Вот и кончилось лето

Глава 4 В поисках «фирмы»

На следующий день утром, как только я встал, ко мне заявились одноклассники Мишка и Андрей. Maman отсутствовала, поэтому дверь пришлось открывать мне. Спросонья, как был в одних трусах, я подошел к двери. Одеваться было жутко лень.

— Что делаешь? — сходу поинтересовался Андрей.

— Вообще я только встал, даже еще не пожрал. А что?

— О! Класс! — обрадовался Андрей. — У тебя ж сгущенка есть!

— Тебе нельзя! — отрезал я.

— С какого перепугу? — возмутился тот.

— Лицо трещинами пойдет, — ответил я и пояснил. — Харя треснет.

— Не треснет, доставай!

Пришлось достать. Благо чайник вскипел. Я засыпал заварки, залил кипятком.

— Сейчас свежего чайку попьем.

— Мне покрепче! — потребовал Мишка. — Одна ложка сахару.

— Сам насыпешь!

— Ты слышал, — объявил Андрей, наворачивая сгущенку ложку за ложкой (дорвался, блин! ну, чисто Винни Пух в гостях у Кролика!), — цыганские дома опечатали?

— Не слышал, — удивился я.

— Я сегодня с утра в жилищно-коммунальном отделе был, — сообщил приятель. — Там новый участковый с начальником ЖКО беседу беседовали. Так сказать, разговор разговаривали. Новый участковый, молодой лейтёха, сказал, что в цыганских домах он с комиссией опечатал все квартиры, все подъезды. Везде повесили замки. Дома снова забирает себе химзавод. Будет делать там капремонт, а потом передаст квартиры своим нуждающимся работникам. Прикинь, 32 полнометражных благоустроенных квартиры!

— М-да, — кивнул Мишка. — Там ни одной однушки нет. Только двушки, трешки и четырехкомнатные! Вот кому-то повезет…

— Участковый вообще заявил, если цыгане попробуют вернуться, он их в КПЗ всех поселит, — усмехнулся Андрей. — Резкий, блин.

— Они ж там не прописаны, — подтвердил Мишка. — Просто на них в своё время рукой махнули…

Сгущенка, увы, закончилась быстро, чай тоже. Я помыл посуду.

— Пошли в зал!

Мишка выложил на письменный стол сверток, развернул. В свертке оказались джинсы в количестве двух штук. Я взял одни, встряхнул.

— Класс! По пошиву чистый «Левайс»!

Действительно, все параметры — от внутреннего шва на штанинах до прошитого внутреннего карманчика — были соблюдены идеально.

— Вторые по кальке «Вранглеров» шили, — кивнул Андрюха на другие штаны. — Ткань отличная в «Доме быта» попалась.

— Только фурнитуры нет, — вздохнул Мишка. — Только молнии и нашли.

Действительно, на тех и на этих «штанишках» красовались фирменные желтые замки-молнии «YKK», а вот ни пуговиц, ни заклепок, ни этикеток-лейблов сзади не наблюдалось.

— На продажу шили? — поинтересовался я.

— Себе! — обиделся Андрей.

— А я? А мне? — возмутился я.

— Твой кусок джинсы лежит! — сообщил Мишка. — Для тебя сейчас выкройки под какой размер делать, хрен его знает? Мы под свой 46-й делали! А тебе сейчас и 48-й, наверное, маловат будет.

— Мне maman школьную форму 50-го размера брала, — согласился я.

— Ну, так что? — подытожил Андрей. — Едешь с нами на базу?

На базе вторсырья, куда привозили всякое тряпьё и макулатуру на сортировку и отправку для последующей переработки, у него работал какой-то родственник. В тряпичном цеху — огромном ангаре с половину футбольного поля — иногда можно было найти старые джинсы, с которых мы срезали пуговицы, заклепки, этикетки-лейблы.

— Да поехали! — легко согласился я. Ехать всего пять минут, две остановки на автобусе. База находилась прямо за химзаводом ближе к городу.

