Война. Том 2

Глава 21

— Обычный послушник, послушник первой ступени, — сказала Дария, похожая сейчас на взъерошенную птицу, — ходит в серой робе. Послушник второй ступени ходит в робе салатовой. В темных робах — черных, красных — ходят боевики и члены высших ступеней Черного Конклава. Они на высших ступенях посвящения. Лица все дэйрдрины мажут белилами только когда происходит великий праздник или тризна.

— Или война, — добавил Горчак уныло. — Резня. Когда они совершают набеги на соседние земли…

Сестра кивнула, рассеянно опустив руку под стол. Там зашебуршилось, громогласно заурчало. Шурик почему-то проникся к Дарии интересом и с удовольствием принимал от нее ласку. Атли он, кстати, невзлюбил, просто терпел. Амару любил. Шутейника терпел, но недолюбливал. Невозможно понять этих кошек, как и женщин, собственно. Ведь во всякой женщине — о да, это банальность — есть что-то от породы кошачьих.

За окном рассвет. После краткой передышки в лощине, мы быстрым маршем двинулись к землям барона Горста, благополучно достигли их и соединились с войсками Бришера. Капитан собрал в горах Шантрама всех, способных держать оружие. Четыре тысячи конников — огромная сила, и я почувствовал себя куда увереннее. Все должно получиться. Все обязательно получится. Капитан ловко расположил войска во владениях барона. Ах да, к этому войску барон, озабоченный сохранением собственных земель от сектантов, придал еще триста пятьдесят человек, из них пятьдесят конников. Немалая подмога!

Нам нужен быстрый удар и такая же победа. К Китране идти более суток, можно быстрее, но тогда устанут и люди, и лошади, а прибыть мы должны относительно свежими. Значит, утром выдвигаемся, и прибываем на следующем рассвете — аккурат к коронации чертового Варвеста, который, надеюсь, заблевал от морской болезни всю палубу адоранского корабля.

Мы сидели вокруг стола в большой зале баронского замка. Мы — это я, его императорское величество (в совершенно разобранном состоянии), Шутейник, мой ближайший друг, Бришер — еще один друг, ради которого я готов пожертвовать своей жизнью, его командиры числом в восемь человек — все зверского вида, рыжие, патлатые и обильно бородатые, Дария, Горчак и барон Горст с двумя приближенными. Барон был похож на Бришера габаритами, но совершенно лыс, он сжимал и разжимал огромные кулаки, то и дело прикладывался к кубку, подливал себе какого-то дрянного вина, пятная кроваво-красными пятнами огромную карту Китраны и окрестностей, разложенную на столе.

Все кроме меня — бодры и веселы, привычны не спать сутками. Нет, так-то и прежний владелец моего тела был привычен к такому, но тело вместе с душой землянина частично унаследовало и его психосоматику. Во всяком случае, я так предполагал. Нужно работать над собой и внушать, что, мол, я такой же как местные, ко всему привычный, хотя в зеркало еще в Варлойне видел: похудел, усох, четче обозначились жилы на руках. Стал настоящим поджарым волком. Какой месяц я уже работаю на форсаже? И насколько меня еще хватит?

— Значит, — сказал я, отпив из своего кубка шантрамского виски, — люди в серых робах особой опасности не представляют?

Боги, как же похоже на владения Ренквиста, где тоже была в ходу цветовая сегрегация одежды. Очень похоже. Только Ренквист умнее и не столь кровожаден. Впрочем, возможно, дэйрдрины — один из его проектов по дестабилизации Санкструма, я уже говорил это и повторю — возможно прозрец просто обособился от Ренквиста, решив не делиться куском пирога, возжаждав личной, ничем не ограниченной власти.

Дария и Горчак одновременно замотали головами.

— Они… — воскликнул Горчак, и беспомощно посмотрел на сестру, став похож на гусенка с тощей шеей, что высматривает мать. — Они эти…

— Безумцы! — сказала Дария. — В головах мякина. Они… ярые… есть другое слово, я помню, я читала…

— Фанатики, — мягко подсказал Шутейник.

