно подумать, что Александр собирался выехать из города со всеми полагающимися ему по праву церемониями. Старый воин развернул коня и направил его к дому. Юный Хадеон сделал то же самое, правда с меньшей ловкостью и молча. Короткий кивок, и он тоже исчез за деревьями.

Сначала Александр отказывался воспользоваться гостеприимством Ванко, предпочитая ночевать в грязном переулке, чем под одной крышей с трусом, но я убедил его, что под крышей мы будем в большей безопасности. Я не хотел ставить под удар семью манганарца, но нам был необходим отдых, а кроме того, следовало перебинтовать ногу принца. Я боялся того, что мы увидим, когда снимем сапог. В последнее время состояние ноги значительно улучшилось, но сейчас Александр едва мог пошевелить ею.

На самом деле больше всего на свете я хотел этой же ночью уехать из Карн-Хегеса, но в городе жил один из младших лордов Дома Фонтези, который сражался когда-то с Александром, и принц хотел навестить его на восходе солнца. Если молодой человек выслушает его, возможно, один из Домов Двадцатки перейдет на его сторону. Несмотря на свои самоуверенные заявления, принц по-прежнему был уверен, что ему не победить только лишь с одними младшими Домами в союзниках.

Через час после нашего появления в доме зятя Ванко сам Ванко и его дети переместились в козий сарайчик за лавкой горшечника, оставив балкон под плоской крышей, лучшие гостевые апартаменты в доме, нам с принцем. Я возражал, говоря, что мы с братом сами прекрасно переночуем в козьем загоне, лично я был готов ночевать хоть в терновом кусте.

Но Ванко сказал, что для всех его детей на балконе все равно мало места.

– Дагги всю ночь зовет мать, а Олия лунатик и ходит во сне. Она может упасть с балкона. Лучше мы все вместе переночуем поближе к земле, – сказал Ванко. – Я не хотел бы идти к могильщику второй раз за одну ночь. – Тот умолкший сверток был его погибшим новорожденным сыном.

Малвер сказал, что побродит по городу и зайдет в таверну-другую. Он познакомился с несколькими торговцами и погонщиками и теперь хотел узнать, не сможем ли мы безопасно выйти из города вместе с ними. Совари остался на часах в переулке Горшечников, ожидая, что я приду сменить его через несколько часов.

Вскоре мы с принцем сидели в крошечной жаркой комнате над лавкой горшечника за длинным простым столом и поглощали поздний ужин. Кроме нас здесь находились четырнадцать человек, причем почти все они говорили разом: Ванко и его пятеро девочек, горшечник Бориан и его пухлая жена Лавра и их шестеро детей в возрасте от двух до пятнадцати лет.

– Мы сочувствуем твоему горю, Ванко, – сказал я, стараясь не хлебать жидкий суп Лавры с излишней жадностью. Хотя мы пришли поздно и нас никто не ждал, нам тут же нашлось место за столом. Мы достали остатки нашей провизии, старый кусок козьего сыра, горсть фиников и несколько лепешек, чтобы добавить их к похлебке. Я сидел в середине скамьи, зажатый между Ванко и одним из сыновей Бориана, мальчиком лет пятнадцати, который состоял почти из одних коленей и локтей.

– Молоко Лавры вскормило пятерых сыновей, – рассказывал Ванко, пытаясь донести до рта зеленую миску, в то время как две маленькие девочки сидели у него на коленях, а третья цеплялась за костлявое плечо. – Я надеялся, что успею приложить своего сына к ее груди, ни одна деревенская кормилица ему не подошла. Конечно, он был слишком мал и слаб для такого путешествия. Мы добирались сюда восемь дней. Но с девочками все в порядке. – Ванко нежно провел по темным кудрям дочки, но лицо его было печально. В конце концов он был манганарцем, уверенным, что его место в жизни после смерти будет определяться количеством его сыновей. – Если бы не дерзийцы у ворот…

– Этот бескосый негодяй у ворот только завершил то, что уже было начато, – вмешался Александр. – Человек должен нести ответственность за свои поступки. – Александр сидел на углу стола, где его нога не мешала Лавре и ее розовощекой дочке, суетящейся между столом и очагом и наполняющей миски. Александр почти ничего не говорил с тех пор, как мы постучали в лавку горшечника и я спросил, тут ли Ванко.

– Это проклятый дерзийский барон убил мальчика, – возразил Бориан, застенчивый хозяин дома, который впервые за весь вечер заговорил. – Расскажи им, Ванко. Вся вина на Рыжке из Элетры, который решил, что одних мужчин недостаточно, чтобы засадить его поля. Семь дней все женщины не разгибали спины под солнцем, а когда моя сестра попросила отпустить ее проведать детей, то ей в наказание целый день не позволяли пить. И так было каждый день, пока посадки не завершились. Ей давали воду после заката, но ребенок уже иссох в ней. Клянусь глазом Долгара, это и убило их обоих! – После своего горячего выступления Бориан покраснел и наклонился к своей миске.

– В Элетре у баронов Дома Рыжки нет крестьян, выполняющих повинности, – насмешливо произнес принц. – Это земли Бека, которые дарованы из моих… из императорских земель.

Ванко посмотрел на хромого гостя, словно он действительно ударился головой.

– Какой дерзиец станет разбираться, имеет этот человек повинности или нет, если ему надо чтобы тот работал на него?