Плакала нынче моя утренняя пробежка с физзарядкой. Да и сеанс медитации тоже, наверное, придется пропустить. В принципе, Герис к таким форс-мажорам относился спокойно. Вечером наверстаю!

Собраться было делом пяти минут. Я влез в видавшие виды безразмерные штаны-шаровары, футболку, кеды — груды старого тряпья на базе немногим отличались от помойных куч. Взял складной нож, сумку, хозяйственные перчатки. На всякий случай ссыпал в карман с рубль мелочи. Штаны ребята оставили у меня.

Видимо, автобуса не было давно. На остановке скопилась толпа медленно звереющих от отсутствия транспорта пассажиров, человек эдак в сто, если не больше. Поэтому дальнейшая посадка в подъехавший «Икарус» напоминала собой сцену из классического фильма о гражданской войне, как там народ штурмом брал поезд. После такой посадки «Икарус» основательно просел (сразу на ум пришла карикатура из «Крокодила» с переполненным автобусом и вопящим шофёром «300 килограммов пассажиров! Срочно покиньте автобус!»), а обстановка внутри салона напоминала содержимое бочки с селедкой. В этой толчее мне как-то по малолетке пару раз отрывали ручки портфеля.

Через одну остановку стало свободнее. Больше половины всех пассажиров вышло на «Химзаводе». Парадоксально, но факт — люди часами ждали автобус, когда можно было легко дойти до работы пешком за какие-то полчаса. Ну, от силы минут за сорок!

Мы выходили на следующей. Разумеется, за проезд ни я, ни мои приятели не заплатили, не опасаясь ни контролеров, ни уж тем более кондукторов. Кондукторы в автобусах были явлением редким, а контролёры появлялись либо на середине маршрута, либо на конечных остановках.

База, как и большинство промышленных предприятий в нашем городе, была окружена кирпичным двухметровым забором, поверх которого на ржавых уголках висели обрывки ржавой колючей проволоки. На первый взгляд преграда серьезная и труднопреодолимая. Только вот забор этот как возвели лет тридцать назад, так он и стоял, ветшал и не обновлялся. За его состоянием никто никогда не следил, и кое-где появились так называемые «общественные проходные», которыми работники базы пользовались чаще, нежели обычными, официальными — и пропуск таскать не надо, и к остановке, как правило, ближе, и слово тебе никто не скажет, если от тебя попахивает вчерашним праздником.

Через такую «общественную проходную», представляющую собой участок обвалившегося забора, заросшего густым кустарником, мы проникли на территорию.

— Ты к своему родичу пойдешь? — спросил Мишка.

— Да что там у него делать? — отмахнулся Андрей. — Пошли сразу в тряпки!

Через дыру в стене из профлиста мы проникли в ангар, где складировались тюки из тряпья. Осмотрелись по сторонам. Тряпье завозилось сюда тюками, «сшитыми» толстой сталистой проволокой. Тюки складировались, потом через определенное время вывозились на переработку. База играла роль промежуточного звена.

Запашок внутри ангара стоял еще тот. Крыша протекала. Тряпки гнили, прели. Кое-где даже курился вонючий дымок. Мы в такие места старались не лазить.

Предусмотрительный Андрей достал плоскогубцы, перекусил проволоку ближайшего тюка, выглядевшего посвежее остальных. Тюк развалился. Мы надели перчатки. С некоторой брезгливостью поковырялись и, увы, ничего не обнаружили.

— Что потеряли, ребятишки? — раздался голос прямо за спиной. Я чуть не подскочил от неожиданности, обернулся. Рядом стоял молодой парень из местных рабочих — в спецовке, маска-респиратор висела на шее. Все работяги здесь работали в респираторах.

— Джинсы старые ищем, — миролюбиво ответил Мишка. Работяги на базе были разными. Кто-то на нашу «археологическую» деятельность смотрел сквозь пальцы, а кого-то такие копания выводили из себя.