Горчак хлопнул по столу:

— Точно! Спасибо, дядя Шутейник. Фанатики! Если им дадут оружие, и прикажут убивать — они будут убивать. Они… у них с головами… от публичных молений… Перекрут в башке у них у каждого, и все тут. И назад не воротишь… Я уверен: не воротишь! Мы сами были на этих молениях, когда наши… наши…

— Наши родители надели серые робы, — докончила сестра. — В голове помрачение случается на этих молениях. Все раскачиваются, воют под ужасную музыку… И этот вой даже спустя много времени отдается в ушах. И с каждым молением все трудней, трудней сдерживаться и не отдаться всеобщему безумию… О Ашар! — она прикрыла глаза ладонями и зарыдала.

Это звучало приговором. Я должен был вернуть большую часть заблудших душ к свету. Но как? Сомнительно, что у меня что-то получится. Максимум — я рассею дэйрдринов по Санкструму. Они чересчур зомбированное… стадо. Затем моим людям придется тут и там фиксировать и гасить очаги этой мерзости. Впрочем, это лучше, чем долго воевать с этими фанатиками. Вряд ли они проникнутся мыслями о мире после моих воззваний. Большую их часть придется… истребить.

Барон Горст плеснул в кубок из кувшина, кровавая клякса упала точно посреди очертаний Китраны и заискрилась; в ней, будто в микрокосме, отразились бесчисленными звездами огни светильников, подвешенных на стенах зала. Я уставился на эту каплю. Вселенная наша изрядно кровава, а я еще добавляю крови… Впрочем, нет, откуда эти глупые мысли? Я как хирург — я делаю операцию, отсекая от организма страны часть больного органа с благой целью. Глупо рефлексировать и бояться крови в случае, когда только через кровь ты можешь спасти страну. А в случае с дэйрдринами и Варвестом для меня оставался лишь единственный путь к победе: применение насилия.

— Тем не менее, это банальное и тупое ополчение, — прогрохотал Бришер. — Не опасны. Да и оружия у них нет, как понял. Ведь нет? Выдать могут, разве что… Черноробники хуже. Но мы справимся. Черноробников будем убивать. — Он с хрустом сжал кулак. — Да, убивать. Убивать всех, всех до единого! — Он энергично поскреб в патлатой бороде и поднял взгляд. — Итого: серых роб около пяти тысяч. Черных — три-четыре. Малиновых — тысяча. Все прекрасно! Да, все прекрасно! Против нас — не более пяти тысяч обученных солдат. Фанатики? Да, фанатики. Но мы воюем за правое дело, а они — от помрачения ума. — Он гулко постучал пальцем сначала себе по лбу, затем — по очертаниям городских стен. — Я был в Китране и знаю все слабые места. Вот тут, тут и тут — стены низкие и совершенно не охраняются, к тому же ремонт их не производился уже много лет. Мои люди уже связали лестницы. Город будет взят пятью сотнями человек, они же откроют ворота, куда ворвется конница. И это будет конец подлого прозреца! — Он резко опустил руку под стол, и по энергичным звукам, похожим на те, какие издает рубанок, соскребающий верхний слой дерева, я понял, что кот под столом перешел к капитану и подставил лоб под его корявые пальцы. Бришер был еще одним человеком, которого Шурик безоговорочно признал своим. Повторю: кошек, как и женщин, понять невозможно. Только принять, да.

План Бришера мы уже обговаривали, пока двигались к владениям Горста. Все звучало хорошо и просто, хотя именно таким образом, слету, и берутся самые серьезные твердыни, а уж Китрана твердыней не была никак. Просто гнездо разбойника, возомнившего себя новым мессией.

— Не стоит недооценивать прозреца, — заметил Горст, меряя взглядом заляпанную карту. — По слухам, под его началом до двадцати тысяч человек…

— Слухи, все слухи! — отрубил Бришер. — Он, конечно, нагоняет мрака, страха и тому подобной бурды, да, бурды! А как же — пусть все боятся. На деле там не более десяти тысяч, из них пять — шелупонь, ко дну котелка прилипшая. И мы ее ложками, ложками! — Он шумно отхлебнул из кубка и взглянул на меня. — Вы полагаете, господин император, что слухи о… о коте?.. кгхм…

— Разойдутся. Уже расходятся. На слабые головы дэйрдринов это подействует. Да, времени, чтобы слухи пустили плотные корни, маловато, но зато, когда мы вторгнемся, слухи о демоне-коте будут… у всех на слуху.