Принц проглотил ложку супа и помотал головой:

– В законе Империи есть…

– Что, друг Ват, твоя голова действительно не в порядке? – удивился тощий манганарец. – Если хозяин земли откажется продавать тебе зерно и запретит ввоз зерна из Других земель, тебе остается либо работать на него, либо умирать с голоду. Я не дам и мелкой монетки ни за одного проклятого дерзийца, но Бек хотя бы платил, когда заставлял работать на него дополнительно. У Бека еще остались земли в Ган-Хаффире, но новый Император, будь прокляты все дерзийцы сейчас и навеки, отдал все его земли в северном Манганаре Рыжкам, которые не отличают закона от дерьма на своих башмаках.

– Проклятый вор! – Александр смахнул миску на пол, она разлетелась вдребезги.

Лавра с дочкой испуганно посмотрели на принца и зашикали на детей, чтобы они не наступали босыми ногами на осколки.

– Тише, Ват! – Я надеялся, что принц возьмет себя в руки. – Он тоже терпеть не может нового Императора. Его ранили…

Но я не успел ничего сочинить, за дверью что-то грохнуло, послышались шаги, и на верху лестницы появился запыхавшийся Совари.

– Поисковый отряд идет прямо сюда, пять воинов. А тебе, – обратился он к Ванко, – наверное, будет интересно узнать, что с ними жирный сборщик пошлины и тот чиновник.

– Поисковый отряд? – Бориан озадаченно посмотрел на меня. – Кто вы такие? – Прежде чем я открыл рот, он перевел взгляд на Александра и меч на его поясе. Прекрасный меч, ничем не украшенный, кроме выгравированных на рукоятке сокола и льва. Краска сошла с лица горшечника.

– Мой кузен не в ладах со слугами нового Императора, – пояснил я, вскакивая на ноги и сажая на стол двухлетнего мальчика, который до этого сидел у меня на коленях. – Прости нас, Бориан, но мы никак не думали, что они найдут нас здесь. Мы уходим. Ванко, скажешь им… – Боги. Что им сказать…

– Мы лучше все погибнем, чем позволим им забрать Олию, – со сдерживаемым бешенством в голосе произнес Бориан. – Вы оба уходите. Ванко обязан тебе своими средствами к существованию и даже жизнью. И любой, кто не в ладах со слугами нового Императора, заслуживает того, чтобы отдать за него жизнь. А со своими проблемами мы разберемся сами, как и всегда.

– Мы никогда этого не забудем. – Я быстро поклонился.

– Нефтар, покажи им другой выход. – Бориан подтолкнул вперед прыщавого мальчика. Совари уже помогал Александру спуститься по задней лестнице.

Во дворе дома горшечника пахло козами и углем, повсюду попадались разбитые или плохо вылепленные горшки для воды и масла, горшки с краской и кучи песка. Крошечный сарай для коз вырастал прямо из холма, к которому лепился дом. Совари уже привел лошадей. Когда мы вместе с ним сажали принца на коня, послышался такой звук, будто кто-то выбил переднюю дверь.

– Уезжайте, – сказал я Совари и Александру. – Найдите Малвера и уезжайте из города. Заберите мою лошадь. Я догоню вас. Полечу, если понадобится. – Я не мог бросить манганарцев. Они просто не понимали, какие беды на них свалились.

– Где калека? – послышался чей-то голос, едва перекрывающий крики и плач детей. – Уберите этих ублюдков с дороги!

– Уезжайте! – повторил я. Прыщавый Нефтар сдвинул несколько досок забора, за которым оказался темный, идущий вдоль холма переулок. Мальчик замахал нам, чтобы мы поторопились. Совари замешкался, а принц согласно кивнул и исчез в темноте, не оглядываясь.

– Если хочешь спасти свою семью, идем вместе со мной в сарай, – сказал я мальчику. Он уже привел в порядок забор и теперь хлопал в ладоши, заставляя коз бегать по двору, затаптывая конские следы. – Слушай внимательно все, что я буду говорить. – Я не сказал ему, что не нужно бояться. Наоборот, искренний испуг – то, что мне нужно.

Мы скользнули в душное тепло сарая. В одном углу была сложена куча свертков, составлявшая все имущество Ванко. Я стащил с себя балахон жителя пустыни, рубаху, башмаки и перевязь с мечом и спрятал все в куче свертков. Теперь на мне остались только штаны. Сжимая нож в руке, я вдохнул поглубже.

– Погоди минутку.

Я осторожно позволил заклятию, которое было со мной весь день, исчезнуть. Я не видел, как изменились мои глаза, цвет кожи, но ощутил, как упали удерживающие заклятие путы, и почувствовал такое облегчение, какое, наверное, чувствует змея, выползая из старой кожи. У меня не было времени наслаждаться легкостью или радоваться тому, что мне удалось сдержать своего злобного демона во время превращения. Я должен был создать иллюзию, которую было очень легко создать, я слишком хорошо представлял, из чего она состоит. Еще минута, и, страшно довольный видом Нефтара, задыхающегося от ужаса, я схватил мальчика и потащил в угол сарая, где завернул руки ему за спину и приставил к горлу нож. Когда дерзийцы с факелом ворвались в сарай, кандалы на моих руках и ногах ярко засверкали, притягивая взгляд.