— Здесь нету, — пояснил рабочий. — Вон там посмотрите! Там свежий завоз…

Он махнул рукой в сторону ворот. Там возвышалась куча тряпья из уже распакованных тюков. Мишка с Андрюхой рванули туда.

— Вы только побыстрее, я через полчаса грузить начну! — рабочий оказался водителем погрузчика.

Андрюха уже через минуту издал вопль радостного павиана, вытащив затертые до белизны рваные на коленях джинсы, но с целой фурнитурой. Мишка уныло ковырялся дальше.

— Не видать Красной Армии? — спросил я. Мишка отмахнулся, злобно продемонстрировав мне средний палец.

В куче тряпья я узрел торчащий кусочек джинсы, потянул на себя. Есть! В моих руках оказались почти нормальные, не затертые, даже не рваные джинсы «Монтана», только гигантского размера, как минимум 60-го.

— Блин, повезло! — буркнул Мишка. Он ковырнул кучу ногой раз, другой. Не обнаружив ничего, отошел дальше.

Андрюха, срезав все заклепки-пуговицы-замочки, присоединился к нему.

— Что нашел? — буркнул Мишка.

— «Авис», индийские штанишки! — ответил Андрей. — Зато фурнитура суперская, почти нулёвая!

Поначалу я хотел найденные джинсы не разорять, а забрать с собой. Дома прокипятить, попробовать ушить под свой размер. Вдруг получится?

К сожалению, обнаружилось, что качественные с виду штаны были насквозь гнилыми в паховой области. Поэтому от последующих поисков я воздержался, выпарывая фурнитуру.

Мишке, наконец, тоже повезло. Из кучи воняющих тряпок он вытащил шорты, перешитые из джинсов, и стал радостно выпарывать пуговицы с заклепками.

— Эй!

Пока мы занимались «швейными» делами, незаметно для нас подошла группа незнакомых парней.

— Какого хрена вы здесь делаете?

Я-то с Андрюхой успели срезать и спрятать свои трофеи. А вот Мишка нет. Он так замер со штанами в руках.

Пришельцев оказалось пятеро. Все примерно моего возраста, плюс-минус год. Выделялся один, здоровый, выше всех ростом, плечистый, в куртке от спортивного костюма «Адидас» и джинсах, видимо, лидер шайки. Еще двое были ему под стать — здоровые, плечистые, с пудовыми кулаками. Двое других были поменьше: один, спокойный, держался позади. Другой, в кепочке, косивший под уголовника, подвижный, словно на шарнирах, полез вперед, к нам.

— Вы кто такие будете? — с показной ленцой уверенно поинтересовался главный, манерно смоля сигарету указательным и средним пальцами. Вообще-то курить в ангаре строго запрещалось. Если на «раскопки» работяги смотрели сквозь пальцы, то за курение в цеху они беспощадно наказывали. Нарушителей беспощадно лупили, но чаще сдавали в охрану. А из охраны путь был только один — в милицию. Увы, прецеденты были. Мишка даже сигареты не рисковал брать, когда мы ездили на базу.

— Мы с Химика, — я взял на себя почетную обязанность ведения переговоров. — А вы кто?

— С Химика? — главный сплюнул окурок и ехидно добавил. — А мы вот с Калюжного. Знаете село такое?

Село Калюжное находилось почти рядом с базой, только на противоположной стороне и пользовалось недоброй славой. Поговаривали, что мужики там через одного сидельцы, что даже участковый там боится появляться один.

Якобы после революции калюжинцы подняли на вилы местного барина Калюжина, от фамилии которого пошло название села. Всю семью барина, включая женщин и детей, убили, а имение разграбили. Уцелел только старший сын, который, будучи офицером, воевал с немцами где-то на юге Украины.

В марте 1918 года он вернулся на родину, обнаружил вместо дома развалины, а на местном кладбище один холмик с покосившимся крестом — общую могилу, в которой похоронили всех его родных разом.