Капитан хмыкнул, обнажив в ухмылке зубы (правый верхний резец ему выбили дэйрдрины, впрочем, Бришера это совсем не заботило) покосился на узкое окно, за которым уже теплился рассвет, затем расхохотался.

— Да уж, огромный кот-демон, да уж! Если бы не увидел — не поверил бы! А ведь он и правда — чистый демон! Как он тогда на берегу с теми убивцами, а?

Чистый демон ткнулся мне в ноги, и теперь уже я начал чесать его щеки, лоб и мохнатые огромные ухи. План Бришера звучал достаточно просто, но где-то в нем крылась какая-то слабина, которую я пока не мог понять… Вернее говоря, я ощущал ее интуитивно, но не мог оформить словами. Наверное, меня посетило озарение, что просто так ничего не получится, что придется очень постараться, постараться до кровавого пота и таких же кровавых слез, чтобы взять Китрану, пленить Варвеста и прозреца.

— Значит, господин император, — гулко и зычно произнес барон Горст, — презренный Варвест намерен короноваться в Китране?

— В Китране, барон. Туда морем или же посуху прибыли уже, — во всяком случае, я уверен, что прибыли, — все те дворяне, что не принесли мне клятву верности, а также низложенный кардинал Омеди Бейдар со своими приближенными. Это главный злодей, который готов на все, чтобы сохранить свою власть и свое влияние в клире Ашара. Кстати, Бришер, учтите: кроме дэйрдринов там могут быть мятежные войска дворян!

Капитан прогрохотал что-то урапобедительное и так цыкнул зубным прогалом, что кот под столом зашипел.

Горст обменялся странными взглядами со своими людьми. Я встревожился. Если барон против церковной реформации, у меня могут быть большие проблемы…

— Говорите прямо, барон! Прошу вас!

Горст вновь переглянулся со своими людьми, с трудом поворачивая тугую шею, ухватился за стол, точно тот давал ему точку опоры в зыбком тумане.

— Вот что, господин император, ваше величество… Я не против реформации, я даже всецело за — хотя бы потому, что платить церкви десятину из доходов своих людей, и в первую очередь крестьян, мне вовсе даже не улыбается, а люди мне нужны сытые и здоровые… Люблю сытых и здоровых, и чтобы улыбались, а не нюнились… Но… Но… — Он в очевидном затруднении приоткрыл рот. На помощь ему пришел вассал — человек пожилой и осанистый, с резким, будто рубленым топором лицом и орлиными глазами.

— Я барон Тивок, господин император. Тут вот какое дело… все что вы говорите, и все что говорит капитан Бришер — прекрасно и вполне выполнимо, и мы будем участвовать завтра в деле, и обязательно победим! Единственно, что нас гложет, это… как бы вам сказать… По нашим сведениям, господин император, в Китране в прошлом месяце уничтожили последний храм Ашара!

— Да, — проговорил Горст, — в Китране не осталось ни одного храма Ашара, господин император. Его разнесли по камушку, а камни те использовали, чтобы домостить Путь Страданий и пространство перед Поганым Храмом… Так что где будет короноваться прихвостень Варвест — решительно непонятно!

— Ладушки-воробушки! — воскликнул Шутейник.

Я выразился куда более витиевато. Получается, Варвесту негде короноваться? Зачем же тогда он плывет в Китрану?

— А храмы в окрестностях? — осведомился Бришер, раздувая ноздри.

— Все храмы во владениях дэйрдринов снесены. Все до последней часовеньки, — поведал Тивок. — За моление Ашару — смерть. Скажите, дети?

— Смерть, — подтвердили хором Дария и Горчак. — Сначала пытки, потом публичная казнь…

Я ловил недоуменные взгляды Бришера и Шутейника. Дело принимало странный оборот. И что, останавливать операцию? Черт возьми, гнойник дэйрдринов все равно необходимо раздавить! Так или иначе: отворачивать поздно, я как паровоз, набравший полный ход.

— Возможно, Варвеста повезут куда-то за пределы владений прозреца, — сказал я задумчиво. — Ведь короновать, действительно, можно в любой часовне… Нет, мы не будем ничего отменять. Сегодня мы выдвинемся в нужном направлении и завтра на рассвете возьмем Китрану!