Село запылало этой же ночью. Дома с хозпостройками стояли почти впритык друг к другу, поэтому практически всё село перестало существовать разом, в том числе и церковь с поповским домом, который занял председатель местного комбеда — комитета бедноты. Некоторые дома сгорели вместе с жителями — двери оказались подпёрты снаружи.

Кстати, этот эпизод впоследствии вошел в историю революционного движения и гражданской войны в регионе. Только, разумеется, совсем в другой интерпретации — Калюжин стал белобандитом, а погибшие жители села чуть ли не героями гражданской войны и народного сопротивления белому террору.

Село конечно же отстроилось, но дурная слава осталась до сих пор. Этому немало способствовало расположение вблизи села исправительно-трудовой колонии и колонии поселения, отбывающие наказание в которой работали на химзаводе на особо вредном производстве.

Иногда калюжинцы приезжали на Химик в клуб на дискотеку. Как правило, эти визиты заканчивались массовой дракой. Я в таких «мероприятиях» участия не принимал, Мишка с Андрюхой тоже. Кстати, стоило калюжинцам появиться на дискотеке, как наши цыгане куда-то сразу пропадали.

— Что нашли? — мелкий, который в кепочке, с мордой, напоминающей крысиную, подскочил ко мне, потянул мою сумку к себе. — Дай сюда!

Получалось, что драки не избежать. И вряд ли кто-нибудь из персонала полезет вмешиваться, разнимать.

Мишка перехватил ножницы поудобнее. Заводила насмешливо посмотрел на него, сплюнул, заметил:

— Не дури. У нас тоже кое-что имеется!

И продемонстрировал массивный кастет на четыре пальца.

— У меня дядя здесь начальник смены, — зачем-то заметил Андрюха.

— Так, пацаны, — сказал здоровый. — Выворачиваем карманы, сдаём копейку на нужды рейха.

Мелкий с крысиной мордой засмеялся.

И тут на меня накатило. Гнев жаркой волной рванулся из груди наружу. Я без размаха врезал крысёнышу по ребрам в грудину кулаком, пустив по каналам руки небольшой импульс силы. Мелкому хватило с избытком. Мой удар подбросил его, как тряпичную куклу. В груди у него хрустнуло. Он отлетел, ударился спиной об тюк и сполз вниз.

— Ша, заусенцы! — рявкнул я, выставляя правой рукой «вилку» из мизинца и указательного пальцев в сторону остальных калюжинцев. — Стоять, бояться! Эту вилку весь Химик боится!

И выпустил в их сторону «ночной кошмар». В конце концов, волшебник я или кто?

Калюжинцы стояли кучно. Конструкт-заклинание накрыл их сразу всех разом, одновременно. Они присели. Второй мелкий, который стоял позади всех, схватился за лицо и жалобно заплакал, словно ребенок. Заводила выронил кастет, беспомощно охнул, упал на колени и ткнулся лбом в бетонный пол ангара. Я вот такой реакции от него совсем не ожидал. Цыганята-то оказались крепче!

Двое других тоже упали на колени и замерли, напоминая крестьян-просителей из картины про крепостное право.

— Выворачиваем карманы, — грозно скомандовал я и пошутил. — Сдаём копейки на нужды Красной Армии!

Все, кроме плачущего мелкого и лежащего без сознания, послушно вывернули карманы, вытаскивая из них небогатое содержимое. Заводила выпрямился, выложил на тюк передо мной всё, что у него было, низко поклонился и отошел назад, уступая место следующему. Следующий поступил точно так же — выложил всё из карманов, поклонился, отошел. Сзади икнул то ли Мишка, то ли Андрюха.

— Строиться в одну шеренгу! — снова скомандовал я. Калюжинцы выстроились в одну линию — опять все, кроме пострадавшего мелкого. Впрочем, тот уже открыл глаза и полулежал-полусидел на полу, потирая грудину и пытаясь определить свой месторасположение в пространстве и времени.

— Берите его! — снова скомандовал я, указывая на крысёныша. — И валите отсюда. И не дай бог я вас еще увижу…

— Химик для вас запретная зона! — крикнул им вслед Андрюха.

— Офигительно! — высказался Мишка. — Просто офигительно!

— Ты просто монстр, Антоха! — покачал головой Андрей, глядя на наши трофеи.

Нам достались в качестве трофеев шесть рублей мятыми рублевыми бумажками, горстка мелочи, кастет, три ножа-самоделки (кованый длинный нож-кинжал с красивой наборной рукоятью «made in Zona», нож из напильника и кованный нож размером чуть больше ладошки), три пачки сигарет («Космос» и две «Астры»), зажигалка, коробок спичек и колода самодельных фотографированных игральных карт с голыми женщинами.

Я ссыпал все трофеи к себе в сумку, кроме карт, которые успел ухватить Андрюха.

— Потом отдам!

Мишка иронически хмыкнул, огляделся по сторонам и сказал:

— А теперь валим отсюда! И бегом!

Ни Мишаня, ни я ему возражать не стали.

В «макулатурку» — бумажный цех — мы, разумеется, так и не попали. Мишка первым бегом, а мы следом за ним, добежали до остановки, прыгнули в подошедший автобус, отдышались.

— Выходим через одну! — сообщил Мишка.

— Зачем? Нам еще одну ехать!

— Пешком дойдём!

От остановки, где мы вышли, до поселка было километра два. Когда строили завод, предусмотрели и пешеходные дорожки. Даже высадили тополиную аллею вдоль дорожки. А кое-где даже поставили лавочки.

Мишка опустился на первую попавшуюся. Я сел рядом. Андрюха немного тормознулся — он был «занят» разглядыванием «трофейных» карт.

— Андрэ! — позвал Мишка. — Сядь, потом посмотришь. Никто их у тебя не отберет…

— Да кто вас знает, — чуть смутился Андрей, пряча карты и усаживаясь рядом.

— Так, мужики, — начал Мишка. — Про нынешнюю историю рот резко на замок и чтобы никому ни слова. Ясно?

— Поясни! — потребовал Андрей. Я промолчал. Меня такое развитие ситуации более, чем устраивало.

— Вы знаете, кто это был?

— Да хрен его знает, — отозвался Андрей. — Шпана калюжинская.

— Это Фога был! — заявил звенящим голосом Мишка. — А самый мелкий, который сзади стоял, его младший брат Фома!

— Фога? — уже заинтересовался я. — А кто это?

— Центровой у калюжинцев, — пояснил Мишка. — Основной. Главный авторитет калюжинский. Понял?

Он вздохнул:

— Это ж надо — Фогу бомбанули! И опустили ниже плинтуса с корефанами вместе... Он же теперь не успокоится, пока тебя не найдет.

Он ткнул в меня пальцем.

— А заодно и нас! Так что язык прикусить и молчать об этом как партизаны на допросе!

— Да хрен там! — возразил я. — Видал я твоего Фогу…

— Он не мой! — перебил Мишка.

— Да и фиг с ним! — отмахнулся я. — Миш! Я могу поспорить, что Фога теперь от меня бегать будет!

Мишка скривился:

— Не знаю, не знаю…

— Да ну вас нафиг! — перебил нас Андрей. — Показывай трофеи!

Я подвинулся, вывалил из сумки на лавку ножи, сигареты, зажигалку, спички. Деньги пришлось вытаскивать дольше. В сумке, куда я всё свалил впопыхах, было еще тряпьё с базы, всякие этикетки-лейблы. Покопавшись минут пять, посмеиваясь, глядя на слегка нервничающего Андрюху, я наконец выбрал всю мелочь и выудил бумажки.