У входа в зал случилось шевеление. Служка, семеня по зеркально натертым плитам, подбежал к Горсту и что-то прошептал. Редкие брови барона взметнулись в удивлении.

— Баклер от брай… Только что прибыл… С ним много кибиток. Просят пустить именем императора… вашим именем!

Отлично. Брай — еще одно мое тайное оружие. Значит, сход баклеров решился мне помочь. А уж то, что они найдут меня где угодно, это я прекрасно знал.

— Пустите его, барон. Это наши союзники.

Я выбрался из-за стола, прошел к выходу.

В зал ступил осанистый человек — огромный, носатый, сивый, с бородой веником. К полам длинной кожаной куртки привязаны разноцветные ленточки — тоненькие, и почему-то показавшиеся мне живыми змейками. Баклер был с меня ростом, но весил при этом добрых сто пятьдесят килограммов. Остановился подле меня, отвесил короткий поклон. Глаза блеснули: узнал. И я узнал его.

Это был тот самый баклер, с которым свела меня судьба в самом начале пути. Тот, чей сын умер страшной смертью, подхватив бешенство от лисицы.

— Господин император, наш сход постановил во всем помогать вам, — сказал баклер с легким гортанным акцентом. — Если…

— Если?

— Если господин император и дальше позволит нам свободно перемещаться по Санкструму. У нас нет оседлости и нет родины, родина наша — весь мир. Но мы ценим то, что император делает для нас и наших свобод и мы знаем, что господин император держит свое слово. — Он перевел дух, губы немо шевелились, я понял, что старательно репетировал эту речь, которую, скорее всего, ему подсказала… Амара. — Никто из людей от власти не делал еще такого для нас. Мы решили — помогать. Со мной двести человек. Двести опытных и сильных мужчин. И сотня женщин — опытных и умелых врачевателей. Мы готовы к войне, император.

Я схватил его ладонь, стиснул в рукопожатии — искреннем. Он даже немного отшатнулся, не ожидал такого. Затем осторожно пожал мою ладонь, но все равно не рассчитал силы, и у меня сложилось впечатление, что ладонь на два мига побывала в камнедробилке.

— Если все получится, большой войны не будет. Я хочу взять Китрану и убить прозреца, и, по возможности, помешать короновать Варвеста и пленить его.

— Мы возьмем Китрану с господином императором. Одно условие: император передаст нам всех пленных дэйрдринов в малиновых робах.

Верхушка секты. Бонзы.

— Вы убьете их?

Седовласая голова цыганского барона произвела величавый, даже несколько торжественный кивок.

— Слишком много они нам задолжали. Слишком долго преследовали нас и убивали. Нас ловили и истребляли по их приказам. Мы — в тяжкой вражде. Или мы — или они.

— Но прозрец — мой. Я должен его допросить и, возможно, я убью его лично.

Баклер с мгновение подумал, затем кивнул огромной головой.

— Как пожелаете, господин император.

Мы вышли на поле перед замком, где при свете факелов я увидел десятки кибиток брай. Туман застилал траву. Крепко пахло лошадиным потом. Баклер что-то крикнул гортанно, и спустя две минуты передо мной в три ряда выстроились бойцы. Одеты в разное, однако одинаково сильны и решительны. Вооружены тоже разным, но у всех вдобавок — длинные ножи, которыми сподручно действовать в тесноте, например, на городских улицах, или… в Нечестивом Храме.

— Мы уже сутки следим за каждым подходом к владениям Горста, — проговорил баклер. — Вот трое прознатчиков. Шли с разных сторон. Отправлены из Китраны.

К моим ногам подволокли троих избитых в кровь, связанных мужичков.

Там где три — там может быть и четыре. Или пять. Предположим, кто-то из прознатчиков просочился сквозь кордоны брай и сейчас оценивает обстановку… Или — уже оценил и скачет с докладом. Значит, времени терять нельзя. Выдвигаться нужно в течение ближайшего часа, двигаясь быстрым маршем, поджимая прознатчика и, возможно, опережая, чтобы нанести быстрый удар… и… Да пребудет с нами милость Ашара!