— Скромно как-то Фога живёт, — ехидно прокомментировал я. — Не задался денек у него…

Сначала Андрюха, потом я заржали во весь голос. Чуть позже к нам присоединился и Мишка.

Моё внимание привлек нож — самодельный кованый кинжал с недлинным острым узким лезвием и красивой наборной рукоятью. Почему-то мне показалось, что сам нож откован давно, а рукоять раньше была другая, а эта, новая красивая сделана совсем недавно. Узор на лезвии походил на зимнюю изморозь на окне зимой и прямо-таки завораживал. А рукоять, хоть и красивая, выглядела насквозь чужой. К этому клинку больше подошло бы простое полированное дерево или витой кожаный шнур. Видел я такие самоделки.

— Дай! — потребовал Андрюха, протягивая руку.

— Перебьешься! — ответил я. Нож отдавать в чьи-то руки, пусть даже временно, на «посмотреть» совершенно не хотелось. Я коснулся пальцем лезвия проверить остроту. Нож оказался очень острым. Я инстинктивно сунул палец в рот.

— Не хрена себе! — подал голос Андрюха.

Капелька крови, попавшая на лезвие, исчезла на глазах, словно впиталась в железо. На секунду мне показалось, что нож стал холоднее.

Я сунул его в сумку.

— Это мне! И маленький нож тоже. Остальное делите, как хотите.

— Карты общие! — заявил Мишка.

На моё счастье, maman дома не было. Я разулся, помыл руки, переоделся, свернув одежду в ком и бросив её в корзину для белья — уж очень сильный запашок она выдавала.

Выложил кинжал на письменный стол, сел рядом, вгляделся магическим зрением и отпрянул. Клинок светился ярким зеленовато-серебристым светом. Так светились жгуты магической силы Жизни — один-в-один!

Я провел пальцем по лезвию — захотелось посмотреть через призму магического зрения, как будет впитываться кровь. На моё удивление, палец остался целым. Я вдавил подушечку пальца сильнее. Бесполезно. Лезвие, вроде бы острое, вминалось в мякоть, но резать упорно отказывалось. Я ткнул острием ножа в ладонь. Лезвие вошло в ладонь, вышло с другой стороны, но ни крови я не увидел, ни боли не почувствовал. Осторожно, медленно вытащил кинжал. Ладонь осталась чистой — ни пореза, ни кровинки. Как будто нож оказался каким-то фантомным. Я опять воткнул его в ладонь. Лезвие вышло с другой стороны. Вытащил. Ладонь осталась чистой, без всяких порезов и шрамов. Воткнул снова, вытащил. Никаких следов, ни на лезвии, ни на ладони. Меня разобрал дурацкий смех, который, впрочем, быстро прошел.

«Ладно! — подумал я. — Спрошу у Гериса!»

Я закрыл дверь в комнату. Мы с maman договорились: во время медитации я закрываю дверь в комнату, а maman не беспокоит меня и ждёт, пока я сам не выйду.

Я сел на диван, сложив ноги по-турецки, положил руки на бёдра ладонями вверх. Закрыл глаза и замер, входя в Астрал.

Меня окутало светло-серебристое пространство. Я завис в этой позе — сидя по-турецки в нигде. Ни учебных аудиторий, ни классов, ни кабинета библиотеки — вокруг ничего не было. Не было и наставника.

Я встал, сделал шаг вперёд, обернулся, огляделся по сторонам. Кругом была одна пустота. Я снова шагнул — то ли вперёд, то ли в никуда. Развернулся. Крикнул, сначала тише:

— Герис!

Потом, не дождавшись ответа, еще громче:

— Герис!!

И уже во весь голос:

— Наставник! Ты где?! Наставник!!!

Я чуть не оглох от собственного крика. Бесполезно. Наставник не откликался. Я сел — прямо там, где стоял. Странное ощущение — стоять, потом сидеть в пустоте, ни на чём.

Я закрыл глаза и вышел. К себе в реал. Домой…